Gāutəma

Готовка меня всегда успокаивала. В частности — приготовление сложных блюд. Потому что, когда у тебя что-то жарится на одной сковороде, томится под крышкой на другой, а тебе нужно в это время успеть порезать лук, сделать заготовки для соуса и что-то помыть из посуды… На лишние мысли времени, короче говоря, остаётся мало. Даже если они и не хотят уходить совсем, то мигрируют куда-то далеко на фон, где перестают раздражать и беспокоить. Во-вторых же, результат моих стараний был виден почти сразу. И не только виден, что приносило ещё большее удовольствие. Осколки разбитой Эмрисом чашки сиротливо валялись на полу уже полчаса, не меньше. Сначала подходить к ней мне вовсе не хотелось; теперь же, когда пища на плите понемногу готовилась сама собой, я наконец пересилил себя. Хорошо, что осколки были крупными: починить её не составляло почти никакого труда. Почему-то вспомнилось, как Эмрис когда-то спрашивал, могу ли я для магии пользоваться только тепловой энергией, запасённой в перстне, никак не используя свои внутренние ресурсы. Увы, нет: даже когда мне не приходилось преобразовывать её во что-либо другое, её оттуда по меньшей мере нужно было извлечь. Техники же преобразования тепловой энергии в любой иной вид хоть и были не слишком ресурсоёмки, но… Всё же не совсем бесплатны. «Представь, что магия — это вычислительный процесс, — говорил я ему тогда — совсем как давным-давно преподаватели объясняли нам в универе. — А твоё тело — вычислительный ресурс. Чем сложнее вычисление, тем больше процессорного времени нужно выделить». Брат понял сразу же. Разумеется; соображал он всегда очень быстро. В некоторых вопросах — даже быстрее, чем я. Сейчас же я мог спокойно обойтись и без перстня. Просто по очереди приложить подходящие друг к другу осколки и… немного уменьшить энтропию, скажем так. Теперь, когда эта вещь меня уже не волновала, я наконец мог поразмыслить кое о чём ином. Всё та же самсийская мифология, которую мне уже точно пора было бы начать штудировать. И то, что голос из перстня использовал именно такое название, вряд ли было случайностью: почти вся самсийская культура, на самом деле, была глубоко вторична. Настолько, что термин «уккуртатско-самсийский» использовался реже, чем «уккуртатский» даже тогда, когда речь шла о двух этих народах в общем, а не только о первом. В целом, вроде как и понятно, а другой стороны… очень интересно, должно быть, пытаться искать отличия между этими двумя, когда единственная ассоциация, возникающая в голове, — два имени. Иштар и Энлиль. И то я не совсем уверен, кто из них мужчина, а кто женщина. — Если самсийский, тогда уже Эллиль, — раздался из-за моей спины немного усталый голос. Моя рука, в которой сейчас была сковорода, непроизвольно дёрнулась. Хорошо, что я буквально только что переложил из неё грибы в другую. И я что, опять начал разговаривать сам с собой? — Ты никогда не говорил, что разбираешься, — я честно постарался звучать как можно более спокойно и дружелюбно. — Читал литературу в детстве. Я не удержался и всё же бросил на Эмриса быстрый взгляд. Всего-то ничего времени прошло, а он почему-то не выглядел ни разозлённым, ни раздосадованным. Скорее, самую малость осунувшимся. — Ты… — я умолк на секунду, понимая, насколько идиотским будет вопрос, — тебе уже точно лучше? Так быстро? — Так быстро, — кивнул он. — Но не думаю, что тебе это будет очень уж интересно. — Ты расскажи, — пожал я плечами, как можно тише ставя сковороду в мойку. — А там поглядим. — Будешь смеяться, — произнёс Эмрис настолько будничным тоном, что я бы не удивился, если бы он ещё и зевнул. — Но как хочешь. Если вкратце, то… я не верю, что именно ты меня создал. Вернее, только ты. Он, чуть склонив голову, пристально смотрел на меня. Он точно ожидал какой-то реакции, а я… я же вообще не знал, что сказать. Ровно то же самое, что Эмрис сейчас, я ощущал в тот далёкий день. И хоть он сейчас погребён под целой кучей смазанных воспоминаний… никуда он, в сущности, не делся. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — почему-то нехотя кивнул я. — И смеяться не буду. Но вряд ли скажу что-то полезное по этому поводу. Эмрис кивнул, вроде бы удовлетворившись ответом. В самом же деле, не ждал же он, что я начну вещать что-то про божественное провидение и прочую безосновательную мистику? Но раз он верит, что это должно было произойти, то… нет, я мог начать переубеждать его, как делал раньше бесчисленное количество раз, но это был едва ли лучший момент для такого. Пора бы перестать уже быть душным мудаком. Постараться, во всяком случае. — Теперь мы будем ещё несколько дней избегать друг друга и неловко отворачиваться, — не удержался от грустной шутки я, — а потом всё станет почти как раньше. — «Почти», — Эмрис вдруг усмехнулся. — А мне ещё казалось, что учёные не обращаются со словами настолько вольно! Он вдруг подошёл ближе и внимательно посмотрел мне в глаза. Я от неожиданности замер, боясь пошевельнуться. — Ты, конечно, та ещё сука, — Эмрис больно ткнул пальцем мне в грудь. — Говнюк и сволочь. — И конченый ебанат, — уныло вздохнул я. — И конченый ебанат, — повторил Эмрис. — И всё как раньше, конечно, никогда не станет. Но у меня просто нет сил на тебя сердиться. К тому же, именно ты из нас двоих — главная думающая голова. Не хватало ещё, чтобы ты снова ночами не спал — мы тогда оба обречены. Я всякий раз поражался тому, как Эмрис может порой хладнокровно рассуждать — особенно в моменты, которые совершенно к такому не располагали. И в этот раз он был совершенно прав. Я резко кивнул. — Тогда… можно я?.. Он, чуть помедлив, тоже кивнул, а я самую малость двинулся к нему и, осторожно обхватив руками, уткнулся головой в плечо. Брат же тихо вздохнул и так же аккуратно прижал меня к себе. — Так, ладно, — преувеличенно бодро воскликнул я, отодвигаясь обратно. — То есть, ты немного разбираешься в уккуртатах и самсянах, да? — Можно и так сказать, — пожал он плечами. — По крайней мере, что-то помню ещё. — Тогда будь добр, помоги закончить с готовкой — мне совсем немного осталось. А дальше уже вдвоём сядем за литературу. Я всё равно чувствовал себя максимально неловко; даже мысли о еде не помогали. Тем более, что Эмрис, который стоял рядом и неспешно помешивал рагу, выглядел до ужаса безмятежным. Как будто всё сегодняшнее утро куда-то испарилось, а нашего разговора и вовсе не было. Очень бы хотелось в это верить, на самом деле. — Слушай, а как это вообще происходило? — А? — я непонимающе повернулся к брату. — Ну… весь процесс. Моего… рождения, назовём его так. Я бросил на Эмриса ещё один обеспокоенный взгляд. Нет: что его голос, что лицо не выражали ничего, кроме сдержанного любопытства. Как он, дьявол его дери, может так спокойно говорить на эту тему?.. — По большей части это было круглосуточное сидение в библиотеке, — я слабо улыбнулся. — То есть, я думаю, ты понимаешь: мне нужно было построить математическую модель всего твоего организма. Для человека это делалось раньше только частично. Для некоторых млекопитающих, впрочем, полностью, но это не то чтобы сильно облегчало задачу. Я прервался и на всякий случай посмотрел на него ещё раз. Он, похоже, и правда слушал с интересом! Уму непостижимо. — После этого, на самом деле, всё стало намного проще. У Лии Садери — может, ты слышал когда-то — описывались алгоритмы для построения магических структур, разработанные специально для моделей такого рода. А дальше аппаратура, реактивы и… всё, по сути. — Больно было? — Эмрис кивком указал на мою ногу. — Терпимо. У меня и анестезия была, и… я бы что угодно вытерпел тогда, на самом деле. Я скривился в гримасе отвращения к самому себе. Почему потребовалось столько времени, чтобы я наконец смог посмотреть на весь этот безумный акт с другой стороны? — Всё ради науки, — наконец почти выплюнул я. — Я был так увлечён… это же должен был быть прорыв! Новый громадный шаг в истории человечества! Единственное, что меня заботило тогда. — Это было тогда, — мягко осадил меня Эмрис. — Так что забудем это. Скажи лучше, как… как выглядел момент, когда я… Брат немного замешался, похоже, не в силах объяснить, что он хочет узнать. Но я понял его и так. — Я внимательно смотрел в твоё лицо, — я непроизвольно поморщился, когда слишком громко ударил сковородой о край кастрюли. — Чтобы не пропустить этот самый момент. И самое странное, что… кажется, я его всё же пропустил. — В смысле? — Эмрис недоумённо вскинул обе брови. — В какую-то секунду я просто увидел, что ты дышишь. И глаза двигаются — как будто ты спишь. Но как и когда… я так и не понял. Брат кивнул. Судя по еле заметной улыбке, появившейся у него на лице, мой ответ его удовлетворил. С его стороны это действительно наверняка выглядит как божественное вмешательство. Ну и пускай. — Ладно, — наконец сказал я, когда мы немного прибрались, — и так уже сколько времени ушло. — Будем начинать? — Да. В гостиной стоит проектор — удобнее будет. Он там и правда был — небольшая чёрная коробочка, стоящая у стены. Я сразу же подключил к нему своей экран, и изображение с него повисло прямо перед нами в воздухе. Эмрис с размаху упал на диван и закинул ноги на подлокотник — я же сел прямо возле него, скрестив ноги. — Можешь сходу назвать главные отличия? — спросил я, начиная открывать одну за другой страницы с разными поисковыми запросами. — Чтобы понять, в каком направлении копать. — Ну… — Эмрис чуть поворочался, устраиваясь поудобнее. — Первое, что в голову приходит, — пантеон. Там в регионе повсюду был жуткий синкретизм, конечно, но у самсян ещё до уккуртатского влияния были свои божества — и ещё нескольких они ввели впоследствии. Не помню, правда, были ли там какие-то особенно крупные. — Пантеон так пантеон, — я переключился на вкладку со списком божеств. — Ну, поехали. Где-то уже на пятом боге я понял, что всё намного хуже, чем я предполагал изначально. Все эти имена для меня выглядели совершенно одинаково, а список, похоже, не ограничивался и несколькими десятками. Как будто мало всего этого, так у божеств этих было зачастую по два, три, а то даже и пять разных имён. И это совершенно не вдохновляло. — Вот, например, Ашшур, — я указал пальцем на барельеф с крылатым солнцем. — Может быть?.. — Не думаю, — Эмрис поднёс руку к лицу, изучая что-то на своём экране. — Он в своё время возглавлял пантеон. Да и вообще один из самых известных богов. Ты что, правда ничего о нём не слышал? Я лишь виновато пожал плечами. Древние ближневосточные мифы никогда не входили в набор моих интересов. — Ну даёшь, — Эмрис удивлённо покачал головой. — А Зевса знаешь хоть? — Молниями швыряет, — усмехнулся я. — Давай лучше, не отвлекайся. — Не отвлекаюсь. Какой там у тебя следующий? Я пролистал чуть ниже. Уту, он же Шамаш; Син, он же Нанна… Нергал. А это вообще кто ещё такой? — Набу? — Набу… — тихо повторил Эмрис, открывая что-то у себя. — Бог мудрости. И письменности. Сын Мардука. По совместительству бог растительности. — Dieu de Flore, — не удержался я от идиотского каламбура. — Ладно, прости. Думаешь, наш кандидат? — Мутный какой-то, — брат почесал в затылке свободной рукой. — Может и наш. Возьму себе на заметку пока. Я кивнул и начал листать дальше. Я бы даже не сказал, что это занятие навевало скуку — скорее, было просто непонятно, за что вообще хвататься. Может, вообще отвлечься от пантеона и посмотреть именно на тексты мифов? Те, которые были записаны уже именно самсянами. — А что насчёт того эпоса? — вдруг вспомнил я. — Об этом мужике и его друге. А… Ая… — Аямеш, — Эмрис явно еле сдержался, чтобы не вздохнуть. — Его звали Аямеш. — Ну, да. Он же именно самсийский, верно? — Так-то да, но сам его герой — реальная историческая личность. Уккуртатский царь, который был потом обожествлён. Ладно, и здесь промахнулся. Тем временем я долистал до настолько малоизвестной и непопулярной категории, что для её божеств даже не было отдельных страниц со ссылками. Просто имя и функции, перечисленные через запятую. И тут мой взгляд вдруг зацепился за что-то необычное. — Ина-цери-мутталлику, — с выражением прочитал я. — Это что ещё за фрукт? — Кто-кто?.. — Эмрис даже приподнялся. — Ина-цери-мутталлику, — повторил я. — Слышал когда-то? — Ни малейшего представления. Кто он вообще такой? — Региональное божество, — начал читать я. — Дуалистичен: сочетает в себе функции бога обмана и бога справедливости. Огненное божество. Эмрис перевернулся на спину, закинул обе руки за голову и задумчиво уставился в потолок. — Классический трикстер, короче, — вдруг подытожил он. — Локи на ближневосточный манер. — Угу, — кивнул я: про Локи-то я хотя бы знал. — О, смотри! Тут даже какая-то ссылка есть. — Ну-ка, — Эмрис аж подскочил на диване и сел прямо рядом со мной. — Что там говорят? — Šagigurû. Миф о приношении даров. Анализ и параллели. Выглядит, по крайней мере, любопытно. А, ну да — и сразу же вижу, что ссылка нерабочая. Кто бы удивлялся: работа-то вообще родом из целого тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. И вряд ли уж слишком востребованная. — Ну уж нет, — я почти одновременно ввёл ещё целый десяток поисковых запросов. — Ты, сука, от меня не скроешься. Эмрис невнятно крякнул, но я его даже не слушал, а вместо этого просматривал выдачу. Какие-то словарные статьи, клинопись, но пока ничего особенно внятного. — Voluntary offering, значит, — брат легонько кивнул. — Интересно, а у них что, были слова для involuntary? — Вполне вероятно, — кивнул я в ответ, не отрываясь от чтения. — О, гляди: «несколько раз встречается в связи с Ина-цери-мутталлику. В частности — в одной из версий мифа, повествующего о том, как смертные, испрашивая разрешения у богов присоединиться к их торжеству, подносили им различные дары». — Ага, — Эмрис покивал ещё энергичнее и открыл, похоже, эту же страницу у себя на экране. — Тут ещё одна ссылка… о, а здесь даже краткое изложение есть! Ну… лучше, чем ничего. Хоть сайт и выглядел так, как будто не обновлялся с самого начала века. «В тысяча тысяч и первый день после того, как в Хиврисе установилось царство Мардука, боги закатили величественный пир — такой, что яства на всех предыдущих по сравнению с этими казались объедками, а музыка — пронзительным воем псов. Пир был настолько громким, что прослышали о нём даже смертные, и некоторые из них имели дерзость просить богов пригласить и их тоже. Мардук в тот день был благодушен и щедр, а потому, поразмыслив, согласился. Но поставил одно лишь условие: каждый из тех, кто захочет прийти на божественный пир, должен поднести одному из богов самый богатый дар, который только сможет». — Какое-то дежавю, — пробормотал Эмрис. — Классический сюжет, подозреваю, — я пожал плечами. «Иштар люди подносили богатые наряды и звонкое оружие, Шамашу — горящие золотом колосья, на которые он щедро проливал свет; Эллилю — дары полей, а также овнов и козлов. Боги были довольны и радушно допускали смертных к своему пиру. Но среди них был один, чьё имя давно забылось, а иные называли его не иначе, как Ина-цери-мутталлику — Бог, Бродящий в Степях. Он был умён, но не мудрее Сина; силён, но не крепче Адада, и ни с одним из прочих богов не мог сравняться ни в красоте, ни в воинской доблести, ни в каком из других талантов. И завидовал он из-за этого им так крепко, что ядовитые речи, извергаемые его языком, жалили порой больнее сотни змей». — На меня похож, — еле слышно прокомментировал я. «Так и на этот праздник он прибыл в злом расположении духа, ибо не хотел и не мог радоваться о победах Мардука вместе с ним. А узнав, что тот позволил и смертным присоединиться к их пиру, помрачнел сильнее того и затаил злобу ещё глубже. Но вдруг нашлись среди людей такие, которые решили и ему, Ина-цери-мутталлику, поднести дары. И первый же из них он высмеял, сказав так: „Ты, обманщик, погляди на шерсть своей овцы! Как я буду стричь её, если она так густа? Мои ножницы сломаются на первых трёх клоках!“ — и выгнал его прочь». — Да, это точь-в-точь ты, — Эмрис, не стесняясь, громко засмеялся. Я бы, может, ему даже ответил бы что-то, но пока что был слишком занят. А брат — чересчур прав. «Так Ина-цери-мутталлику отвергал дары один за другим. Медь на шлемах блестела для него слишком ярко — слепила так, что он сам не мог ничего разглядеть. От благовоний он начинал чихать, затыкать нос и укорять людей: отравить его, что ли, они вздумали? И под конец разошёлся так, что уже прочие боги начали поглядывать на него с неодобрением. Но тут к нему подошёл ещё один муж — невысокий ростом, но крепкий в плечах, черноволосый и черноглазый. Другие называли его Пи-Кетти, Слово Истины, потому что он, хоть и был искусен в делах и речах, за всю свою жизнь не вымолвил ни одного лживого слова. И, упав на колени перед Ина-цери-мутталлику, Пи-Кетти протянул ему нож. Его клинок был тоньше стебля травы, а рукоять сияла золотом и самоцветами — и глаза Ина-цери-мутталлику загорелись алчностью, но сказал он так: „Твой дар неплох, но ты сам погляди: я ударю им раз, разрежу второй — и клинок сразу же затупится, а то и сломается“. „Не затупится и не сломается, мой бог Ина-цери, — ответил ему Пи-Кетти. — Он выкован так, что способен ранить даже такую крепкую руку, как твою“. Ина-цери-мутталлику засмеялся ему в лицо и протянул левую руку, всю покрытую и украшенную золотом и серебром. „Лжец! Где видано такое, чтобы бога могли ранить смертным оружием?“ Пи-Кетти тогда широко замахнулся и вонзил нож Ина-цери-мутталлику прямо в ладонь. Он разрезал золотые и серебряные браслеты так легко, как нож разрезает свежий сыр, и несколько капель крови Ина-цери-мутталлику упали ему прямо под ноги. Ина-цери-мутталлику рассвирепел и выхватил нож у Пи-Кетти из руки, замахнулся им и ударил тому прямо в шею. Но в последний миг он неловко двинул раненой рукой, зашипел от боли, и правая его ладонь дрогнула. Нож, только коснувшись шеи Пи-Кетти, раскололся надвое, даже не оцарапав его. „Не нож худ, но рука, владеющая им“, — твёрдо сказал он. Тогда остальные боги, наблюдавшие за тем, подняли Ина-цери-мутталлику на смех. „Посрамлён смертным! — кричал Мардук, громко хохоча. — Поди прочь отсюда и не мешай больше нашему веселью!“ Ина-цери-мутталику с позором бежал, а боги усадили храброго и разумного Пи-Кетти рядом с собой, и весь пир подавали ему только самое жирное мясо и самое сладкое вино». — Ну что, приятная история, — я откинулся на спинку дивана. — Похожа на остальные их мифы? Эмрис неопределённо пошевелил пальцами в воздухе. — Вроде и да, а может и нет. Давно это было. Но выглядит относительно аутентично. Правда, один хер она там что-то объясняет. — Здесь ещё и комментарий есть, — я пролистал чуть ниже. — «Наиболее распространённая версия мифа, получившая известность в…» Я устало потёр лоб. Прорабатывать дальше эту зацепку и искать другие версии? Или рассмотреть сперва другие варианты, чтобы точно не тратить потом зря время? — Ладно, я себе это записал, — Эмрис постучал пальцем по голове, отвечая на мой невысказанный вопрос. — Идём обратно, смотреть дальше на наших Нинурт и прочих Тиамат. Я уже хотел закрыть страницу, но меня прервало уведомление, выскочившее внезапно с отвратительным звуковым сигналом. Одна из камер снаружи зафиксировала движение; я увеличил окно с видео, и вот — на нём виден быстро приближающийся дрон. — Ты заказывал ещё что-то? — обеспокоенно обратился я к Эмрису. Он резко качнул головой и спрыгнул с дивана. Пара секунд — и он уже у стола, а ладони его крепко сжимают рукоять 22-PR. Мне объяснять тоже не нужно было: я быстрым шагом направился на кухню, на ходу отключаюсь от проектора. Когда на моём среднем пальце снова находился перстень, брат уже стоял в коридоре — в небольшой нише, которая закрывала входную дверь от него. Я внимательно наблюдал за потоком с камеры. Дрон, подлетев прямо к крыльцу, завис над ним на пару секунд, затем опустился почти к самым ступеням. В манипуляторе он держал какой-то продолговатый предмет, который и опустил на камень — а потом быстро поднялся снова и улетел прочь. Я приблизил изображение. Из-за мороси, осевшей на линзе, оно было мутным и местами расплывалось. Но даже так было видно достаточно; я с облегчением вздохнул и кивнул Эмрису. — Погляди-ка сам. Небольшой цветок белой лилии. Элоиз. Правда, с обратной стороны его лепестки почему-то переливались ярко-багровыми и алыми оттенками.