Воздух, которым ты дышишь

Октябрь 1997. Пыль, ярко виднеющаяся при дневном свете, осела на верхнюю часть большого зеркала, расположившегося около входа в комнату. Приглушённый свет сквозь грязные окна пробивался закатными лучами, даря помещению ещё большую атмосферу обречённости, чем та ощущалась до этого. Казалось, будто каждый блик, проскальзывающий по какому-нибудь предмету мебели, приносил плохое известие, оставляя то на удобной ему поверхности. Теодор провёл пальцами по волосам, пытаясь разделить пряди, слипшиеся от грязи, которую он ещё не успел убрать после недавнего возвращения с задания. Его плечи слегка подрагивали, отдаваясь неприятными импульсами по всему телу после того, как в него прилетело жалящее заклинание, от которого он не успел увернуться. Костяшки были содраны до крови, и длинные царапины пересекали тыльную сторону ладони, не давая до конца разжать руку из-за режущей боли на коже. Он прошипел что-то невнятное сквозь зубы, параллельно пытаясь убрать с рукавов рубашки клочки травы, перемешанные с липкой грязью. Ещё не до конца засохшие комья осыпались на пол, оставляя за собой тёмные следы рядом с его ботинками, подошвы которых издали неприятный скрип в момент, когда парень решил переступить с ноги на ногу. — Чёрт, — тихо выругался он, отступая назад и доставая палочку, чтобы наконец-то избавиться от грязи, так раздражающей в этот момент. Сейчас ему правда казалось, что он был на грани. В состоянии, когда самая маленькая деталь могла довести до нервного срыва, лишь потому что была завершающей в огромной лавине сдерживающихся до этого чувств. Последняя капля в переполненном стакане или сломанный ноготь среди города пострадавшего от ужасной катастрофы. Он мог привести тысячи примеров того, насколько сейчас его ненависть ко всему происходящему вокруг застилала глаза, не давая сделать спокойный выдох и очистить рукава куртки, из-за неподдающегося заклинания. За последние пять часов произошло слишком много для того, чтобы осознать это в ближайшие минуты, когда организм ещё не до конца справился с шоком. Мысли цеплялись одна за другую, в итоге сплетаясь в большой клубок, который с каждым нахлёстом распутать становилось всё сложнее. Каждое действие хотелось списать на состояние аффекта, когда непроизвольно причиняешь себе боль или наоборот совершаешь те вещи, которые точно не смог бы сделать в здравом рассудке. В голове Теодора яркими вспышками проносились картины прошедшего сражения, а в ушах звенели крики людей, пытающихся увернуться от заклинаний и так быстро передвигающихся по улице, что топот ног, кажется, отбивался ритмом под кожей, не давая насладиться долгожданной тишиной и осознать: этот этап теперь остался позади. Это был плач детей и протяжные стоны, эхом разносившиеся по улице, которая ещё несколько часов назад была спальным районом Лондона, где тишину нарушали редкие звуки проносящихся мимо сирен. Но среди всего ужаса, заполонившего спальный квартал, самым ярким образом, никуда не исчезающим из его головы, была девушка, чьи рыжие волосы, так ярко отливались в разгоревшемся на улице пожаре. И в какой-то момент Теодор поймал себя на том, что несмотря на происходящее вокруг видит только эту картину. Это было тем аспектом, который заставил остановиться, даже не задумываясь какие последствия может повлечь за собой данное действие. Если бы в тот момент в него кинули убивающее заклятие, он не смог бы увернуться, продолжая смотреть только в одну точку. Огонь был слишком ярким и подбирался так быстро, что на коже появлялась испарина, сопровождающаяся теплом, разливающимся по всему телу. Теодор не сомневался, что они оба сгорят заживо, параллельно смиряясь с той мыслью, что это может быть одним из лучших исходов в ситуации, которая не при каких обстоятельствах не имела название «Счастливый финал». Он мог убить их обоих, если бы в последнюю секунду не решил, что не в праве принимать решения за кого-то другого. Лично для него смерть была простым словом из шести букв, но для девушки, попавшей в огненную ловушку, это был явно не то, что она ожидала от конца данной истории. Это было видно по её глазам, где умирали последние частицы страха, большая часть из которых уже успела попрощаться с жизнью. Не все хотели умирать в восемнадцать лет. И Джинни Уизли была точно тем человеком, которого можно было отнести к этому списку. Тео почему-то точно запомнил день, когда она на всю кухню кричала о том, что он будет последним человеком, от которого она когда-либо примет помощь. Что для неё сделка о принятии смерти станет в несколько раз выгоднее, чем жизнь с осознанием кто именно подарил ей несколько дополнительных лет, в которые она смогла бы спокойно дышать. Но что изменилось несколько часов назад, когда, прикрывая её своей спиной, он не почувствовал сильного толчка, а лишь слабый всхлип, после чего тонкие пальцы вцепились в разорванную мантию, будто прося о помощи и растирая в пыль все слова, которые были сказаны до этого? Что значил тот момент, когда он трансгрессировал в главный штаб, не задумываясь предотвращая действия, которые девушка могла бы совершить, оставшись в эпицентре событий? И почему, приземлившись на твёрдую поверхность, она не отцеплялась от его руки ещё несколько минут, наблюдая за тем, как Нотт пальцами пытается стереть сажу с её лица, пачкая свою кожу и размазывая чёрные следы по щекам? Это был ряд вопросов, который шумным роем крутился у него в голове, заглушая даже те мысли, которые сейчас имели более глобальное значение. Дверь в комнату тихо скрипнула, заставляя Теодора повернуться в сторону человека, только что нарушившего его уединение. — Ты вернулся, — почти шёпотом произнесла Пэнси, не решаясь сделать хотя бы шаг в сторону друга, которого она не привыкла видеть в таком состоянии. — Блейз трансгрессировал больше часа назад, и мы очень переживали, что тебя не было вместе с ним. — Вокруг умирают люди, — бесцветным голосом произнёс парень, не повернувшись лицом к девушке, а лишь сделав дополнительный шаг ближе к стене. — Нам остаётся только смотреть на то, как они замертво падают на землю, и уворачиваться от тел в надежде, что в один из дней нам не придётся так же растянуться на асфальте. — Что ты... — Мы проиграем эту войну, Пэнси, — он заглянул в перепуганные глаза девушки, непроизвольно вспоминая совсем другие, так же внимательно разглядывающие его лицо, — мы проиграем, даже если каждый из нас в конце останется жив. Он в очередной раз отряхнул ладони, только сильнее размазав чёрную сажу и бросая порванную куртку прямо на пол, направился к выходу из комнаты, чтобы скорее оказаться под горячим душем. — Никто не знает, что ожидает нас в конце, — как можно увереннее произнесла Пэнси, стараясь скрыть лёгкую дрожь в голосе. — Не будем раньше времени раскидываться словами, каждое из которых может прозвучать слишком громко. — Мы не можем спасти всех, — твёрдо произнёс Нотт, боком обходя подругу и направляясь к противоположной двери. — Даже тех, кто так отчаянно продолжает бороться за свою жизнь. Хлопок двери и последовавший за ним шум воды довольно резко вырвал слизеринку из тех мыслей, которые вызвали все слова, сказанные Теодором до этого. Поправив волосы, собранные в высокий хвост, она несколько раз мотнула головой, чтобы окончательно прийти в себя, и отправилась на кухню, где её уже какое-то время ждал Забини.

***

Дребезжащий стук клюва по хлипкому стеклу раздался по всему дому, и Гермиона вздрогнула, выронив чайную ложку на пол, ударившись рукой о столешницу. — Что происходит? — в проёме показался Малфой, с вытянутой перед собой палочкой, оглядывая помещение, из которого одновременно раздалось так много непонятных звуков. — Ты решила разнести остатки дома, который и так держится на последнем слове Мерлина? — он обратил внимание на пол, где около ложки теперь ещё образовалась небольшая лужица чая, пролитого Гермионой во время взмаха рукой. — Впусти сову, пока она не привлекла внимание всего района, — девушка облизала палец, который успела замочить чаем, и мотнула головой в сторону окна. Малфой приподнял одну бровь, наблюдая за её действием, даже не думая сделать шаг к окну, в которое продолжала стучаться птица. Грейнджер синхронно дёрнула правой бровью, убирая палец от губ, замечая, как парень внимательно следит за каждым её движением. — Драко, сова, — ещё раз повторила она, взмахнув палочкой, чтобы высушить лужу и поднять ложку с пола. Он наигранно закатил глаза, параллельно открывая форточку и впуская в помещение нарушительницу дневного спокойствия. Довольно крупная серая птица очень неаккуратно приземлилась на обеденный стол, лапами зацепляя две тарелки, на одной из которых лежал хлеб, моментально оказавшийся на полу вместе с разбитой посудой. — Репаро, — раздражённо вздохнул слизеринец, левитируя посуду на место, пока Гермиона пыталась удержать сову, желающую снова начать кружить по комнате. — Нужно забрать свёрток и выпустить её, пока она не разрушила нам пол кухни, — вцепившись в одну лапку, девушка взмахнула палочкой, произнося несколько слов, из-за которых пернатая негодница застыла на месте, давая отвязать посылку. Пухлый конверт, свёрнутый в два раза и перевязанный тонкой верёвкой, оказался в руках Гермионы, после чего та сразу расколдовала птицу, моментально вырвавшуюся из крепкой хватки и направившуюся в сторону открытого окна, даже не требуя угощений. — Ставлю сто галлеонов, что она принадлежит Уизли, — усмехнулся Драко, опускаясь на один из выставленных стульев и возвращая внимание к конверту, который Гермиона крутила в руках, — взбалмошная и неуклюжая под стать своему семейству. — А, может быть, твоим друзьям, вечно ищущим приключения на свои зазнавшиеся задницы, — приподняв вторую бровь, Гермиона начала развязывать верёвочку, стараясь не порвать верхний слой бумаги, в которую была завёрнута небольшая стопка старого пергамента. Оглядевшись по сторонам, будто на дом не были наложены все известные защитные заклинания и в любой момент сюда кто-то мог ворваться, Малфой подошёл ближе, забирая свёрток из рук девушки. — Я открою сама, — она потянула стопку обратно, не желая так просто отдавать бесценную информацию, которая принадлежала не только ему. — Если бы мы играли в ассоциации, я бы подобрал для тебя слово — солипсизм, — просто произнёс он, будто в этом предложении не было ничего необычного. — Ты бы подобрал что? — на секунду отвлёкшись, она пропустила момент, когда Малфой, воспользовавшись её растерянностью, перетянул посылку в свои руки. — Солипсизм, Грейнджер. Позиция, при которой человек принимает только свою реальность, — он постучал пальцем по её лбу, замечая, что от этого движения на коже образовались складки. — В твоём представлении любое постороннее действие и мнение автоматически становится неправильным, если оно не совпадает с твоими. — Не говори ерунды, я никогда не считала, что все мои действия могут быть верными, а чьи-то другие нет, — фыркнула Гермиона садясь за стол и протягивая руки к первым листам, распечатанным Малфоем. — Всё в точности наоборот, — спокойно добавил он, своей интонацией показывая, что больше не намерен спорить на эту тему. Гермиона прищурила глаза, ожидая продолжение их очередного небольшого спора, но поняв, что слизеринец потерял интерес к этой теме, решила так же сконцентрировать внимание на более важных сейчас вещах. Листов оказалось достаточно много, и они заняли почти всю поверхность стола, образуя перед собой три ряда, в каждом из которых находилось по четыре объёмные стопки. Текст, расположенный с обоих сторон, говорил о том, что никто из Ордена не решился применять дополнительные заклинания, боясь повредить магию, несколько веков назад наложенную на определённые фолианты. Вибрация, исходившая от листов, лишь подтверждала наличие тёмной магии, которая даже спустя такое количество времени не сбавляла своей защиты. — Здесь понадобится чья-нибудь кровь? — осторожно спросила она, пальцем подцепляя лист из первой стопки. — Написанное не скрыто, и магия защищает лишь от копирования и уничтожения. Пролив нашу кровь, нам не откроются тайны, спрятанные предками. Я уверен, что даже предоставив текст в таком виде, они нашли способы, чтобы мы не смогли получить информацию просто так. Соглашаясь, Гермиона кивнула, подушечками проводя по выпуклым чернилам, слегка потрескавшимся по прошествии такого количества времени. — Как ты думаешь, сколько проклятий выплюнул Забини во время того, когда ему сообщили, что все остальные книги их библиотеки будут уничтожены? — усмехнулся Малфой, подходя к ней сзади и нагибаясь через плечо, чтобы прочитать текст, который разглядывала девушка. — Не думаю, что библиотека является той частью, из-за которой Блейз может переживать настолько сильно, — фыркнула Гермиона, шурша листами перед собой. Драко нервно расхохотался, обходят стол и наклоняясь таким образом, что лицо гриффиндорки оказалось на одном уровне с ним. — Стереотипы, Грейнджер, — он в очередной раз сделал акцент на её фамилии, что придало простому выражению совершенно неподходящую энергетику. — Сколько времени ещё потребуется, чтобы ты стёрла каждый стереотип, так сильно засевший у тебя в голове? Она резко тряхнула волосами, откладывая от себя бумаги, продолжая избегать его взгляда, находя любой предмет рядом в разы интереснее его лица. — А библиотека вашего дома? — стараясь перевести тему, Гермиона как можно непринуждённее потянулась к кувшину с водой. — Ты бы переживал, если бы часть твоего дома была полностью уничтожена? — Малфой-мэнор находится под таким количеством чар ненаносимости, что сейчас эти несколько гектаров будет найти не проще, чем маггловскую иголку в куче соломы. — В стоге сена, — машинально поправила она, возвращая своё внимание к строчкам, делая глоток прохладной воды. — Если тебе интересно, страшно ли мне потерять место, которое я до сих пор называю своим домом, — он замолчал, нервно проводя пальцами по подбородку, где виднелась слабая щетина, — я просто скажу тебе — да. В мире не существует человека, который смог бы спокойно смотреть, как разрушают то, что всю жизнь значило для него слишком много. Непроизвольно прикрыв глаза, Гермиона несколько раз прокрутила в голове последнюю фразу, только что произнесённую Малфоем. Каждое слово, складывающееся по итогу в слишком правильное предложение, разлилось по организму, одновременно проходясь по каждой незажившей ране, но давая дополнительную подпитку продолжать движение в нужном направлении. Шелест бумаги в тишине комнаты нарушал тяжёлое молчание между ними, в котором каждый не решался произнести так много слов, столько времени глубоко зудящих внутри. Состояние страниц только подтверждало возраст фолиантов, из которых они были вырваны. Жёлтый, выцветший в некоторых местах пергамент с потрескавшимися чернилами и надорванными краями, казалось, вот-вот рассыплется, унося с собой последнюю из надежд на спасение не только магического мира. — Я надеюсь, ты не прогуливал пары рун в Хогвартсе, — Грейнджер опустила бумагу на стол, указывая пальцем на несколько отрывков. — Мне понадобится твоя помощь, чтобы убедиться в правильности перевода. В этот момент кухню наполнил такой раскатистый смех, что Гермионе пришлось поднять голову для того, чтобы убедиться, что этот звук в действительности исходит со стороны Драко Малфоя. Она была уверена, что никогда не видела его более открытым, чем в этот момент. Даже когда его руки блуждали под её юбкой, а лицо горело от возбуждения, в нём ощущалось лёгкое сомнение, которое в любой момент могло превысить все остальные чувства. Сейчас же всё было в точности наоборот, и, если бы сам Малфой сказал, что он притворялся, Гермиона никогда бы ему не поверила. Очередная маска упала, открывая перед собой то лицо, которое видел только совсем близкий круг тех, кто находился с ним с самого детства. Морщинки, образовавшиеся около сузившихся глаз, дополнительно подчёркивали комичность всей ситуации, где сам Драко Малфой на старой обшарпанной кухне смеялся над фразой, которая не несла в себе никакого юмористического подтекста. — Повтори ещё раз, что ты сказала? — Твоя помощь в… — она резко замолчала, снова натыкаясь на его улыбку, в которой теперь можно было наблюдать ехидство. — Обязательно делать ненужные акценты? — Обязательно переворачивать свои же слова? — её брови взлетели вверх, создавая смешную морщинку на лбу. — Руны, Малфой. Разделим работу напополам, чтобы быстрее справиться с большим объёмом перевода, — она отлевитировала часть стопок на другую сторону стола. — Если будут вопросы, лучше уточнить друг у друга, чтобы потом не возникло дополнительных недоразумений. Нехотя соглашаясь, парень прошёл к противоположной стороне стола, параллельно ставя турку на плиту, чтобы подготовиться к тяжёлой и довольно нудной многочасовой работе. Через какое-то время в доме слышался лишь скрип пера, шуршание листов и чириканье двух птиц, не желающих улетать с ветки дерева, росшего впритык к кухонному окну. Гермиона то и дело приподнимала голову и грызла кончик пера, параллельно произнося что-то одними губами, будто пытаясь вспомнить всю информацию, когда-то прочитанную в книгах. Несмотря на то что текст составлялся очень давно, трудностей с переводом практически не возникало, и Грейнджер лишь изредка уточняла у парня значение того или иного слова. В отличие от неё, он не задал ни одного вопроса ни разу за всё время изучения бумаг, что лишний раз подтверждало его уверенность в себе, а также то, что он действительно очень хорошо знал Древние руны. Информации было много, но вся она лишь в очередной раз подтверждала те факты, которые они и без того успели узнать за последние несколько лет. Создание крестражей оказалось ещё более отвратительным ритуалом, чем Гермиона предполагала до этого. Поэтому, закончив читать детальное описание каждого этапа самого тёмномагического ритуала, она отложила листы, так сильно сморщившись, что всё её лицо превратилось в одну большую морщинку. Малфой усмехнулся, увидев, что девушка как можно дальше от себя отодвигает очередную стопку. — Кажется, я что-то нашёл, — его слегка хриплый от долгого молчания голос разрезал тишину кухни, и он поднялся, забирая несколько листов в руки. — Посмотри на то, что выделено в тёмно-синюю рамку. Гермиона проследила за его пальцем, быстро пробегая глазами по странице, на которой был указан небольшой список из нескольких пунктов. — Если я всё правильно понял, то здесь указано про определённую магию, которая сможет разрушить чары крестража, превращая любой предмет в обычную безделушку. Вчитываясь в каждое слово, лицо Гермионы приобретало всё более непонятное выражение, начиная с обычного недоумения и заканчивая страхом, который тенью отпечатался в её глазах. — На втором курсе, когда Гарри сражался с Реддлом в Тайной комнате, он смог уничтожить дневник, воткнув в него клык Василиска, — без каких-либо объяснений начала говорить Гермиона. — Позже мы узнали, что этот самый дневник был первым уничтоженным крестражем Волдеморта. Здесь написано, — она постучала пальцем по второму пункту, — что яд этой змеи является единственным отравляющим веществом, способным разрушить такой вид магии. — Если мы сможем достать ещё несколько клыков, то значит, что все крестражи получится уничтожить ими, — задумчиво протянул Драко, стараясь проследить логическую цепочку в словах Гермионы. — Единственной проблемой является то, что они все до сих пор хранятся в Тайной комнате, а Хогвартс это явно не то место, где сейчас нас встретят с распростёртыми объятиями. Гермиона подняла на него взгляд, в котором разочарование вперемешку с надеждой полыхало так ярко, будто несколько секунд назад у неё забрали последнее, что до этого она хранила с невероятной бережностью. — Здесь написано про ещё один артефакт, о котором я никогда не слышал раньше, — он указал на третий пункт, где было написано больше всего текста. — Перо Альбрайнт — артефакт, найденный в пятнадцатом веке в летнем поместье королевской семьи на юге Шотландии после того, как дом был продан одному из волшебников Священных Двадцати восьми. — Фамилия не указана? — перебила Гермиона, заглядывая в текст, который читал Малфой. — Нет, но тут написано, что перо было утеряно несколько веков назад и неизвестно, существует ли оно по сей день. — Чем именно оно должно нам помочь? Здесь написано про какие-то руны, но я не понимаю последнее предложение, — девушка прищурилась, будто данное действие могло дать ей больше объяснений написанному. — Перо может расцарапать... — Пером нужно выцарапать определённую руну, обозначающую символ воздуха, — пояснил Драко, указывая на небольшое изображение в правом углу страницы, — если этим артефактом прочертить этот рисунок, то можно уничтожить любой предмет, содержащий в себе тёмную магию, — закончил читать он, возвращая внимание к девушке. — Тёмномагическим артефактом уничтожить тёмную магию, — слабо усмехнулась она. — В маггловской математике есть закон, что минус на минус даёт плюс, в каком-то смысле это утверждение можно применить к этой ситуации. — Точнее, я бы сказал, что минус на минус даёт равно, — Драко провёл пальцем по одной из строчек, особенно стёршихся рун, — перо уничтожится после того, как его магия разрушит другие чары. — Пэнси писала, что Амбридж не так давно была замечена в Гринготтсе, забирая какие-то предметы из своей ячейки, — вдруг вспомнил слизеринец содержание письма, которое им отправляла Паркинсон. — На пятом курсе! — Гермиона взвизгнула так громко, что парень непроизвольно сделал шаг в сторону от неё, прикрывая одной ладонью ухо. — Ты помнишь, что было на пятом курсе? — Мы, как стая шавок, бегали по коридорам Хогвартса, отлавливая ваши гриффиндорские задницы, чтобы заработать своему факультету как можно больше баллов. — Я не про это, — от нетерпения Гермиона стукнула рукой по столу. — У Амбридж было перо, которым она наказывала провинившихся учеников, заставляя писать одну и ту же фразу, автоматически вырезавшуюся на коже того, кто это пишет. Драко в удивлении приподнял брови и слегка скривил уголок губ, этим действием давая понять, что слышит об этом первый раз. — У Гарри остался шрам на тыльной стороне ладони с фразой «Я не должен лгать», который не было возможности залечить никакими заклинаниями или зельями. — Даже если снять побочное действие тёмной магии, её следы невозможно уничтожить ничем, — произнёс заученное с детства правило Малфой. — Ты думаешь, что это может быть оно? — Единственный вариант, который пришёл мне в голову, ассоциирующийся с таким предметом как перо, — она потёрла виски, будто стараясь вспомнить ещё что-то важное, — что написано в первом пункте из этого списка? Драко поднял бумаги со стола, ещё раз перечитывая небольшое предложение, дословно переводя всё, что скрывал текст, написанный на древних рунах. — Адское пламя — сильная тёмная магия, обладающая собственным разумом, преследует жертву, попавшую под влияние тёмных чар. Способно уничтожить всё на своём пути, в независимости от того, какая магия исходит от человека или предмета. Гермиона тихо усмехнулась, прокручивая в голове все варианты, которые им удалось найти благодаря старой книге. Вся ситуация была сравнима с тем, что, если бы ты заблудился в огромном лабиринте и спустя долгое время наконец-то нашёл выход, делая шаг к заветной свободе, обнаружил, что под твоими ногами пропасть. Выход был, и он дразняще красовался перед самым носом, но тот самый шаг, способный решить каждую из проблем, мог стать смертельным и несущим за собой совершенно не тот финал, за которым они гнались с самого начала. — Сжечь всё к чертям или отдать наши души на дешёвом аукционе в Хогвартсе, — Малфой потёр руку, на которой от движения зашевелился браслет, и опустился на стул, откидывая от себя когда-то ценные бумаги, сейчас превратившиеся в белые листы. — Если мы сможем забрать оставшиеся клыки, у нас будет возможность уничтожить все последующие крестражи, — она постучала пальцами по столешнице, чуть склонив голову, желая увидеть его реакцию на эти слова. — Если мы сможем переступить порог Хогвартса, то всё, что у нас будет — это несколько последних минут, чтобы написать предсмертные записки близким нам людям. Если мы действительно будем рассматривать этот вариант, нам нужно проработать план, расписанный до малейшей секунды, и каким-то образом протащить с собой половину Ордена, который явно не будет рад, обнаружив два трупа людей, на которых сейчас держится весь магический мир, — с привычным тщеславием в голосе произнёс он. В следующую секунду, резко поднявшись со своего места, Драко достал из кармана спрятанный медальон и как маятником помотал им перед лицом Грейнджер: — Мы должны попробовать его открыть. Она в удивлении приоткрыла рот, одновременно с этим поднимая руку и перехватывая украшение, гипнотизирующее движение которого уже начало раздражать. — Я не думаю, что, открыв его, мы сможем выпустить тёмную магию и тем самым просто уничтожить крестраж. О таком способе не было написано ни в одной книге, и это просто не может быть настолько просто, — Гермиона постучала пальцем по букве «S», виднеющейся на крышке украшения. — Ты сама говорила, что мы должны попробовать каждый из доступных вариантов, — он потянул за цепочку, забирая инициативу в свои руки. — Это очень просто, раз и... — Драко, нет! — она попыталась остановить необдуманное действие, когда послышался слабый щелчок замка, и в следующее мгновение медальон раскрылся на две части. Такое же ощущение они испытали некоторое время назад на кладбище, когда защитные чары пытались оттолкнуть их, создавая вокруг ту атмосферу, которая являлась иллюзией смерти. Тяжёлый воздух снова сдавил всё вокруг, будто заволакивая в очередной водоворот, давая возможность лишь делать отрывочные вдохи и сгибаться пополам, из последних сил стараясь удержаться на ногах. Белый свет, резко заполнивший комнату, тут же разбавился чёрными линиями, начавшими приобретать определённые формы, равномерно распределяющимися по всей комнате. Похоронная процессия, следующая по тропинке мимо огромного количества людей, выглядела настолько естественно, что, машинально переглянувшись, Драко и Гермиона на секунду поверили в то, что они переместились в какое-то другое место. Сделав шаг вперёд, чтобы лучше разглядеть толпу, сейчас окружившую их с обеих сторон, Малфой замер. — Мама? — тихо произнёс он, остановившись рядом с человеком, наблюдающим за всем происходящим, то и дело поправляя очки и крепче сжимая в руке ручку зонта. Нарцисса, облачённая в длинное белое платье, лежала в открытом гробу, полностью усыпанном лилиями, из-за чего было практически не видно, что именно несут несколько человек по улице. На всю комнату раздался громкий плач, прерываемый сдавленными всхлипами, то и дело доносящимися из разных углов, где сейчас было не ограничено пространство. — Что здесь... — Драко не договорил, взглядом натыкаясь на высокую фигуру, следующую за людьми, которые неспешным шагом продолжали нести гроб. Он увидел себя, чей цвет кожи казался ещё светлее, а костюм стал на несколько размеров больше из-за худобы, которая слишком очевидно бросалась в глаза. — Нет! — рядом послышался отчётливый всхлип, дающий понять, что этот звук издала Грейнджер, всё это время стоящая рядом с ним. Повернув голову, он заметил, что процессия резко остановилась, дойдя до пункта своего назначения, которым являлось кладбище. Около двух свежих могил стояло в несколько раз больше людей. — Грейнджер, это не можешь быть ты, — он указал пальцем на девушку, которая в данный момент, опустившись на колени, не обращая внимания на грязь, безостановочно проводила пальцами по мраморной плите, на которой золотыми буквами было выгравировано имя Рональд Биллиус Уизли. — Нет! — на этот раз прозвучало ещё громче и походило на вой животного, уже несколько часов пытающего выбраться из капкана. Отцепляя от себя руку, которой Малфой успел схватить её за запястье, она сорвалась с места, не понимая, куда собралась бежать, если они всё ещё находились в комнате размером не больше десяти квадратных метров. Ему ничего не оставалось, как сделать несколько шагов в след за ней, в очередной раз сталкиваясь с копией себя, которая, теперь оперевшись руками на основание гроба, склонила голову над лицом матери, полностью потерявшим все краски, которое оно содержало при жизни. — Это не правда, — как можно громче произнёс он, ощущая: с каждой секундой людей становится всё больше, а плач, заполонивший всё пространство, безостановочно продолжает звенеть в ушах. — Ты слышишь меня, это не может быть правдой! Она не оборачивалась, с каждой секундой теряя всё больше сил, и медленно, подобно своей копии, начиная опускать на землю. — Они не могли умереть! — голос Малфоя эхом разлетелся по всему пространству, не привлекая абсолютно ничьего внимания. — Они никогда не умрут! В этот момент он ощутил жжение на руке и переместил взгляд к тому, что вызывало столько дискомфорта. Открытый медальон горел синим пламенем, выпуская из себя всё больше тех самых линий, которые одна за другой создавали новые образы расплывающиеся по комнате. Сквозь боль, стиснув зубы, Драко со всей силы захлопнул металлическое украшение, тем самым выгоняя из комнаты иллюзию, сумевшую довести практически до отчаяния. Гермиона громко прохрипела, делая глубокий вдох, будто первый раз за долгое время в её лёгкие наконец-то попал кислород. Она прислонилась к стене, прикрыв глаза, и опустилась на пол, откидывая спутанные волосы назад, чтобы те перестали прилипать к влажным щекам, где ещё не успели высохнуть дорожки от слёз. Если Драко Малфой и боялся что-то увидеть, то он никогда бы не признался в этом даже самому близкому человеку, не говоря о гриффиндорке, за которой он наблюдал, прокручивая в голове все картины, которые им только что пришлось увидеть. Раньше он пытался скрыть свой самый большой страх, применяя все виды окклюменции, отточенной за последние два года до идеального состояния, но сейчас всё за одну минуту всплыло наружу. Тёмная магия была страшна не тем, что могла сделать с физической составляющей человека, а тем, как без чьего-либо ведома открывала всё то, что зачастую человек прятал даже от себя. И в этом они оказались похожи. Теряя самых близких людей, он точно так же склонил голову, не в состоянии справиться с горем, выкручивающим каждый внутренний орган и наполняя его единственным желанием умереть в следующую секунду. Драко Малфой не был тем, кто привык к такой откровенности, с самого детства пряча глубоко внутрь тайны, хранившиеся в стенах его поместья, вынося наружу лишь иллюзию того, что всё это время происходило на самом деле. Гермиона сделала ещё один рваный вдох, привлекая тем самым внимание Драко, который всё это время, уставившись в одну точку, не моргая смотрел вперёд, будто снова и снова прокручивая увиденную ранее картину. Оттолкнувшись рукой от небольшого выступа рядом с подоконником, он в несколько шагов преодолел расстояние до неё, присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на таком же уровне. — Я не допущу, чтобы кто-то из них умер, — приподняв пальцами её подбородок, уверенно произнёс он. — Ты поняла меня? Она слабо покачала головой, давая немое согласие, которое совершенно не устроило слизеринца. — Я не услышал, — его пальцы сильнее сжали холодную кожу, не давая девушке отвернуться, — ты поняла меня, Грейнджер? — Поняла, — тихо произнесла она, всё-таки поворачивая голову к окну, куда в этот момент снова начала стучаться сова, на этот раз держа в лапках совсем небольшой конверт. Тяжело сглотнув, они переглянулись, этим жестом давая понять: каждый из них надеется, что даже во время, где почти каждая новость несла в себе новую смерть, можно было рассчитывать на что-то хорошее.