ID работы: 10255946

Воздух, которым ты дышишь

Гет
NC-17
Завершён
953
автор
Размер:
315 страниц, 28 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
953 Нравится 442 Отзывы 700 В сборник Скачать

Глава 22

Настройки текста
Апрель 1998. Чёрная ткань висела на каждом зеркале временного штаба Ордена, придавая помещениям, и без того погружённым в слишком тусклый свет, столько черноты, что, казалось, будто любой наряд на похороны выглядел бы менее траурным, чем плотные куски, намертво приклеенные сильной магией. Не видеть своего отражения в зеркале — словно потерять целостность и ощущение того, что ты всё ещё существуешь в этом мире. Поймать себя на мысли о пути, который привёл в эту точку, и подумать о том, что именно так люди начинают сходить с ума. А самое страшное — перестать верить в реальность, которая каждый день мёртвым грузом продолжает сваливаться на слабые плечи. Всё это будто откинуло Гермиону в страшное начало июля, когда воздух вокруг настолько сильно был пропитан горем, что, казалось, можно было задохнуться в момент слишком глубокого вдоха. Воспоминания, бережно убранные на самую дальнюю полку её памяти, будто разблокировались в одно мгновение, срывая засохшие корки со старых ран, которые до этого уже перестали отдавать такой сильной болью. Гермиона прекрасно понимала, что любая лишняя эмоция приведёт её к той самой палате в Мунго, где ей и так выпала честь провести слишком много времени. Из-за этих мыслей, словно роем пчёл, носившимся в её сознании, она отчётливо сформировала в голове правило — никогда не спасать себя, если рядом есть люди, отчаянно нуждающиеся в её помощи. Джинни уехала в другой штаб на следующее утро, когда действие успокоительных подошло к концу, а каждая деталь вокруг лишь служила доказательством, что все счастливые моменты, которые были единственным, что сдерживало её во время войны, сейчас превратились в страшные проклятия уничтожающие каждый орган. Одного силуэта Забини в тот вечер было достаточно для осознания, что зайдя в комнату, которую они столько времени делили на двоих, она просто не сможет увидеть их привычный порядок, теперь принадлежащий только ей. В один момент всё смешалось в такую бесконечную пелену, окрашенную чёрным цветом, что Гермионе показалось, если её спросят какой сейчас год, она ответит что прошло десять лет. И каждый день в этом бесконечном промежутке времени становился в разы больнее предыдущих. Тишина в Ордене прерывалась лишь звоном посуды, доносящимся с кухни, и редкими хлопками дверью, когда кто-то решался выйти из комнаты. Несколько встреч с Пэнси на этаже заканчивались обречённым взглядом друг на друга и коротким диалогом: — Он... — Ему стало лучше. Гермиона ненавидела себя за это ощущение облегчения. За то, что видела его постепенно затягивающиеся раны на рванной коже и чувствовала, как в этот момент что-то заживает у неё в душе. Это было так эгоистично, когда всеобщий траур глубоко внутри перекрывался личным спокойствием, которое совершенно не вписывалось в рамки её характера. Словно стирая из памяти время, когда она потеряла лучшего друга, и ей казалось, будто вместе с ней должен был умирать весь окружающий мир. Сейчас она оказалась по ту сторону страшного начала июля для того, чтобы осознать: личная проблема ни при каких обстоятельствах не должна мёртвым грузом ложиться на каждого, кто находился вокруг. Боль, словно страшный яд, вырабатываемая мёртвой душой, всегда оставалась в рамках одного тела, не имея возможности оказать подобный эффект на кого-то другого. Общего горя не существовало. Оно всегда было исключительно личным. И каждый раз в эти короткие встречи с Пэнси она ощущала понимание, потому что слизеринка, стоящая напротив, чувствовала тоже самое. И Гермионе не нужно было задавать этот вопрос в лоб, она и так это прекрасно знала. Эти недели, которые тянулись так же долго, как и пролетали со скоростью света, практически отрезали каждого от остального мира, не желая выбираться из четырёх стен, где чувствовалась хотя бы малейшая безопасность. С виду не слишком сильное ранение Драко оказалось одним из тёмных проклятий, о котором не знал никто кроме Блейза, однажды видевшего, как его применяют на другом человеке. Потребовалось ровно восемь дней для того, чтобы Малфой смог находиться в сознании более трёх часов за сутки, и ещё неделя на восстановление всех стандартных функций, которыми должен был обладать относительно здоровый человек. За это время миллион раз убеждая себя, что все побочные эффекты, то и дело отражающиеся на его организме, это действия попавшего в него заклинания, Гермиона прокручивала в голове день, в который они бежали из поместья Ноттов, в любую секунду готовые лишиться собственной жизни. Она готовилась к тому взгляду, когда Драко окончательно придёт в себя, и им нужно будет поговорить обо всём, что ей удалось увидеть в те моменты, когда они неслись по коридорам, отбиваясь от Пожирателей смерти. Она не хотела спрашивать у него почему видела как из его палочки вылетали зелёные лучи единственного заклятия, которое нельзя было отменить. И даже когда он в ночном бреду здоровой рукой вцеплялся в простыни, бормоча те слова, которые она не хотела разбирать, Гермиона делала всё, имея единственную цель — успокоить. В очередной раз вывести отраву, почти ничего не оставившую от его организма, чтобы даже во сне слова дошли до его подсознания, и он смог угомонить дикий хрип, то и дело вырывающийся из его горла. Он убил слишком много людей, которые были виноваты в разрушение существующего мира. И любой другой человек сказал бы ей, что по сравнению с другими операциями это было совсем незначительное количество. Но что входило в это понятие, когда даже жизнь одного человека была равнозначна бесконечности? И даже если ему пришлось убивать раньше, она не хотела, чтобы засохший слой крови на его руках снова приобрёл свежий оттенок. Сейчас Гермиона искренне пыталась верить, что после окончания войны, это будет тем самым аспектом, который никогда не сможет вернуться в его жизнь.

***

— Ты когда-нибудь думала о том, что будешь делить одну постель с убийцей? — он начал этот разговор сам, в одну из тех ночей, когда Гермиона приняла решение больше не давать ему снотворное. За всё это время она с точностью до секунды успела выучить, когда Малфой решается перевернуться на тот или иной бок, в какой момент кладёт руку на её живот и когда ей надо перехватить его запястье, чтобы ладонь не продолжила движение по направлению вниз. Единственным изменением в сегодняшнем дне было только то, что чувствуя уже привычный возмутительный вздох во время того, как её пальцы обвились вокруг его руки, Драко развернулся к ней лицом, решаясь заговорить. Всё их общение за последние недели сводилось к короткому требованию со стороны Гермионы о приёме лекарств и его проявлений характера вперемешку с детской вредностью, когда он не хотел её слушаться. — Я никогда не думала, что буду делить её с тобой, — спокойно ответила она, не собираясь поддаваться на его глупые провокации. — Что тождественно вышесказанному мной утверждению. Она рассматривала синяки, ярко выделяющиеся под его глазами, и ждала, когда он наконец-то прикроет их, и серый холод перестанет смотреть в её без того искалеченную душу. — Я видела, как ты убил несколько человек, — тихо произнесла гриффиндорка, стараясь побороть дрожь в голосе, которая могла выдать страх, все эти недели прячущийся глубоко внутри. — Это последнее, чего бы я хотел, но в той ситуации не было другого выхода. — Это была защита. Нормально давать отпор, когда на тебя нападают. В этом и есть отличие разных сторон — Орден убивает вынужденно, не имея другого исхода в сложившейся ситуации, — произнесённая фраза крутилась у неё в голове последнюю неделю, как оправдание всех совершённых им поступков, за которое она изо всех сил держалась мёртвой хваткой. — Ты старался защитить нас. — Тебя. — В свою очередь, я делала тоже самое, — она пропустила его слова мимо ушей. — Не выпуская бездумно Аваду в разные стороны. — Ты никогда бы не сделал этого бездумно. — Откуда ты знаешь, что я... Это было невозможно, в очередной раз спорить с ним, как с маленьким ребёнком, который не хотел слышать ни одно из существующих мнений кроме своего. — Мне хватило этих мыслей за всё то время, пока ты был практически без сознания. И каждый день, прежде чем открыть глаза, я прислушивалась к посторонним звукам, в надежде, что твоё слабое дыхание всё ещё будет нарушать тишину, — она глубоко вздохнула, проводя пальцами по его плечу, — меня бросало от всех возможных предположений до принятия ситуации, в которой я хотела убедить тебя и себя. Ты можешь говорить о чём угодно. Это всё будет бессмысленно, потому что верно здесь только одно. Если ты и виноват в чём-то, то лишь в том, что тебе выпала такая судьба. А как известно, она является одним из немногих пунктов в списке вещей, которые не предоставлены выбору. — Мне казалось, что за всё это время я привык ко всем странностям, которые ты можешь выкинуть в тот или иной момент. Но каждый раз... — он на секунду прикрыл глаза, будто её лицо, так близко расположившееся напротив, не давало произнести ему всё, о чём он думал в эту минуту. — Чёрт, каждый раз, Грейнджер, ты заявляешь то, что выбивает меня из колеи. Я до сих пор не могу понять, нравится мне это или наоборот жутко раздражает. Ты невозможная, — произнёс он по слогам, практически ей в губы. — Самая невозможная из всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело. — Я знаю, что ты не умеешь делать комплименты, но я хочу воспринимать твои слова именно так, — Гермиона слабо усмехнулась, решая продолжить действие, которое он не соизволил закончить. — Давай больше никогда не будем поднимать эту тему, — она сократила оставшееся расстояние между ними и прихватила его верхнюю губу своими, проводя пальцами по шершавой скуле. — У меня было достаточно времени, чтобы обвинить тебя в каждом совершённом деянии, а потом опровергнуть все мысли, нездоровой навязчивостью залезшие мне в голову. Все выводы уже давно сделаны, и нет ни одного факта, который мог бы переубедить меня в обратном, — девушка провела губами по его подбородку, чувствуя на своём лице дыхание, которое значительно участилось. Малфой зарылся пальцами в её спутанные волосы, принимая все слова, которые она сейчас сказала, и ближе прижимая её тело к себе, больше не давая возможности отодвинуться даже на сантиметр. — Чёртовы две недели, Грейнджер, — он обхватил её грудь сквозь тонкую ткань пижамной футболки. — Даже практически без сознания, я почувствовал насколько это долго. В её голове разрывалось чувство непреодолимого желания в перемешку с неуместностью действий, которыми Малфой привлекал к себе внимание. Он протяжно выдохнул, пальцами очерчивая её голую кожу ног, и наконец-то не почувствовал никаких препятствий, когда его рука скользнула под футболку, слегка задевая ткань маленьких трусиков. И в этот момент, услышав первый стон, который влажным отпечатком совсем близко коснулся её уха, Гермиона поняла: ему это было необходимо. После всего произошедшего, стольких жертв и практически возвращения с того света, малейшее, что она могла ему дать это то, в чём Драко так отчаянно нуждался сейчас, чтобы хоть на какое-то мгновение почувствовать себя легче. — Ты... — Да, — она коснулась его губ своими, осторожно приоткрывая рот и проталкивая язык внутрь. Проводя им по нёбу, она вздрогнула в момент, когда уверенные пальцы подцепили её бельё и потянули по ногам вниз. Одновременно с этим другая ладонь полностью накрыла её промежность, и Гермиона застонала ему в рот, инстинктивно вжимаясь бёдрами сильнее, желая получить трение, которого она была лишена такое долгое количество времени. В момент, когда Драко уже хотел перевернуть её в привычное положение, в котором её хрупкое тело идеально устраивалось под ним, он почувствовал как Гермиона что-то промычала ему в рот и вытянула руки вперёд, упираясь в крепкую грудь. Он приподнял в непонимании бровь, когда девушка сильнее толкнула его, не обращая внимания на забинтованное плечо, заставляя опереться на спинку кровати и перекинула ногу через его бёдра, удобнее устраиваясь прямо на его промежности. В следующую секунду она начала медленно скользить по твёрдой длине, ловя недовольство, что та всё ещё была прикрыта боксерами. — Твою мать, — он прохрипел, чувствуя влажность, пропитывающую ткань, из-за чего скользящие движения теперь давались ей в несколько раз легче. Малфой не знал, почему на этот раз позволил ей взять контроль в свои руки, запрокидывая голову от приятных ощущений и затылком ударяясь о спинку кровати, лишь помогая Гермионе придвинуться ближе, опуская руки на её талию, чтобы удержать в таком положении. Трение, вперемешку с её тихими вздохами с каждой секундой становилось всё невыносимее, и Малфой понял, что ни одно обезболивающее, вливаемое в него за последние недели литрами, не могло сравниться с эффектом от действий, сейчас совершаемых гриффиндоркой. — Ещё пара лишних движений и я кончу, — открывая глаза и вглядываясь в раскрасневшееся лицо, сказал Малфой, сильнее вцепляясь в её бёдра, тем самым останавливая движения. — Разве это не то, чего ты пытаешься добиться последние несколько дней? Он издал тихий смешок, легко приподнимая одной рукой девушку, другой приспуская боксеры, наконец освобождая эрекцию, которая за это время успела стать каменной. — Только в тебя, — в его голосе слышалось нетерпение, и даже если Гермиона и хотела сказать что-то по этому поводу, то передумала в момент, когда Малфой обхватил её маленькую ладошку и протянул к своему члену. В следующий момент она уже проводила пальцем по головке, размазывая выступившую каплю, после чего сильнее сжала твёрдую плоть. — Не бойся сделать мне больно, — прикусывая её шею, практически прошипел он, когда после этих слов Гермиона начала активнее двигать рукой, усиливая свою хватку. Никакие пошлые фразы, то и дело срывающиеся с его губ, не могли перекрыть внутри всё то, что она испытывала сейчас. Это была какая-то обречённость, словно её движения и его ладони, оставляющие отпечатки на коже, были единственным за что они оба держались в данную секунду, чтобы не рухнуть в водоворот, который затянул бы их в чёрную пропасть. Резко остановившись, что вызвало недовольный вдох Малфоя, она удобнее устроилась сверху, проводя головкой по клитору и зажмуривая глаза от электрического разряда, посылаемого по телу в этот момент. — Если ты не сделаешь ничего через одну ёбанную секунду... — прошипел Малфой, слизывая пот с её шеи. Гермиона не дождалась, когда он закончит предложение, полностью вбирая его длину в себя, чувствуя, как от вспышки удовольствия он практически прокусил место, где в бешеном темпе колотился её пульс. Она двигалась медленно, крепче притягивая его за шею и не отрывая губы от кожи, на которой появилась испарина. Ей хотелось почувствовать его на вкус, вздрагивать от резких толчков и прикусывать нижнюю губу, чтобы заглушить стоны, то и дело вырывающиеся наружу. Ей нужно было это ощущать, доказывая, что они всё ещё живы и всё ещё могут чувствовать. Она хотела забрать его боль, перемешать вместе со своей и выкинуть её так далеко, чтобы ни у кого не было возможности вернуть её обратно. — Не говори мне, что ты плачешь во время секса, — Гермиона почувствовала, как его шершавая подушечка пальца провела по щеке, где виднелась влажная дорожка, откуда слеза уже успела скатиться на ключицу. — Тебя давно хорошо не трахали, раз ты не сдержалась от такого проявления эмоций. Девушка задохнулась от возмущения и тут же вдавила мужское тело в матрас, сильнее сжимая внутренние мышцы вокруг члена. Она выдохнула ему в губы, вызывая стон, больше похожий на жалкий скулёж, в ответ на слова, которые он только что произнёс. В следующую секунду Гермиона начала двигать бёдрами быстрее, несколько раз приподнимаясь так, что он практически мог выскользнуть из неё, но тут же опускаясь на всю длину, прищуривая глаза от вспышек, которые взрывались с обратной стороны век, из-за всех точек, которые он задевал внутри неё. В момент, когда её тело начало слабо подрагивать, а руки сжались в кулачки, что всегда было предвестником скорого оргазма, Малфой прижал её к своей груди, и опустил руку на клитор, двумя пальцами начиная скользить между её влажных складок. — Кончаешь только вместе со мной, поняла? — он перекинул её влажные волосы, слегка наматывая их на кулак, и несильно оттянул, чего было достаточно, чтобы девушка выгнула спину и начала двигаться активнее, стараясь сильнее тереться клитором об его пальцы. — Малфой, пожалуйста, — она вцепилась в его руку, сильнее прижимая ту к своей промежности, пытаясь протолкнуть свои пальцы, чтобы усилить трение, — сильнее! Она задыхалась, хаотично двигая бёдрами, и, когда первые спазмы пошли по её телу, сильнее сжала внутренние мышцы, помня о том, что кончать он разрешил ей только вместе с ним. — Блять, — дёрнув её за волосы, он почувствовал, как член начинает пульсировать внутри неё, не выдерживая очередного стона, срывающегося из приоткрытого рта. Оргазм обрушился на него взрывной волной, в момент, когда он сильнее сжал её клитор и услышал, как девушка вскрикнула, падая на его грудь, цепляясь за кожу, короткими ногтями. Её трясло от яркого взрыва, сейчас произошедшего внутри, и тело расслабилось настолько, что не было сил даже открыть глаза. Она лежала прижавшись щекой к его влажной коже и слушала сбивчивое дыхание, от которого прерывисто вздымалась мужская грудь. — Если ты хотя бы ещё раз будешь оттягивать это на такое бесконечное количество дней, — Драко аккуратно перевернул их на бок, не спеша выходить из неё, что снова послало волну приятных мурашек от изменения позиции, — клянусь, что убью тебя раньше, чем это захочет сделать кто-нибудь другой. Гермиона подавила смешок, продолжая зарываться лицом в его грудь и не искать двойного смысла в словах, которые он только что сказал. — Не буду, — она качнула головой, изображая кивок и тихо выдохнула, ощущая, как Малфой медленно выскальзывает из неё, одновременно натягивая на них простыню. — Если ты решила засыпать, — он внимательно смотрел на её расслабившееся лицо и в очередной раз слабо щёлкнул по носу, заставляя девушку сморщиться, — то просто хочу предупредить, что мы ещё не закончили. Гермиона произнесла что-то невнятное, зарываясь лицом в постельное бельё и не улавливая слова, которые Драко продолжал произносить над её ухом. Это был один из немногих моментов, когда ей удалось хотя бы на короткое время расслабиться и заснуть, не испытывая бесконечное количество переживаний.

***

То утро было первым за всё их время нахождения в Ордене, когда в штабе кроме них не осталось ни единой живой души. Блейз вместе с Пэнси отправились на Север Ирландии помогать убирать последствия очередного нападения Пожирателей. Римус с Нимфадорой уже несколько дней проводили переговоры с Министром Магии Франции. Молли как можно больше времени старалась быть в другом штабе вместе с Джинни, а Рона Гермиона не видела уже больше недели. Именно поэтому это был идеальный момент, когда она могла позволить себе первый раз за долгое время не заботиться о том, в каком виде она собиралась выйти из комнаты. Натягивая его рубашку, достающую до середины бедра, и закатывая рукава на уровень локтя, чтобы они перестали мешаться, девушка поймала себя на мысли, что сегодняшний день вернул их к тем моментам, которые успели стать привычными за последнее время, проведённое в их общей палатке. Она, как и раньше, босиком шла в сторону кухни, собираясь согреть воду, чтобы приготовить две кружки крепкого кофе, которое он не мог терпеть, но незаметно выпивал во время утренних разговоров, наблюдая с каким удовольствием Грейнджер всегда употребляет этот напиток. Размешивая дешёвый растворимый кофе, Гермиона старалась выкинуть из головы тот разговор, который состоялся между ними этой ночью. Она действительно придерживалась позиции, что безоговорочно верила ему и готова была оправдать каждый шаг, искренне считая его вынужденно правильным. Война в её голове была сродни тому, что происходило в магическом мире. И если на настоящем поле боя даже не возникало мысли о поражении, то в её мыслях тем более не было места такому глупому проигрышу. В какой-то момент Гермиона поняла, что главным чувством внутри неё всё равно останется ненависть. Ненависть за то, что у него не было возможности сделать правильный выбор. Ненависть за всех людей, которых ему пришлось когда-то убить, и все поступки, которые он совершил на протяжении последних двух лет. Это было самое осязаемое чувство, которое она когда-либо испытывала хоть к кому-то, и именно поэтому она ненавидела его за себя. За то, что сейчас, стоя в его рубашке, слабо закрывающей её бёдра, на которых ещё не успели зажить синяки, она ничего не могла изменить. И причина была лишь в том, что она не хотела. Даже если бы сейчас её поставили перед всей трибуной Визенгамота и применили Непреложный обет, по которому Гермиона не должна была врать, она бы упала замертво, потому что никогда бы не выдала всех ужасов, которые ему пришлось совершить. В независимости, было это когда-то давно или же на её глазах. Ей действительно было всё равно, и она ненавидела себя сейчас настолько же сильно, как он, когда-то в школе говорил, что ненавидит её. Фигура слизеринца появилась в дальнем проёме, ловя на себе пристальный взгляд, который на солнце сегодня имел переход из коричневого в светло-зелёный. На секунду ей показалось, что сейчас он практически застал её врасплох, а каждая мысль, крутящаяся у неё в голове, была произнесена вслух. Преодолевая считанные метры за секунду и останавливаясь в одном шаге от девушки, Драко скрестил руки в районе грудной клетки, внимательно оглядывая её тело. Сквозь тонкую ткань рубашки виднелись очертания груди, а опустив взгляд чуть ниже, он понял, что она позволила себе не надевать сегодня бельё. — Доброе утро, — голос был таким хриплым, что ей с трудом удалось не прикрыть глаза, наслаждаясь им ещё в большей степени. — Как твоя рана? — она оглядела его плечо, на котором виднелись новые бинты, уже привычно запачканные свежей кровью. — Я начинаю волноваться, что каждый день ты начинаешь с одной и той же фразы. Не надейся, что я способен умереть от царапины. Можешь посмотреть, — он аккуратно взял её руку и провёл пальцами по новой повязке. — Насколько я припоминаю, ночью тебя не сильно волновало моё здоровье, — он криво усмехнулся, почувствовав, как она выдернула свою руку из его крепкой хватки и сделала полшага назад. — Я переживала. — Я это заметил, — он снова глупо улыбнулся, делая очередной шаг в её сторону. — Прекрати, тебе нужно обработать рану, чтобы не пошло заражение крови, — повернувшись, она направилась в сторону шкафчика, где была организована общая аптечка с нужными зельями. — Оно уже. — Что уже? — Произошло заражение крови, — он выдохнул эти слова ей на ухо, оказываясь слишком близко, от чего по её коже моментально пробежали мурашки. — Ты хочешь сказать, что своей кровью, я загрязнила твой ничем не запачканный аристократический организм? — она не знала, рассмеяться от такого сравнения или наоборот возмутиться ещё сильнее. — Я разве что-то сказал про загрязнение? — кончик носа прошёлся вдоль изгиба шеи, и в следующую секунду губы аккуратно прикоснулись к месту около мочки уха. — Я сказал, что ты меня заразила. Проникла под кожу, как смертельный вирус, с которым люди, не могут справиться десятилетиями, — лёгкий поцелуй чуть ниже затылка. — Сбила с ног, растоптав всё, что я так бережно хранил всю свою сознательную жизнь, — рука медленно поползла к краю рубашки, прочерчивая линию на голом бедре. — Грейнджер... — Что? — она почти не дышала, стараясь понять каждое слово, которое он почему-то решил произнести этим утром. — Ты уничтожила меня. — Я не... — Теперь остались только мы. Ей показалось, что внутри что-то треснуло. Будто огромный сосуд, хранивший в себе горячую жидкость, лопнул и в секунду разлил своё содержимое по всему организму. Ей хотелось переспросить, ведь услышанное совершенно точно не могло быть правдой. Хотелось повернуться и посмотреть в глаза с вопросом: «Ты уже успел выпить сегодня зелье? Наверное оно снова начало давать побочные эффекты». Но она стояла, боясь пошевелиться, ощущая, как он в пол оборота прижал её к своей груди настолько сильно, будто физически пытался сделать их единым целым. — Твой кофе сейчас остынет, — слегка дрожащим голосом произнесла она, легко отстраняясь и убирая кружку со столешницы. Он протянул руку, забирая ещё горячий напиток, не отводя взгляд и одновременно потирая не до конца зажившее плечо. Его губы изогнулись в слабой улыбке, и Драко слегка покачал головой, прекрасно понимая, что девушка ещё не нашла подходящих слов, чтобы ответить на всё сказанное минутой ранее. Гермиона сделала несколько шагов в сторону, одёргивая полы рубашки, потом вернулась обратно и подошла к другому концу стола. — Я не хотел поставить тебя в тупик. Она моргнула несколько раз, будто пытаясь понять, что он первый раз не пытался свести подобную тему на «нет». Если после вчерашнего разговора он сам решил начать утро откровений, Гермиона подумала, что будет глупо не воспользоваться таким редким шансом. Она снова прошла в его сторону, наблюдая за тем, как его губы медленно соприкасаются с кружкой, и он делает первый маленький глоток. — Знаешь, это так глупо, но мне правда иногда кажется, будто я смотрю на себя в зеркало, — она слегка одёрнула рукав рубашки, пытаясь подобрать правильное продолжение того, что ей хотелось сказать. — И видишь там сногсшибательного блондина, который в состоянии разбить даже самое бесчувственное девичье сердце? — он бездумно, выставил привычную защиту, только гриффиндорка уже приняла решение сказать то, о чём молчала очень долгое время. Грейнджер тихо выдохнула, обдумывая его слова и стараясь не искать в них тот смысл, который она совершенно точно не хотела бы видеть. — Я никогда не думала, что люди, всю жизнь считающие себя абсолютно чужими, могут оказаться настолько идентичными. Что... — она запнулась, сильно зажмуриваясь и быстро произнося следующие слова, — что в итоге каждый выдох, вырывающийся из лёгких, синхронизируется, чтобы одновременно наполнить пространство кислородом. Гермиона отвернула голову, боясь встретиться с его взглядом и найти в нём то, что она никогда бы не хотела увидеть. То, что не смогла бы простить, и за что винила бы в первую очередь себя — за все надежды, которые столько времени заполняли её душу. — Ты хочешь сказать, что в любой момент можешь забрать воздух, которым я дышу? — он усмехнулся, поворачивая голову так, чтобы встретиться с её глазами. — Хочешь, убить меня, выставив всё за кислородное голодание? Она понимала, что эта была очередная защитная реакция на любые чувства, которые она решилась до него донести. Он не умел по-другому, и ей оставалось радоваться лишь тому, что сегодня Драко Малфой сумел разбить свой панцирь, в котором находился большую часть времени и не отвечал одной из привычных грубостей, являвшихся для него нормой. — Воздух, которым ты дышишь, принадлежит только тебе, — она слегка улыбнулась, протягивая пальцы и проводя ими по коже на предплечье, — если я и решу забрать у тебя что-то существенное, то поверь, это будет нечто более весомое, и то, без чего ты не сможешь прожить и нескольких секунд. Она замерла, переставая двигать указательным пальцем и ощущая рельеф вен, которые напряглись в момент, когда она произнесла первые слова. Даже если Малфой и пытался сделать вид, что не понимает тех метафор, которые она так любила употреблять в своей речи, у него не получилось. Взгляд, до этого бегающий по её лицу, в моменте застыл на её карих глазах, где блеснуло всё то, что она так упорно пыталась до него донести. И он едва заметно кивнул, первый раз в жизни признаваясь, что понял каждое слово, которое она сказала мгновение назад. — Я рад, что хотя бы ты в ближайшее время не собираешься отнять у меня жизнь, — он проследил, как её пальцы в очередной раз дошли до метки, прочерчивая нижнюю часть контура. — Соберусь, если ты сейчас же не выпьешь нужные тебе зелья, — слегка стукнув его по руке, наигранно серьёзным тоном произнесла девушка. — Только после того, как ты соизволишь надеть на себя бельё, —дернув бровью, сказал он, снова поднося кружку к губам и замечая, как начинают краснеть её щёки. — Ты переоцениваешь мою выдержку, заявляясь на завтрак в таком виде, прекрасно зная, что здесь больше никого нет, — шаг вперёд так, что обе руки создали самопроизвольную ловушку, и Грейнджер упёрлась поясницей в столешницу, придавливаемая крепким телом. — Твой организм ещё не успел настолько хорошо окрепнуть, — она провела рукой по его лбу, проверяя температуру и убирая мешающиеся пряди волос. — Уверена? — он толкнулся бёдрами, опровергая ранее сказанные ею слова. — Без сомнений, — Гермиона засмеялась, в этот момент резко приседая и проскальзывая под его рукой, так быстро, что Драко даже не успел среагировать. Она выбежала в коридор, захватив с собой только кружку, и подходя к шкафчику с зельями, Малфой отчётливо слышал топот её босых ног по деревянным половицам длинного коридора. Сконцентрировавшись на этом звуке, перебирая колбочки на полке, он поймал себя на мысли, что это было практически единственное, от чего у неё была возможность убежать. Его возможность сбежать забрали на следующее утро. Как очередное доказательство, что любое затишье может продержаться в разы меньше того времени, которое ты понадеешься забрать у несправедливой судьбы. Мятый пергамент, заляпанный кровью, в очередной раз был откинут в противоположную сторону. А рык, напоминающий раненное животное, эхом разносился по всем этажам Ордена, практически сотрясая хлипкие стёкла, удерживаемые старыми рамами. Малфой помнил каждую секунду сна, от которого проснулся несколько минут назад, обнаружив рядом с собой свёрнутый пергамент, где текст закреплялся отпечатком большого пальца поставленного кровью. Пытаясь выбраться из кошмара, он видел, как Нарцисса сидела на высоком деревянном стуле посередине довольно большой и пустой комнаты, судорожно оглядываясь по сторонам. В помещении был только один человек, лицо которого скрывалось за маской и сильно натянутым капюшоном. Но то, что вызывало главный ужас, передающийся Драко через сон-видение и заставляющий его резко проснуться, была Нагайна, скользящая вокруг стула и реагирующая на каждое малейшее движение пленницы. Нарцисса Малфой была поймана Реддлом, и это был не привычный кошмар, мучавший Драко на протяженит последнего года. Волдеморт, пользуясь их связью крестражей, наглядно показал слизеринцу, что наступил тот момент, когда его терпению точно пришёл конец. Ужас, поглотивший каждый внутренний орган, до онемения кончиков пальцев сейчас сжирал остатки нервной системы, израсходованной за этот год. Самая страшная картина и тысячи вариантов действий, которые нужно было предпринять, усугубляло только письмо, прочитанное Малфоем не меньше двадцати раз и смятое так сильно, что, казалось, чернила давно должными были превратиться в грязное пятно, приправленное кровью. Одной короткой строчки было достаточно для осознания, что в финале любой игры всегда делаются самые большие ставки: «Так ли значима одна жизнь, когда вокруг погибают тысячи?».
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.