Ярко-красный дождь

      − Посмотри в окно, − сказал Хэви.       Это было очень непохоже на Хэви. Конечно, ему было свойственно бояться темноты и прочих безвредных вещей. Однако обычно эти страхи, к счастью, оставались абстрактными и не сопровождались силуэтами, тенями или прочей сверхъестественной хренью, поэтому сказанное ввело Ди в некий ступор.       «Не знаю, что он там увидел, − подумал Ди, − но подтверждать его опасения явно не стоит».       Он вгляделся в черноту улицы. Было ли дело в его скептическом настрое или узком круге видимых объектов, но он не смог разглядеть ничего подозрительного. Очертания домов, дороги и мусорных баков были абсолютно обычными. Ничего, способного привлечь внимание.       − Ну и что я там должен был увидеть? − Ди развернулся к рыжему, который с испугом глядел на него, сидя на кровати.       Молчание.       − Хэви, там ничего нет, − в голосе засквозило раздражение, − что ты там увидел?       Тишина.       − Ну, ничего так ничего, − Ди нарочито безразлично отвернулся, украдкой следя за реакцией Хэви.       Щёки рыжего налились румянцем. Хороший знак.       − Я... Мне показалось... В общем...       «Лучше его не торопить, − решил Ди про себя. − Пусть тянет, сколько нужно».       − Я увидел чей-то силуэт рядом с мусорником.       Ди приложил все усилия чтобы не фыркнуть. Ага, конечно. Силуэт. С когтями, щупальцами и лазерной пушкой за спиной. И сейчас им с Хэви надо доставать папин дробовик (которого у него никогда не было), фонарик и патроны и идти навстречу опасности.       − Я не знаю, − рыжий зачесал в затылке, − наверное, мне показалось... Но что-то было в нём. Что-то... ненормальное.       Ди молчал.       − И когда я посмотрел на него, − Хэви заёрзал на кровати, − вырубился свет. Это странно, но...       Крайне неловкая пауза.       − Ладно, наверное, померещилось. Слушай, Ди, может...       − М?       − Может, в Монополию сыграем? А то я...       − Ладно, − на сей раз блондин предпочёл оборвать фразу Хэви и выволок из-за стола гладкую, словно вчера купленную коробку. Вспомнив, что света нет, он сам не зная зачем щёлкнул выключателем. К его искреннему удивлению, свет включился. Чёрт! Вот не могло это произойти раньше! Тогда бы не пришлось тратить время на игру с этим идиотом. Но Ди свои обещания всегда выполнял, так что нехотя смирился с перспективой игры в Монополию с далеко не самым желанным оппонентом.       Братья разложили содержимое коробки возле стены, уселись на пол по-турецки, после чего Ди незамедлительно приступил к перемешиванию карт.       − Только чур я − шляпа! − Хэви быстро выудил из серебристой горки фишек цилиндр и поставил его на разложенное поле.       Ди про себя вздохнул, но вслух ничего не сказал. Ладно, за неимением лучшего можно и сыграть. Делать всё равно нечего.       − Я пойду принесу чай, а то холодно тут у тебя, − передёрнув плечами, предложил Хэви.       Ди с сомнением потрогал огненную батарею, взглянул на чёрное окно (братец уже давно избегал смотреть в ту сторону) и встал.       − Сиди. Я принесу. Помешай пока карты.       − Хорошо, − в голосе рыжего слышалась лёгкая боязнь. Видно, его не радовала перспектива остаться одному в нескольких метрах от окна. Но возразить он не успел: блондин уже покинул комнату.       Желание Ди спуститься вниз было вызвано двумя причинами. Во-первых, он не хотел, чтобы Хэви что-то перевернул, разбил или сжёг во время замысловатого процесса приготовления чая (а такое уже не раз бывало). Во-вторых, он хотел проверить одну занятную мысль, и присутствие брата испортило бы всю идею. Достав из кухонного шкафа банку какао порошка, а из холодильника − бутылку молока, Ди подошёл к входной двери и посмотрел в глазок.       Ничего, кроме дождя и темноты.       Ди немного выждал и открыл дверь. Его обдало холодом, зубы самопроизвольно застучали, волосы и лицо закололи мелкие капли. Он поспешно закрыл дверь и направился обратно в кухню. Хотя он слегка промок, цель была достигнута. Опытным путём было доказано, что снаружи действительно никого нет, и Хэви просто испугало внезапное отключение света. Пора ему завязывать с вечерним просмотром ужастиков, а то ещё и не такое привидится.       Довольный собой, Ди соорудил две кружки какао, захватил плед и понёс всё это наверх. Возле лестницы ему на секунду померещилось какое-то движение, но, посветив в ту сторону (свет на кухне почему-то всё ещё не работал, и захваченный фонарик пришёлся весьма кстати), он убедился, что там пусто.       В комнате Ди ожидали две неровные стопки купюр и несколько стопок карт, лежавших рядом с полем.       − Какао, − Ди протянул рыжему его кружку и плед. − И укройся, простынешь.       И торопливо добавил:       − А мне отвечать потом.       − Спасибо, − Хэви глотнул горячий напиток, закашлялся и поставил кружку на пол. − Проверишь?       − Что? Ах, да. Нет, не сегодня.       Обычно Ди всегда проверял, верно ли Хэви распределил деньги, дабы избежать жульничества со стороны того. Но сегодня победа или проигрыш его не особо волновали, поэтому он решил не проверять деньги за братом и, более того, никак не среагировал на отсутствие одной десятидолларовой купюры, хотя сразу же её заметил.       − На что играем? − внезапно для самого себя спросил он. Однако уже через секунду понял причину своей фразы. Азарт и риск что-то потерять помог бы ему избавиться от мыслей об отце, вновь кольнувших его.       − В смысле? − недоумевающе спросил Хэви.       − В прямом, − Ди злорадно улыбнулся. − Иначе ведь неинтересно, правда?       − Давай на желание, − Хэви отвёл глаза, лицо Ди его немного напугало.       − Хорошо, − Ди уверенным жестом подбросил кубики. Возможность заставить брата выполнить любое его желание (а в победе Ди не сомневался) была приятным бонусом к игре.       − Девять, − сказал Хэви, посмотрев на кубики, упавшие на его сторону поля. Ди удостоверился в правдивости рыжего и сдвинул фишку на Первую Парковую.       − Покупаю, − Ди положил в коробку купюры в сто и двадцать долларов и взял протянутую Хэви карточку. Ему ничего не стоило обмануть внимание брата и положить чуть меньше, но он решил играть честно. Вообще, в играх Ди обманывал редко и только при наличии весомой причины. К тому же, Хэви следил за рукой брата, когда тот клал деньги в банк, и Ди предпочёл не рисковать.       Хэви подбросил кубики и поставил шляпу на Полянку.       − Покупаю, − он заплатил нужную сумму и взял карточку из колоды.       − Ты уверен?       Он вздрогнул. Сердце забилось чаще. В ушах и запястье стучала кровь. Голова была очень тяжёлой. Судя по звукам, дождь кончился, но Глэм знал, что он льёт с той же силой, просто сам он находится там, где его не слышно. Впрочем, дождь блондина не сильно волновал. Было кое-что поважнее.       Этот голос. Он знал его, но изо всех сил старался не думать, не верить. Это не могло быть правдой, просто не могло! В голове Глэма в секунду проносились тысячи мыслей и возможных объяснений происходящему, но все они были слишком слабыми и неубедительными. Тому, что он только что услышал не было и не могло быть объяснения. Мёртвые не говорят. Но они говорили. По крайней мере, один из них.       Глэм открыл глаза. Он знал, что не увидит ни поляны, ни деревьев, ни неба, ни дождя. И не увидел.       Он сидел на полу, вжавшись в стену из чёрного ребристого материала. Откуда-то сверху падал яркий свет, как от настольной лампы. Внезапно его наполнило отчаянное, безумное желание так и остаться там. Навсегда остаться в этой позе, вечно смотреть на пол. Никогда не поднимать глаза и не знать, как выглядит эта комната.       Но даже сидя на полу, сжавшись в комок и не поднимая головы, он чувствовал на себе холодный, бесчувственный взгляд. Это был не просто взгляд. Это была молния, буравящая Глэма в солнечное сплетение. Он был одновременно раскалённым и нестерпимо ледяным. Глэм сжался, закрывшись руками, но взгляд не сдвинулся ни на миллиметр. Напротив, смотрящий словно сощурился, смотря пристальнее. Глэм стиснул зубы, боль была нестерпимой. Давление на грудь стало адским, в ушах и висках дико пульсировало, кость словно дробили изнутри. Пол поплыл, глаза блондина наполнились слезами. По лицу скатились две солёные капли, из груди вырвался протяжный стон. Глэм тяжело дышал, как рыба ловя ртом воздух.       «Нельзя показывать слабость, − подумал он, − если это правда он, крики только обрадуют его».       Словно отвечая его мыслям, боль усилилась. Грудь распирало, голова горела, каждая клеточка тела вопила от боли.       Глэм больше не мог сдерживаться.       − ОСТАНОВИСЬ! − закричал он сквозь слёзы. − ХВАТИТ! ПРЕКРАТИ ЭТО!       − Встань, − приказал властный голос. Боль немного отступила, позволив Глэму подняться, пошатываясь. Голова сама собой поднялась, и Глэм увидел не предвещающую ничего хорошего картину.       За квадратным столом с одной ножкой друг напротив друга стояли два стула, на дальним из которых сидел худощавый силуэт. Стоявшая на столе лампа была направлена вниз, так что лицо мужчины было скрыто тенью.       Боль ушла, оставив мерзкий осадок в виде острого покалывания во всём теле. По лицу текли слёзы, блондин тщетно вытирал их рукавом.       − Сядь, − сказал голос.       Глэм прошёл к столу, отодвинул свободный стул и сел. Вздохнув, он поднял взгляд и посмотрел на обладателя голоса.       Густав ничуть не изменился с момента их последней встречи той далёкой дождливой ночью. На нём был всё тот же чёрный костюм, волосы были всё так же безупречно уложены и так же огибали острые уши. Густав совсем не постарел, морщин или седых волос не прибавилось. Единственным необычным элементом его внешности было выражение его лица. Он выглядел слегка уставшим и подавленным. Но стоило Глэму посмотреть на него, лицо отца словно ожило, глаза налились синим. Густав явно был взволнован.       − Как прошёл день, сынок? − нарочито небрежно спросил он. Голос был всё таким же презрительным и властным.       − Н... Нормально, − подавленно ответил Глэм.       − Себастиан, − Густав подался вперёд, − мы ведь оба знаем, что ты не умеешь врать.       Глэм потупился. Густав взял его подбородок двумя пальцами и поднял, словно подбородок куклы. Пальцы были тонкими и жёсткими.       − Я всё знаю, Себастиан, − вкрадчиво произнёс Густав. − Абсолютно всё.       − Г... где мы? − голос не слушался Глэма.       − Это неважно, − хватка усилилась, − мы здесь ненадолго.       Густав отпустил подбородок сына и откинулся на спинку стула. В глазах блеснула искра удовольствия.       − Знаешь, Себастиан, я впервые горд тобой. Хоть ты и неимоверно оскорбил честь семьи, сегодня ты показал, что достоин носить мою фамилию. Моё презрение к тебе после того дня не исчезло, но... после событий сегодняшнего дня я понял, что ты не безнадёжен и линейка сделала своё дело.       Как бы в подтверждение своих слов, он вынул из правого внутреннего кармана светлую линейку. Ту самую. Линейка была девственно чистой и гладкой. Ребро было тонким и его острота была почти ощутима.       − Скажи мне, Себастиан, − Густав завертел линейку в пальцах, − чего ты боишься?       − Я... я... − Глэм подбирал слова. Запястье снова предательски заныло, Глэм стиснул его левой рукой.       Густав молниеносно схватил Глэма за руку (последнюю пронзила острая боль), сорвал напульсник и с вожделением уставился на шрамы. Он ощупал их, надавил на запястье, заставив Глэма скорчиться и застонать.       − Болит, Себастиан? − издевательски спросил он.       − Д-да... А! ОтпустьА!       − Одну минуту, Себастиан. Тебе придётся потерпеть, будь мужчиной, в конце концов.       Помучив сына ещё секунд тридцать, Густав отпустил его руку и снова откинулся назад. На его лице играла хищная улыбка.       − Очень неплохо, − Густав погладил линейку и спросил, словно бы говоря с самим собой. − Себастиан, так чего ты боишься?       Глэм знал, что хочет услышать отец и решил не радовать его «правильным» ответом. Он попытался перевести разговор на другую тему.       − Ты мёртв? − спросил он.       − В данный момент это неважно, − отмахнулся Густав, − Жив я или нет, сейчас мы разговариваем. И поверь, нам есть что обсудить.       Повторять вопрос он не стал, но это и не требовалось. Глэм понял, что отвечать придётся.       − Я не знаю, − сказал Глэм, изо всех сил стараясь подавить дрожь в голосе.       − Ну что ж, давай поразмыслим, − Густав хлестнул воздух линейкой, руку Глэма снова обожгло. − У тебя много слабостей, Себастиан, начиная твоей неблагодарностью и кончая тупым упрямством.       Глэм молчал.       − И одна из них разрушила твою семью. Всю свою жизнь ты не ценил ничего, кроме своих бунтарских фантазий, при первой возможности ты бросил свою семью, отверг всё. Всё ради грязи и хлама. Всё ради строптивости и неподчинения. Я делал всё, чтобы мой сын был достойным. И чем он отплатил мне? Сбежал! Как трус, − удар линейкой, − как предатель, − ещё один, − как ничтожество! − серия хлёстких ударов, заставившая Глэма вскрикнуть.       − Ложь! − не выдержал Глэм, − Ты был тираном, а не отцом! Тебе было плевать на всех нас! Ты свой рояль и скрипки ценил больше, чем меня!       Откуда-то из-под стола Густав выудил на свет гитару. «Гибсон», − заметил Глэм.       − Так чего же может бояться, − Густав провёл пальцами по струнам, − человек, отвергший всю свою семью?       Перед глазами снова возникли три лица. Хэви, Ди, и некто неизвестный.       − Верно, − Густав безупречно сыграл «Ми», − потерять тех, кто тебе по-настоящему дорог. Мы с тобой здесь для того, чтобы избавить тебя от этих оков. Ты любишь их? Ты уверен?       − Да, − сдавленно прошептал Глэм. Боль в руке нарастала.       − Как я уже сказал, − Густав расположил четыре пальца на четыре лада, − сегодня я горд тобой. Впервые за много лет. Ты показал, что усвоил урок, пусть даже ты не согласен с ним. Как бы ты не обманывал себя, − он провёл правой рукой по струнам, − есть сильнейший. Всегда есть благородный учитель и бездарный ученик. Всегда есть чистый и нечистый звук. Свободу надо душить, а не поощрять. Всё то, чему я тебя учил... Ты наконец-то смог это понять.       Глэм зажмурился. Мир рушился, уходя из-под ног, и он ничего не мог с этим сделать.       − Теперь расскажи мне, − Густав положил гитару на стол и подался вперёд, глаза впились в Глэма, − расскажи мне, каково это − чувствовать власть? Чувствовать контроль? Видеть страх в глазах собственного сына? Скажи, каким он выглядел? Он был растерян? Встревожен? Напуган? Скажи, что он испугался тебя, Себастиан! Скажи! Я хочу знать!       − Нет! − в горле стояли слёзы. Глэм не мог с ними совладать.       − Да! − Густав сорвался на крик, снова выхватил линейку и начал хлестать ей по воздуху. − Я знаю, я всё видел! Я видел его слёзы, его отчаяние, его страх перед отцом! Хочешь узнать, о чём он сейчас думает?       Не дожидаясь ответа, он продолжил.       − Он думает: «Как может мой родной отец быть столь жестоким? Почему он издевается надо мной? Почему его глаза стали такими... чужими?». Слышишь, Себастиан? Вот чему я пытался тебя научить!       − Ты мёртв, − спокойно сказал Глэм. Он не знал, чем была вызвана эта перемена в его эмоциях. Скорее всего, у него просто кончились силы. − Я забуду о прошлом. Ди не узнает...       − Какая разница, мёртв я или жив! − Густав ударил линейкой ещё раз, на этот раз не по воздуху. Один из шрамов открылся, на свет показалась красная капля. − Важно, что я − это ты! Ты стал таким же, Себастиан. Ты превратился в того, кого ненавидел. Твой сын боится тебя. Но чтобы взрастить в нём этот страх, тебе не нужна была линейка, − с этими словами Густав отбросил последнюю в сторону, − ты и так отлично справился.       Слёзы душили его.       − Ты мой сын, Себастиан, и как бы ты себя ни называл, ты им останешься, − голос Густава снова стал спокойным и насмешливым. − Но теперь ты сам стал отцом. И наконец, через столько лет, ты усвоил урок.       − Что будет с Ди и Хэви? − тихо спросил Глэм.       − А вот этого, − в голосе Густава зазвучали нотки триумфа, − ты не узнаешь, Себастиан. Но можешь не переживать, их главный враг далеко. Наслаждается лесным воздухом в компании пустоголовой уродины, позорящей всех женщин.       Густав поднялся и ушёл в темноту, которую не могла разогнать даже самая яркая лампа. Вскоре его шаги затихли.       Глэм остался один. Плакать он не мог. Рука уже не болела, но легче блондину от этого не стало. В первый раз его тиран-отец был прав. Он, Глэм, ничем не лучше. Перед глазами вновь возникла окровавленная макушка Ди, напуганное лицо Хэви и тонкие, острые струны «неправильной» гитары. Глэм − хотя нет, Себастиан, это имя ему больше подходит, − уронил голову на руки. Почему-то он был уверен, что из этой комнаты он не уйдёт.       Он был там. Он был в доме. Скоро, очень скоро его ждёт оно... То, ради чего он пришёл. Рука, сжимающая белое и длинное со свистом разрезала воздух. Он направился к лестнице и притаился рядом, так как неподалёку послышались звуки шагов. Конечно, сейчас он был невидим, но излишняя предосторожность ещё никому не вредила.       Светловолосый парень вышел из кухни с двумя кружками и одеялом. По какой-то причине ему что-то померещилось возле лестницы. Он направил в тёмный угол свет фонарика, прищурился, как и ожидалось, ничего не увидел и пошёл вверх по лестнице.       Незнакомец высунул голову из-за угла. Рука нервно теребила складки плаща. Он совсем близко. Осталось чуть-чуть. Совсем...       − Какао. И укройся, простынешь. А мне отвечать потом.       Голос. Каким манящим и живым был этот голос. А ведь ему ничего не стоит взлететь по лестнице и оказаться рядом. Но нет, нельзя. Ещё не время.       Белое и длинное наверняка не может дождаться встречи со своим новым другом.       В свои 43 года Мистер Би был высоким, грузным человеком, вечно с перевязанным шарфом горлом, вечно уверенным в себе, неторопливым и приветливым. Он принёс две кружки чая и тарелку с печеньем в комнату, расставил всё на столе перед диваном и сел.       Лежащее на диване одеяло зашевелилось. Послышался зевок. Из одеяла выбрался Мистер Зед. Он был очень худым, высоким, с грязно-серым оттенком кожи и одет в неизменное чёрное худи.       − Добрый вечер, мистер Зед, − поздоровался Мистер Би, − Как спалось?       − Недурно, − Голос Мистера Зеда был хриплым и надтреснутым.       − А знаете, − Мистер Би отпил чая и с воодушевлением взмахнул свободной рукой, − этот мир полон сюрпризов! Вот вы, скажем, когда в последний раз ходили в магазин без того, чтобы кого-нибудь встретить?       − Не то чтобы я в принципе хожу в магазин, Мистер Би, − Мистер Зед откусил печенье, − но вообще да, как правило, я встречаю несколько человек.       − Именно, именно! − сказал Мистер Би, устраиваясь поудобнее. − А вы задумывались о неизбежности всех событий?       − То есть как? − Мистер Зед тоже отпил из кружки.       − Ну вот, например, сейчас идёт снег, − Мистер Би махнул в сторону окна, − Вы можете что-то с этим сделать?       − Ну, можно немного поиграть с фоном и кривыми... − задумчиво проговорил Мистер Зед. − Но полностью убрать вряд ли получится. Начинать надо задолго до первых снежинок.       − А Вы можете с точностью предсказать начало снегопада?       − Ну, теоретически это возможно, конечно... Но стопроцентно точного прогноза не получится.       − В этом весь парадокс! − Мистер Би отставил чашку и потуже затянул шарф. − Большинство событий можно избежать, только если знаешь о них. Но в то же время с уверенностью сказать, произойдёт то или иное событие или нет невозможно! Понимаете, что я имею в виду, когда говорю о неизбежности?       − В Ваших словах безусловно есть смысл, − Мистер Зед взял второе печенье, − но Вы забываете о вероятностях. Использовав вероятности, можно как минимум предположить чего не случится.       − Например?       − Например, через минуту на наш дом не упадёт метеорит.       − А как Вы можете быть в этом уверены?       − Метеориты больших размеров крайне редко достигают Земли, а мелкие сгорают в атмосфере. Но даже если на Землю действительно упадёт метеорит, вероятность того, что он упадёт именно на наш дом ничтожно мала.       − Но наверняка знать вы не можете, верно?       − Верно. Но если я воспользуюсь системой спутников и радаров моей компании, то я смогу с точностью рассчитать траекторию полёта, угол входа тела в верхние слои атмосферы, размер, скорость, и так далее.       − Мистер Зед, − щёки мистера Би раскраснелись, − Вы всегда чересчур практичны. Это, безусловно, хорошо, но Вы забываете о ключевом факторе. Скажите, есть ли у Вас доступ к этой системе прямо сейчас?       − Нет, разумеется. Пульт управления находится в здании...       − Я об этом и говорю. Система радаров, карты таро, графики, вероятности... Всё это − ключи к предсказанию события. А я говорю... о более реальных вещах.       − О чём Вы?       − Послушайте, Мистер Зед, − голос Мистера Би стал более серьёзным, − я говорю о них.       − О ком «о них»? Неужели Вы про...       − Да, именно, именно. Вы ведь осознаёте, насколько нелепа их история? Как много в ней «субъективных» факторов? Как много случайностей и неожиданностей? Это же абсурд какой-то! Если бы у них был ключ, ничего этого не случилось бы! Всё было бы как обычно!       − Определённо, Мистер Би. Вы считаете, что ничего этого нельзя было избежать?       Мистер Би задумался.       − Мистер Зед, − медленно проговорил он. − Вы ведь понимаете все события той ночи? Вы можете признаться − даже самому себе − что это правда произошло?       − Конечно, мы ведь с Вами наблюдали за...       − Нет-нет, я не об этом, − Мистер Би встал и стал мерить комнату шагами. − Я о совпадениях.       − Совпадениях?       − Если А влияет на Б, и в результате происходит В, то всё понятно, не правда ли? Но если А повлияет ещё и на Г, то как мы можем быть уверены, что в итоге не случится ничего, кроме В? Более того, как мы можем быть уверены, что произойдёт хотя бы В?       − Я не совсем понимаю...       − Если, − продолжал Мистер Би, − существует некое Д, которое происходит только в результате влияния Г на В или А на В, заканчивается ли на этом круг возможностей?       − Нет, ведь есть...       − Другие буквы! Вы это хотели сказать, не так ли?       − Да, естественно.       − Я так и думал, что Вы так скажете, − торопливо зашептал Мистер Би. − Вы слишком практичны, Мистер Зед. Вы всегда упускаете... упускаете...       − Другие возможности?       − Да нет, при чём здесь это, − отмахнулся Мистер Би. − Вы упускаете...       − Слушайте, − Мистер Зед тоже встал, отставив пустую тарелку в сторону, − давайте я изложу Вам своё видение Вашей теории?       − Хорошо, продолжайте.       − Так вот, − Мистер Зед сразу же нашёл нужные слова, − что если все эти А, Б и Д не нужны?       − То есть как?       − Вы сами сказали, что без, как Вы выразились, ключа предугадать событие нельзя?       − Так, но я не совсем...       − Значит, если такого ключа нет, к событию нельзя подготовиться. Потому что букв много, и пойти по всем планам сразу нельзя, так?       − Так...       − Другими словами, во всех этих вероятностях нет смысла. Ведь быть готовым ко всему невозможно.       Мистер Би молчал.       − Следовательно, следует сосредоточиться не на предотвращении или ускорении какого-либо события, а на принятии или изменении его последствий. Если мы не можем быть уверены, что случится даже через две минуты, может, нам стоит меньше думать и гадать.       Мистер Би задумчиво почесал в затылке.       − Букв много. Ситуаций тоже. Число взаимосвязей между ними бесконечно. Но то, что произойдёт после события, зависит исключительно от тех, на кого оно повлияло, не так ли?       − Верно... − протянул Мистер Би.       − В общем, − Мистер Зед смахнул крошки с поверхности дивана, − нам не стоит готовиться к падению метеорита, потому что убежать на достаточное расстояние мы всё равно не успеем.       − И то верно.       − Пойдёмте к Вам в кабинет. Есть ещё пара моментов, которые я хотел бы обсудить.