Ярко-красный дождь

      Ди уверенно шёл по коридору по направлению к кабинету своего отца. У него не оставалось никаких сомнений, что Хэви он найдёт именно там. За те несколько секунд, которые понадобились Ди, чтобы достичь двери, он тщательно обдумал оптимальную линию поведения, риски и все возможные исходы его встречи с похитителем. Только удовлетворившись количеством собственных размышлений и решив, что дольше тянуть время − опасно, Ди положил ладонь на ручку двери, и, тяжело вздохнув, нажал на неё.       Полоска выпущенного из коридора света яркой стрелой разорвала царивший в кабинете полумрак. Ди снова увидел стол, полки и ненавистные гитары, злобно поблёскивающие своими колками. При одном взгляде на их жёсткие струны Ди почувствовал, как у него снова начало саднить пальцы правой руки, а сердце забилось чаще.       Как только Ди открыл дверь, он недоумённо приподнял брови, так как в кабинете не оказалось того, что он ожидал увидеть. Стула с привязанным к нему Хэви и замершей рядом с ним тёмной фигуры с ножом, которые Ди представлял всю дорогу до кабинета внутри не оказалось. Это совершенно вывело парня из равновесия и как вихрем сдуло всю его уверенность в собственной подготовленности.       «Невозможно, − подумал Ди, обшаривая кабинет взглядом. − Я не мог ошибиться местом».       Однако, через пару секунд он понял, что не зря пришёл сюда. На столе лежал до боли знакомый и в то же время новый предмет. Предмет, который стены этой комнаты прежде никогда не видели. Предмет, который был явно чужеродным в этой спокойной, располагающей к пространным мыслям обстановке.       На столе лежал квадратный чёрный ящик с блестящими замками.       Блондин осторожно, словно боясь наступить на растяжку, приблизился к столу. Замер на несколько секунд, вслушиваясь в шум дождя. Удостоверившись в отсутствии посторонних звуков, Ди положил мокрые от пота ладони на стенки ящика. Он сглотнул. В давящей тишине помимо стука капель о стены дома он слышал громкие, частые удары своего сердца. Ди даже удивился настолько высокому пульсу и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять дикое волнение. Затем он на манер Индианы Джонса, несколько раз перебрав пальцами в воздухе, осторожно поднял ящик со стола, ожидая срабатывания какого-то тайного механизма.       Ничего не произошло.       Вздохнув с облегчением, Ди поспешно щёлкнул замками и открыл ящик. Увидел он там именно то, что ожидал увидеть. Но содержание записки ввело его в лёгкий ступор. Ди вынул бумажку из ящика, отложил последний в сторону. Немного повертел записку в руках, словно ища текст, написанный между строк. Ничего не найдя, он снова перечитал написанную зелёными чернилами записку, всё ещё не веря в её содержание.       «Рад, что ты разгадал мою загадку.       Теперь я хочу послушать, как ты играешь.       Возьми «Гибсон» и сыграй «Ми».       Как только звук будет чистый, ты получишь следующую подсказку.       Удачи.       К. Х.»       Вся тревога улетучилась, оставив лишь недоумение.       − Я что, должен играть на гитаре? − вслух спросил вконец ошарашенный Ди.       Ответом было молчание.       К недоумению прибавилось раздражение. Что за бред? Зачем он должен тратить время на бессмысленную игру на грёбаной гитаре, когда его пять минут назад торопили, угрожая убить его брата?       − Я не собираюсь ничего играть, − сердито заявил Ди.       Стены кабинета словно ухмыльнулись.       − Я не собираюсь ничего играть, − упорно повторил он.       На секунду ему показалось, что он слышит тихий шелест, похожий на издевательский смешок.       «Чёрт.»       Ди подошёл к ряду издевательски чистых, ярких, словно вчера купленных гитар. Вгляделся в последнюю, если считать слева.       Коричневая гладкая поверхность корпуса выглядела абсолютно так же, как и несколько часов назад. Ди нехотя взял гитару за пятку и середину грифа и снял её со стены.       Гитара послушным, но крайне неприятным грузом легла ему в руки. Ещё совсем недавно Ди взял её без каких-либо сложностей, а сейчас «Гибсон» показалась ему невероятно тяжёлой. Блондин сел на стул и едва не лишился чувств. Сердце подпрыгнуло и забилось, как пойманная птица, а затем вернулось к прежнему нервному ритму.       На краткий миг Ди показалось, что на стуле напротив сидит тень его отца. Он почти увидел расслабленное, с неизменной загадочной улыбкой лицо в обрамлении светлых волос и поднятый указательный палец. В следующую секунду видение пропало, стул вновь опустел.       Мысленно обматерив свой больной мозг, Ди перевёл взгляд на невероятно острые на вид струны, и опять едва не подскочил. Он готов был поклясться, что услышал голос отца, сказавший уже знакомую ему фразу.       «Сядь прямо, так, чтобы было удобно, и положи правую руку на струны.»       Ди послушно выпрямил спину и замер, словно ожидая услышать мягкое «Сядь прямо». Однако, больше он ничего не услышал. Похоже, ему предстояло играть злосчастную «Ми» без посторонней помощи.       «Как там он говорил, − подумал Ди, − открытая струна, первая или шестая?»       Испытывая сильнейшее дежавю, он упёрся большим пальцем в тыльную сторону грифа и согнул указательный палец. Немного сдвинув кисть, он прижал шестую струну к поверхности грифа и пристально вгляделся в остальные, дабы убедиться, что не задевает их. Глубоко вздохнув, Ди резко дёрнул струну, вспоминая то, как стремительно и яростно это делал Мик Томсон из Slipknot.       Гитара плюнула в него глухим, невнятным звуком. Не нужно было быть экспертом, чтобы понять: это явно не чистый звук.       Ди раздосадовано выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и попробовал снова.       Тот же эффект.       За окном ударила молния, осветив коридор, виднеющийся из-за приоткрытой двери. Ди отпустил гриф гитары (последняя мёртвым грузом легла на его колени) и несколько раз с силой сжал и разжал левый кулак. Затем он снова взял слегка влажный от пота гриф левой рукой, разогнув три «ненужных» пальца, словно считал, что они могли назло ему задеть другие струны. В третий раз зажал шестую струну и снова дёрнул её. На сей раз он был уверен, что звук должен получиться чистым.       Его ожидания не оправдались. Борясь с инстинктивным желанием швырнуть гитару на пол, Ди закрыл глаза и постарался вспомнить то, как отец продемонстрировал ему «правильную» версию ноты Ми. Через несколько секунд напрасных усилий Ди внезапно осознал, что он так и не получил от отца подобной помощи. Одна лишь фраза «Упрись большим пальцем в тыльную сторону грифа, согни указательный палец так, чтобы он не задевал соседние струны и зажми шестую струну на первом ладу. Вот так. И дёрни её.» и всё. Да, Глэм действительно не хотел научить его играть на гитаре по каким-то своим причинам. Он специально давал как можно более расплывчатые инструкции, чтобы Ди засомневался в собственных способностях. Похвально, папа, весьма похвально. Знал ли ты, что от этой сраной ноты будет зависеть жизнь твоего младшего сына? Наверняка нет.       Ди попробовал ослабить давление на струну. Усилить его. Поменять его угол. Зажать другую часть струны. Зажать струну другим пальцем. Дёрнуть резче. Дёрнуть плавнее. Дёрнуть другим пальцем. Дёрнуть несколько раз. Никакого результата. Никакого. НИКАКОГО, ТВОЮ МАТЬ!       В горле Ди стояли слёзы, душившие его. Комната начала расплываться у него перед глазами, в висках дробно стучала кровь. Ди взвыл и начал дёргать струну рьяно и беспорядочно. Он уже не обращал внимания на то, задевает ли он соседние струны, ту ли струну он дёргает и с той ли скоростью. Со стороны выглядело так, словно он всеми силами пытается причинить гитаре боль, будто она была живым существом.       Наконец, через минуты три бессмысленных дёрганий и смачных ругательств сквозь сжатые зубы Ди решил прекратить это безумие. Внезапно, ему в голову пришла сумасшедшая, лишённая смысла идея. В иной ситуации он отверг бы подобную мысль, но сейчас ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Сдвинув правую кисть по направлению к нижней части корпуса, Ди снова дёрнул струну.       Было ли дело в том, что он как-то по-новому дёрнул проклятую струну или в том, что, сосредоточившись на положении правой руки он ослабил давление указательного пальца левой, на сей раз гитара издала мягкий, успокаивающий и бессомненно чистый звук. Буквально через секунду после него Ди услышал другой звук. Звук захлопывающейся двери.       Подняв голову, Ди успел увидеть, как тоненькая полоска света между дверью и косяком стремительно исчезает. Теперь, не считая крошечного просвета под дверью, Ди сидел в кромешной тьме.       Положив гитару на пол, Ди подошёл к двери и рывком распахнул её, на сей раз не обременяя себя излишними предосторожностями. Впрочем, сейчас последние не сослужили бы ему хорошую службу.       По классике жанра, за дверью никого не было. Было что-то. На пороге лежал кусок бумаги с надписью, сделанной неизменными зелёными чернилами. Ди поднял его и прочитал:       «Поздравляю. Ты отлично справился.       Мы с Хэви ждём тебя на кухне.       К. Х.»       Ди закрыл глаза и выпустил из лёгких воздух, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Несмотря на то, что его брат по-прежнему находился в руках какого-то маньяка, рука ныла, а в голове звенел голос его отца, блондин был на удивление доволен собой. Он справился. Что ж, пора вспоминать ранее обдуманные стратегии поведения.       Телефон Виктории не работал. Разумеется, она попыталась позвонить в скорую и в полицию сразу после того, как притащила почти бездыханное тело Глэма в палатку. Но связи не было. Совсем.       Виктория несколько раз проверяла наличие этой чёртовой связи, пока обрабатывала раны Глэма и бинтовала его. Каждый раз результат был одинаково неутешительным. Хотя внешне Виктория выглядела весьма уверенным в себе человеком, преисполненным решимости и боевого духа (и, в сущности, почти всегда таковой и являясь), в эти минуты она была переполнена страхом. Она дико переживала за Глэма, но, в отличие от большинства людей, её переживания выливались не в плач или глубокие морщины, а в кипучую энергию и желание что-то делать.       И вот сейчас, держа стонущего мужа поперёк туловища, стоя под проливным дождём в нескольких метрах от остатков палатки, Виктория решила в очередной раз попытать удачу. Вынув из кармана телефон, она с изумлением увидела на экране две белые полоски. Через несколько секунд байкерша уже набирала знакомый номер.       − Да? − спросил низкий заспанный голос.       − Баг, мне нужна помощь, − с места в карьер начала Виктория.       − Какая помощь? Что случилось?       Виктория быстро обрисовала ситуацию.       − Нам нужно в больницу, срочно, − закончила она свой краткий монолог.       − Дай мне минуту.       На том конце провода послышался звук откидываемого одеяла, скрип кровати и шелест бумаги.       − Так... Где вы, говоришь, находитесь?       Виктория дала примерный ориентир места, где они свернули с дороги. Её слова сопровождал успокаивающий скрип карандаша.       − И как сильно вы углубились в лес?       − Километров 40 где-то.       − Ты сказала, вы на поляне?       − Да.       − Хорошо. Минут через 20 будем. К счастью для вас, мы тоже выбрались, − Баг ухмыльнулся, − на пикник. Вроде бы недалеко от вас. Ты там это, не психуй и не трать обойму на белок. Может, тот псих ещё недалеко от вас, а мы все безоружны, как дети.       − Давай уже, − раздражённо парировала Виктория, − поторопитесь там.       − Не дрейфь, подруга. Скоро будем. Всё, давай.       В трубке послышались короткие гудки.       Виктория засунула телефон обратно в карман и только сейчас взглянула на Глэма. Выглядел он неважно. Тушь текла по лицу словно кровь, уголок рта слегка подёргивался, под глазами залегли глубокие тени. Если бы не мерно вздымающаяся грудь, его можно было принять за мертвеца. Случайно опустив взгляд, Виктория сощурилась.       На секунду ей показалось, что она что-то увидела на руке Глэма. Взяв последнюю и повернув её к себе, Виктория обомлела. Её глаза расширились, а рот открылся в беззвучном вопле.       Напульсник Глэма сполз по направлению к локтю, обнажив запястье. Взгляду Виктории предстала жуткая мешанина из светлых рубцов, образовывавших один большой шрам. Тонкие линии разной глубины беспорядочно накладывались одна на другую так, словно оставивший их стремился покрыть рубцами всё запястье без остатка. Шрам был явно очень старым, а отдельные его части − едва различимыми, но он выглядел настолько чужим и неправильным на абсолютно здоровой, гладкой коже Глэма, что увидев его, Виктория невольно отшатнулась. Где-то вдали ударила молния, и шрам осветило, как прожектором. В ярком свете рубцы казались ещё страшнее. Виктория хлопнула себя по щеке, изо всех сил надеясь проснуться и обнаружить, что всё увиденное ей в эту чёртову ночь − лишь кошмар.       Увидев около своей жены, которую он любил до безумия тёмный силуэт, Глэм, не обращая внимания на саднящее горло захрипел, стараясь привлечь её внимание. Но он опоздал. Неизвестный с нечеловеческой силой толкнул её на пол и исчез, оставив в воздухе лишь клочья чёрной дымки. После краткого приступа кашля и ругани, Виктория поднялась и кинулась к матрасу, на котором бессильный, словно куча тряпья лежал Глэм. Закрыв его спиной, она начала озираться в поисках толкнувшего её ублюдка. Через несколько секунд чёрный столб дыма возник слева от Виктории и прежде, чем Глэм успел опомниться, хлестнул её зарядом чего-то чёрного, опять повалив её. Падая, Виктория успела увидеть незваного гостя и выстрелить, но в самый последний момент последний снова растаял в воздухе, позволив пуле атаковать беззащитный потолок.       Две его половины словно громадные брезентовые одеяла начали стремительно падать на них. Глэм не успел выдохнуть, а сильные руки Виктории уже схватили его и со скоростью пули понесли к выходу из палатки. Ликование длилось недолго. Когда до выхода оставалась всего пара шагов, Глэм увидел боковым зрением тень, со скоростью молнии ударившая Викторию в спину.       Профессионально совершая перекат, Виктория держала его на вытянутых руках, словно он был хрустальным, так что Глэм даже не задел жёсткую траву. Однако пережитый стресс, усталость и многочисленные раны неизвестного происхождения сделали своё дело. Глаза Глэма словно сами собой закрылись, погрузив его в темноту.       Очнулся он от того, что на него пристально смотрела Виктория. Это была очередная особенность Глэма: как только на него кто-то смотрел, он моментально просыпался, как от громкого звука. Несколько дней назад (а кажется, что в другом тысячелетии) он в шутку сказал Виктории, что не пользуется будильником, потому что взгляда её глубоких изумрудных глаз вполне достаточно. Вот и сейчас, стоило Виктории взглянуть на него, как он медленно открыл глаза.       Вот чёрт. В следующую же секунду после спонтанного пробуждения он понял, на что смотрит его любящая жена. Судорожная попытка сдвинуть напульсник левой рукой вылилась лишь в резкую боль в предплечье. Зрачки Виктории расширились. Глэм сразу понял, что пытаться скрыть следы многолетнего садизма отца не имеет смысла. Глубоко вздохнув, он решил объяснить ситуацию и внезапно понял, что голосовые связки снова у него под контролем.       − Вики, − тусклым, но чётким голосом сказал он. − Нам надо поговорить.       Виктория не проронила ни звука. Уложив мужа на траву, она встала над ним, защищая его лицо от капель, словно гигантский щит.       − Я никогда не рассказывал тебе о своём прошлом, − сбивчиво начал Глэм. − Понимаешь, мой отец... он...       Ди медленно спускался по лестнице, напряжённо прислушиваясь. Иногда ему казалось, что он слышит тихое постукивание, но иллюзия быстро исчезала, оставляя звуковую палитру заполненной лишь его собственными тихими шагами и нескончаемым дождём.       Спустившись на первый этаж, Ди свернул направо от лестницы. Осторожно, стараясь не производить лишних звуков, словно боясь спугнуть давящую тишину, он положил ладонь на выключатель и слегка надавил на него. Как ни странно, на сей раз это не принесло никакого результата. В другой день, скажем, вчера, Ди точно обратил бы внимание на столь странные перебои в электричестве, но сейчас все его мысли занимала предстоящая встреча, и он решил проигнорировать отсутствие света. В конце концов, в соответствии с быстрыми вычислениями блондина, света, спускающегося со второго этажа вполне хватало, а телефон в кармане Ди служил спасательным жилетом на случай, если и он погаснет (спустя несколько попыток Ди включить телефон, последний нехотя согласился, хотя и без единой полоски связи).       В арочном проёме, ведущем на кухню сгустилась непроглядная темнота. Ди щурился, стараясь что-то различить в этом проходе, похожем на чёрную дыру, но безуспешно. Тогда он вынул телефон, включил фонарик и вошёл внутрь.       Кухня разительно преобразилась. Свет телефона выхватил из темноты не большой прямоугольный стол, за которым они когда-то играли в покер, а маленький квадратный с двумя стульями, стоящими друг напротив друга.       Сразу же после стола Ди увидел второе нововведение. Под потолком, чуть левее стола, висела небольшая железная клетка, в которой, держась руками за прутья, сидел знакомый рыжий силуэт. Завидев Ди, Хэви замахал руками, как ветряная мельница и попытался что-то сказать, но из его губ не вырвалось ни звука.       Как только Ди вошёл, на столе включилась яркая лампа, светившая ровным жёлтым светом. Переведя на неё взгляд, он увидел того, кто явно был гостем на этой кухне в эту холодную ночь. Того, кто являлся автором и организатором всего того безумия, которое последние несколько часов творилось в их доме.       Высокий силуэт, закутанный в чёрный балахон. Ткань покрывала его без остатка, даже лицо было закрыто тёмными складками. Но самым странным было не это.       Фигура пришельца не освещалась телефоном Ди, который тот на неё направил, как только увидел. Она словно не отталкивала световые волны по направлению к роговице глаз блондина, а поглощала их без остатка. Незнакомца освещала только, судя по всему, им же принесённая лампа.       Быть свидетелем этого переходящего все рамки надругательства над физикой было крайне странно. От удивления Ди даже опустил телефон, направив свет фонарика в пол. Впрочем, блондин оправился от шока, стоило неизвестному заговорить.       − Здравствуй, Ди, − сказал пришелец мягким, чуть хриплым голосом. − Присядь, нам нужно поговорить.