(поместье Фантомхайв, комната Катце, флэшбэк: Амой, башня Эос)
* * *
Сразу после случившегося Ясон отпустил Катце, и он на подгибающихся ногах убрался из комнаты Блонди, предоставив им с Рики мириться самим. Войдя к себе, он зажёг единственную свечу на подоконнике, достал и распечатал новый блок «Амки Шелагх», трясущимися руками сорвал плёнку с пачки, сунул в рот сигарету и, щёлкнув зажигалкой, жадно и глубоко затянулся, закрыв глаза. …Примирение Рики и Ясона было долгим и бурным, судя по звукам, раздающимся из-за стены. Катце не смог бы заснуть, даже если бы очень хотел. Поэтому он курил почти беспрерывно, то сидя и глядя в окно на ночное небо, то лёжа и уставившись в потолок. Неизвестно, сколько прошло времени; брокер не следил за ним, слыша то и дело приглушённые страстные вскрикивания и стоны Рики. Может, два, может, три часа минуло. За стеной наконец-то установилась тишина, но сон по-прежнему не шёл к нему, он лежал на кровати, не раздеваясь. И вдруг в дверь постучали. — Открыто! — с подпрыгнувшим сердцем крикнул он, садясь. Дверь открылась и вошёл Ясон. — Так и думал, что ты не спишь, — заметил он, приближаясь. Вновь облачённый в свободные шаровары и халат, со слегка растрепавшимися волосами, спокойный, как будто и не было у него только что длительного секс-марафона с непокорным монгрелом… — Что случилось, господин? — слегка обеспокоенно спросил Катце, приподнимаясь. — Ничего. Сиди, — Ясон подошёл к окну, постоял возле него некоторое время, глядя на тёмные окрестности поместья, потом повернулся к брокеру: — Когда вернёмся на Амой, переведу на твой счёт десять тысяч кредитов. —…Благодарю вас, — оправившись от изумления, склонил голову Катце. — Ты хорошо справляешься с любыми обязанностями, — никакой эмоциональной окраски не было в голосе Блонди, голос звучал абсолютно ровно, тем не менее рыжеволосый мужчина понимал, что это — высшая степень признательности, которую он только мог ждать. — Спасибо, — только и смог вымолвить он. Воцарилась тишина. Поднимая глаза на Ясона, Катце, поколебавшись, всё-таки спросил: — Господин, могу я задать пару вопросов? — Задавай, — разрешил тот. — Покорный Рики… Будет ли он вам так же интересен, как раньше? — осторожно проговорил брокер. Ясон скрестил на груди руки: — Ты хотел сказать — у меня было слишком много покорных пэтов, которые быстро мне надоедали? — Не совсем это. Но мою мысль вы поняли верно. — Пэты покорны по своей природе. А Рики — как дикое прирученное животное. Я знаю его истинную натуру. Теперь ему неплохо бы научиться её контролировать. — Скажите… неужели вы действительно были готовы отдать его… в фурнитуры? — вопрос этот дался Катце нелегко. Блонди холодно посмотрел на него: — Было похоже, что я шутил? — Нет, вы были смертельно серьёзны, — тихо признал брокер. — Ты сам ответил на свой вопрос. — Боюсь, у Рики не такой характер, чтобы он мог стать фурнитуром, — выдавил Катце. — Ты же смог, — сухо заметил Ясон, и тот вздрогнул. — Если придётся сделать его фурнитуром, обучать его будешь ты. И отвечать за него. Однако надеюсь, что Рики усвоил урок и до этого не дойдёт. Брокер сидел на кровати, не решаясь пошевелиться. Блонди взглянул на пепельницу, полную окурков, и осуждающе покачал головой: — Ты непомерно много куришь, Катце. Может быть, попросить Рауля подобрать для тебя препараты, снижающие потребность к курению? У него мгновенно пересохло в горле: — Прошу вас, господин… не нужно. Ясон нахмурился: — Ты слишком беспечно относишься к здоровью, между тем как нужен мне. Эта дрянь отнимает у тебя лишние годы. Почему ты не хочешь избавиться от пагубной привычки? — Я обещаю вам впредь курить меньше, — сдавленным голосом проговорил Катце. — Только пожалуйста… не надо обращаться к господину Аму… — Как хочешь, — с лёгкой досадой сказал Блонди. — Ложись, скоро уже рассветёт, — он повернулся и вышел из комнаты.* * *
…Когда-то рыжеволосый был бесправным фурнитуром, «мебелью», которую в башне Эос элита если и замечает, то лишь мельком. А теперь Первый Консул Амой Ясон Минк готов платить ему по десять тысяч кредитов за услуги. Высоко ты вознёсся, Катце! Наверняка существует множество людей, которые ненавидят тебя и завидуют твоему взлёту. Что ж, всем завидующим он мог бы сказать: пройдите тем путём, которым прошёл я. Возможно, вы достигнете ещё большего. Но Катце не пожелал бы этого никому. В своих воспоминаниях он вернулся к тому роковому дню, когда их, выпускников Гардиан, собрали в Главном зале и воспитатель объявил им сногсшибательную новость — к ним приехал человек из Танагуры и сейчас будет отбирать подходящих юношей для работы в башне Эос. Все они были взбудоражены этим известием. Говорили, что для службы в главной башне будут отобраны самые симпатичные и смышлёные из монгрелов. Катце тоже волновался — ему очень хотелось попасть туда, где живёт элита, эти небожители; увидеть всё собственными глазами. Сочтут ли его достойным такой работы? У него было всё в порядке с успеваемостью, он тяготел к электронике, здорово разбирался в программном обеспечении и любил возиться с «железом», а что до внешности — гардианские девчонки на него заглядывались, так что рыжеволосый выпускник думал, что он, вероятно, недурён собой. Но может быть, для службы в Эос требуется нечто большее? Однако он оказался одним из первых, на кого обратил внимание приехавший из Танагуры рекрутер. Окинул его цепким взглядом, когда они стояли перед ним неровной шеренгой, и что-то спросил у воспитателя. Тот прошептал ответ ему на ухо, и человек из Танагуры вызвал его из шеренги. Не чуя под собой ног от радости, Катце перешёл в группу ликующих выпускников, признанных подходящими для работы в Эос. Он видел, с какой завистью смотрели на них остальные и испытывал гордость за то, что вытянул в жизни такой счастливый билет… А потом их привезли в Эос, в эту сверкающую огнями огромную башню, святая святых Танагуры, в место, куда не было доступа простым смертным. Там их собрали в одной комнате, и рекрутер чётко и внятно объяснил им, что такое работа фурнитура. Они узнали, что сегодня же в первую очередь будут кастрированы. Это стало для всех громом с ясного неба, потом кто-то возмутился и закричал, что они не согласны, их обманули и пусть вернут назад в Гардиан. На что отобравший их мужчина холодно сказал — пожалуйста. Кто не хочет работать в башне — удерживать силой никого не будут. Только назад в Гардиан дороги у них тоже нет. Детство кончилось, никому они больше не нужны. Все выпускники мужского пола будут отправлены в Девятый округ, в Керес, и там им придётся выживать самим, как сумеют. Керес — это трущобы, разруха, банды, убийства из-за угла, голод, холод и нищета. И если кому-то очень хочется туда, он не будет отговаривать. Так что у них только два выхода — служба здесь, где по крайней мере, сытно, тепло и чисто, или Керес, со всеми вытекающими из этого последствиями… Уходить не стал никто. В этот же день их кастрировали, и так Катце усвоил свой Первый главный урок: в жизни за всё приходится платить. Он вытянул счастливый билет, и никто не виноват, что цена за него оказалась такой дорогой. Жизнь — вещь абсолютно безжалостная. Лучшая в мире танагурская медицина исцеляла быстро. Как только все последствия операции были устранены, новообращённых фурнитуров перевели в небольшой обучающий центр, где к ним для объяснения их будущих обязанностей и собственно самого обучения приставили опытного фурнитура по имени Айрат. Он посвятил их в подробности предстоящей работы. Что в первую очередь их задача — забота о пэтах. Каждодневное обслуживание, одевание, раздевание, кормление, слежение за их чистоплотностью. Выведение на прогулки и сопровождение на случки-суаре и обратно. Кроме того, они же и будут обучать пэтов азам дисциплины и минимальной грамотности. И что за все косяки в поведении подопечных отвечать будут они, фурнитуры. Айрат предупредил, что пэты невежественны, капризны, своенравны, ревнивы, порой невыносимы. Тем не менее, обращаться к ним нужно также, как и к хозяину — «господин», и вести себя безукоризненно вежливо. Ни в коем случае никого пальцем не трогать. Грубость и сквернословие в Эос может проститься пэту, но никогда не простится фурнитуру. Но больше всего потрясли их слова Айрата, что помимо прочих обязанностей, они должны будут ещё по мере необходимости удовлетворять сексуальные потребности своих подопечных. Предвосхищая их вопрос «каким образом» — исчерпывающе объяснил, каким. Лица вчерашних целомудренных мальчиков от таких откровений залила краска стыда. Увидев гримасы отвращения, он сказал твёрдо: — Такие слова, как «стыд» и «брезгливость» — забудьте навсегда. Вы должны исключить их из собственного сознания. В глазах здешних обитателей фурнитур — это живая мебель. Если ваш хозяин заметит хоть тень недовольства на вашем лице — вы будете наказаны. Все пэты сексуально озабочены, к тому же их постоянно держат на афродизиаках. Они всё время хотят сексуальной разрядки, и если не получают её, то становятся втройне невозможными. Пэт вынесет вам мозг своими капризами, поэтому проще удовлетворить его, чтобы успокоить. Но вы должны знать, что официально это запрещено, так что такими делами можно заниматься только за закрытыми дверями в отсутствие хозяина и желательно вне зоны обзора видеокамер. Элита прекрасно знает, что пэты всё равно это делают, но пока такие занятия не становятся достоянием гласности, на них смотрят сквозь пальцы… Новообращённых фурнитуров поставили в известность, что, если они будут плохо справляться со всеми обязанностями, их утилизируют. С этим в Эос чудовищно просто. Пэты стоят денег, и немалых, а фурнитур — приспособление, достающееся бесплатно. Выжить можно только в одном случае — если образцово выполнять свою работу. Уборка личных апартаментов элиты тоже ложится на них. Они должны поддерживать идеальную чистоту. Уметь сервировать стол, если к хозяину придут гости. Ловко и незаметно прислуживать. И держать язык за зубами, что бы ни увидели и ни услышали. Всё осмыслив, Катце решил для себя — если нет другого выхода, он станет хорошим фурнитуром. Он не будет тем, кого выкинут на помойку, как ненужный материал… Для негласного обучения будущей «живой мебели» той науке, которая в Эос официально была под запретом, Айрат привёл в центр двоих хихикающих пэтов — самца и самку, под завязку накаченных афродизиаками. И для начала сам показал, что и как нужно делать. Быстро удовлетворив обоих, он велел теперь попробовать исполнить то же самое и «неофитам». Удалось это всем по-разному. Катце, твёрдо решившего стать безупречным фурнитуром, бурно стошнило при первом же акте. Айрат велел ему всё убрать и сказал: — Катце, за подобное тебя ждёт немедленная дисквалификация. Это — неизбежная часть работы, с которой тебе придётся смириться. Я же говорил, что о брезгливости нужно забыть раз и навсегда. — Простите меня, — пристыжённо сказал Катце. — Я действительно ещё не умею этого делать. Но я научусь… Так он открыл для себя Второй беспощадный урок жизни в Эос: чувство собственного достоинства нужно засунуть себе в задницу, и как можно глубже. Фурнитур — не человек. Он — ходячая мебель, дышащий механизм. Учиться пришлось очень быстро. Образовательный курс для фурнитуров был коротким — две недели. Они осваивали только азы, остальное постигалось в процессе работы. По окончании курса, когда в центр обратились некоторые представители элиты, которым на замену требовались новые фурнитуры, Ясону Минку Айрат посоветовал взять Катце. — Он ещё слишком юн и неопытен, господин, — почтительно сказал он, — зато очень смышлён и расторопен. И хорошо разбирается в компьютерах. Я думаю, из него получится весьма дельный фурнитур. Катце стоял перед Первым Консулом навытяжку, не в силах отвести от него очарованного взгляда. Он впервые так близко видел Первого Консула Амой, и от мысли, что тот, возможно, возьмёт его к себе на работу, заходилось сердце. Ясон явился в помещение центра в официальном одеянии Блонди — белоснежный сьют с золотыми вставками, высокие мягкие ботинки. Золотые волосы, как плащ, окутывали его до бёдер. Ледяными глазами на неописуемо прекрасном лице он взглянул на своё возможное приобретение. Когда Айрат представил ему Катце, тот низко поклонился. — Годится, — равнодушно бросил Ясон. Так Катце стал его фурнитуром. Апартаменты Первого Консула потрясли рыжего. Он никогда в жизни ещё не видел подобной роскоши. Обстановка, отделка огромных комнат, мебель, техника — всё оказалось ультрасовременным, удобным, функциональным, практичным, красивым, выдержанным в бело-стальных тонах, а в дизайне отсутствовали углы. Линии были плавными и скруглёнными. Здесь было просторно, уютно и светло, и почему-то казалось, что дух самой Юпитер незримо витает в воздухе. Больше всего поразило воображение вчерашнего выпускника Гардиан гигантское, во всю стену, окно, за которым, как на ладони, с высоты птичьего полёта была видна Танагура и прилепившийся к ней Мидас. И ещё безмерно восхитил его огромный терминал компьютера. Подобных Катце никогда не встречал. Заметив восхищённый блеск в глазах нового фурнитура, Ясон спросил: — Неплохо разбираешься в электронике? — Я… только не в таких моделях, господин, — пролепетал Катце. — У нас в Гардиан похожих не было… — Не сомневаюсь, — Блонди взглянул на него с любопытством. — Я жду системного администратора. Что-то зависло. Может, посмотришь? — Я?! — начинающий фурнитур представил, как выпучились у него глаза. — В… ваш компьютер?! — Тебе придётся иметь с ним дело, если будешь здесь работать. — Е… если вы мне доверите, я… попробую… Ясон скрестил на груди руки и движением подбородка указал на терминал. Катце, не дыша, подошёл к компьютеру. У того были три дублирующих системы управления — сенсорная, с клавиатуры и бесконтактная. Рыжий знал, что такие существуют, читал в новостях — но никогда не видел в реальности. — Садись в кресло, — предложил Блонди. Катце осторожно присел на краешек офигенно удобного компьютерного кресла, положил руки на клавиатуру… Через десять минут компьютер у него заработал. Блокировку клавиатуры он снял, перепробовав несколько вариантов сложной, многократно повторяющейся комбинации клавиш, а зависшую программу перезапустил, вспомнив один очень редкий, но универсальный пароль, который должен был подойти для аппаратуры такого класса. Катце тогда больше всего поразило то, что универсальный, хотя и редкий, пароль подошёл к эосскому компьютеру. В его представлении, к программам Танагуры должны были придумываться такие пароли, какие не смог бы вскрыть ни один хакер. А Ясон много лет спустя признался ему, что в тот день не ждал никакого администратора. С пустяковым зависанием перегруженной системы он, безусловно, легко бы разобрался сам. Но ему интересно было посмотреть, как справится с этим его новый фурнитур. И Катце прекрасно прошёл первый тест. Ясон сказал ему: — Вижу, в электронике ты разбираешься. Посмотрим, как справишься с моим пэтом. Нового пэта Минк решил приобрести вместе с новым фурнитуром (вот такое обновление интерьера пентхауса). Катце очень хотелось спросить — что стало с прежним фурнитуром? — но Айрат предупредил его: никаких вопросов к Блонди. В этот же вечер пэт был приведён в комнаты и представлен Катце. И тот в ближайшие дни вкусил все прелести работы на новой должности. Пэт был очень красивым: белоснежные, отблескивающие серебром кудри, необычные глаза цвета морской волны, тонкие черты лица, персикового оттенка нежная кожа, идеальные пропорции тела. Он принадлежал к весьма редкой породе, и на этом его достоинства заканчивались. Он был тупым, как пробка, гордым, упрямым и капризным. Катце, своего няньку, звал не иначе как «Эй, ты». «Эй, ты, не видишь — у меня шнурок развязался?» — «Эй, ты, налей мне попить! Нет, я хочу не такое! Ненавижу этот сок, налей другой!» Какой именно — он не мог сказать, потому что названия у него в голове не удерживались. Приходилось таскать ему все упаковки, пока он не тыкал пальцем в нужную. Он был неопрятным, у него всё падало и разливалось, Катце постоянно приходилось его переодевать. Следовало готовить это приобретение Ясона к дебюту, объяснять правила поведения, но пэт ничего не желал учить. Если ему что-то не нравилось, он просто ложился на пол и начинал брыкать ногами и визжать. Фурнитур был весь в мыле, обслуживая его, уговаривая и пытаясь чему-то обучать. Раз, усадив пэта завтракать, Катце принялся упрашивать его делать это аккуратно, но тот, зачерпнув кашу, со смехом переворачивал ложку. Каша со шлепком падала на стол, брызги летели во все стороны. Вытерев столешницу и переодев засранца, фурнитур снова стал накладывать кашу из кастрюли половником. Пэт пихнул половник, и горячая жижа опрокинулась на Катце. В бешенстве тот дал ему подзатыльник. Пэт свалился со стула, ударившись с размаху об пол и завопил, как сирена, а Катце замер в оцепенении. Через пять минут в пентхаус ворвался Ясон, уже отправившийся было на заседание Синдиката. Видимо, его предупредил о случившемся сигнал с видеокамеры. Катце пытался поднять пэта, но тот продолжал вопить и отбиваться, размазывая по лицу сопли и держась за плечо. Блонди отшвырнул фурнитура так, что он врезался затылком в стену; и вызвал через интерком медицинскую бригаду. У пэта оказалась сломана ключица и, узнав об этом, Катце мысленно попрощался с жизнью. Пострадавшего на носилках унесли в медчасть, а чуть живой от страха фурнитур остался наедине с Первым Консулом. Тот шагнул к нему, за шиворот, как котёнка, вздёрнул вверх одной рукой. Поставил на ноги и вцепился ему в подбородок пальцами, которые сквозь белые перчатки показались Катце стальными. От пристального взгляда голубых глаз кровь остывала в жилах. Ледяным голосом Ясон Минк сказал: — Ты посмел поднять руку на моего пэта. Знаешь, сколько он стоит? Если бы ты торговал собой в борделе и все вырученные деньги отдавал в уплату долга — тебе не хватило бы нескольких жизней, чтобы расплатиться! За шиворот Блонди выволок его из кухни в гостиную, одним движением разорвал на нём униформу и швырнул полураздетого на диван, лицом в кожаную обшивку. Тот лишь закрыл руками голову, которая продолжала гудеть от удара об стену. Ясон взял с полки длинный хлыст. Золотых цепей для фурнитура у него не было. Они и не понадобились. Катце не сопротивлялся, в полной мере узнав, что такое хлыст в руке Блонди, одним ударом рассекавший мышцы. Через пару минут он потерял сознание. …Очнулся на кушетке в медблоке — лёжа, как и во время порки, на животе, голый, накрытый простынёй. Вокруг всё было стерильное и стальное, и висел неуловимый запах каких-то лекарств. Катце ничего не чувствовал, тело было, как не его. — Фурнитур очнулся, доктор Ам, — услышал он чей-то почтительно прозвучавший голос. — Хорошо. Можешь идти, я справлюсь сам, — раздался бесстрастный ответ с повелительной интонацией. Тот, кому принадлежал первый голос, прошагал к двери, она с лёгким гудением открылась и закрылась. А в поле зрения Катце появился Рауль Ам. Главный нейрокорректор и биотехнолог Танагуры подавлял своей совершенной красотой и гордым величием, равнодушной жестокостью безупречных черт лица. Он подошёл к нему в белом хирургическом комбинезоне, натягивая тонкие резиновые перчатки. В его удлинённых зелёных глазах с чуть нахмуренными бровями таилось недоброе выражение. — Ты и есть тот силач, сломавший ключицу пэту Ясона? — с холодным любопытством спросил он. — Да, господин, — слабо ответил Катце. Рауль помолчал, потом резко откинул простыню и заметил невозмутимо: — Ясон знатно тебя отделал. Но мне непонятно одно — ты повредил его пэта, который стоит десятка подобных тебе. А он сохраняет твою жизнь. Интересно — за что? Я хотел взглянуть — может быть, ты из золота? Катце хотелось скорчиться и исчезнуть под бесцеремонным взглядом Рауля Ама, но он мог только валяться беспомощным киселём. — Ты ничего не чувствуешь, потому что я применил анестезию, — сухо пояснил биотехнолог, устраиваясь рядом на крутящемся стуле с высокой ножкой и подвигая к себе столик на колёсиках с металлическим контейнером. От звяканья инструментов у Катце мурашки побежали по телу. Деловым тоном Рауль продолжал, что-то приготавливая: — Я спросил у Ясона — восстанавливать ли кожные покровы полностью? Он ответил — ему всё равно, потому что не собирается любоваться твоей спиной. Главное, чтобы ты начал функционировать как можно скорей. Поэтому накладывать швы и ждать, пока они срастутся, времени у нас нет. Я применю специальный клей, он быстро срастит мышцы и кожу. Шрамы, правда, останутся, — в голосе Рауля прозвучало что-то похожее на злорадство, — но эстетика в отношении тебя Ясона не интересует. Одно «но», — он поднял палец, — клей этот довольно сильно жжётся, а часто применять обезболивание вредно. Придётся тебе потерпеть два-три дня… Последующие три дня Катце провёл, зажимая зубами край подушки, чтобы не выть в голос. Казалось, что нанесённый Раулем клей не заживляет, а разъедает плоть кислотой до самых костей. Но когда Второй Консул являлся с осмотром, опальный фурнитур только едва слышно постанывал, и в глазах доктора Ама появлялось удивление с теплящимся уважением… Через три дня его выписали из лазарета. Рагоново лечение Рауля Ама всё-таки давало очень эффектный результат. Кожа на спине полностью зажила. Да, шрамы остались, но кто их будет разглядывать под униформой? После этого Катце усвоил Третий урок — эмоциям здесь не место. Больше никогда он не позволит им взять над собой верх. — Надеюсь, больше подобное не повторится? — бесстрастно спросил у него Ясон, когда Катце явился в апартаменты. — Никогда, господин, — тихо пообещал он и низко поклонился. Починенного пэта брать назад Ясон Минк не захотел. Продал его какому-то Ониксу подешевле. С этих пор Катце изменился. Отныне ни одному пэту не удавалось вывести его из себя. Он будто бы выключил все чувства и эмоции, оставшись погружённым в работу, которую выполнял максимально добросовестно. Очень скоро Катце стал тем, кем и собирался стать с самого начала — идеальным фурнитуром: расторопным, исполнительным, невозмутимым, почтительным и с элитой и с пэтами, дружелюбным с другими фурнитурами и немым, как рыба, в том, что касалось событий в самом пентхаусе. Относительно «дополнительных обязанностей» по обеспечению сексуального спокойствия пэтов — их Катце тоже исполнял, в точности соблюдая все рекомендации Айрата: он делал это лишь в отсутствие Ясона и в месте, которое не просматривалось видеокамерами пентхауса. Постоянно возбуждённого пэта было легко довести до разрядки, после чего тот действительно быстро успокаивался, а со рвотным рефлексом Катце научился справляться, правильно освоив технику этого дела. Но тут его подстерегала неожиданность. Однажды вечером Блонди позвал своего фурнитура в гостиную и усевшись на диване, на котором когда-то высек его, спросил спокойно: — Скажи, Катце — ты удовлетворял моего пэта? У него кровь отхлынула от лица. Он лихорадочно начал думать — где так прокололся? В видеокамеру Ясон увидеть его не мог. Разве что где-то были установлены скрытые камеры, о которых он не подозревал. — Что ты молчишь? Не вздумай солгать мне, — холодно предупредил Ясон. Сердце у Катце замерло. Неужели его ждёт ещё одна порка? Ведь Айрат уверял, что элита не придаёт большого значения таким грешкам своих пэтов с фурнитурами, если всё делается вдали от их глаз и публично пэт соблюдает правила приличия. Что ж, будь что будет. Лгать бессмысленно, тем более если скрытые камеры действительно существуют. — Да, господин, — не поднимая глаз, признался он. — Ты ведь знаешь, что это запрещено? — Ясон забросил ногу на ногу. — Знаю, — обречённо сказал Катце. И вдруг услышал невозможные слова, произнесённые бесстрастным голосом: — Покажи мне, как ты это делаешь. Фурнитур вскинул на него глаза, не поверив своим ушам. — В-в… в… вы хотите посмотреть? — ошеломлённо выдавил он. — Покажи, — с нажимом сказал Ясон. — Не вынуждай меня повторять дважды. Катце молча поклонился и поплёлся за пэтом. Привёл его в гостиную и замешкался под невозмутимым взглядом Блонди. Происходило что-то из ряда вон выходящее. Элита никогда не смотрела на подобные запретные зрелища, для развлечения у них были суаре. Глядеть на фурнитура, обслуживающего ртом пэта… да это же было позорно. Невозможно себе представить такое, а тут… — Долго мне ещё ждать? — голос Блонди хлестнул его, как удар. — За моей спиной нарушать закон ты можешь, а по моему приказу — нет? Я — твой закон. Делай, что тебе говорят. — Да, хозяин, — покорно согласился Катце. В комнате он шепнул пэту, зачем ведёт его в гостиную, и насколько смущён и ошарашен был сам, настолько же счастлив и горд был пэт. Ведь хозяин будет смотреть на него, и не на суаре, а у себя в гостиной. И ему даже не придётся работать самому, чтобы показать, как он умеет удовлетворять себя — всё за него сделает фурнитур. Он хорошо умеет доставлять удовольствие… Катце молча занялся делом, в котором успел уже поднатореть. Раздел мелкого, небольшой орган которого уже стоял торчком в ожидании разрядки. Уложил его навзничь на ковёр, сладко вздыхающего в предвкушении. Пэт с готовностью приподнял таз, направляя свой орган прямо в рот фурнитуру. Несколько минут, извиваясь, он старательно демонстрировал свою страстность, пока Катце добросовестно сосал его член и, наконец, взбудораженный сознанием того, что хозяин наблюдает за ним, с громким вскриком кончил. И блаженно расслабился. Катце, стоя на четвереньках, поднял взгляд на Ясона. — Очень средне, — сухо сказал тот, и мордашка пэта огорчённо вытянулась. — Мало практики. Будешь делать это чаще. — Как прикажете, — выдавил Катце. С этого дня полузапрещённое занятие стало для него самым привычным. Часто вечерами, когда Ясон возвращался в пентхаус после работы в Танагуре или с заседания Синдиката, Катце с очередным пэтом демонстрировали ему представление, от которого Блонди, казалось, никогда не уставал. И действо это явно нравилось ему больше, чем походы на суаре, потому там Ясон появлялся не часто. Не чаще, чем это требовалось принятыми в Эос правилами. Ни одна живая душа в башне не подозревала о том, что Первый Консул в своём пентхаусе тайком наслаждается запретным спектаклем. Катце молчал, как могила, а пэтов Ясон предупреждал строго-настрого, что одно лишнее слово в Салоне — и их будет ждать суровое наказание. Несмотря на свою тупость, наказания от хозяина они боялись, как огня — ведь фурнитур никогда пальцем их не трогал. Таким образом, практики для освоения всех тонкостей минета у Катце было более чем достаточно. Он досконально изучил все эрогенные зоны пэтов и много экспериментировал с техникой воздействия на них, дойдя до совершенства. Да, Ясон Минк оказался большим оригиналом. Никому из элиты не пришло бы в голову заставлять своего фурнитура делать с пэтом именно то, за что по-хорошему полагалась кара… Но Катце подчинялся приказам безропотно, хотя и без раболепности, что тоже импонировало в нём Блонди. Иногда в тайне он думал — может быть, во время этих занятий Ясон любуется не только на пэтов, но и на того, кто доводит их до экстаза? Всё-таки пэтов Минк менял часто — не успевал Катце обучить одного, как тот уже наскучивал Первому Консулу, и он отправлял его на аукцион, приобретая следующего. Они менялись, а рыжий фурнитур оставался. Но потом Катце вспоминал фразы, которые помогали ему быстро опуститься на землю. «Ты посмел поднять руку на моего пэта. Знаешь, сколько он стоит? Если бы ты торговал собой в борделе и все вырученные деньги отдавал в уплату долга — тебе не хватило бы нескольких жизней, чтобы расплатиться!» «Я спросил у Ясона — восстанавливать ли кожные покровы полностью? Он ответил — ему всё равно, потому что не собирается любоваться твоей спиной. Главное, чтобы ты начал функционировать как можно скорей… Шрамы, правда, останутся, но эстетика в отношении тебя Ясона не интересует». Катце безжалостно повторял эти фразы, и ростки тщеславия никли. Он для Ясона был и оставался только живой мебелью, не стоило тешить себя иллюзиями… Потом были годы жизни в башне и освоение компьютерной сети Танагуры, до того самого дня, когда Блонди собственноручно вырезал лазером ещё один шрам на его щеке, и тогда Катце открыл для себя Четвёртый закон: не стоит недооценивать Ясона Минка… А теперь Блонди готов платить ему по десять тысяч кредитов по сути, за те же самые действия, к которым ему пришлось вернуться спустя столько лет. Воистину, Катце оказался самым высокооплачиваемым фурнитуром в истории Эос. Но если ему кто-то завидует — то вполне может попробовать сам пройти той же дорогой, какой прошёл он. Катце потянулся за сигаретой но, вспомнив своё обещание, остановил руку…