***
В следующие полтора месяца, оставшиеся до свадьбы, лопнула еще одна Олина иллюзия. Что больно это только в первый раз. Больно было все время. Если бы Оля отказала Роману в близости, то, может, все зажило бы намного быстрее. Но она не могла отказать своему жениху накануне свадьбы. Она любила его. Секса Оля ждала как экзекуцию. И даже когда возбуждалась, то влагалищные выделения попадали на плохо заживающую ранку, и это тоже было неприятно. Оставалась надежда, что к первой брачной ночи все заживет, уляжется и утрясется. И тоже не сбылось. Накануне свадьбы в уже почти зажившую рану попала какая-то грязь. Теперь не только саднило, но и зудело. И вот об этом Оля и думала почти всю свадебную церемонию. О том, чтобы только куда спрятаться и почесаться. В конце концов, не выдержала и под шумок ушла в туалет с рюмкой водки. Там салфеткой обработала себе промежность и, наконец, вздохнула с облегчением. Стало веселее. Рома только подозрительно посмотрел на молодую жену и скорчил брезгливую гримасу: «Оля, ты пила водку? Одна? В туалете?» Оля пьяно улыбнулась, обвила суженого рукой за шею и заглянула ему в глаза: «Твоя жена алкоголичка, не ожидал?» Рома шарахнулся в сторону. Спас ситуацию Олин отец. Он был белый от плохо скрываемой ярости. Он не понимал, что происходит, но, глядя на свою всегда активную, боевую девочку, не похожую на саму себя, чувствовал родительским сердцем, что происходит что-то плохое. — Роман, разреши пригласить невесту на танец? — Конечно, Кирилл Сергеевич! — тестю Рома отказать не мог. Высокий, с воинской выправкой, седовласый подполковник Мартынов повел невесту на танец так, что все ахнули. Живой оркестр грянул вальс Евгения Дога. И Оля закружилась с папой в вальсе. И как в том самом фильме кто-то из приглашенных малышей спросил: «Тетя Оля, почему Вы плачете?» А потом папа отвел Олю в сторонку и тихо заговорил: — Оля, он тебя обижает? — Нет, что ты, папа! Он очень хороший! — Олюшка, маленькая моя, ты ведь помнишь, как ты в два года проснулась в клубке ядовитых змей? — Честно, папа, я совсем этого не помню, — улыбнулась Оля. — Ты никогда не задумывалась, почему они тебя не убили? В ту ночь неожиданно резко похолодало. Температура упала до пяти градусов. Это смертельно для змей. Они же хладнокровные. Они бы погибли, если бы не заползли в дом и не согрелись о теплокровную девочку. Ты спасла их от смерти, девочка моя. Поэтому они тебя не убили, от этого зависела их собственная жизнь. — Папа, ты действительно хочешь обсудить со мной именно сейчас ту страшную историю? — Я хочу, чтобы ты понимала, дочка. Тогда ты их отогревала, потому что у тебя не было выбора. Ты была маленькой беззащитной девочкой. А теперь у тебя есть выбор. Оля, тебе не обязательно согревать змей! Понимаешь? — Нет, папа, извини, не понимаю. — Хорошо, малышка, тогда просто запомни, что я тебе сейчас сказал. Потом поймешь. У тебя всегда есть выбор. И Оля запомнила на всю жизнь. У нее был очень мудрый и любящий папа.Добрачная ночь
3 января 2021 г. в 08:46
Жил Рома отдельно от родителей, в квартире, которую они ему подарили. И туда он привел свою невесту.
Пожить до свадьбы для Оли означало, в том числе, заняться сексом. Она была готова морально и физически. Оля считала себя продвинутой, современной девушкой, которая не выйдет замуж девственницей, чтобы не портить себе и суженному первую брачную ночь. Но брачная или не брачная, а первая ночь с суженым должна была рано или поздно состояться. Оля Мартынова была девственницей. Она честно перелопатила тонну книг по сексологии и психоанализу. Знала, что секс женщине необходим. Но дефлорация — это больно. Она решила, что первый раз можно и потерпеть. Тем более, что своего первого мужчину она сильно любит. Он же будет внимателен и осторожен. Рома, ага. «Внимателен и осторожен, я решила!»
Для первого опыта Оля купила бутылку шампанского и коротенький шелковый бежевый халатик в бутике. Приняла душ, накрыла на стол. Свечи ставить не стала, включила ночник. Надела халатик. И в нем вышла к Роме, вернувшемуся в тот день от родителей. Она стояла, натянуто улыбалась и ждала от жениха внимания и поддержки. Храброй Оле Мартыновой было страшно и почему-то очень холодно. Колотил озноб. Рома посмотрел на невесту удивленно:
— Что это ты такое надела? Где ты такой кошмар откопала? Оля, сними немедленно!
Оля в испуге сняла «кошмар» прямо там, где стояла. Развязала пояс, и халатик сполз к ее ступням. И она осталась стоять в прихожей перед одетым Ромой абсолютно голая и беспомощная. Нет, не соблазнительно обнаженная, а просто голая. Синяя от холода, в мурашках, с глупой улыбкой.
А Рома разулся, зашел в комнату, увидел на столе шампанское и снова высказал свое недовольство:
— Оля, мне не нравится, когда девушки пьют.
— Рома, это шампанское…
— Убери его, пожалуйста, Оля! Нет же никакого повода.
— Рома, я хотела романтический вечер, — у Оли дрожал голос и стучали зубы.
Рома обернулся и как будто впервые за вечер увидел свою невесту. Невесту, а не халат и шампанское, осекся.
— Оля, извини! Прости меня, пожалуйста! Я не должен был так себя вести.
Позже Оля поняла, что это было в Роминой манере: извиняться, а потом снова и снова делать то же самое. Но тогда Арефьеву действительно стало стыдно. Оле страстно захотелось, чтобы он вот сейчас, пока еще чувствует себя виноватым, вдруг подошел к ней, обнял, согрел, отнес в постель. И там все случилось. И это было бы прекрасно. Но Роме чужды были неосмысленные душевные порывы.
-Оленька, убери, пожалуйста, шампанское на кухню и иди ко мне!
И пока Оля суетилась, убирая со стола фужеры, миску со льдом, бутылку игристого, Рома жевал виноград, вальяжно откинувшись в кресле. Потом поднялся, подцепил двумя пальцами оброненный в прихожей халатик и запихал его в помойное ведро на кухне. Оля окоченела до спазма в лодыжках.
— Пойдем, — Арефьев повел Олю в спальню. — Ты ведь не девственница?
— Нет, конечно! Размечтался!
Оля не собиралась врать. Она не видела смысла скрывать отсутствие опыта в интимной жизни, тем более, скрыть такое невозможно. Но ложь вырвалась сама.
— Ну и хорошо! — Оля только значительно позже поняла, что Арефьев таким образом пытался ее поддержать, но лучше бы он этого не делал. — Не люблю делать грязную работу.
Спустя ровно столько же лет, сколько было Оле на момент ее первого секса, она никак не могла взять в толк, почему после этой фразы она не собрала манатки и не ушла гордо в ночь, и не совокупилась в подъезде с первым встречным. Или не сделала этого еще раньше, когда Арефьев отнес в помойное ведро не только злосчастный халатик, но и Олино самолюбие. Объяснение было только одно: любовь неземная.
В постели Оля не согрелась. Холод изменился, если раньше он был зыбкий и порывистый, то в объятиях Романа стал плотным и густым. Он укутал ее в свой холод. Оля думала об объятиях будущего мужа словами известной бардовской песни. Облепил как удав. Так, что Оля снова боялась пошевелиться.
Потом Оля впервые увидела мужской член на живом мужчине в натуральную эрегированную величину. Он оказался намного больше ожидаемого. Представить, как это в ней поместится, было невозможно, она предпочла об этом не думать. Рома просил его приласкать, показал как, Оля послушалась. Она делала все, что он говорил, благо ничего слишком сложного он не хотел, с фантазией в сексе у Ромы тоже было не очень. В первую ночь Рома научил Олю надевать на него презерватив. Для Оли все происходило как во сне. И просыпаться не хотелось.
Сон прошел рывком. Резкой болью между ног. Такой сильной, что Оля не удержалась и закричала. Она знала, что первый раз это больно. Она собиралась с духом и была готова морально. Но она не знала, что настолько. Как будто раскаленный металл приложили — ощущение резкого ожога. Слезы брызнули сами.
— Оля, ты чего? — Арефьев остановился и внимательно, беспокойно посмотрел на невесту.
— Рома, подожди, — Оля придержала его рукой, врать смысла больше не было, к тому же продолжать было выше ее физических возможностей. — Мне очень больно. Ты у меня первый.
— Оля, ну что же ты! — Рома погладил ее по щеке, вытирая слезы. — Что же ты не сказала сразу? Я был бы осторожней.
— Рома, прости! — Оля давилась слезами и раскаянием.
Рома терпеливо ждал, вытирая любимой слезы, поцеловал в висок. В нем как будто все время боролось что-то светлое и доброе с мрачным и холодным. Оля потом много лет терялась, пытаясь понять, где заканчивается хороший, милый Рома и начинается черствый, эгоистичный. И никому не могла рассказать о своей тайной стороне отношений с мужем, ведь с виду он был таким безобидным! И о первом интимном опыте Оля ни с кем не могла поделиться. Она думала, что так дефлорация проходит у всех женщин. Все терпят, и говорить об этом в приличном обществе не принято.
Рома ждал долго. Только когда Оля перестала рыдать и отпустила его плечо, в которое намертво вцепилась, заглянул ей в глаза:
— Все, Оленька? Ты в порядке?
Она кивнула. Сильной боли больше не было. Рома начал двигаться, и это было терпимо. Больно, конечно, но можно было пережить. Оля терпела, пока не кончил и не отпустил в ванную. Пятно крови на простыне было как в лучших домах средневековой Франции после первой брачной ночи. Хоть на балкон королевского дворца вывешивай. Как будто курицу зарезали. И на полотенце после ванной осталась кровь. Еще одна оборотная сторона отношений с «настоящим принцем».