Люди с проблемами не должны быть отвергнуты обществом. Дайте им любви, скажите пару жизнеутверждающих фраз. Да, дежурных, да, клишированных, но не показывайте равнодушие. Вы убиваете в них людей и разрушаете изнутри.
Чонгук нечитаемым взглядом наблюдал за мерно вздымающейся грудью психотерапевта, раскладывающей по стопочкам какие-то бумаги. Девушка подняла уставший взгляд на пациента и тяжело вздохнула. — Что я могу Вам сказать, — она снова вздохнула и опустила взгляд на заключение, — ситуация неутешительная. Вы всё ещё собираетесь хранить молчание? Чонгук заглянул девушке в глаза и вздрогнул: ему сейчас постоянно холодно, боль не утихает, а в груди что-то защемило, какая-то всеобъемлющая тревога поселилась внутри. Он слабо кивнул и отвёл взгляд в сторону. — Это похоже на ПТСР, — невозмутимо продолжила девушка, рассчитывая привлечь внимание парня, но тот так и не повернулся. — Когда у вас могло что-то приключиться за столь короткий период? Наш прошлый сеанс был всего пять дней назад, — не получив ничего в ответ, она снова сделала глубокий вдох и покачала головой, — значит, на контакт мы идти не хотим? Стоит ли мне обратиться к вашим соседям по палате? — Нет! — внезапно резко воскликнул Чонгук, вцепившись пальцами в край стола. Девушка тут же принялась что-то записывать, а у Чона кровь в жилах застыла, и страх удвоился и теперь с новой силой сдавливал грудную клетку. — Как ты общаешься с ребятами из палаты? — Х-хорошо, — Чонгук повёл плечом и незаметно для себя принялся расчёсывать руку. — Как зовут твоих соседей по палате? — Чимин, Хосок, Минсок, Намджун, Сокджин, Сонхва, Юнги… — он замялся и сглотнул вязкую слюну, продолжая также яро чесать покрасневшую руку, — и ещё один, не помню его имя. — Угу, — пробубнила себе под нос женщина, — первая палата? Я так полагаю, его имя Ким Тэхён. Припоминаешь? — А-ах да, — наигранно беззаботно протянул Чонгук, раздирая руку до крови и шипя от жжения в местах соприкосновения с грубой тканью толстовки, — да, был такой. — Расскажи, с кем ты дружишь? — С Чимином. — Пак Чимин? Да-да, это тот бедный впечатлительный мальчик? — Да, он. — И как он в общении? Славный малый, — девушка приветливо улыбнулась, вспоминая солнечного мальчика с розовой макушкой. — Да, он очень милый. Мы познакомились с ним в стационаре. Он умеет располагать к себе с первой минуты общения. Точнее, сперва я подумал, что он высокомерный, но как только мы начали общаться, я понял, что он очень ранимый и чуткий. — Это верно. А что насчёт остальных ребят? Минсок ещё совсем малыш, он не достаёт? — Он, конечно, куралесит и шумит, но зато с ним весело. Я даже привязался к нему. Я ко всем тут привязался, только вот Сонхву практически не вижу. — Ты снова не упомянул Тэхёна. Тоже привязался к нему или опять забыл? Ваши отношения немного отличаются, не так ли? — Наверно, — сухо ответил Чонгук, упорно стараясь перевести тему. — Ким Тэхён довольно вспыльчивый, но в общении со взрослыми умело сдерживает свои эмоции. Я не раз слышала жалобы от детей, но при общении с ним видела интеллигентного и смышлёного молодого человека. Он тебя обижал? — Нет, мы живём душа в душу, — твёрдо ответил Чонгук, остервенело кусая нижнюю губу. — Практически лучшие друзья. — Но ты забыл его имя. — От переполняющей разум любви. Настолько сильно люблю, что на имя места не хватило. — И всё же? — Всё окей, ясно? — грубо перебил специалиста Чонгук, резко поднимаясь со своего места, — И вообще я больше не нуждаюсь в вашей помощи. Я не псих, понятно? Мне незачем услуги психотерапевта! — Успокойся и сядь на место, — холодно произнесла девушка, сохраняя спокойствие. — Если я затронула больную тему, тебе следовало бы задуматься над проблемой и способами её решения, а не надеяться, что тебя оставят в покое, а место в заключении — пустующим. В отделении стоят камеры, и, если ты не хочешь, чтобы я шла на крайние меры, я бы попросила рассказать всё и не прикидываться, что ничего не случилось. — Говорите так, будто я на допросе, — проворчал Чонгук, но всё-таки вернулся на своё место. — Ласково и осторожно разговаривают с больными, а ты ведь отрицаешь свои проблемы. «Вот нахалка!» — подумал Чонгук, но всё же признал своё поражение. — У нас просто небольшие временные трудности в общении, — он осторожничал и пытался подобрать как можно более аккуратные слова и выражения, чтобы выглядеть убедительным и здоровым в глазах специалиста. — Как они выражаются? — девушка активно что-то записывала и параллельно задавала наводящие вопросы, — какие-то проявления, может быть, крики или избиения? — Да просто спорим много, — Чонгук бы и сам себе не поверил: настолько неубедительной была его интонация. — Хорошо, сними кофту, пожалуйста. — Мне холодно, — выпалил парень, подминая ткань одежды и натягивая край оверсайзной толстовку на колени. — Чонгук, сними толстовку, ты потом сразу её наденешь обратно. Ты ведь в больнице, здесь нет ничего страшного в том, чтобы раздеться. «Смотря перед кем…» — Можно… — Не можно, — перебила его психотерапевт и поднялась со своего места. — Раздевайся. Чонгук насупился и аккуратно поддел пальчиками край толстовки, медленно стягивая её с продрогшего тела. Девушка нахмурилась и поджала тонкую линию губ, разглядывая отпечатавшиеся на теле следы их последней встречи с Тэхёном: на талии и бёдрах выведены чёткие контуры чужих пальцев, на боках переплетения укусов, вереницей ведущие к тропинке синяков на груди, по которой взгляд психотерапевта перемещается к главным страдалицам: ключицам. Здесь живого места практически не было, всё пестрило множеством бутонов цветущих синяков, окутываемых галактиками гематом, окантованными следами зубов и запёкшейся кровью. — Разденься полностью, — скомандовала девушка строгим тоном, но в голосе её прослеживался лёгкий испуг. Чонгук послушно снял штаны и потупил взгляд, боясь увидеть осуждение в глазах напротив. — Молодой человек, это никуда не годится! Вы общаетесь с потенциально опасным пациентом и не предупреждаете врачей о нанесённых увечьях! Кого вы пытаетесь укрыть? Здесь никому нет от этого пользы: ни вам, ни вашему соседу. Из-за чего это произошло? — Просто повздорили, — сердито пробубнил Чонгук, потому что никак не ожидал, что его начнут отчитывать вместо того, чтобы утешить и пожалеть. Это ведь его избили, а не он! — Причина? — с нажимом повторила психотерапевт. — А вы точно психотерапевт? Я такого психологического давления даже в общении с Тэхёном не испытывал, — терпение потихоньку иссякало, и парень уже не скрывал своё отвращение к девушке. — Что дальше? Пытка водой? Лишение сна? Может быть, сенсорная депривация? — Молодой человек… — Хватит! — грубо перебил её Чонгук, резко поднимаясь со стула. — Я больше не собираюсь с вами беседовать. — Я позвоню Вашим родителям! — Звоните, — бросил Чон, со всей силы хлопая дверью. Эта девушка словно всеми силами демонстрировала отсутствие профессионализма. Никакой осторожности, никаких дельных советов, только ругается. Что за новый вид терапии: обосрать за то, что у тебя есть проблемы? В палату Чонгук шёл так, что двумя этажами ниже тряслись алюминиевые блюдца и стучали друг о друга пробирки. Если бы навстречу кто-то шёл, то Чон бы наверняка даже не заметил и снёс этого бедолагу. Да, Чонгук милашка, очаровашка, симпатяжка и что там ещё с созвучным окончанием. Всё это про него, но мой вам совет: не злите его. Чонгук в ярости — это страшная помесь чего-то приторно сладкого, ватного и флаффного снаружи и кипящая булькающая магма чувств и эмоций внутри. Такое несоответствие этикетки и содержимого часто сбивает с толку настроенных на общение друзей, на которых в итоге и выплёскивается вся обида и переживания. Игры контрастов — чонгукова стихия, и нет ничего опаснее, скажу я вам, чем такое очарование, скрывающее поток красноречивых высказываний в Ваш адрес. — Чонгук! — воскликнул отчего-то взвинченный Чимин, приветственно махая другу рукой и подзывая к себе. — Это правда? — Что правда? — всё ещё хмуро отвечал Чон, по-прежнему не отойдя от неприятного разговора с психотерапевтом. — Что ты любишь Тэхёна, — в лоб ответил вместо Чимина Намджун, а розововолосый парень рядом вжался в матрас, опасливо поглядывая на Чонгука. — Чё за бабуйня?! — вскипел он, краснея до кончиков ушей. — Откуда такая инфа?! За спиной тихо скрипнула дверь, впуская полоску света, растекающуюся по полу и тут же растворяющуюся в темноте зимнего вечера. Чонгук слишком резко поворачивается на звук, слишком явно хрустит шейными позвонками и слишком злобно впивается взглядом в вошедшего Тэхёна, тут же застывшего от повышенного внимания к своей персоне. — Ты! — завопил Чонгук, срывая голос, — это ты им сказал?! — продолжил он не менее агрессивным сипением. — Что сказал? — искренне недоумевал Ким, даже не отшучиваясь никак по этому поводу. — Это не он сказал, — попытался успокоить друга Чимин, но тот только сильнее взбесился и прокрутился на все 360, истерично цепляясь взглядом за каждого присутствующего. — Кто?! — Да вон, новоприбывшие парни. Говорят, проходили мимо кабинета психотерапевта и сами слышали, как ты сказал что-то типа «настолько сильно люблю, что на имя места не хватило». Только непонятно, при чём тут имя, чьё имя, и почему ты это вообще сказал. Исповедаться что ли перед Господом, что пидорасом заделался. — Господи Иисусе! — взвыл Чонгук, без сил валясь на свою кровать, и капризно пару раз хныкнул. — Исповедь что ли не закончил ещё, — вслух размышлял Намджун, разглядывая мрачное лицо поникшего друга. — Нашли кого слушать, — пренебрежительно хмыкнул Тэхён, заваливаясь к себе. — Я бы их наизнанку вывернул и посмотрел бы, насколько там всё прогнило. — Ого, ты что ли в благородные рыцари подался? — Вовсе нет, — безразлично произнёс он еле слышимым басом. — Хотя… — он перевернулся на бок и впервые за всё это время посмотрел Намджуну в глаза в процессе беседы с ним. — Знаешь, чтобы изменить мир, необходимо обладать некой властью, верно? — Верно, — Намджун заинтригованно повернулся к Киму всем корпусом. — И? — Власть не заполучить, шепча мягким голоском обещания о светлом будущем, — продолжал намекать Тэхён, специально повышая голос, чтобы его могли услышать все, и он тоже. — Нужно проявить характер, чтобы в тебе увидели лидера, чтобы зауважали и боялись перечить. — Тебе нужна власть? И как ты её добьёшься, применяя насилие? Так только отпугивать людей. Нужно совмещать мягкость поведения и жёсткость характера, не сбавлять при этом обороты и действовать уверенно. Тогда за тобой пойдёт толпа. — Да, точно, — согласился Тэхён чем поверг в шок абсолютно всех присутствующих. — Разве вам это всё не надоело? — Что именно? — присоединился к обсуждению Хосок. — Вся эта фальшь. Почему я не могу быть уверен в том, что мне не врут? — Потому что ты параноик? — предположил Хосок. — Нет, — нетерпеливо отвечал Тэхён, запрокидывая голову и собираясь с силами: он старался не показывать раздражение, появляющееся при общении с «недалёкими» людьми. Вот почему с Чонгуком такого чувства нет? Проклятый мальчишка! — Потому что каждый врёт. Я сейчас не говорю про маленькие недосказанности и преувеличения в угоду себе. Все мы понимаем, что власть завралась, так ведь? — Ну так это вечный закон. «Что основано на лжи, не может быть право…», — с умным видом сказал Хосок. — Победоносцев? Увлекаешься русской культурой? — удивился Ким, с интересом оглядывая Хосока. — Изучаю культуру славянских и восточных народов, — скромно ответил он, но, заметив одобрение в тёмных холодных глазах, тут же гордо выпрямился. — И что это такое? Нас просвети, — вмешался Намджун. — Это книга «Великая ложь нашего времени». Суть в том, что народ желал возникновения парламента, как нечто, идущее от народа. Такая себе демократия, борьба с абсолютной монархией, но на деле парламент — это сборище лицемеров и завравшихся политиков, которые действуют исходя из собственных нужд. Это хуже, потому что вот у нас есть царь, и все прекрасно знают, сколько у него власти, что он делает всё по-своему. А здесь мы имеем белых и пушистых кроликов, которые обещают нам правосудие, обещают сделать всё по-нашему, и по итогу мы получаем противоположное. И когда, в конце концов, все уже поняли, что им врут, а ложь не прекращается, появляется отвращение к власти. Полнейшее недоверие. История циклична, все ситуации повторяются, и, боюсь, Тэхён ведёт к тому, что на нас этот круг вновь замкнулся. — Но почему ты это всё рассказываешь нам? Не боишься, что эти мысли уйдут за пределы нашей палаты, и тебя начнут допрашивать как оппозиционера? — Я пока что не оппозиционер, а диссидент, и всё это только на уровне раздумий и тайных желаний, но мы же все здесь понимаем, что по уши в дерьме? Тишина была ему в ответ, но в глазах парень чётко видел понимание ситуации. Казалось, что даже малыш Минсок о чём-то размышлял, вдумываясь в слова старшего. — А кто же сейчас поддерживают нашу власть, если всем итак всё давно понятно? — не понимал Юнги. — Ясное дело! Старшее поколение, — озвучил очевидное Намджун. — Когда ты становишься старше, тебе важнее стабильность. Молодость — динамичный период. Мы привыкли к кипящей вокруг нас жизни, к необычным поворотам событий и неожиданным сюрпризам судьбы. Это время борьбы: ты против всего мира. Каждый пытается всем что-то доказать, показать свою индивидуальность. — Ага. А их идеи….как бы так помягче выразиться, — Тэхён обвёл взглядом присутствующих, — давно себя отжили. — Согласен! Впервые в жизни согласен с этим…- не успел Намджун выговориться как следуют, как Сокджин неслабо так вцепился ногтями в его ладонь. Суточный мониторинг выражений Кима младшего никогда не давал сбой. — У меня возникают недопонимания с семьей, но я не думаю, что следует так кардинально. Старость нужно уважать, — заступился за старшее поколение Чонгук. — Старость нужно уважать, но вот маразм поощрять не следует, — парировал Тэхён. — Когда они держатся за то, что давно порушено, но в их глазах кажется ещё процветающим, необходимо дать отрезвляющую пощёчину. Мы не сможем построить на развалинах и трупах светлое будущее: лишний мусор нужно убрать. — И как это сделать? — поинтересовался Чимин. — Показать, на что мы способны, — русоволосый торжественно поднялся и забрался на подоконник, оглядывая палату свысока, — проявить характер. Мы — будущее поколение, мы вершим правосудие и решаем судьбу страны и мира в целом. Нас ни во что не ставят, считают глупенькими и наивными, думают, что всё стоящее и грандиозное, что приходит нам в голову — влияние кого-то со стороны, кого-то более хитрого и опасного. Они даже не ждут опасности от нас. Взять хотя бы здешних медсестёр, — он презрительно хмыкнул, — как же они глупы. — Успокойся, Тэхён, — оборвал его на полуслове Чонгук, ощущая некую власть над старшим, когда заметил, как тот съёжился от его взгляда. — Ты ничего не сделаешь с этим. Толпы людей не справляются, и мы не сможем. Это слишком тонкий механизм. — Думаешь, нет никого влиятельного на нашей стороне? Чонгука слегка задевало то, что Тэхён так непринуждённо разговаривал с ним после случившегося, но устраивать концерты он не собирался: ни к чему сейчас лишнее внимание. Он просто старался отвечать старшему максимально холодно и односложно, чтобы не продолжать светские беседы. Не потому, что Ким стал ему противен. Чёрт бы его побрал, всё совсем наоборот, и от этого нужно избавляться, вырабатывать как-то антитела к этому страшному вирусу, заставить Тэхёна самого его ненавидеть, чтобы даже не пытался заговорить или прикоснуться. — Думаю, ты слишком много на себя берёшь. Тэхён спрыгнул со своего ораторского пьедестала и в пять крупных шагов добрался до чонгуковой кровати, не решаясь подойти ближе. — Ты же помнишь… — Да, — перебил его Тэхён, всматриваясь в лицо напротив, — не касаюсь, — он засунул руки в карманы, чтобы убедить младшего в непорочности своих намерений. — Скажи, что ты думаешь? Ты же… — он нервно сглотнул и быстро оглядел наблюдающих за ними парней, — ты же понимаешь, что я не хотел? — Ты хотел, — Чонгук мог бы убивать своей равнодушной интонацией. Не только других, но и себя, конечно же, потому что когда внутри всё полыхает синим пламенем, любое слово впивается двустороннем кинжалом в собеседника и самого Чона, и чем ближе они подпустят друг друга, тем глубже лезвие войдёт в живую плоть. — Ладно. Я не хочу навязываться, — сдался Тэхён, заваливаясь к себе на кровать, но всё ещё краем глаза наблюдая за действиями младшего. — Ты не должен терпеть мои выходки. Знаешь, даже после случившегося твоя душа не запятнана, — он задумчиво кусает ноготь, хмурясь, разглядывая бледное личико. — Ты почему-то…кажешься мне настолько двуличным с этой твоей чистотой и некой порочностью мыслей, что аж мурашки по телу от таких контрастов. Ты напрасно долгое время идеализировал мой образ. Твои представления слишком резко упёрлись в непробиваемую стену истины и, будучи довольно хрупкими, разрушились об болезненную действительность. Чонгук, ты… ты многое обо мне не знаешь, правда, я даже не уверен, поменялось бы твоё мнение насчёт меня, если бы я раскрыл тебе все карты. Почему-то теплится надежда, что всё-таки поменялось бы. Я не желал тебе такого, я вообще долгое время отвергал тебя. Просто привык уже и забыл о своих чувствах, которые давно запер на замок. Причём любых. Ты же понимаешь, что это всё защитная реакция? — Чонгук презрительно хмыкнул на слова старшего. — Ладно, не суть, я опять начинаю оправдываться. Но ты не обязан спускать мне это с рук, не оправдывай мою жестокость по отношению к тебе диагнозами. Я не заслужил твоего прощения, поэтому, клянусь, я тебя больше не буду касаться. Как ты и просил. — Как я уже сказал, — дрогнувшим голосом отвечал Чонгук, сдерживая в себе порыв придвинуться к старшему ближе, успокоить его, убедить в том, что тот вовсе не ненавидит его, а наоборот, но гордость не позволяла, — ты слишком много на себя берёшь. Чонгук помнит о том, что Ким видит людей насквозь. Он понимает, что давно выдал себя и свою нездоровую привязанность, искажённое восприятие мира и особое отношение к нему, Тэхёну, но хотя бы для приличия стоит держать марку. В голову запоздало лезут мысли, что такое поведение отчасти обусловленно больным стремлением не опуститься в глазах Тэхёна: он любит***
Понедельник последней недели госпитализации. Ровно через неделю 31 декабря, а атмосферы праздника как не было, так и нет. Возможно, потому что во время «новогоднего утренника» Чонгука с особым старанием втрахивали в больничную кушетку, но тогда почему этого самого чудесного настроения нет ни у кого в палате? Наверно, больница нагнетает, или просто год такой выдался: даже провожать не очень хочется, потому что не заслужил. Тем не менее по стенам коридора уже расклеены мультяшные блестящие олени, веточки омелы, сани и подарки, выбивающиеся на фоне и без того пёстрой, расписанной какими-то немецкими домиками, стены. Каждому уже подарили по плюшевому бычку, и только Юнги досталась корова, но тот не унывал, утверждая, что это знак свыше, мол, он тут единственный по девочкам. Главное — позитивный настрой! И вот, отважно передвигаясь по палате, обходя препятствия в виде стада быков и одной ущербной особи Юнги, Тэхён добирается до излюбленного места — подоконника. Здесь и не жарко, потому что снаружи зима, и не холодно, потому что прямо под задницей батарея. Идеальный баланс, эталон гармонии, торжество комфорта! Не хватало только подушки, чтобы попе мягко было, но уж извиняйте, довольствуйтесь тем, что есть. Использовать свою подушку, к которой Ким прислоняется лицом, в качестве собирателя инфекции с поверхности подоконника Тэхён не горел желанием: брезгливость не позволяла. А использовать чужую не позволяла совесть, которая, да, между прочим, у него присутствует! Тэхён обожал такие моменты, когда он находился один в палате. Вряд ли сюда зайдёт кто-то из соседних палат, потому что по большому счёту в отделении были только малявки, а Минсок ушёл на процедуры. У самого Кима ничего не запланировано, так что медсестёр он тоже не ждёт и уж точно не ждёт бесшумно вошедшего парня, который по неловкости задевает ногой брошенного у порога бычка и неуклюже заваливается вперёд. — Твою мать, твою мать, твою ма-а-ать! — отчаянно завопил Чонгук, хватаясь за ушибленное место. Сейчас для него каждый ушиб, каждое прикосновение отдавалось тройной болью из-за бесчисленного количества синяков и укусов, оставленных Тэхёном. Ким рефлекторно подскочил со своего места и успел также неосознанно сделать пару шагов в сторону младшего, но вовремя опомнился. — Ты что тут делаешь? — выпалил Тэхён первое, что пришло в голову, — тебя ведь главврач позвал. — Позвал, — подтвердил Чонгук, кряхтя в попытках подняться без происшествий, — но ничего от меня не добился, — с ноткой гордости сказал он, смотря на Тэхёна свысока. — А зачем ты ему нужен был? — насторожился старший. — Психотерапевт заметила твои подарки, — он обвёл рукой один из укусов, и Тэхёну стало не по себе, — вынюхала, гадюка, абсолютно всё. Ты можешь быть уверенным — я ничего не рассказывал. — Но почему? — искренне не понимал русоволосый. — А ты будто сам не знаешь, — хмыкнул Чонгук, обходя Кима, и подошёл к своему бычку, чтобы вернуть его на положенное место. Минсок устроил тут знатный погром, пока их не было. Разбросал абсолютно все книги, игрушки, личные вещи парней. То-то Намджун будет ругаться. — По-хорошему надо, конечно, всё доложить, — задумчиво произнёс Чонгук, краем глаза поглядывая на реакция старшего. На том лица не было. Сердце вновь болезненно сжалось, — но это лишние нервы, а зачем оно мне сейчас надо, — безразлично закончил он. Подбирая предметы личной гигиены, Чонгук случайно наткнулся на приоткрытый футляр с очками. Кажется, это были очки Хосока; он ведь всегда их надевал, когда читал. Чонгук из любопытства раскрыл футляр до конца и заметил, что оправа у этих очков выглядит иначе, нежели у очков Хоби. Под очками лежал свёрнутый аккуратным конвертиком платочек, а из-под него торчал краешек какой-то фотографии, сделанной, по-видимому, на плёночный фотоаппарат. Чонгук осторожно подцепил уголок пальцами и извлёк изображение. На фотографии был Тэхён, только не тот хмурый Ким Тэ, которого так хорошо знает Чонгук, а какой-то излишне жизнерадостный, солнечный блондин с улыбкой во все тридцать два. Почему-то этот Тэхён привлекал Чона меньше. Было в нём что-то чужое, что-то необъяснимо отталкивающие, хотя, казалось бы, тот же Тэхён, только с выбеленными волосами и без привычной банданы на голове. — Это твои очки? — А? — Тэхён рассеянно повернулся к Чону и тут же спохватился, заметив в руках у того фотографию, — Откуда у тебя это? — Э-э, — растерянно протянул Чонгук, потому что так-то ему никто не разрешал лазать в чужих вещах, — вывалилось из футляра, вон, на полу валялось, — врал на ходу младший, но потом вдруг подумал, что лучшая защита — это нападение, поэтому вмиг сделал уверенный вид и шагнул навстречу. — А чё это ты свои фотографии хранишь? Нет человека дороже? — язвительно добавил он в конце. — Это не я, — сухо ответил Тэхён, отнимая фотографию. — В…в каком смысле? — вся уверенность тут же покинула Чонгука, и он расплылся несуразной кашицей по полу. — Я ведь рассказывал тебе, что у меня есть друзья? — Д-да, Богом. Ты говорил, вы десять лет дружите, — неловко пробубнил Чон, всё ещё переживая за резкие слова. — С ним, — он мотнул головой в сторону фотографии, — мы были вместе пятнадцать лет, — нехотя говорил Ким, всем своим видом показывая, насколько болезненная для него эта тема. — Как его зовут? — Тэмин. — Вы — близнецы…- прозвучало как утверждение-уточнение. — Да. Он, — старший нервно потёр нос и опустил взгляд, — он покончил с собой из-за своей девушки. Чонгук замялся. В груди что-то бухнуло, и руки опустились сами собой. — Она нашла себе парня побогаче, посолиднее, постарше… — продолжал Тэхён. — Променяла моего брата на деньги и признание. Социальный статус решает, золот… — он запнулся, -…Чонгук. Не чувства, а то, насколько сильно тебя боятся и уважают люди. — И поэтому ты презираешь любовь? Ты не веришь в её существование? Тэхён мягко покачал головой. — Верю. Но ошибку брата повторить не хочу. — Ты любил его? — тихо уточнил Чонгук. — Конечно. У близнецов всегда особая связь. Без него пусто. Ты, кстати, похож на него…по характеру. Он был потрясающий. Я бы вас с ним познакомил, уверен, ты бы ему понравился, — улыбается. — Тэ, — в горле пересохло в одночасье, слова все куда-то делись: Чонгук не был уверен, издеваются над ним или нет, пока не заметил влагу в глазах напротив. Тэхён смутился и быстро вытер выступающие слёзы, делая глубокий вдох, и снова непринуждённо улыбнулся. — Я не не могу любить. Я просто не хочу. — Тебе это не подвластно. — Я понимаю, — он всё-таки шмыгнул носом и позволил одной маленькой слезинке скатиться по щеке к уголкам рта. — Поэтому я себя ненавижу. — Тэхён, скажи, что не обманываешь меня сейчас, иначе я тебе этого не прощу, — строго сказал Чонгук, заглядывая во влажные глаза напротив. — Я клянусь, я тебе никогда не стану врать, — твёрдо ответил Тэхён и уже протянул было руку, но тут же отдёрнул, будто поднёс её слишком быстро к кусачим языкам пламени. Чонгук был ему благодарен: он всё ещё не готов простить его за содеянное. Для себя он понимал, что отойти от такого внезапного и сильного чувства ему будет тяжело, может быть, даже невозможно без чужой помощи, но обращаться к местному психотерапевту он точно не собирается. Возможно, когда-нибудь после госпитализации… Там и Тэхёна под боком не будет, который способен соблазнить одним своим видом, переманить на свою сторону, сбить с праведного пути. Наверно, это будет правильное решение — вычеркнуть Кима из своей жизни раз и навсегда, хотя даже сейчас Чонгук охотно отвечает на все вопросы, сам поддерживает беседу, просто потому, что в данный момент это кажется чертовски правильным и таким необходимым. — Когда ты успел стать таким…нюней? — хихикнул Чонгук, лукаво поглядывая на Кима. На губах у него играла какая-то плутовская улыбка, настораживающая и сбивающая с толку и без того растерянного Тэхёна. — Нюней? — угрожающе переспросил он, надвигаясь на негодника с кроличьей улыбкой и лисьим прищуром. — Чертёныш, ты совсем страх потерял? Чонгук задорно расхохотался и с расбегу запрыгнул на кровать старшего. Вот тут Тэхён уже знатно прихуел. — Слушай, как в таких случаях обычно мстят люди? — задумчиво спросил Чонгук, ворочаясь, тем самым сминая покрывало вместе с одеялам: придётся потом перестилать. — В каких таких? — Тэхён держался из последних сил, чтобы не звездануть мелкую срань. Одно дело, унижать и оскорблять, а другое — не проявлять должного уважения к твоим утренним стараниям. Эти покрывала хренушки ровно уложишь, сорок минут потратишь на то, чтобы с обеих сторон оно свисало на одинаковую длину. Это целая отдельная техника застилания больничных кроватей, а этот маленький проказник (в голове Тэхёна это слово застряло в отделе, пока ещё не признанном учёными и биологами, но окрещённым самим Кимом как «пункт переосмысливание двусмысленных фраз») одним элегантным движением своей жопы все скомкал. — Не прикидывайся дурачком. Или ты хочешь, чтобы я произнёс это вслух? — Почему мы так обыденно об этом разговариваем? Как будто я у тебя сок из холодильника слямзил, а не девственность. — Тс-с-с, — излишне эмоционально шикнул на него Чонгук, — тут у стен есть уши! Тэхён недовольно огляделся и приоткрыл дверь, быстро осмотрел коридор на наличие нежелательных объектов, вызвав тем самым подозрительные взгляды медсестёр, и хлопнул дверью, кивая, мол, всё пучком, можно хоть спеть. — Короче, — чуть спокойнее продолжил Чонгук, — ты считаешь нормальным просто продолжить общаться так, будто ничего не произошло? — Ну так ты первый начал, — резонно подметил старший. — Факт. Но ты, как самый умный из нас двоих, мог бы вразумить меня. — Какой-то глупый наезд, не находишь? — Есть такое. Просто… — он замялся: продолжать было жутко неловко и, судя по всему, не только ему. Тэхён впервые предстал перед ним настолько сконфуженным. Это, конечно, не было настолько явным, чтобы кто-то другой заметил, но Чонгук сумел уловить изменения в его поведении, -…просто мне интересно, что ты по поводу всего этого думаешь. — Что я думаю? — удивился Тэхён, неосознанно подсаживаясь к младшему на кровать. — Ты и сам знаешь, что во время приступов человек себя не контролирует. — И делает то, что хочет, — закончил за него Чонгук. — Что ты хочешь? Избить меня до полусмерти? — Нет-нет, — в панике затараторил Ким, пододвигаясь ещё ближе. — Ты же понимаешь, что я не в восторге от этой реакции моего организма на…тебя. Я ведь не мазохист, никогда им не был. И таких как ты, по-хорошему, следует презирать. Ладно, я опущу то, что это твоя защитная реакция в комплекте с диагнозом, но это же всё равно мука — жить с таким человеком. «Ого, здравый смысл заговорил…» — К чему ты ведёшь? — вымученно произнёс Тэхён, хмурясь, будто бы ему эти слова по живой плоти вырезает. — Мы можем разойтись на хорошей ноте? Я много думал на этот счёт и решил, что мстить тебе нет смысла. Ты же непробиваемый, тебя ничего не берёт. Твоя вина в случившемся, безусловно, есть, но сделаем скидку на приступ. Просто прикинемся для всех в палате хорошими друзьями, чтоб не было лишних вопросов, у медсестёр в том числе. — А сейчас мы разговариваем как кто? — Как жертва и социально ответственный насильник, который всё осознал и жаждет исправиться, — с упором на последние слова сказал Чонгук, — так ведь? — Так. — А с домашкой поможешь? — Помогу, — так же односложно, ровно и без единой эмоции. — Ну вот и славно, — он одарил Тэхёна очаровательной улыбкой и, довольный собой, вспорхнул с кровати. А за лёгкостью движений прятался тяжкий груз высказанных слов. Абсолютно неискренних. В голове всё ещё стоял образ Тэмина и оплакивающего его смерть Тэхёна, и это убивало изнутри. Напускная беззаботность тут же пропадает, стоит ему только выйти за пределы палаты. Глаза жжёт от выступивших слёз, а тело трясёт от накатывающей истерики. Нужно срочно отыскать Таню.***
Follow the Moskva Down to Gorky Park Listening to the wind of change Чонгук поёжился от пробирающего до костей холода зимнего вечера. На площадке психоневрологического детского центра из освещения только гирлянда на новогодней ёлке да слабый свет от кварцевых ламп, виднеющийся из огромных окон здания. Снег слепляет глаза, мороз кусает за щёки, слякоть под ногами пропитывает изношенные сапоги, заставляя мёрзнуть пуще прежнего. Чонгук не хотел сегодня выходить на прогулку с детьми: его вынудили врачи, сказав, что ему необходим глоток свежего воздуха. Парень сразу понял, что они всего-навсего решили устроить обыск в палате, чтобы изъять все колющие и режущие предметы: уже несколько врачей обнаружили следы их совместного с Тэхёном вечера и решили перестраховаться. An August summer night Soldiers passing by Listening to the wind of change The world is closing in Did you ever think That we could be so close, like brothers Осознание приходит довольно поздно. Чонгук уже успел принять тёплый душ после незапланированной прогулки и отогреться, и только спустя какое-то время он замечает заправленную постель по соседству со своей и пустующую тумбочку рядом с ней. «Тэхён выписывается?» — первое, о чём подумал Чон прежде, чем услышал истошный вопль из коридора. Он моментально подскакивает и выбегает на шум, встречаясь с преградой: напротив поста уже собралась публика, с любопытством наблюдающая за развернувшимся действием. Трое медсестёр удерживали извивающегося и корчащегося на полу Тэхёна. Он надрывно кричал, и казалось, что это из самих глубин его истерзанной души вопят внутренние демоны. Ощущать боль от его рук приятнее, чем видеть, как эти самые руки причиняют эту боль себе. Тэхён с силой оттягивал русые пряди, впивался ногтями в медовую кожу на крепких плечах, раздирал их в кровь и кричал, кричал до боли в горле, до мерзкого звона в ушах. /Flashback/ — Я не думаю, что это до поры до времени имеет какое-то значение. Просто жить и существовать в угоду общества. Ты со своими мелкими проблемами и эта переменчивая Вселенная — это две совершенно несопоставимые вещи. — Думаешь, всё бессмысленно? — У всего есть потенциал для приобретения смысла. Ты можешь стать чьим-то смыслом. — А твоим могу? — с прослеживающейся надеждой в голосе поинтересовался Чонгук, рассматривая причудливую родинку на веке Тэхёна. Он всегда украдкой любовался старшим, пока тот лежал с прикрытыми глазами или просто смотрел в другую сторону. — Можешь. Наступила неловкая тишина. В палате опять никого, кроме них двоих, и оба наслаждались тишиной в присутствии друг друга. Такая простая и банальная потребность, но ведь и жизнь — штука простая. Это люди так любят всё усложнять своими глупыми чувствами и неуместными скандалами и истериками. — На меня сверху смотрит мой ангел и пребывает в культурном шоке, — невесело усмехнулся Чонгук. — За тобой следит всего один ангел сверху и преследуют тысячи демонов на земле. Это изначально неравная битва. /End of flashback/ Чонгук отчаянно пробирался через толпу собравшихся вокруг Тэхёна детей, но его за шкирку оттаскивает ублюдок, попытавшийся на днях посягнуть на его невинность. — Что, запереживал за своего хахаля? А всё, поезд ушёл, его в дурку кладут. Ну что, Джульетта, попался твой Ромео. Давно его надо было в усмирительную рубашку да на замок, — язвительно выплёвывал каждое слово со сгустком желчи парень, пытаясь разглядеть хоть какое-то смятение или любую другую эмоцию на лице Чона, но выражение его лица было абсолютно нечитаемым, и подонок бросил это дело, посчитав Чонгука неинтересной жертвой. «Как в дурку? Это же…так далеко. А как? А почему?..» Мимо пробежал главврач, расспрашивая всё в мельчайших подробностях, задавая какие-то вопросы самому Тэхёну, не получая на них никакого ответа. Ким больше не кричал: он лежал и еле заметно шевелил губами, устремив пустой взгляд в сторону Чонгука, также неотрывно наблюдающего за ним. По щекам безостановочно текли слёзы, а в глазах бегущей строкой читалась одна простая фраза «прости, что так вышло».