— А судьи кто?
Громоздкие цепи отражали блеклые солнечные лучи, беспощадно обжигая публике глаза, которые те боялись даже на секунду прикрыть, чтобы не упустить ни минуты захватывающего зрелища. Юноша, качаясь из стороны в сторону от тяжкого груза на щиколотках и кистях, медленно поднимается на эшафот, окидывая безразличным взглядом собравшуюся на площади толпу. Его помутневший взгляд задерживается на блестящих от хрусталиков слёз глазах, таких больших и космических, таких родных и чужих одновременно. Он невесело усмехается своим мыслям и приступает к молитве. — Не смей молиться, исчадье ада! — юношу толкают в плечо, и тот, не удержав равновесие из-за множества железных звеньев, прикованных к рукам и ногам, заваливается вперёд, издавая протяжный немощный стон. — Я такой же слуга Господа как и вы все, — равнодушно отвечает он, стоя на коленях. — Повернись лицом к толпе, дьявольское отродье, — шипит на него палач, зарываясь крупной ладонью в спутанные смоляные пряди волос. — Взгляните на него! — воззвал он к толпе беснующегося народа. — Разве могут такие твари уживаться среди честных простых людей? Скажи им, что ты сделал! Юноша молча сплюнул слюну, перемешанную с кровью. Палач зарычал и со всей дури ударил парня наотмашь коленом, попадая прямиком в челюсть. — Скажи им! — громогласно повторил мужчина, цепляясь крепче за волосы, и запрокидывает голову парня к небу, ослепляя его лучами палящего солнца. — Я…я высказал своё мнение… — Люцифер! Иуда! — завопил со всех сторон народ, — Еретик! — Скажи, что ты ещё посмел сотворить, несчастное дитя. — Я… — он неуверенно заглянул в толпу, выискивая тёплый взгляд любимых янтарных глаз. — Не говори им, — шёпотом просит молодой парень, наблюдающий с замиранием сердца за всем процессом в самом эпицентре хаоса — Он полюбил! — хрипло прокричал вместо него на всю улицу палач, — И кого же?! Вовсе не юную деву! Со всех сторон раздался гул неодобрения. — Взгляните на его руки, — палач хватает юношу за обе руки и вздёргивает их вверх, словно тот был тряпичной безвольной куклой. Цепи загремели и обвили тонкую лебединую шею. — Видите этот след? — он обвёл рукой и сжал бледную ладонь, на которой ещё кровоточило место, к которому несколькими днями ранее прибили ржавые толстые гвозди, — Или этот, — мужчина сорвал с исхудавшего дрожащего тела ободранную со всех сторон накидку, оголяя торс, изуродованный шрамами от плетей и ожогами, отпечатанными калёным железом с замысловатыми инициалами. — Его душа настолько опорочена, что её не удалось спасти никакими способами. Он обречён, заклеймён, с рождения уродлив. Он не такой как все, он — порождение дьявола. Пускай, идёт туда, откуда пришёл! Послышались крики одобрения, оскорбления в адрес юноши, кто-то плакал навзрыд, жалея совсем ещё молодого паренька, кто-то желал поскорее избавиться от дьявола, свободно гуляющего по священной земле. Безумцы кричали о чистоте души казнённого, кто-то скандировал его имя, но их тут же арестовывала беспринципная стража. — Подсудность! Подсудность! — кричал юродивый, вырываясь из крепкой хватки стражника, — Невинен он! Чиста душа! Юноша гордо встаёт с коленей и, ничуть не оробев перед настойчивыми взглядами народа, последний раз попытался найти своё самое ценное сокровище среди толпы, но, не обнаружив привычной теплоты и ласки полюбившегося взора, устремлённого лишь на него, горько поджал губы и прошёл к гильотине. Как гуманно: быстрая и безболезненная смерть. В чём же смысл теперь?.. — В чём же смысл? — эхом раздался приглушённый вопрос психиатра, взывающего к Чонгуку. — А? — рассеянно пробубнил тот, вяло убирая с лица мешающую чёлку, и попытался сфокусировать взгляд на мужчине лет сорока пяти, настойчиво изучающего внешний вид пациента. — В чём же смысл вашего сна? — вежливо повторил он, располагая к себе всем своим видом. — Я не уверен, — неловко пробормотал Чонгук, ёрзая на жёстком стуле. — Мне уже дважды снились такие яркие сны, и всё время главным героем становится он. — Сны какого содержания беспокоили Вас до этого? — поинтересовался специалист, перекладывая личное дело Чонгука поближе к себе, досконально изучая каждую запись, оставленную психотерапевтом. — В первом я…выходил замуж за него, — наконец осмелился Чонгук, сглатывая ком в горле, и внимательно заглянул в глаза напротив, ища в них осуждение. Но он так и не обнаружил ничего, кроме профессионального спокойствия и полного погружения в чонгуково повествование, поэтому он продолжал чуть смелее. — Во втором мы сперва о чём-то разговаривали, потом это всё плавно переросло в ругань: он тогда поинтересовался, действительно ли я гей или что-то вроде того, а потом поцеловал. Психиатр протянул басистое «угу» и снова обратился к своим записям. — Тут сказано, что Ким Тэхён напал на Вас в приступе ярости. Это правда? — П-правда, — неуверенно промямлил Чонгук, потирая ушибленное место, как будто он только что вернулся после той встречи: всё тело заныло с новой силой, синяки и царапины напомнили о себе. — Только избил и ничего не сказал? — Да. — Я повторюсь, — с нажимом произнёс мужчина, наклоняясь ближе к сконфуженному Чонгуку, — он вас только избил? — Да, — твёрдо ответил Чон, настолько убедительно, что даже сам на мгновение поверил себе. — Хорошо, — на выдохе сказал специалист, облокачиваясь на спинку мягкого кресла. — Тебе шестнадцать, верно? — Да, — как заведённый повторял Чонгук. — И ты совсем недавно понял, что тебя привлекает твой пол? — Да…ой, то есть нет! — запаниковал Чонгук, бегая глазами по грамотам, развешанным на стене впритык, лишь бы не смотреть на отчего-то ставший суровым взгляд психиатра. — Я хотел сказать, что мне и девочки нравятся! — Ага, — врач что-то опять пометил у себя в блокноте и нахмурился, обдумывая слова своего пациента. — Половое созревание когда примерно началось? Поздно, рано? — Ну, как у всех, наверное, — пожал плечами парень, смущаясь с каждой секундой всё сильнее. — Сексуальное влечение к противоположному полу есть? — уверенно гнул своё мужчина так, что у Чонгука даже не находилось причин не ответить ему или помедлить с ответом. — Честно, нет пока, — скромно ответил Чонгук, осознавая своё поражение. — После того сна, — внезапно спокойно, растягивая слоги, продолжил психиатр, — того, в котором тебя поцеловал твой сосед, ты что-то испытывал? — Наверно да. — Как ты сам расцениваешь своё влечение к девушкам? Тебе нравится с ними общаться, или ты рассматриваешь их как потенциальную партнёршу. — Да я никого не рассматриваю в таком плане, — возмутился Чонгук. Мужчина расплылся в противоречивой ухмылке. — Все вы так говорите, — ласково сказал он, тепло смотря на пунцового мальчика. — Значит, понравился этот парень из палаты, да? Чонгук не ответил и тупо уставился в пол. — И сейчас он в другом отделении? — Да, в Вашем. — А ты сюда наведался, чтобы с любимым увидеться? — Нет-нет-нет! — затараторил Чонгук, активно жестикулируя, чуть ли не сшибая миниатюрную модель шаров Ньютона со стола. Мужчина звонко расхохотался и поднял руки в примирительном жесте. — Тише-тише, милый. Я же пошутил, не кипишуй. Я так понял, у вас были некие разногласия с моей коллегой из вашего отделения, так? — Так, — настроение при упоминании противной девушки резко испортилось. — Но мы не будем сейчас о ней, — успокоил парня специалист, доставая из ящичка под столом изящные очки в тонкой серебряной оправе. Чем-то они напоминали тэхёновы. — Ты сам изъявил желание побеседовать со мной. Значит, ты уверен в том, что в одиночку не справишься. Значит, ты примерно представляешь причину своего плохого самочувствия? — Так и есть. Я абсолютно точно знаю причину, но не имею ни малейшего представления, как с таким вообще бороться. Дело в том, что…мне немного мешает жить эта привязанность… Погодите, — внезапно осенило его, — Вы же не расскажите об этом маме? — в его больших и по-детски наивных глазах читался неподдельный испуг. — Это врачебная тайна, я могу сообщить ей только в случае, если проблема угрожает жизни. Смею заметить, твоя привязанность уже отразилась на твоём теле нелицеприятными отметинами. — Моей жизни ничего не угрожает, поверьте мне, — оживлённо убеждал психиатра Чонгук, бесконтрольно ёрзая на стуле, будто бы хотел протереть дырку в сиденье. — Мне просто нужно как-то попытаться забыть его, переключиться на другую волну, но пока что даже Чимин не помогает, а рассказывать ему я боюсь. Об этом вообще только один человек знает. Ну, два, включая Тэхёна, потому что о таком в последнюю очередь расскажешь даже самым близким. — Но ведь психотерапевт и многие врачи, осматривавшие тебя, тоже знают. В чём проблема? — Как знают? Я не мог им этого рассказать. Тут до Чонгука потихоньку начало доходить, что психиатру он про интимную близость рассказывать не собирался и только что сдал себя с потрохами: мужчина ведь про побои говорил, а вовсе не про изнасилование, которому Чонгук уделял большее внимание, ведь именно оно вызвало такие смешанные эмоции: животный страх и запредельное удовольствие. И что теперь, прикинуться дурачком? — Значит, это было не всё, — усталым голосом констатировал факт мужчина, отталкиваясь от спинки кресла, упираясь крепкими руками в край стола, изучающе заглядывая в побледневшее личико пациента. — Чонгук-и, — мягко начал он, — я тебе обещаю, что помогу, сделаю всё, что в моих силах, но эта помощь не может быть односторонней. С моей стороны — советы специалиста, с твоей же — полная картина событий, понимаешь? — Понимаю, — пробубнил себе под нос Чонгук словно нашкодивший щенок, которого теперь впервые отчитывает великодушный хозяин, прощавший до этого любое хулиганство. — Что он сделал? — Я…я бы сказал, но, — он нервно сглотнул, — мне неловко. Сейчас, я сформулирую, — в груди бешено колотилось сердце, шумно прогоняя кровь, участившееся дыхание сбилось и появилась лёгкая одышка: на Чонгука постепенно накатывала волна истерики. — Тише-тише, милый, дыши глубже, — успокаивающим голосом как мантру читал психиатр, ласково касаясь чужого плеча. — Я не хотел, честно, просто он это…а я, то есть, он же был прав…частично, ну, в том, что мне понравится… Ой-ой-ой, я не это хотел сказать, это всё физиология, сами понимаете, это не я! — неразборчиво тараторил краснеющий всё сильнее Чонгук, запинаясь и заикаясь чуть ли не на каждом слове. — Погоди, погоди, — мужчина сдавил виски и зажмурился в попытках сконцентрироваться и уловить основную мысль. — Ты ему тоже приглянулся? — смекнул что к чему. — Да кто ж его поймёт! Как нормально общаться и ухаживать по-человечески, так это мы последние: только когда накосячим, а как трахаться, так пожалуйста, это мы умельцы! — Чонгук резко зажал рукой рот, осознавая, что он только что сморозил, и загнанно проследил за реакцией психиатра. У того, несмотря на многолетний стаж работы, прослеживалосьЯ не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор. Ты позабыла: я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней.
***
В палату Чонгук пришёл не вовремя. Это если судить по меркам любого серьёзного состоятельного и адекватного человека, а если мы берём во внимание ситуацию Чона — безвыходное положение, граничащее с глубокой депрессией, то он пришёл как раз во время реабилитационного бессмысленного высера Намджуна, который и мёртвого рассмешит. Если не шутками, то своей тупостью. — Мне приснился самый гетеросексуальный сон! — гордо заявил Намджун, выставив одну ногу вперёд. Точь-в-точь пионер, ещё бы платочек повязать на плечики. Ладно, плечищи. — Я в нём был яйцеклеткой, бегал по маточной трубе… — Странный сон, — подметил Хосок. — Ты дебил? Это самый гомосексуальный сон из всех, что я знал, — не упустил возможность подколоть младшего Сокджин. — В тебя же сперматозоид проник! — Сам ты дебил! — начал защищаться Ким. — Вот ты мне объясни: нахрена ты скачал тиндер и поставил статус «не знакомлюсь»? — А это не твоего ума дело! — парировал красный аки помидор Сокджин. — А разве Сокджин-и не встречается? — лукаво произнёс Хосок, поглядывая то на опешившего Намджуна, то на краснеющего уже от смущения Сокджина. — Что?! Как?! С кем?! — набросился Ким младший с расспросами, но старший молчал, уперев взгляд в сторону. — И с кем он встречается? — обратился Намджун к более разговорчивому Хосоку. — Не знаю, — небрежно буркнул Хосок, будто пытался поскорее отделаться от неугомонного блондина, — японец какой-то. — Мужчина?! — ещё громче завопил Намджун, тоже начинающий краснеть, — Да как можно быть уверенным в его верности, если у них вся страна налево ходит? Ну то есть не доверяю я странам с левосторонним движением… — Ни с кем я не встречаюсь! — воскликнул бедный парень с пылающими от смущения ушами, -…больше, — скромно добавил. — Расстались мы. — Оу, прости, — виновато произнёс Хосок, сочувствующе покачав головой. — Так это же замечательно! — не понимал общего поникшего состояния вечно молодой, вечно буйный Намджун. — Сейчас ты свободен и в праве творить любую хуйню! — Что правда, то не ложь, — мудро сказал Сокджин и пожал широкими плечами. — Будь здесь Тэхён, он бы обязательно свёл наш разговор в сторону какой-нибудь философской мысли, перековерканной в стендап, и длительное рассуждение на абсолютно другую тему. Чонгук напрягся, услышав знакомое имя, и постарался сделать непринуждённый вид. Он неосознанно сам постарался перевести тему в какое-то более-менее мудрое русло, словно Тэхён был его наставником, который долгие годы выполнял важнейшую миссию, и теперь только Чонгук, перенявший все его привычки, мыслящий точь-в-точь как он, сможет спасти народ от этой напасти под названием «хандра». — Вообще, если так подумать, — задумчиво рассуждал он, давая себе отчёт о том, что сейчас и вправду походил на Кима своей интонацией и манерой речи, — то вампиры не должны пьянеть. В них же нет живой крови, значит, гематоэнцефалический барьер не будет пропускать алкоголь в нервную систему. Просто потому, что по крови в принципе никакие вещества доставляться не будут. Чонгук внезапно замолк и потупил взгляд, отворачиваясь от поражённых чем-то друзей. Так сильно он напоминал в этот момент Тэхёна, что пугал своим поведением не только окружающих, но и самого себя. Он потерял своё «я», связавшись с ним, полностью утопил свою индивидуальность в своей слепой привязанности и, кажется, гордость и здравый смысл вместе с ней. Бензиновые разводы окутали сознание, топя его в бликующих на бледном свете волнах. Лёгкая рябь прошла по тонкой плёнке, тормоша растворяющееся в ней тело. Давным-давно окислившееся, девственно нетронутое, болтающееся комочками на поверхности гидрофобной жидкости. «Не смей меня трогать…» Трогать. Касаться в целом или плавно вести ладонь по гладкой молочной коже? С нажимом или невесомо? Трогать. Делиться частичками ороговевшей кожи или вкладывать нечто большее в это действие? Делиться частичками своей души? Оставшиеся крупицы, завалявшиеся где-то там на дне… Как больнее? Больнее самому вкладывать значение в эти прикосновения. Чужие, холодные, скользящие лезвием по тонкой эпидерме. А в чём, собственно, проблема? Клетки мёртвые, слущивающиеся, больше тебя преследовать не станут. А мысли? Глупости какие. От мыслей тоже можно избавиться хирургическим вмешательством. «Не смей меня трогать…» Что я вложил в эти слова? Быть может, сердце? «Я тронут!» — так ведь тоже можно сказать. Сильное потрясение, порванные сердечные струны, изменение формы сердца и, как следствие, смерть от «разбитого сердца». А если тронет?.. Больные люди так много придают значения прикосновениям. Это символ. Да, точно, символ моей власти над ним. Я не помешан, я ищу здравое объяснение собственного поведения. Я, наверно, какой-то бракованный. Люблю мальчика и не абы какого, а со сломанной судьбой и покалеченной менталкой. Значит ли это, что бракованные должны держаться вместе?Но кто знает, чем обернутся Холода и потери Для того, кто умел верить? И кто знает, когда над водою Взойдёт голубая звезда Для того, кто умел ждать?
— Ало, мам, — страдальческим голосом выдавливает из себя приветствие Чонгук. — Я один в палате, мам, слышишь? «Зачем ты ей всё это рассказываешь? Молчи, скройся в тени и не вылезай, она тебя не поймёт, глупец». — Что за шум там? — обеспокоено интересуется мать. — Кто тогда разговаривает? Чонгук всхлипывает и утирает нос рукавом, поджимая к груди колени.И однажды проснутся все ангелы, И откроются двери Для того, кто умел верить. И ненастным январским утром В горах расцветет миндаль Для того, кто умел ждать.
— Сколько живут лебеди в одиночку, мам? — спокойнее продолжает парень, укладываясь на кровати в позе эмбриона и стараясь абстрагироваться от гама на заднем плане. Крики друзей смешались в назойливый белый шум, не позволяющий сосредоточиться на главном. — Не знаю, сынок, что случилось? Почему ты плачешь? Тебя кто-то обижает в палате? Скажи мне, я тебя сразу заберу. — Мам, — равнодушным тоном перебил мать Чонгук, — ты можешь перевести меня в тринадцатое отделение? — Психиатрическое?! — в голосе матери отчётливо прослеживалась настороженность и неверие. — Шутишь? — Я серьёзно. На длительное время повисла пугающая тишина, даже соседи по палате заткнулись, краем уха услышав просьбу Чона. — С ума сошёл? — задала мать риторический вопрос осипшим от потрясения голосом. — Да, — последовал односложный ответ.***
Приближение нового года ознаменовало окончание госпитализации. Для Чонгука активно готовилась выписка, пока он сидел, свесив ноги с подоконника, и меланхолично болтал ими в такт тарабанящим по железному козырьку каплям, летящим хрустальными крупинками с водостока. Лёд таял на солнце и замёрзшие лужи из зеркальных блюдец превращались в кашу из слякоти и грязи. Юнги, Хосок, Сонхва и Минсок уже выписались, поэтому палата пустовала: пять собранных кроватей без постельного белья угнетали, несмотря на то, что Чонгук не планировал ни к кому здесь привязываться. Намджун уже стоял с собранными вещами и слезливо прощался с каждым из парней, обещая обязательно писать и беспокоиться об их состоянии. Чонгук с вымученной улыбкой кивнул ему на прощание и вновь обратил свой взгляд в сторону одинокой маленькой девочки, гуляющей меж резиновых шин, выкрашенных в различные пёстрые цвета. Вот она вскарабкалась на три сложенных пирамидкой шины, вот она оступилась и летит в тонкий слой снега, вот она встаёт и отряхивается, снова цепляясь пухлыми ручками за край конструкции, чтобы уже через минуту довольно оглядывать окружение с высоты. Эта девочка никогда не покидает больницу, она лежит в тринадцатом отделении. Чонгук много думал о том, почему она так часто гуляет в одиночестве, но потом заметил троих медсестёр, наблюдающих за ней с разных точек, но никогда не приближающихся ближе чем на десять метров. Лишь в самом конце дня одна из них уверенной походкой приближается к недовольной её присутствием девочке и уводит её за ручку в помещение. И именно сегодня Чонгук решает воспользоваться своим единственным шансом как-то повлиять на сложившуюся ситуацию. Он сломя голову несётся по коридору к малюсенькому предбаннику, в котором он недолго думая хватает куртку и кое-как натягивает её на руки, чуть надрывая рукав. Стремглав обегая знакомое лицо — кажется, это был его психиатр — он пулей вылетает на улицу, спотыкаясь на ходу. Медсёстры в шоке провожают юного беглеца взглядом, даже не утруждаясь догнать и вернуть пациента в палату. Маленькая девочка испуганно уставилась на приближающуюся потенциальную опасность и рванула с места в сторону забора — единственный путь отступления. Медсёстры, наблюдающие за юной пациенткой издалека, встрепенулись и мигом скооперировались, нагоняя уже двоих пациентов, внезапно сорвавшихся с цепи. — Стой! — вопит Чонгук, снова спотыкаясь и тут же подскакивая на ноги. — Стой, кому сказал! У меня деловое предложение! — Уйди, калека! — раздаётся недовольный писклявый голосок. — Стоя-я-ять, мелкая ты срань! — уже не фильтруя выражения, кричит Чонгук, изо всех сил стараясь игнорировать нехватку дыхания. Он активно вдыхал морозный воздух, а разгоряченное тело окутывал лютый холод из-за того, что куртку парень так и не застегнул. — Ей пять лет, ты как с детьми разговариваешь?! — громогласно кричит самая крупная из медсестёр. — Сам ещё ребёнок! — Да погоди ты! — игнорирует врача Чонгук, наваливаясь на перепуганную девочку всем телом. — Слушай быстро! Точнее, блин, можно вообще слушать быстро? Короче так: я говорю быстро, ты меня также быстро слушаешь, поняла? — девочка отрицательно мотнула головой. — Да, я сам не понял. Не суть. Тэхёна знаешь? — Тэ-тэ-хён? — задумчиво переспросила девочка, нахмурив бровки. — Он поступил к нам недавно. Хён много кричал тогда, но сейчас он самый спокойный из нас, — девочка перестала мандражировать перед Чонгуком и внимательно слушала его, ожидая дальнейших вопросов. -Тэ-тэ-хён? — удивился Чонгук, про себя умиляясь тому, что его кличка прижилась. — Расскажешь про него? Медсёстры с подозрением оглядели идиллическую картину, развернувшуюся перед ними. Ранее дичившаяся всех девочка мирно беседует с незнакомым ей мальчиком — нонсенс! Они настороженно замедлились и принялись наблюдать за дальнейшим развитием событий. — Хм, Тэ-тэ-хён такой интеллигентный, — она поджала губку, всем своим видом показывая, как напряжённо она думает, хотя сразу было понятно, что мелкая явно симпатизировала Тэхёну и может с лёгкостью вспомнить каждую деталь. — Он всегда сдержан в своих высказываниях, это очень необычно у нас. Я привыкла к шумным соседям и совершенно не могу находиться в палате, — она тяжело вздохнула и сжала кулачки. — С ним мне спокойно. Он мне рассказывает такие интересные истории! Представляешь, это всё не выдумка! Тэ-тэ-хён сказал, что я его выслушаю лучше психиатра, и что мне он может довериться. «Прагматично», — подумал Чонгук: «Девочка больна и никто ей не поверит, если она расскажет. Да и к тому же с чего бы Тэхёну рассказывать ей о самом сокровенном. Зачем же ему это? Совесть мучает?» — И что же он тебе рассказал? — постарался быть приветливым Чонгук. — Много всего! Про бельгийские вафли, про физиологию вампиров, про могущественного диктатора, захватившего власть… — принялась перечислять девочка. — И это тебе кажется интересным? — изумился Чонгук, но в голове у него что-то заклинило: он только что испытал непередаваемое чувство дежавю. — Он интересно об этом рассказывает, — смутилась девочка, теребя край измазанной грязью курточки. — Он рассказал про девочку, которая ему очень нравилась. — Д-девочку? — Да-а, она была очень красивая. Малютка косо глянула на притавишихся в стороне медсестёр и аккуратно потянула Чонгука за собой в сторону, едва ощутимо сдавливая его ладонь ноготками. — Они слишком много слушают, — вмиг переменился её тон, став ледяным, словно выточенным, как будто её голос был поставлен с помощью лучших дикторов и певцов на планете. — И слишком много думают, — также холодно продолжила девочка. — Меня зовут Черин, — тихо представилась она, всё ещё подглядывая на заподозривших что-то медсестёр. — А ты, я так понимаю, Чон Чонгук? — Ч-чегось? — Непонятливый что ли? — раздражённо бросила она, цокнув языком. Чонгук из последних сил выдавливал из себя вежливые просьбы и ответы, пытаясь не допустить своему порушенному ментальному состоянию как-то повлиять на свою речь и на отношение к окружающим, но эта девочка его окончательно добила. — Да что чёрт возьми происходит?! Ты можешь мне объяснить? Что за девочку любит Тэхён, причём здесь бельгийские вафли, диктаторы, и откуда ты блять знаешь моё имя?! Ни один мускул не дрогнул на лице Черин. Она все также безмятежно разглядывала раскрасневшееся лицо Чонгука, иногда поглядывая в сторону медсестёр, всё также одёргивала край курточки и также настойчиво ожидала ответа на свой вполне справедливый вопрос. — Пожалуйста, Черин, — уже не просьба — мольба, — пожалуйста… Я же сдохну без него. — Чонгук, — отчего-то ласково начала она, протянув крохотную ручку к его щеке, успокаивающе поглаживая замёрзшую кожу, — Это ведь ты хотел испечь бельгийские вафли, забыл? Чонгука словно окатило ледяной водой; по телу пробежалась крупная дрожь, а от прилива крови к голове из-за избытка мыслей мозг вскипал, и казалось, будто сейчас жидкость потечёт отовсюду: из глаз, из ушей, из носа и изо рта. — Ты говорил, что кучка диссидентов ничего не изменят, — продолжала добивать его Черин, равнодушно стреляя фактами в самую душу. — Ты рассуждал на тему нечисти и их возможной анатомии и физиологии. — Нет, — Чонгук отшатнулся назад, — нет, — словно в бреду повторял он, — это был не я… — Это были вы.Flashback.
— Столько моряков с мыслью «это не про меня» смотрят на девятый финальный вал. Столько тех самых моряков покоятся на дне океана со своей жалкой убеждённостью в своей уникальности. Девочка с сомнением оглядела русоволосого паренька с необычной манерой общения. То, что Ким обожает замысловатые предисловия, она поняла давно. То, что эти предисловия имеют непосредственное отношение к теме разговора — тоже. Просто его нужно понять. Те, кто поймут, откроют для себя уникального и умнейшего собеседника, остальные же посчитают безумцем с философскими наклонностями. — Когда я был маленьким, я очень хотел перестать чувствовать. Я всегда с восторгом делился с мамой мыслями о том, как бы преобразился наш мир, если бы все люди перестали чувствовать боль. Мы бы меньше боялись и пробовали больше: кому какая разница, сколько людей умрёт, если мы не чувствуем. Трахаться всегда хочется, этого никакими чувствами не притупить, так что один придурок откинется — на свет появится новый. — И что ты думаешь сейчас? — пустой взгляд девочки был устремлён в незримую точку на ржавчине, покрывшей бортики жёсткой больничной кровати. — Сейчас я не чувствую боли, — хмыкнул парень и тоже уставился на ту же точку. — Надо же, — с еле прослеживающимся интересом выдала девочка. — И как? — Испытал слишком много за раз. Юная слушательница поджала аккуратные пухлые губки и наконец-то повернулась к своему собеседнику. — Каково оно? — Никак, — пожал плечами Тэхён. — Ты ведь говорил не про физическую боль, верно? Тэхён загадочно улыбнулся, и в его глазах мелькнуло удовольствие от общения с этой смышлёной девочкой, попавшей в это отделение из-за своей поражающей для своего возраста проницательности. Родители просто-напросто испугались разговоров девочки и не верили её словам, как, впрочем, и все остальные, за исключением Кима. — Почему ты сдал себя? Из этого отделения люди так просто без последствий не выходят. — Хороший вопрос, — Тэхён откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, пристально наблюдая за тенью в щели под дверью: кто-то внимательно слушает их с самого начала разговора. — Кое-кто напомнил мне, почему я стал таким. — Говоришь загадками. Интригуешь, но в то же время и раздражаешь, — в ответ последовал глухой смешок. — Не успел я ещё отойти от смерти братика, как на мою голову свалился Чон Чонгук, — саркастично подметил Ким. — Нравится тебе проблемными людьми увлекаться, я погляжу, — хмыкнула девочка и с очевидным осуждением посмотрела в до неприличия довольные тёмные щёлки щурящихся драконьих глаз. — Он не был проблемным до моего появления, — справедливо отметил он, зачем-то оправдывая Чона перед незнакомой ему девочкой. — Брат мой тоже проблемой как таковой не был. — Потому что всё это время проблемой был ты. — Ну зачем так прямо? Могла бы деликатнее это сказать, — притворно обиженно ответил Тэхён, всё же не сдерживая улыбку. Фраза «Тэхён, мы ведь с тобой так похожи, верно?» полностью перевернула его жизнь. Примем к сведению, что Тэхён и Тэён — однояйцевые близнецы и нередко притворялись друг другом в разных ситуациях. Тэхён силён в математике, Тэён — в химии, и так юные аферисты умудрились с малых лет зарекомендовать себя как парочку вундеркиндов. Щедрость и братская любовь окупала любое безумие, творящееся в мыслях одного покалеченного брата, чьё нездоровое отношение к некоторым вещам настораживало родителей с самого их рождения. Такое робкое дитя, предусмотрительно обходительное со всеми… Тэён всегда был невероятно импозантный и галантный парень, которому с пелёнок не хватало кашемирового пальто, лакированных туфель и галстука. И как такой интеллигентный юноша мог до смерти забивать несчастную канарейку, выдёргивая из ещё живой извивающейся птички клочья перьев, никто не мог понять. Никто не мог поверить в то, что это создание могло хоть кого-то по-человечески полюбить. Тэён был слишком расчётлив и корыстен, в детском садике родители чужих детей его частенько называли алчным ребёнком, воспитатели же не могли понять таких наездов в сторону мальчика: для них он был ангелом во плоти. Такое выборочное отношение настораживало ещё сильнее, поэтому за всю свою жизнь у Тэёна был один единственный друг — его брат. Тэхён терпел все выходки и даже помогал младшенькому, но редко получал что-то взамен. И ведь угораздило же однажды Тэёна влюбиться. Позже он называл это помутнением разума, но по непонятной для него самого причине родители в панике стали набирать номер психоневрологической больницы: они пока что боялись обращаться в психиатрию. Фраза «Тэхён, мы ведь с тобой так похожи» сыграла ключевую роль в отношениях Тэхёна и возлюбленной Тэёна. Последняя по понятным причинам предпочла старшего брата, чем не могла не огорчить Ким Тэ. — Она выбрала твоего брата, — повторила Черин, упиваясь недовольством Кима и его замешательством, — твою точную копию. — Она не должна была заметить, — гневно выпалил Тэхён. — Да и срать я на неё хотел теперь! — Тэ-тэ, — с укоризной покачала головой девочка и мягко улыбнулась парню, — твоё нынешнее отношение к этой девушке не вернёт к жизни твоего брата. — Я — это он. У нас даже родинки одинаковые! — не унимался Тэхён, потеряв куда-то всё своё хладнокровие. — Твоё безумие не позволяет тебе трезво оценивать эту ситуацию Тэ-тэ, — спокойно отвечала Черин, размеренно помешивая чайной ложечкой давно остывший чай. — Даже родители ничего не поняли… — Ты никогда не смог бы встать на его место. Даже подстроив самоубийство Ким Тэёна, ты не поменял отношения к себе. Люди любят людей, а не ярлыки. Присвоив его имя и личность себе, ты не добился её любви. Более того, она наверняка тебя раскусила. — Тем не менее, сейчас я — Ким Тэхён, лежу в этой больнице под этим именем. Тэён мёртв. — Где похоронен настоящий Тэхён, м? — настойчиво продолжает Черин, отпивая холодный напиток. Тэхён расплылся в кровожадной улыбке и опустил взгляд, будто смущаясь своей оригинальности и не решаясь ответить. — Мама каждый день любуется этой вазой перед сном. — По-варварски. — Не спорю. Но впечатляет? — Ничуть. Скорее пугает. — Ты просто боишься это признать. А по поводу Чонгука… — он отвёл взгляд в сторону и тяжело вздохнул словно взгромоздил на себя непосильную ношу, перейдя наконец к той части разговора, ради которой всё это затеял. — Чонгук любит Тэёна. А Тэён очень неблагодарно к этому относится. С непривычки, я думаю. Все ведь любят Тэхёна, всегда любили только его. Если вспомнить всё, что я ему наговорил… «Ты как цедра — чуть-чуть тебя вкусно, а много горчит. Как съесть померанец, но не только его мезокарпий, но и захватить зубами альбедо. Ты тот тип плода, который нужно распробовать, откусывать постепенно и, самое главное — дождаться созревания. Ты не хорошее вино, чтобы тебя томить годами в ожидании чуда. Но ты и не мало хранящийся фрукт. Ты довольно скоро тухнешь, и хранить тебя не имеет более смысла. Но зато, о мой бог, если подловить момент, какое наслаждение вкусить тебя.» Тэхён горько усмехнулся и ожидал увидеть во взгляде Черин в очередной раз лишь осуждение, но сейчас там мелькнула жалость. Он искренне ненавидел это по отношению к себе, но сейчас отнёсся к этому с пониманием. Неужто потому, что сам себя жалеет? — Этот твой Чонгук сумасшедший парень, — разумно заметила девочка. — Вы стоите друг друга. Как думаешь, ещё встретитесь? — Я сдохну без него, Черин.End of flashback.
Чонгук обескураженно сидел на холодном снегу и не мигая смотрел слезящимися глазами на крохотную миловидную девочку, припоминающую все детали их разговора с Тэхёном. Он уже перестал вслушиваться в конкретные куски повествования и молился про себя, чтобы всё это было не взаправду, но крики медсестёр вывели его из состояния транса и заставили с болью на сердце принять всю свалившуюся на него ношу знаний. — Тэхён убил человека? — только и смог выдать Чонгук, еле шевеля безвольным языком. — Чонгук, он поймёт тебя, если ты больше не захочешь его видеть. — А я могу? — осипшим шёпотом выдавил из себя он, слабея прямо на глазах: тлеющий огонёк в его детских, наполненных энтузиазмом, глазах потух вместе с надеждой на лучшее будущее, а руки безвольно опустились. — Взгляни вон туда, — Черин показала пухлым пальчиком в сторону больницы. Там, на третьем этаже правого крыла здания в огромном окне в пол, виднелся силуэт, пристально наблюдающий за происходящим на улице. Он слегка наклонил голову вбок, заметив на себе чужой взгляд, и продолжил неотрывно следить за двумя замёрзшими пациентами. — Это…он? — уточнил Чонгук. — Он. — Девятый вал, — хмыкнул Чонгук, забавляясь своей нездоровой верой в то, что на этот раз именно его не потопит эта непредсказуемая стихия.Где-то есть острова утешения И спасительный берег Для того, кто умел верить. Там рождаются новые звёзды И в горах расцветает миндаль Для того, кто умел ждать.