Flashback
— Черин, — с нескрываемой мольбой во взгляде взвыл парень. — Я хочу оборвать всё. Девочка изумлённо уставилась на Чона, выглядевшего сейчас действительно разбито: покрасневшие от слёз глаза были едва заметны за опухшими веками, бледные тонкие губы дрожали от бессилия, слипшиеся ресницы окропились на морозе дюжиной крохотных снежинок, будто бы сплетающихся в один узорчатый слой кружева. Черин была поистине мудрой девочкой, но проблема этого милого мальчика вводила в ступор даже квалифицированных специалистов, что уж там говорить об обычной пациентке психиатрического отделения. Она с досадой пожала плечами, но, будучи воспитанной, учтиво поинтересовалась: — Что именно ты хочешь оборвать? — Связь с Тэёном, — с трудом выдавил из себя давно вставшие поперёк горла слова, что причиняли страшные мучения и терзали глотку, лишь бы высвободиться и не оседать неприятным осадком на душе. — Зови его Тэхёном. Он не воспринимает своё прежнее имя, — вежливо поправила Черин. — Вдали от него, — проигнорировал слова девочки Чонгук, — я смогу отвлечься? Хотя вряд ли я хотел бы этого. Мне проще броситься за ним в пропасть, чем слепо избегать неминуемого. — Считаешь, что от Кима не сбежать? — насмешливо уточнила малышка, увлечённо разбирая на запчасти игрушечный автомобиль. — Можно. Нужно найти компромисс с ним. — Но это означает содействие и с его стороны, — догадалась Черин, поднимая сочувствующий взгляд на парня, — а он отпускать тебя не намерен. Чонгук не выглядел как человек, который сильно огорчён по этому поводу. Напротив, на его лице заиграла какая-то самодовольная улыбка. Жалкая, утомлённая, с долей свойственного ему мазохизма. Он породнился с ним давно, но лишь недавно принял как неотъемлемую часть себя. Переварил всё случившееся, каждый разговор, каждые переглядки, прикосновения, которыми ненароком одаривал его Тэхён ещё до запрета. Обдумал вдоль и поперёк случившееся в душевой, проанализировал каждую деталь того инцидента и восстановил в памяти все чувства и эмоции, которые тогда испытал. И понял одну простую вещь. Ужасную, отвратительную, но до боли очевидную. — У меня синдром спасателя, — невесело усмехнулся Чонгук, — но не Стокгольмский. Я мог стерпеть его нападки, несдержанное поведение, резкие высказывания, даже небольшие травмы. Но он перешёл грань, Черин. — Чонгук, — девочка тепло улыбнулась ему, положив крохотную ладошку на чужое предплечье, — ты встал на его сторону уже после случившегося, забыл? Чонгук отчего-то виновато опустил голову, вперив взгляд в испачканные в грязи рукава девочки. Он оправдывается не перед Черин и даже не перед Кимом. Он оправдывается перед собой. Не верит, что мог опуститься до такого, настолько потерять уважение к себе, что готов простить человеку даже изнасилование. Ему и ответить-то больше нечего, кроме как «Я ведь иначе не могу, Черин». Я сдохну.End of flashback
***
— Философские мысли посещают чаще либо молодых, либо бездельников, либо душевнобольных, — по привычке без какого-либо контекста вбросил Тэхён и выжидающе уставился на Черин, изогнувшую в изумлении бровь. Не внезапное желание поболтать удивило её, а то, с каким трепетом вдруг заговорил Ким. Словно пробудил свою дремлющую с рождения совесть, и та чудным образом повлияла и на мировоззрение парня, сделав интонацию мягче, а взгляд нежнее. Девочка ещё раз недоверчиво глянула на соседа по палате и незаинтересованно отвернулась, занявшись переодеванием кукол. — А ты собрал комбо, — бросила она спустя какое-то время напряжённого молчания, не желая ставить Кима в неловкое положение. Тот тут же встрепенулся и обратил всё своё внимание на маленькую Черин, благосклонно соизволившую поддержать разговор. — А я и не философствую. Это не развитие мышления, не стремление познать законы природы или постичь бытие. Это баловство. Можно ли уделить время таким бессмысленным вещам, когда ты на заводе от рассвета до заката пашешь во благо семьи, зарабатываешь на кусок хлеба для детей и второй половины? — Второй половины? Не девушка, не парень, а гендерно неокрашенное «вторая половина». Ты где толерантностью заразился? Это ты так деликатно относишься к гей-парам, потому что сам на парня запал? — Это я так деликатно намекаю на то, что пахать в семье может и женщина. — Ты против патриархата? — удивилась Черин, сверля в Тэхёне дырку своим по-детски любопытным взглядом. Всё-таки заинтересовал, чертяка. Как обычно, впрочем. Его нестандартное мышление слишком увлекательно смаковать понемногу, не торопясь беседовать на различные темы, в которых он раскрывается совершенно другим человеком, не тем, кем его видят или кем он сам хочет казаться. — Да, против. Я против всех этих людских нововведений. Радфем, маскулизм, антигомосексуальные движения, запрет на усыновление ЛГБТ-парам. Разве должны быть границы в мире, в котором присутствует столько безумцев? Столько селекционных продуктов, мутаций и патологий, которые в любом случае заставляют меняться весь Мир целиком. Для каждого цензуру ввести невозможно, для всех не провести линию, через которую нельзя было бы переступить. Сняв с одного сапог, которым он душит брата, мы отдаём этот сапог кому-то ещё, и уже он наступит им на чью-то жизнь. Почему все считают, что безумцы видят то, чего нет? Может, они видят чуть больше, чем остальные? — Ты оправдываешь шизофреников? Или только себя? — Мне нет смысла оправдываться перед тобой, — пожал плечами Тэхён. — Но есть смысл делать это перед ним? — строго глянула на него девочка, наклонив голову вбок. — Не думаю, — невесело усмехнулся Ким, после чего зажмурился словно от жгучей боли в висках, которой на самом деле не должно было быть: он сидит на слишком сильных таблетках, подавляющих любую физическую боль. Это всё игры разума берут под контроль тело и терзают его неустанно. Тэхён стискивает челюсть до скрежета в зубах, чуть ли не стирая их в мелкую крошку и, пересилив себя, принимает каждый удар организма как заслуженную пытку — отмщение за его золотце. — Я не смогу долго притворяться. До первого приступа — девиз всех душевнобольных. Черин снисходительно оглядела Тэхёна, выглядевшего сейчас довольно жалко, и снова отвернулась, возвращаясь к своей незамысловатой игре в куклы. — Вон оно как всё сложилось, — спустя время сурово произнесла малышка, — порознь вы долго не протянете, — она резко смолкла и поджала губки. Страшно было озвучивать очевидное, находясь в запертом помещении с пациентом, отхватившим сильнейший внезапный рецидив, — в здравом уме и доброй памяти, если быть точнее. Но и вместе вас держать опасно. Опасно для Чонгука и для твоего нестабильного состояния. Ты вроде бы такие благородные идеи высказываешь: равенство полов, толерантность, запрет на насилие в семьях по отношению к женщинам и детям, а сам-то чем лучше? На словах вы всех хороши, а как доходит до дела, так это всё приступ виноват, это не я, я себя не контролирую! Тэхён молчал. Смысла парировать не было никакого: девочка во всём права. Но и пить подавляющие таблетки он всю жизнь не может: от антидепрессантов тошнит, обратный захват серотонина звучит как нелепый анекдот в его случае, а от более тяжёлых каждую ночь галлюцинации, что гораздо хуже сонного паралича, ведь Ким может двигаться во время приступа. А это представляет опасность уже для окружающих. — Ты пойми, Тэхён, что любой твой выбор по жизни всё равно приведёт тебя к неминуемой развилке. Тебе всегда придётся выбирать между зоной собственного комфорта и другим человеком. В прошлый раз ты выбрал себя и многим поплатился. Ты потерял единственного человека, который тебя понимал, причём похоронил его собственными руками. Постарайся не совершить сейчас ту же ошибку. Сколько бы долго Тэхён ни общался с этой проницательной девочкой, когнитивный диссонанс никогда не покидал его: слышать столь взрослые речи из уст этой кнопки было, мягко говоря, странно, и он не переставал видеть в ней себя в детстве и только потому ощущал себя в своей тарелке рядом с ней. — Знаешь, Черин, мы много разговаривали с ним на английском. Просто так иногда кто-то из нас переключался, и мы как-то и не замечали, как все последующие беседы были исключительно на другом языке. Даже в моменты, когда кто-то не мог подобрать слово, мы всё равно ощущали, что так и должно быть. Глупость, наверное, но так мы нашли общий язык. Когда не могли подобрать слов.Flashback
/Перевод ниже/
— I want all of you. I want to take off all your clothes slowly and with an arrangement, smoothly lead my hand along the curves of the body, touch at first weightlessly, then with pressure and all the time do not take my eyes off your eyes, look into them, drown in them, enjoy the fact that both of us drowning — самозабвенно шепчет Ким, внутренне ликуя от реакции Чонгука на его шёпот. Несмотря на их запрет на прикосновения, они всё равно не перестали дразнить друг друга наполненными смыслом взглядами и удушающими своей откровенностью брошенными вслед фразами. — I would bury my nose in the curve of your neck, breathe in your scent, filling my lungs with it. I would enjoy the pliability of your body, instill fear and adoration, I would take advantage of my position and your indifference to pain, but at the same time your wild delight when I cause this pain. I would examine you all over, lick every part of your body, and then… — I won't let you, — с той же интонацией томно отвечает Чонгук, издеваясь над Кимом по полной программе. — I have already undressed you with my tongue, — самодовольно мычит Тэхён. — Only English turns you on? I will study harder if this is the case. — Мои демоны довольно разношёрстные, вплоть до языка, на котором они пытаются до меня достучаться. — Давай я поговорю с каждым из твоих демонов, — с вызовом произносит Чонгук, прежде чем перевернуться на живот и также заглянуть старшему в глаза, с такой же настойчивостью, с которой тот смотрел на Чона всё время. — I love you, Ich liebe dich, Te amo, Je t’aime, Ti amo, Eu te amo, 我愛你, 愛してる…Перевод: — Я хочу медленно и с расстановкой снимать с тебя всю одежду, плавно вести рукой по изгибам тела, касаться сперва невесомо, затем с нажимом и всё время не отводить взгляд от твоих глаз, смотреть в них, тонуть в них, наслаждаться тем, что мы оба тонем. Я бы уткнулся носом в изгиб твоей шеи, вдохнул твой запах, наполнив им свои лёгкие. Я бы наслаждался податливостью твоего тела, вселял ужас и обожание, пользовался бы своим положением и твоим равнодушием по отношению к боли, но в то же время твоим диким восторгом, когда эту боль причиняю я. Я бы исследовал тебя всего, облизал бы каждый участок твоего тела, а потом… — Я тебе не позволю. — Я уже раздел тебя своим языком. — Только английский заводит тебя? Я буду учиться усерднее, если в этом причина.
End of flashback.
— После случившегося он продолжал тебе говорить слова любви? — поражённо выдохнула девочка, не отводя глаз от погрузившегося в раздумья парня. Тот угрюмо взглянул на неё исподлобья и, выдавив страдальческую улыбку, кивнул. — Да ладно тебе. Это просто дурачество. Он не может всерьёз что-то чувствовать ко мне. Я ведь монстр. Черин осуждающе покачала головой и раздражённо цокнула языком. — Тэ-тэ-хён, я буду с тобой откровенна. Ты самый бесчеловечный и глупый парень из всех, что я встречала. Тэхён молча и неподвижно сидел, приковав ледяной хищный взгляд к лицу девочки, бросающейся смелыми высказываниями в его сторону. — Да-да, и не смотри на меня так! У тебя так-то, к слову, характер далеко не подарок, а ты так плюнул в душу человеку, который готов был принять тебя даже таким. — Не готов он был к этому, — зло бросил Ким, подскакивая с постели, и в пару больших шагов настиг напрягшуюся Черин. — Слышишь? Не готов. Он милый парень, ему нахуй не сдалась моя переёбанная жизнь! — Это ему решать, не тебе. Тэхён отстранился, а всё тело его напряглось. На его побледневшем лице было отчётливо видно, как он внутренне борется с собой, как подрагивают мышцы и на чётко очерченных скулах играют желваки, как опасно дёргается глаз и постукивают от злобы зубы. Черин хотела было уже позвать врачей, чтобы не попадать под раздачу пиздюлей, но Тэхён сжал её кисть, не пуская из палаты. — Тэ-тэ-хён, я буду кричать, — пригрозила ему девочка, не оставляя свои попытки выдернуть руку из мёртвой хватки. — Черин, — шёпотом начал Ким, отчего-то так ласково и спокойно, что бедняжка перепугалась ещё сильнее, — милая Черин, — также нежно повторил он, — моё золотце завтра вечером выписывается. Я знаю, я этого не заслужил, но я бы хотел в этот раз выбрать его, а не себя. Что мне для этого сделать, Черин? — жалобно добавил он, стараясь выглядеть дружелюбным, но отчаяние и сломленность придавали его голосу слишком неестественное звучание. — Я не смогу тебе помочь, Тэ-тэ, — сжалилась девочка и успокаивающе погладила Кима по вьющимся прядям отросших каштановых волос. Захотелось заплести ему много-много маленьких косичек, заколоть чёлку самой блестящей заколочкой и наклеить на щёки любимые стразы, чтобы всю тоску и ненависть к себе прогнать. Только ему из всей этой бессмысленной бижутерии, из всех драгоценностей мира нужна лишь одна — его золотце. — Когда тебя выписывают? — Мне не сообщали, — понуро ответил Тэхён, будто нашкодивший щенок. — Выпишут ли меня теперь? — Выпишут, — уверенно ответила Черин, всё также перебирая непослушные волосы, — не беспокойся, выпишут. Им незачем знать про Тэёна, слышишь, милый? — Да… — Но Чонгук знает. Тэхён притих и, кажется, на мгновение даже перестал дышать. — Я не Тэён. Тэён остался далеко в прошлом, и ему незачем об этом вспоминать. — Он не сможет об этом забыть, милый. — Я и не прошу об этом. Пусть он меня и боится, лишь бы не ненавидел. — Он и не смог бы, — Черин старалась непринуждённо переодевать кукол по пятому кругу, не выдавая своё волнение, но одна маленькая договорённость не могла оставить её в покое. Она навязчиво прокручивалась в голове снова и снова, сажая семя сомнений в весьма плодородную почву, присыпанную опытом общения с озлобившимся Тэхёном. Наконец, она оборачивается к Киму, натыкаясь на его цепкий, колючий и выискивающий взгляд. — Ты что-то умалчиваешь? — с явно прослеживаемой угрозой принялся давить на девочку Тэхён, как он это любит делать, упиваясь растерянностью на лице своей жертвы. Вся та мягкость моментально испарилась, оставляя после себя привычную чёрствость парня. И ему без разницы, какие тёплые чувства он питает к человеку: в такие моменты он — деликатес, из которого одно удовольствие по крупицам выскребать животный страх. — Черин, — с нажимом повторил он, нависая над крохой непреодолимой скалой. — Что. Ты. Скрываешь? — Он ждёт тебя, — дрогнувшим и, казалось, в разы более тонким голоском бросила девочка, пряча глаза за редкими светлыми волосиками взлохмаченной чёлки. Тэхён пристально следил за сменой настроения на лице крохи, впитывая в себя каждое движение, отслеживая каждый дрогнувший мускул. Он скептически поджал губы и смахнул с лица Черин блондинистые прядки, мешающие разглядеть её кофейные глаза. — Ты говорила, вы перестали общаться, — он осуждающе покачал головой, — Айгу-у, Черин, врать нехорошо, — лисьи глаза опасно сверкнули, а кукольные губы, играя на контрастах, обнажили ровный ряд жемчужных зубов. — У вас есть какой-то план? — Нет, — коротко ответила Черин, заглядывая в глаза напротив с вызовом. — Сам придумай, если действительно хочешь его увидеть. — На слабо меня не бери, мелкая, — оскал на лице Кима так и кричал о его намерениях, заставляя отмести все сомнения прочь — он точно найдёт способ увидеть своё золотце. Это лишь вопрос времени и терпения. Времени мало, терпения в разы меньше. Этого у Тэхёна всегда недоставало. — Уже придумал? — скорее, уточнение, а не вопрос. — Уже давно, — последовал вполне ожидаемый ответ. Зачем церемониться, если забираешь своё?***
Ближе к полудню Тэхён направился в перевязочную, ссылаясь на внезапно возобновившееся кровотечение из старой раны. Вновь сменившейся дежурящей медсестре ни к чему знать, что старая рана была на другой руке, а сквозит в палате не из-за щели в старой раме. Но следы преступления надёжно спрятаны в личных вещах, осколки стекла вымыты от собственной крови, настроение слегка приподнято от намечающейся встречи, а гемоглобин упал из-за продолжительного устранения улик. Врач косо глянула на Кима, осматривая руку, задала пару дежурных вопросов о том, как рана была получена, при каких обстоятельствах вновь дала о себе знать, не кружится ли голова и прочее, на что Тэхён с охотой отвечал в духе «это ранение знатно подкосило меня, не давая забыть о том злополучном дне». Наслушавшись душещипательных баек, медсестра, расчувствовавшись, прижала голову парня к своей весьма корпулентной тушке, чуть ли не душа его в своих грудях, и спешно покинула кабинет, бросив вслед обещание поскорее вернуться, но уже с кардиологом, офтальмологом, неврологом, травматологом, психиатром и даже венерологом. Тэхён скорчил жалостливую моську и с благодарностью приложил руку к груди, мол, вот что-что, а за венеролога век благодарен будет. Оставшись наедине, Тэхён аки чёртик из табакерки подскочил с кушетки, спешно изучая вражескую территорию. Нарыв среди горы использованных шприцов нечто, отдалённо напоминающее хирургический скальпель, Тэхён сунул его в рукав, убедившись, что колпачок держится крепко. Был у него уже опыт, когда в самый ответственный момент защита соскочила, и он преждевременно вскрыл себе вены, но о том дне Ким предпочитает не вспоминать. Вскоре медсестра и вправду объявилась со своей личной свитой, среди которой Тэхён не обнаружил только венеролога с травматологом, за что женщина долго перед ним извинялась, чуть ли не падая на колени. Благо, нужный Тэхёну врач всё же был в этой компании, и парень тут же поспешил обратиться к нему: — Вы знаете, я вчера в душе сознание потерял, — страдальчески воскликнул Ким, слегка переигрывая, но напуганные его состоянием врачи лишь больше напряглись, вникая в каждое слово своего пациента. — Мне кажется, моё зрение сильно упало после этого. Как будто в один миг сразу на две диоптрии бац! И всё. Офтальмолог тут же спохватился, взяв Тэхёна под локоть и потянув за собой. — Зрение это вам не шутки, — озабоченно приговаривал он, направляя парня на выход из отделения. Тот лишь расплылся в довольной улыбке и мельком взглянул на высунувшуюся из палаты светлую макушку маленькой девочки, заинтересованно наблюдавшей за развернувшейся сценой из-за кулис. Та задумчиво провожала соседа по палате нечитаемым взглядом, будто бы не одобряя эту авантюру. Волнение за этого чудика где-то на задворках разума не позволяло в полной мере порадоваться за чужой успех. Зато сам Ким ликовал. Кабинет офтальмолога находился прямо напротив металлоискателя, что стоит неподалёку от гардеробной для прибывших сюда ради регулярного осмотра пациентов, не ложащихся в сам стационар. Здесь же родители забирают своих детишек после госпитализации. Тэхён попытался предугадать время выписки Чонгука, и, казалось бы, всё было выверено точно, другого, более подходящего времени и придумать нельзя, но вестибюль пустовал. Во время перерыва, да ещё и в пятницу людей было по минимуму, поэтому риска не заметить в толпе родную макушку не могло возникнуть. В помещении только лишь уборщица скрипела по вычищенному до блеска полу своими шлёпками. Это не просто провал для Тэхёна, это самое настоящее поражение. Он проиграл уже даже не битву. Упустить последний шанс увидеть золотце равносильно позорной капитуляции. Бежать с поля боя — бесчестие. Он лучше догорит, истлеет, осыпавшись пеплом у ног победителя. Для него это станет честью — погибнуть у его ног. Только вот крепкая хватка врача не позволяет рухнуть прямо здесь, в этом пустынном вестибюле. Его ведут, не обращая внимание на едва волочащиеся по полу ноги, на сгорбившийся под тяжестью навалившихся мыслей силуэт, на слабые сопротивления и просьбу отпустить. Долг врача — помочь своему пациенту, а его вмиг переменившееся настроение мало кого станет волновать. Если вообще во всём мире найдётся такой человек, кому не всё равно. Нашёлся. Только вот Ким сам его оттолкнул и теперь получает заслуженную кару.Flashback
— Ос — это полосатый мух. — Ос — это то, вокруг чего крутится Земля, а полосатый мух — это шмэл
— Я что-то не понял, я думал, мы друзья, Чонгук, — накинулся на вжавшегося в стену парня Намджун. — Ты почему нас не позвал, когда лопать поддон собирался? — Я не специально, он сам лопнул, — промямлил всё ещё не отошедший от пережитого стресса Чонгук. — У-у-у, бабахнуло на славу, — одобрительно покачал головой блондин, разглядывая проделанную в дне дыру. — Прям продырявило так продырявило! — ещё раз обошёл кабинку и оценивающе заглянул в отверстие. — А я знал, что мне не показалось, что там кто-то пищал! Тэхён не разглядывает зияющую дыру в единственной душевой кабинке отделения — он оценивающим взглядом скользит по оголённым лопатками, покрывшимся гусиной кожей, которые ловко огибали струйки прохладной мутноватой воды, приобретшей медный оттенок из-за многолетней ржавчины. Парень замечает на себе такой же пристальный взгляд, будто бы взывающий: «Прошу, перестань, отвернись, не заставляй меня испытывать это». Немая просьба не была воспринята. Тэхён старательно отпечатывает в памяти каждый момент, каждую секунду любования этим чудом. Эгоистично присвоил себе и, не смея касаться, продолжает диктовать свои правила. Безусловно, не вслух, а переглядками, своим постоянным присутствием, настойчивым стремлением свести разговор к чему-то нейтральному вопреки желанию Чона обсудить некого Тэмина, чью фотографию он обнаружил в футляре тэхёновых очков. Прелесть отвратительного путешествия в его окончании. И, как ты успел догадаться, наше уже не закончитсяEnd of flashback
Офтальмолог что-то уточняет, указывает рукой на таблицу Сивцева, мычит неразборчиво себе под нос, озвучивая беспокоящие его мысли, не адресованные самому пациенту, после чего настраивает высоту рефрактометра, ободряюще похлопывая Кима по плечу. Тэхён его не слышит, отвечает в духе «да/нет», по наитию жестикулируя, не вдумываясь в смысл сказанного или сделанного им. Пока врач не смотрит на него ошалевшими глазами, значит, он справляется. Они встают и переходят в маленькую тёмную комнатку за ширмой, где офтальмолог ещё какое-то время разбирается с довольно шумной и незнакомой Киму аппаратурой. Забив на очевидно поломанный прибор, врач прибегает к старому проверенному методу: включает лампу и водит молоточком в разные стороны, предварительно дав указания следить за предметом в руках. Он ещё минут сорок помечает некоторые детали у себя в компьютере и ищет амбулаторную карту пациента, несколько раз покидая кабинет, чтобы разобраться с полетевшем в который раз сайтом. Тэхён неотрывно следит за маленькой машинкой, нарисованной в самом низу таблицы. Рядом с ней нарисован слоник, дальше грибочек, потом перевёрнутая буква «С». Зрение стопроцентное, показатели отличные, глазное дно без каких-либо нарушений: ни очаговых сужений, ни избыточного ветвления сосудов. Так Тэхён планировал задержать врача на случай опоздания Чона: сложнее разобраться с абсолютно здоровым пациентом, жалующимся на несуществующие болячки. Только вот вестибюль, виднеющийся через приоткрытую дверь, по-прежнему пустует. Лишь озабоченный чужим здоровьем офтальмолог бегает от кабинета к кабинету, чтобы связаться с районной поликлиникой и узнать историю своего пациента.Flashback
— Брюзжащий дед? — рассеянно переспросил сонный Чонгук, записывающий словосочетания под диктовку. — Брезжащий рассвет, глухая тетеря, — Тэхён демонстративно потёр переносицу, вкладывая в свой вздох всю тяжесть и утомление, что только смогли накопиться в нём за жизнь. — Э, прояви уважение к старческому слабоумию! — шутливо отмахнулся Чон, перечёркивая только что написанную строчку. — Это не про то диагноз, не прибедняйся, ты всего-навсего кретин. — Э-у-э-у! Чонгук продолжал возить гелевой ручкой по тетрадному листу, пряча за отросшей чёлкой глуповатую улыбку, что всё-таки не удалось скрыть от наблюдательного хёна, впитывающего каждую морщинку, каждое шевеление со стороны младшего. Их напускная ненависть друг к другу казалось удачно сыгранной лишь для них самих, нацепивших на лица маски, за которыми сами не замечают, как публика перешёптывается в стороне, обсуждая их пару. Пара. Звучит как-то неуместно. Пары подходят друг другу, дополняют. Это что-то, теряющее свой смысл по отдельности. Этому всё равно можно найти применение, но оно теряет свои свойства, ради которых и было создано. — Золотце? — тихо окликнул младшего Ким, укладываясь на спину, опершись на локти. Чонгук отвлёкся от неловких черканий и с загоревшимся в глазах любопытством уставился на Тэхёна. — Ты отзываешься на эту кличку потому, что любишь её или потому, что привык? Задумчивость на бледном личике заставляла нервничать в ожидании ответа. По какой-то непонятной Киму причине ему стало важно, чтобы Чонгуку нравилось то, как он его зовёт. Впервые абьюзер жаждет безвозмездно кого-то комфортить. — Давай вернёмся к урокам, — прочистив горло, пробубнил Чонгук, переходя к ненавистной математике. Во взгляде растерянность, за которой прячется наивное смятение. — Как скажешь…золотце. Ему нравится.End of flashback
— Ким Тэхён, — из коридора в душный кабинет ввалился ещё больший душнила с папкой документов вместо обещанной электронной формы. — Прошу прощения за задержку, мы с Вами тут уже больше часа возимся, но необходимо было устаканить формальности, сами понимаете, — принялся оправдываться врач, бросив стопку бумаг на стол. — Вы ведь никуда не торопитесь? — Понятия не имею, — хмыкнул Тэхён, периодически поглядывая на дверь. Офтальмолог проследил за чужим взглядом и стремительно прошёл к двери, чтобы любезно её захлопнуть. — Вам, наверное, дуло оттуда, да? Тэхён стиснул челюсти до скрежета в зубах и, пересилив себя, выдавил кривую улыбку, пряча сжавшиеся кулаки в растянутых рукавах простой серой толстовки. Руки так и чешутся раскрасить это фальшиво обеспокоенное его здоровьем лицо гематомами и пёстрыми ветвистыми образованиями в местах, где лопнули сосуды. — Мне душно, я смотрел на дверь, так как хотел её открыть до конца, если вы позволите? — он учтиво поклонился старшему и приподнялся, чтобы реализовать свои желания, но врач резко ухватил парня за руку, тормозя и привлекая его внимание к себе. — Сядьте, я не могу позволить вам открыть дверь во время обследования. Это всё-таки нестерильная зона, я… — А мне плевать, — ядовито выплюнул мужчине в лицо Ким, перехватывая и сжимая его запястье в мёртвой хватке: позже останутся следы от тонких пальцев, — ещё несколько минут в этом ёбаном помещении, и я коньки отброшу, так что, дядя, позвольте, я всё же открою эту ебливую дверь. Спасибо. Тэхён оттолкнул от себя врача, ударив мыском ботинка о ножку стула, и тут же подлетел к двери, распахивая её до упора. В этот момент в холле некая миловидная женщина с тёплой улыбкой передавала зимнее пальто гардеробщику. Ким заострил внимание на её глазах, отдалённо напоминающих что-то родное, отчего под грудиной разлилось приятное тепло. Секундное промедление сыграло в пользу врача, который, озлобившись на малолетнего грубияна, схватил Кима за шкирку и усадил на кушетку напротив своего рабочего места. Он что-то кричал ему об уважении к старшим, тем более, когда его жизнь вверена в их руки, и они всей душой хотят помочь. Тэхён успешно игнорировал наставления врача, следя за действиями очаровательной незнакомки, о чём-то увлечённо беседующей с охранником, у которого на лице читалось абсолютное удовольствие от общения с этой женщиной, что будто светилась изнутри, одаряя всех прохожих светом своей улыбки. — Ким Тэхён, если вы не соблюдаете правила пребывания в больнице, я вынужден буду передать Вас главврачу, и пусть он решает, что с Вами делать. Продолжите грубить — вылетите как сопли в платочек и пойдёте лечиться в платную клинику. Знаете, сколько желающих лечиться бесплатно в государственных учреждениях! — Глупцы в поисках халявы, — пренебрежительно усмехнулся Тэхён, прожигая в мужчине дыру насквозь. Между ними будто бы воздух накалился, а окна запотели от таких разнящихся температур снаружи и внутри. — Вы что-то имеете против государственных больниц? — низким, с очевидными нотками угрозы, хрипловатым голосом процедил офтальмолог, опасно приподнимаясь с кресла. — Всё моё естество отторгает это дерьмо. Тэхён не теряется под изучающим взглядом мужчины, не зажимается и даже бровью не ведёт. Смиренно выжидает, когда тому надоест пилить парню мозг, и он закончит их мучения: просто позовёт главврача, и они созвонятся с тэхёновыми родителями с просьбой забрать сына. Сил терпеть эту постанову, в которой ему якобы стремятся помочь, откармливая глицином, больше не было. Желание увидеть золотце превалировало. Наконец, врач сдался и, гордо вздёрнув нос, пулей вылетел из кабинета. Очарование Тэхёна иссякло ещё на этапе общения с медсестрой, а резервные крупицы хотелось всё же оставить на случай встречи с Чонгуком. Мало ли он всё же выйдет. Ким хоть и наглец, но ценил личное пространство каждого и не лез не в своё дело: он в любой момент мог заглянуть в его карту, которую периодически оставляли на посту, чтобы передать следующему врачу для внесения новых данных о состоянии пациента, мог заглянуть в раздел с личной информацией и вычитать адрес прописки, попытаться найти его так. Если живёт по другому адресу — выйти на след, да хоть бы и сыщиков нанять. Фотография Чона у него есть, да и номер школы известен. По любому найдёт. На любом континенте, в самых потаённых местах отыщет. Но если Чонгук сам не захочет его видеть, в чём смысл этого всего? Тэхён отстранённо слушал шум из коридора, настроив слуховой аппарат на определённую частоту и не придавая значения иным звукам. Он, честно сказать, в слепой ярости ко всем людям стал забывать голос своего золотца. Да и не успел понять, когда слышать его стало необходимостью. Понимал, что что-то теплится внутри, чего не было никогда. Даже с той девушкой, на которую брата променял. Только вот одно дело обнаружить у себя необычные проявления, а совсем другое — установить их природу. Тэхён поставил жирную точку в этом вопросе лишь в тот момент, когда риск упустить свой последний шанс стал катастрофически велик. Возможно, и не было больше никакого шанса, и Тэхён всё выдумал в наиболее выгодном для себя ключе, но внезапное и незнакомое ему ранее ощущение, словно наваждение, потихоньку успокаивает разбушевавшиеся нервы. Надежда. За дверью раздаётся счастливый женский возглас, отвлекающий Кима от навязчивых мыслей, давно поселившихся в его проблемной голове: — Наконец-то! Ребёнка моего вернули, негодяи! — шутливо воскликнула женщина, прижимая к себе мальчика, укутанного в жёлтый шарф крупной вязки, в котором он был похож на пушистого цыплёнка. С макушки сползла серая шапка с бежевым помпоном, и мать заботливо натянула её обратно на уши, так и не убрав руки от лица сына. Она с трепетом всматривалась в родные черты лица, не в силах отвернуться от своего чада, чтобы банально забрать верхнюю одежду и наконец отправиться домой, где мальчика так же с нетерпением ждут остальные соскучившиеся члены семьи. — Как ты там, родной, не помирал от тоски? — ласково поинтересовалась мать, отлипнув от сына и кивая подоспевшему к ней врачу со всеми необходимыми документами и рецептом от врача. — Некогда было. Тут такие ребята весёлые были. Тэхёна будто током ударило, пробирая до костей и перебивая в мясорубке хрящи вместе с костным мозгом. От внезапно нахлынувшего волнения ноги впервые в жизни подкосились, а сердце пробило пару лишних ударов. Он. Это он. Времени на раздумывания он себе не даёт, не позволяет тратить впустую драгоценные секунды, которые сотнями тратил на напускное равнодушие к нему. Мчится сломя голову, не смотря по сторонам, думает, что тормозов в какой-то момент лишился, но тут же эту мысль отгоняет, когда ноги перестают слушаться, а тело уже не несётся стремглав к гардеробной. Отчего-то стало дико страшно, казалось, невозможно было превозмочь вновь охватившее весь организм волнение. Потому что он смотрит. В самую душу заглядывает, молча заваливает всевозможными вопросами, и в то же время взгляд его нечитаемый: в нём нет ни страха, ни радости от долгожданной встречи, ни волнения, которое сейчас целиком и полностью передалось Тэхёну, видимо, в отместку за все предыдущие разы. Это сильно настораживает и сбивает к чертям былую уверенность, с которой Тэхён вламывался в перевязочную пару часов назад. Он одними губами произносит полюбившееся «золотце», виновато смотрит в глаза напротив и ждёт. Хоть какой-то реакции, пусть даже негативной. Пускай он его оттолкнёт, накричит, отругает за то, что опять на глаза попался, лишь бы не молчал. Мама, насторожившись, коснулась плеча сына в попытках привлечь к себе внимание и с любопытством проследила за его сосредоточенным взглядом. — Гук~и, это твой друг? — тихо спросила женщина, стараясь соблюдать нормы приличия и не тыкать пальцем. Это и не требовалось: они практически одни в тёмном пустынном вестибюле. Только охранник на стуле сопит и гардеробщик среди вешалок копошится, и те в основном в тени ошиваются. — Мам, можно мы отойдём на пару секунд? — сиплым голосом обращается к матери Чонгук, на мгновение отводя взгляд от застывшего на полпути Кима. — Конечно, я пока с врачом обсужу дальнейшее лечение, — женщина приветливо улыбнулась Тэхёну и отошла к диванчикам, на которых врач всё ещё разбирался с бумагами. Собравшись с силами, Чонгук вновь обернулся к по-прежнему выжидающему Тэхёну и не торопясь направился к тому, кого всё это время жаждал коснуться и мечтал забыть одинаково сильно. Эта медлительность постепенно травила обоих, но иначе никак. Иначе моментальная смерть, и неизвестно, что для них будет лучше. Когда он подошёл достаточно близко, Тэхён как по щелчку засуетился и, в экстренном порядке разложив мысли по полочкам, указал рукой в сторону уборной для персонала. Чонгук первое время с подозрением косился на узкую дверь с кричащей надписью «staff only», от которой исходила та же энергетика, что и от знака ядерной опасности по мнению самого Чона, но потом, решив, что терять ему в этой жизни теперь уже нечего, согласно кивнул и проследовал за Тэхёном. После оглушающего щелчка дверного замка наступила гробовая тишина. Тэхён вслепую нащупал выключатель, и маленькую комнатку окрасило мягким желтоватым свечением, придававшем лицам болезненный вид. Стало отчётливо слышно гулкое биение чонгукова сердце, отчаянно скрывавшего своё волнение перед Кимом. — Как ты выбрался из отделения? — слабым, хрипловатым голосом поинтересовался Чонгук, чтобы как-то начать этот заведомо неудавшийся разговор. — Сперва вскрылся, попал в перевязочную, там наврал, что зрение сильно упало, вот и перебрался к офтальмологу, а теперь меня, видимо, из больницы выпрут. Вероятно, этот хрыч уже меня ищет вместе с главврачом, — Тэхён издал нервный смешок и мягко улыбнулся, любуясь своим сокровищем. — Ты ему нагрубил? — только лишь для подтверждения своих догадок уточнил Чонгук, прекрасно зная, что да — и нагрубил, и, вероятнее всего, избил. — Немножко. Он мне обзор перекрывал. Я твою маму сразу заприметил. У вас с ней глаза похожие. — Чем ты умудрился вскрыться? — с искренним волнением ворчал Чонгук, не осмеливаясь коснуться тэхёновой руки, чтобы убедиться, что кровь остановлена, и жизни Кима ничего не угрожает. — Осколками стекла. Ах да, меня ещё и за поломанное окно выпрут. — Ничего, я тоже в первый день в обсервации окно сломал, — хихикнул Гук, припоминая чудака в комбезе, пришедшего к ним на помощь. — Как видишь, не выгнали. — Потому что ты всех очаровал, а я гадкая паскудная шарамыга; таким второй шанс не дают, — он ласково улыбнулся, борясь с желанием притянуть Чонгука, крепко-крепко прижать к себе до слышимого хруста в позвонках и……съесть.
Ужасно и чертовски странно, но хочется до одури. Тело трясёт нескончаемо в диком желании сделать хоть что-то. Бездействие убивает. Было крайне жестоко со стороны Чонгука устанавливать запрет на касания, который Тэхён не может игнорировать, пока Чонгук сам не потянется. Но вера в чужую наивность стремительно угасала, его золотце по-прежнему соблюдает дистанцию и упёрто гнёт своё. Тело начинает болеть от жажды. Хочется, сильно хочется, подсознательно необходимо, и никакому контролю не совладать с этим. Никакие таблетки не приструнят, только чужой запрет подчинит. — Ты плохо выглядишь, Тэ, — обеспокоенно шепчет Чонгук. Его рука дёргается в направлении к чужому лицу, но меняет траекторию и заправляет выбившуюся прядь за ухо. Он ещё какое-то время мнётся, теребит волосы, то выправляя, то заправляя их обратно, хочет опустить руку, но по неловкости задевает чужое плечо и как от огня шарахается, извиняется за свою рассеянность, упрямо разглядывая пол. Тэхён не выдерживает эту пытку первым и сгребает лёгкое тело в охапку, накрывая крупной ладонью тёмную макушку и прижимая голову как можно ближе, чтобы в полной мере ощутить тепло родного тела. Почему-то уже родного. Чонгук на удивление не стал сопротивляться, послушно застыв в чужих объятиях, ничего при этом не предпринимая. Он не решается обнять в ответ, просто молча ждёт, когда старший насытиться его душой и телом. Но этого не случится. Точно не в этой Вселенной, точно не в этом столетии. Тэхён с несвойственной ему нежностью путает пальцы в шёлковых прядях, заботливо массирует загривок, наполняя лёгкие запахом арбузного кондиционера, горячо обожаемого Чонгуком. И не только им. — Эти фальшивые телячьи нежности ни к чему, Тэ, — горько обрубает всё Чонгук, стараясь высвободиться из крепких объятий. — Ты даже не знаешь меня, забываешь всё, о чём я тебе рассказывал! — он зло стукнул старшего в грудь и обессиленно опустил руки, пряча лицо в изгибе тэхёнова плеча. — Ты… — Тэхён немного помолчал, успокаивающе рисуя пальцами узоры на сгорбившейся спине, не желая отпускать ни на миг, — ты часто дуешь на мороженое, когда оно слишком холодное, а потом долго анализируешь свои действия, злясь на себя из-за того, что выглядишь нелепо. Ты души не чаешь в своём щенке: белоснежный пудель весом примерно три килограмма. Тебе не нравится, что ей постоянно приходится мыть шёрстку у глаз, потому что у пуделей сильно слезятся глаза, и это остаётся некрасивыми коричневыми разводами вокруг мордочки. Её зовут Айси, и она очень трусливая, но зато любвеобильная, и твоя мама часто стыдит тебя из-за того, что ты мало уделяешь времени её дрессировке. Ещё ты любишь бельгийские вафли, в детстве много ел их, потому что твоя мама частенько забегала в магазин напротив бассейна, в который ты ходил, чтобы выпрямлять спину по наставлению врача. Сейчас вы перестали их покупать, потому что качество испортилось, и в них стали добавлять слишком много химикатов, но ты хочешь сделать их сам, чтобы они были точь-в-точь как в детстве. Ты никогда не спишь на спине, ты вообще по-человечески спать не умеешь, — короткий смешок, — и принимаешь форму каких-то замысловатых геометрических фигур, я даже не знаю таких. Ты презираешь лицемеров и позёров, любишь слушать всё подряд, начиная от шансона и классики, заканчивая хэви металлом и кантри. Ты… — тихий всхлип раздался словно гром среди ясного неба, прерывая подробный пересказ всех чонгуковых историй, которыми он делился с Тэхёном, посчитав, что тот всё равно забудет или вовсе не слушает его. Уголки тэхёновых губ приподнялись в расслабленной улыбке, когда тот почувствовал подрагивающие от немого плача руки, обвившие его талию. Немного страшно спугнуть, сболтнуть лишнего или зайти дальше положенного, поэтому Ким просто наслаждается моментом, прижимает любимое тело как можно ближе к себе, зарываясь носом во взлохмаченные волосы. — Ты всё равно жуткий кретин и абьюзер, ты знаешь это? — обиженно бубнит Чонгук в шею старшего. — Угу, — он старательно делится теми бережно сохранёнными им ранее крупицами ласки с золотцем, заражая того своим спокойствием, грея жаром дыхания, опаляющим чувствительную кожу шеи. Тэхён жаден на такие проявления чувств, долго копит в себе для определённых лиц, не разбазаривая попусту ресурсы. А Чонгук голодным зверем забирает сразу всё без остатка, будто наркоман в завязке набрасывается на дозу. — Всё равно мерзкий садист и плохой друг, — не останавливается Чонгук, вываливая на Кима все накопленные недосказанности и обиды. Тот лишь молчаливо соглашается, периодически кивая на высказывания младшего. — Убийца, — с трудом проговаривает то, что тяжким грузом на душе сдавливало грудную клетку всё это время. — Угу, — с необычайной лёгкостью отвечает Тэхён, отстраняясь и заглядывая во влажные от слёз глаза, в которых мозаикой расположились всевозможные галактики, — и ты всё равно меня любишь. — Угу, — неразборчиво выдаёт Чонгук и шмыгает носом, вытирая краем свитера солёную влагу с щёк. — Мерзкого садиста, абьюзера и убийцу, — добивает Ким, отчего младшего прорывает на новую порцию горьких слёз. Устал держать всё в себе. Тэхён понимающе выжидает, придерживая обеими руками Чонгука за предплечья, и успокаивающе поглаживает большими пальцами, не давая младшему никуда завалиться на эмоциях. — Насильника, эгоиста, параноика и грубияна, — задыхаясь, в бреду бормочет Чон, отчаянно цепляясь за рукава серой толстовки, будто пират из последних сил хватается за уплывающую во время бури бутылку с картой сокровищ. — Люблю, люблю, люблю. И ненавижу одинаково сильно. — Я тоже себя ненавижу, малыш. Устал от бесконечной руминации, от недосказанностей, мнимого превосходства, ненависти и самообмана. Это всё стало частью меня. Убрать хотя бы одно — мой внутренний мир раскрошится. Как бы грустно это ни звучало, я зависим от агрессии, от этой тьмы внутри меня. Ты притупляешь эти чувства, не знаю, как. Вернее, наполняешь меня чем-то другим, более значимым, и места злобе уже не остаётся, но когда тебя нет, тьма съедает меня изнутри. Я, — он издал нервный смешок и неловко почесал затылок дрогнувшей рукой, — я опять занудствую со своими аллегориями, но я не философ. Просто дурачок с непомерным эго, который сейчас как малолетний мальчишка оправдывается перед своей первой любовью. Никто не знает мой диагноз, — Тэхён настойчиво притянул Чонгука за руки к себе, сплетая их пальцы в замок. — Неконтролируемая агрессия, паранойя, F60.8… Это всё ерунда и забавные слухи, распространившиеся по больнице, ведь именно с паранойей меня сюда и упекли родители. Но тебе никогда не казалась странной такая комбинация диагнозов? Безусловно, связанных между собой незримой ассоциативной нитью, и всё же людям проще перечислить три разных диагноза, чем назвать один пугающий. — Что с тобой, Тэ? — шёпотом спрашивает Чонгук, сочувствующе заглядывая в тронувшиеся льды, упрятанные в глубине чёрных глаз. — Параноическая психопатия. Я психопат, Чонгук~и. Это никак не лечится. Я здесь по глупой прихоти своих родителей просто-напросто трачу время врачей. Каждый, узнав мой диагноз, был бы рад избавиться от меня, а для родителей моё пребывание в стационаре — груз с плеч, пока я не съеду от них. Это врождённое заболевание, и, по словам врача, дело в моём брате. У него тоже было неустановленное психическое заболевание, только он был моей противоположностью. И у него, и у меня произошёл сбой в развитии нервной системы ещё в утробе из-за недостатка питания. Мама со своим слабым здоровьем не сумела выносить сразу двоих детей и сильно рисковала нашим здоровьем. А теперь, лишившись одного сына, хочет оттолкнуть от себя и второго. Глядя на неё, каждый раз думаю над тем, что аборт был бы лучшим решением, — он тоскливо улыбнулся, невесомо касаясь подушечками пальцев бархатной кожи щеки, ласково проводя линии по острой скуле. — Дурак ты, — Чонгук не сдерживает дрожь по всему телу, позорно всхлипывая и истерически посмеиваясь, — дурак без справки. Как ты только не загремел в острое отделение с мягкими стенами драться? — смеётся пугающе, с несвойственной ему дикостью в блестящих от слёз глазах. — А ведь мы в одной палате лежали. Делили один хлеб, сидели друг напротив друга в туалете без стенок и дверей, на одни и те же жемчужные ванны ходили, — он уже не смеётся, улыбается так счастливо, по-ненормальному, и смотрит с таким трепетом на шокированного Тэхёна. — Вместе лежали, значит, стоим друг друга, верно? Там ведь убрали гомосексуализм из списка психических заболеваний? — Убрали, — немногословно отвечает Ким, до глубины души поражённый подобной реакцией. — Мне психиатр намекал на девиантное поведение, — Чонгук горько усмехнулся, теребя ткань тэхёновой толстовки, пропитавшейся его же слезами. — Я думал, это черта характера… Думал, это моя изюминка. — А это оказался диагноз, — договорил за него Тэхён, бережно перехватывая дрожащие руки и прижимая к своей груди. — Почему девиантное? — Сексуальный мазохизм. Это не норма, но меня грызут сомнения на этот счёт. Бред полный, подумал бы я, если бы не вспомнил тот…случай. — В душевой? — Верно. Это ни в коем случае не значит, что ты, блять, скотина такая, должен это повторить! — накинулся на Кима младший, в шутку лупя того ладонями по груди. — Но если повторишь, купи хотя бы смазку, — тише добавил, пряча нос в объёмном шарфе. — Звучит так, будто ты даёшь мне второй шанс. — Поправочка — миллиардный. Тэхён, ты самолично втоптал мою гордость ниже некуда, когда я вверил тебе тело и душу. Все в палате были в шоке, когда мы с тобой мирно беседовали, я сам долгое время не мог в это поверить, и что ты сказал, когда Хосок удивился тому, к чему может привести случайная встреча в больнице? — «А боги смеялись всё утро и вечер, смешила их фраза «случайная встреча»? — Ты веришь в предзнаменование? В предназначение судеб? — Нет, не верю, — Тэхён до конца не понимал, к чему ведёт Чонгук, поэтому внимательно вникал в каждое слово, детально припоминая упомянутые события. — Правильно. И в нашей встрече следует видеть лишь удачное стечение обстоятельств. Кто-то может сказать, что мы ненормальные, раз уж наши отношения отличаются от их. Если это можно описать по МКБ 10, то непременно мы больны, и нас следует разлучить. Но любую вещь можно наречь чудным образом и внушить тем самым страх. Слово «инсомния» внушает больший страх, чем знакомая всем бессонница. «Да ладно, чего уж там, человек просто не спит несколько дней. Скоро пройдёт, это просто бессонница!» Или же по-другому: он страдает, у него инсомния. Аналогичный пример: он выпил литр монооксида дигидрогена в день! У него неуточнённое расстройство привычек и влечений! — Синдром Адели звучит помягче, — понятливо улыбается Ким, смекая, что до него пытаются донести. — А дышим мы ядовитым газом. Да-да, знаю. Литр воды в день маловато, стоит выпивать два, а любовь — и вправду штука опасная. Я бы куда-нибудь в промежуток F20-29 её занёс, как думаешь? — Думаю, что если покопаться, у каждого можно обнаружить болячку, а моё влечение к тебе — описать просто выбросом конкретных гормонов в кровь, которые, смешавшись в ядрёный коктейль, заставили меня ощущать удовольствие от причиняемой тобой боли. — То есть я для тебя просто выброс гормонов? — Тэхён с наигранной обидой поджал губу и слабо оттолкнул от себя парня, тут же притягивая обратно. — Как грубо! — Куда делось твоё занудство, теоретик? — Чонгук вздрогнул, почувствовав вибрацию в кармане штанов, и испуганно уставился на насторожившегося Кима. — Мама, наверное, начала беспокоиться, — в спешке тараторит Чон, оглядываясь на запертую дверь. — Я понял всё, что должен был. Мы стали зависимы от тех ощущений, что испытываем во время этого «выброса гормонов», но если проще, то… — Влюбились. Да, наверное. Не знаю. Это странно говорить, тем более, парню. — Так ты мне дашь свой адрес или хотя бы номер телефона? — тушуется Тэхён, теряясь от такого нервного Чонгука. — Знаешь, — младший загадочно прикрыл глаза, наблюдая из-под полуопущенных век за верёвочками на толстовке, которые он неустанно дёргает на нервной почве, а на губах заиграла лукавая улыбка, — сыграем в прятки? Сумеешь найти меня? — Легкотня, предлагай такие авантюры детям из ясельной группы, а меня на слабо не бери, — Тэхён самоуверенно ухмыльнулся и хотел было потянуться за прощальным поцелуем, как чужая рука внезапно преградила путь. — Найдёшь — поцелуешь. Довольный собой, Чонгук выныривает из комнатушки и мчится скорее к маме, на ходу придумывая отмазки. Оставшийся наедине со своими сорвавшимися с цепи мыслями Тэхён продолжал неотрывно следить за удаляющимся силуэтом своего золотца, что вприпрыжку подлетает к маме и запрыгивает на шею, наслаждаясь каждой секундой долгожданной встречи. На душе и легко от вида такого Чонгука, и одновременно мерзко от осознания, во что он превратил этот лучик. Теперь он сломлен, также как и он, зависим от отвратительных ощущений, от боли, что причиняет ему Тэхён. Теперь дракон отыщет своё золотце и будет жадно оберегать от остальных, потому что обезобразил его, сделав подобным себе. Беспощадный зверь отчасти страдает от этого. Вечная дилемма: оставить свою прелесть девственной, никем нетронутой, чистой и оттого обладающей бесконечной ценностью для коллекционера, или же попробовать кусочек, осквернить и присвоить себе, ощутив кайф в полной мере. Тэхён и подумать не мог, что золотце всё решит за него.В моём сердце глубокая яма: Там чужие впервые порылись. Я залил бетоном изъяны, Опоздал: во мне буйствует вирус. Я занёс в эту рану инфекцию: Может, корь или палочка Коха, Но упрямо прошу тебя: «Век целуй! Без тебя, моё золотце, сдохну.» (Монти Купер)