***
Переминаясь с ноги на ногу у знакомого с ранних лет подъезда, Чонгук осмелился вновь взглянуть на насупившегося Тэхёна. Тот так и не проронил ни слова с тех пор, как они повздорили на пути к дому Мингю. Младший смутился и под недоумевающим взглядом Кима сошёл с асфальтированной дорожки и, поманив старшего за собой, скрылся в пушистых бугорках выпавшего с утра снега. Тэхён послушно проследовал за маленьким авантюристом, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Опять хочешь начать этот разговор? — в его интонации прослеживались нотки раздражения. — Нет, я просто не хочу, чтобы Мингю переживал за меня. Давай решим все недомолвки здесь и сейчас, — Чонгук по-детски наивно смотрел на хёна, с всепрощающей теплотой матери Терезы. Слишком добрый, слишком ангельский для этого сурового мира. — Давай, — охотно согласился Тэхён. — С чего начнём? — С того, что ты опишешь полную картину: как ты меня видишь? Что думаешь обо мне и какие у тебя на меня планы? — Вау, так прямолинейно. — У нас не так много времени, чтобы бродить вокруг да около. К тому же мы слишком долго тянули с этим. Ты всегда говорил людям в лоб то, что думаешь, но лишь со мной нянчился. Пора кончать с этим. — Возможно, — он задумался и склонил голову вбок, устремив почерневший взгляд на воротник Чонгука, вероятно, по привычке преследуя цель впиться зубами в любимые ключицы, упрятанные сейчас под шарфом. — Ну, начнём. Как я тебя вижу? Как тот самый третий вариант. И это не тот случай со сценаристом, претендующим на «Золотую малину» со своим клишированным героем-психопатом и неуклюжей девушкой, покорившей его чёрствое сердце. Я не считаю тебя нелепым или забавным мальчишкой с милой улыбкой и наивными добрыми глазами. Потому что я вижу знакомый блеск в этих глазах, я слышу от тебя нестандартные идеи и, казалось бы, сумасшедшие мысли. Да, ты их стесняешься, но это, видимо, потому, что больше никто тебя не поддерживал в твоём стремлении к мышлению. Ты умеешь слушать и слышать, поддерживаешь разговор, даже если тебе это чуждо, но в то же время не пытаешься выглядеть специалистом там, где ты профан. Тебе не чужда эмпатия и самоирония, ты бережно относишься к остальным, но не забываешь про чувство собственного достоинства. Только если речь не идёт… — О тебе, — договорил за него Чонгук с пылающими от смущения ушами. — Да, — его губ коснулась лёгкая улыбка. — Я должен сказать, что это неправильно, но это тешит моё самолюбие, — на это младший лишь фыркнул, закатив глаза. — В тебе есть то, чего не хватает мне для создания гениального лидера, — продолжил Тэхён, не отводя глаз от жёлтого вязаного шарфа. — Мы не противоположности, мы просто индивидуальны. В нас столько же схожести, сколько и различий. И это не плохо и не хорошо. Я вынужден прокомментировать случившееся в больнице, чтобы продолжить объяснение, ты не против? — Валяй, — отчего-то тоскливо ответил Чонгук, внимающий каждому слову. — Сперва ты мне показался забавным. Дерзил, отвечал на мои колкости, хотя сам чуть ли не поджимал свой кроличий хвостик. — Ну прекращай меня с кроликом сравнивать, хён! — возмутился младший, на что Ким только рассмеялся. По-доброму, без злорадства. — Я постараюсь, но ничего обещать не могу, — Тэхён наконец поднял взгляд на покрасневшее от холода личико напротив. — Не помню, когда это случилось, но я выбрал тебя в качестве жертвы. Всех было весело злить, а тебя — по-особенному. А потом ты рассказал мне про сон. Я подумал: «Какой же он дурачок: доверился абсолютно чужому человеку». И тогда я понял, что для тебя нет разделения на «чужой/свой». В чём-то ты был похож на Джина: черпал из себя энергию и раздаривал её окружающим, совсем позабыв про свои иссякаемые запасы. Умные люди на стали бы отказываться от такого щедрого подарка. — И ты не стал, — обиженно пробубнил Чонгук. — Конечно. Но в этом и обратная сторона медали: я стал зависим от этой подпитки. И во время приступа это потребление энергии возрастает в разы. Хочется не только душу, но и тело. — Не говори так, — взмолился Чон. — Не заставляй переживать это снова. — Нет, я договорю и больше никогда не подниму эту тему, — упрямо продолжил Тэхён, удерживая Чонгука за руку, чтобы тот не дал заднюю и не вынуждал начинать всё сначала. — Думаешь, я тебя случайно выбрал? Просто потому, что это был самый удобный вариант? Да ни черта подобного, Чонгук. Я хотел тебя. И ты это знал, догадывался наверняка. Потому что тогда, в душе, ты и сам хотел этого. — Но не с больной же головой! — вспылил Чонгук. — Я тогда чуть не взорвался, хён! Ты в курсе, что в прелюдии не входит «стукнуть партнёра об кафель»? — Так ты чё, из-за этого злился? — запнулся Тэхён. — И не из-за самого акта надругательства? Етижи пассатижи, ты извращенец, ты знал об этом? — Знал! И нет, не только из-за этого злюсь, но было обидно! Все твои высказывания только звучат благородно. Нет, даже не так. Они звучат простительно, но по факту ты просто использовал меня, а этому прощенья нет, Тэ, — серьёзнее закончил младший. — Да, но ты позволил мне коснуться тебя. Продолжал говорить со мной, даже в любви признался. Что это для тебя значит? Что для тебя значу я? Чонгук отвёл взгляд, уставившись куда-то за спину Кима, после чего как-то чересчур тяжко вздохнул и вместо сотни оправданий ответил довольно просто и прямо: — Просто люблю тебя, хён. И ты прав. Я абсолютно забываю про собственную гордость рядом с тобой. Ты мог бы ответить также, и я ждал только этого, Тэ. Честно, мне не нужны твои объяснения, я и сам всё могу понять. Мы ещё тогда, в той подсобке решили, что больны. И даже раньше, ещё до случая в душе. А там всё раскрылось в красках, чёрным по белому вырисовался диагноз — один на двоих. — Небось, смотрел форумы бедняжек, встречающихся с психопатами, и взвешивал все «за» и «против», — невесело хмыкнул Тэхён. — Не буду лукавить — да, смотрел. — И как оно? — Больше «против». — Резонно. — Но детей с отклонениями у нас не будет, так что получается поровну, — Чонгук пошатывался из стороны в сторону с погрустневшими влажными глазами, подрагивающей кривоватой улыбочкой и противоречивыми мыслями в больной голове. — Ты ж моё чудо в перьях, — ласково улыбнулся Тэхён, притягивая потерянного птенчика к себе. — Двадцать два несчастья. Возьмём себе поровну — мне одиннадцать и тебе столько же. Будем психовать по очереди. — Потому что с ума поодиночке сходят? — хихикнул сквозь слёзы Чонгук, вспоминая слова старшего, — Так точно. — Будем как Бонни и Клайд? — Ну нет, не романтизируй их, я же объяснял! — принялся ворчать по-старикански Тэхён. — Там у Клайда любовник был на стороне, да и Бонни особо не участвовала в его делюгах, так что это неинтересно. — Но я тоже не участвую в твоих делюгах, — справедливо заметил Чонгук. — А у меня нет любовника на стороне, — ещё справедливее ответил Ким. — Это радует. Тогда, получается, придётся устанавливать график психоза? Купим календарь с собачками, пометим удобные для нас даты и с чувством и самоотдачей будем буянить. Только давай без самодеятельности, чтобы соседи полицию не вызывали. — Я тебя обожаю, только ты можешь так обыденно предлагать мне срываться по расписанию. Чонгук с мнимым облегчением вздохнул и расслабился, утыкаясь ледяным носом в оголённый участок шеи Тэхёна. Казалось, что всё это неправильно, и ничего они толком не решили этим пустословным разговором, конфликт не разрешён, а недомолвки сохранились. Казалось, что сейчас Ким точно также использует его, играясь с телом, к которому привык, что через некоторое время также сорвётся, насытится им, Чонгуком, и исчезнет. Казалось, что все советы экспертов по решению конфликтов с психопатом — пустышки, и помогает это шарлатанство только жертвам и исключительно в качестве плацебо, но даже такой эффект полезен. Для менталки уж точно. До первого приступа — девиз всех душевнобольных.***
— Мать моя женщина, отец козлина, это кого занесло ко мне метелью! — набросился на друга счастливейший Мингю, не видевший его с осени. Чуть погодя он обнаружил немного угрюмый прицеп, маячащий позади Чона. — Отвались мой лысый череп, это что, сам Ким Тэхён?! — Он самый, — скромно улыбнулся Чонгук, утягивая за собой Кима, скептически оглядывающего прихожую. То ли ловушку ищет, то ли игнорирует испепеляющий взгляд Мингю. — Снизошёл до простых смертных, а рот открывать отказывается. — Рот открывают у ширинки, — Тэхён снял перчатку и любезно протянул руку для рукопожатия, чарующе улыбаясь Мингю. Тот широко улыбнулся, взглядом засаживая шампуры меж рёбер Кима, и также протянул руку, сжимая сильнее положенного. — И тем не менее ты его открыл. Будь любезен — не разбрасывай слова на ветер и опустись на коленочки. — После Вас, — благородно уступил Тэхён. У Чонгука пассивная паника. Он пока что не умел улаживать конфликты двух агрессивных активов. Он, если честно, вообще новичок в их голубой иерархии и не в курсе, как это всё работает. — Ну вы ещё пососитесь тут! — взвыл от отчаяния Чонгук, не ожидавший, что проблемы начнутся с самого порога. Тэхён отвлёкся от буравления Мингю, прерывая их битву взглядов, и, насупившись, опустился, чтобы разуться. — И в итоге ты опустился первый! — гоготнул Мингю, забирая из рук Чонгука верхнюю одежду. — Да пошёл ты… — Тэхён запнулся под осуждающим взглядом младшего, -…на кухню. Там, кажется, чайник кипит. — Я чай не пью, там кофе варится. — Ну проверь, вдруг убегает, — настойчивее продолжил Тэхён. Мингю высунул язык и скорчил рожицу, краем глаза заметив шевеление под боком у Кима. — Божечки, это кто с вами приехал! — разглядев в переноске блестящий носик, принялся сюсюкаться Мингю, протягивая руки к малышу. — Как его зовут? — Джоук, — с теплотой ответил Тэхён, позабыв об их тёрках. Это мохнатое чудо могло прогнать любой негатив, и Тэхён — не исключение. — Джоук~и малы-ы-ыш! — пищит Ким, с мольбой глядя на Тэхёна, мол, по-братски дай погладить щенка. Тот кивнул и открыл переноску, позволяя воодушевлённому приятной встречей Мингю взять Джоука на руки. — Сейчас я тебе дам вкусняшку, — он прошествовал на кухню, продолжая сюсюкаться с малышом и неустанно тискать, чесать за ушком и нахваливать его космические глазки. — Чонгук, я тебе имбирное печенье купил! — громче добавил Мингю, оказавшись на кухне. — Твои любимые — тонкие и острые, — он уложил малыша на подушку, выкраденную из отцовского кабинета, и довольно осмотрел проваливающегося в сон щенка. Убедившись в том, что ему комфортно, Мингю вернулся к другу. — А ещё там осталось овсяное печенье с шоколадной крошкой. — Братан, я тебя обожаю. Я только о нём и думал в больничке. Маме далеко было до них ехать, поэтому выживал на бананах, — Тэхён только хмыкнул на последние слова, отворачиваясь от двух друзей, чтобы тщательнее разглядеть давно изученный интерьер. — Чё он там крякает? — недоверчиво сощурился Мингю, выпячивая вперёд грудь и сжимая кулаки. — Я не крякаю, я даю тебе почву для пошлых мыслишек. — Спасибо, всё проросло, но мне нужны подробности. — Кофе взамен на информацию, — поставил свои условия Тэхён. — По рукам! — Я всё ещё здесь! — встрял в разговор Чонгук, но, видимо, его присутствие только раззадоривало парней. — Играли мы, значит, в бутылочку, — начал свой рассказ Тэхён. Чонгук заскулил от бессилия и закрыл лицо руками, лишь бы не публично краснеть, выслушивая ошибки прошлого. — И Чонгуку досталось задание заглотнуть банан целиком. — Да кому ты затираешь, небось, сам загадал! — Стыдно признаться, но это был не я, — с искренним сожалением ответил Ким. — И как? Получилось? — Почти. Вот такенный бананище был! — Тэхён прикинул размеры и примерно показал руками габариты. — Да, но съел я гораздо меньше! — оправдывался Чонгук, отмечая на абстрактной фигуре, показанной старшим, запомнившиеся ему размеры. — Ну, это уже непринципиально. К тому же, это тоже немало, Гук~а, — оценивающе взглянул Мингю, проецируя картинку у себя в мозгу. — Нам больше поговорить не о чем? — рассерженно пробормотал Чонгук, скидывая ботинки и бесцеремонно заваливаясь в уютную квартирку. — Ну прости, милый, я от тебя никаких подробностей добиться не могу. Закрылся в себе и ничего не рассказываешь. А от Тэхёна я хоть что-то узнаю о твоём времяпрепровождении в больнице! — виновато обратился к другу Мингю, обнимая того со спины и, держа за плечи, поменял направление его движения в сторону кухни. Чонгук послушно поплёлся по назначенному маршруту, оглядываясь на оставшегося стоять в прихожей Тэхёна. — Чего ты замер? Айда за нами! — приказным тоном крикнул ему Мингю, проследив за взволнованным взглядом младшего. Тэхён сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул через нос и поставил себе непростую цель: держаться молодцом во время разговора с этим язвительным парнем.***
— И тогда я ему сказал: «Какие у вас тут туалеты блатные, ё моё, прямо зыкинский санузел, у нас, в регионах, ебанина обоссанная, ещё и тесно». А Гук мне говорит: «Долбаёб, это для инвалидов толкан был». Думаю, ну капец — из-за меня какой-то инвалид не посрал. А там же даже неочевидно было! — Да в смысле неочевидно, хён?! Там ярко-жёлтая табличка с человечком в коляске. Это ли не очевидно? — Ты думаешь, мне есть дело до желтых человечков, когда мой мочевой пузырь вот-вот лопнет? — возмутился Мингю, расплёскивая свой остывший кофе. — Ладно, не суть. Пошли мы, значит, потом на детскую площадку. Дело было ночью, поэтому мы решили, что все кошерные места свободны, а не тут-то было! Идём мы по сумеречной дорожке в парке, расталкиваем мешающих бомжей по их кустикам, а там, на самом понтовом батуте прыгает дед какой-то. — Он там был с внуком… — Пердед вонючий! — перебил Чона Мингю. — Время двенадцать часов вечера, скоро ночь будет, а он молодость вспомнил! Я бы так не злился, если бы он на моих глазах не продырявил батут своей культяпкой! Сука, да чтоб он был тем самым инвалидом, который из-за меня не посрал! — Он не был инвалидом… — пытался вставить своё слово Чонгук. — А жаль! Я год мечтал о том батуте… — с досадой закончил свой рассказ Мингю. — Ваша очередь. Что интересного случилось в больнице? — он поудобнее уселся, отпивая остывший напиток и морщась от того, какими отрицательными качествами обладает холодный кофе. — Мы ловили гомофобов, которые хотели изнасиловать Чонгука, — начал припоминать все события Тэхён, — одному я сломал пальцы, потом Гук меня красил, благодаря чему я познакомился с внезапным геем в подтяжках… — Странный тип, — подхватил Чонгук. — Ты упустил то, как ты постоянно кусал меня и флиртовал на английском. — Если Мингю принципиально это знать, то пожалуйста. — Вот ведь труньки-ебуньки! Он думает, мне это непринципиально знать! — ахнул Мингю, подскакивая со стула и уперев руки в стол. — Давайте, всё вываливайте. — Так, ну, про наше окружение я тебе рассказывал, про Чимина ты знаешь больше положенного… — Для меня нет больше положенного, Гук~а, я твой лучший друг. Всё, что знаешь ты — знаю я! — упрямо заявил Мингю. — Оке-е-ей, будь по-твоему, — сдался Чон. — По гею в подтяжках я даже скучаю, — он тяжело вздохнул и поджал губы, ностальгически покачивая головой своим воспоминаниям. — Он меня со всей палатой успел зашипперить… Чонгук принялся рассказывать все события, произошедшие с ним за этот месяц, упомянул съеденный Тэхёном йогурт с любимым вкусом, их уроки английского, немного психоделические ночные разговоры и вечерние посиделки, организованные Хосоком, не забыл про малыша Минсока и его благие намерения отстоять чонгуковы права в битве с мерзкими гомофобами, с улыбкой вспомнил шуточные перепалки Намджуна и Сокджина, на что Тэхён приглушённо хмыкнул и повёл головой, мол, это только по его рассказам всё было так радужно, а на деле их ругань зачастую мешала по-человечески уснуть. Сам Ким добавлял от себя какие-то детали, упущенные Чоном в порыве рассказать как можно больше за короткий срок. Иногда за эти детали он получал толчок в бок от пристыженного Чонгука, ибо подробности были интимного характера. Мингю же благодарственно кивал ему, потому что только так в полной мере мог проникнуться чужим рассказом. — Так ты реально мазохист? Да ну! — Ким недоверчиво зыркнул на лучшего друга, после чего с неисчерпаемым энтузиазмом оглядел кухню. — Сейчас я тебя мухобойкой тресну — посмотрим. — Пошёл в жопу! Буду я ещё тебе что-то доказывать? Ты думаешь, я в восторге от этого? Все люди как люди, а я как хуй на блюде. Нет чтоб шибари нравилось, поцелуи за ушком, фут-фетиш, и что там ещё есть? — Постой, так это сексуальный мазохизм? — Мингю остановился на полпути к мухобойке и медленно повернулся к другу. — То есть ты хочешь сказать, что если я тебя сейчас хлыстну, у тебя встанет? Ёжкин-матрёшкин, как ты вычислил его слабости? — обратился уже к Тэхёну. — Что до меня — я просто люблю кусаться, — пожал плечами Ким. — Да почему сразу встанет! — проигнорировал чужой диалог негодующий Чонгук. — Просто нравится и всё. — Интересно, а в постели это усиливает эффект? — задумавшись, озвучил свои мысли Мингю, не рассчитывая на какую-либо реакцию, потому что просто дурачился. Только вот Тэхён юмор не оценил и воспринял вопрос со всей серьёзностью. — Усиливает, — уверенно ответил он. Чонгук поперхнулся и старательно сдерживал кишки, рвущиеся наружу, пока на лице Мингю сменялись одна за другой эмоции: недопонимание, лёгкое замешательство, медленное осознание, отторжение, принятие и молчаливый ахуй. — Погодите. Минуточку. Минуточки не хватит, — он осторожно облокотился на столешницу, потому что одновременно стоять и усердно думать было проблематично. — Ты сейчас это на собственном опыте сказал или это просто догадка? Тэхён неуверенно глянул на побледневшего Чонгука, который также в растерянности обратился к нему за помощью. — Так, — на выдохе произнёс Мингю, всё ещё переосмысливая всё ранее сказанное. — По глазам вижу, что вы что-то недоговариваете, поэтому сердечно прошу всё рассказать без утайки. — Ишь как заговорил, — как-то нервно усмехнулся Тэхён. — Чонгук? — А? — рассеянно откликнулся младший, боясь лишний раз подышать. Сердце колотилось бешено, даже глубокий и чёткий голос хёна звучал глухо и неразборчиво. — Да ну нахер! Вы реально потрахались в больничке? — громко выпалил Мингю, напугав тем самым прикорнувшего в сторонке Джоука. Малыш недовольно фыркнул и отвернулся от него к стене. — Вы, блять, угараете? — тише продолжил Ким. — Как вообще там можно… — Мингю, помолчи! — рассердился Чонгук. — Чувак, у тебя был секс в больнице, а ты мне даже не рассказал! — обиженно напирал друг. — И как бы я тебе об этом рассказал? — Как есть! А ты чего молчишь? — обратился уже к Тэхёну. — Наверное, у него были причины тебе об этом не рассказывать, — холодно ответил старший. — Ага, и причина тому — ты, — Мингю скрестил руки на груди и попеременно смотрел то на бледного как смерть Чонгука, то на вскипающего Тэхёна, приобретающего красный оттенок. — Почему я узнаю о твоей жизни от Тэхёна, Гук~и? — мягче спросил он, подходя к другу, чтобы его утешить. — Прости меня, дурака, я бываю чересчур настойчивым, но я боюсь, как бы ты не совершил глупость. — Отношения со мной — глупость? — едва сдерживаясь, процедил сквозь стиснутые зубы Тэхён. Его всего потряхивало, а кулаки попеременно то сжимались, то разжимались, кожа плотно обтягивала каждую вздувшуюся вену, каждую острую костяшку на напряжённых руках. Чонгук с опаской поднял взгляд на Кима, что вот-вот мог сорваться с цепи и выплеснуть весь свой негатив на неподготовленного Мингю. Младший молниеносно скидывает руки друга с плеч и подлетает к не успевшему опомниться Тэхёну. Он обхватывает ладонями его лицо и фиксирует на одном уровне, вынуждая смотреть только на себя. — Тише, Тэхён~и, послушай меня. Спеть тебе что-нибудь? Давай спою тебе Heaven? Знаешь эту песню, нет? — Тэхён помутневшим взглядом скользит по родному личику, дышит глубоко и почти ничего не может разобрать из того, что ему говорят. Он просто кивает и тянется ближе, мягко касается чужих губ своими и с жадностью прижимает дрожащее тело вплотную к себе, воспринимает мизерные крупицы того, что творит и выплёскивает всю свою злость в диких движениях рук, скользящих по покрывшейся мурашками талии. В черепной коробке глухая пустота, иронично заполнившая собой всё пространство, вытесняя посторонние звуки, запахи и вкусы. По каким-то нейронам одновременно скачут абсолютно разные импульсы, ничуть не сбавляя скорость. Только вот контроль над этими импульсами безвозвратно утрачен, и нет места даже банальному сожалению. Спустя неопределённое время к парню возвращается осязание и обоняние, ещё чуть погодя — вкус, подаривший ему возможность запечатлеть сладость сминаемых им губ, солёность хрустальных слезинок, скатившихся к уголкам рта. Секундами позже трезвое мышление возвращается к нему в полном объёме, и он как ошпаренный отрывается от припухлых и влажных от общей слюны губ. Звуки теперь уже отчётливее бьют по барабанным перепонкам, картинка яснеет, прорисовывается интерьер кухни и обескураженное выражение лица оторопевшего Мингю, не смеющего как-то возразить и что-либо предпринять. Теперь уже Тэхён в полной мере ощущает жар чужого тела и даже может расслышать шумное биение сердец. Руки, разместившиеся на его плечах, мягко поглаживают кожу шеи, трепещущие ресницы щекочут щёки, а горячее дыхание опаляет подбородок. Сколько времени он провёл в своём помутнении, вызванном очередным приступам — неизвестно. Успел ли что-то наговорить или что-то натворить — загадка. Первый раз в жизни, когда Тэхён не помнит ничего из того, что происходило во время приступа. — Ты… — Чонгук шумно сглотнул и приоткрыл повлажневшие от выступивших слезинок глаза, -…ты пришёл в себя? — Я что-то сделал? — виновато прошептал он прямо в губы младшего. — Нет, ты не успел, — успокоил его Чонгук, перемещая ладонь на затылок и чуть сжимая волосы у корней. Он невесомо коснулся губами краешка тэхёновых губ, прокладывая влажную дорожку к точёной скуле, чтобы слизнуть солоноватую каплю, предательски скатившуюся по щеке. — Простите, что отвлекаю, — прокашлялся Мингю, успевший повидать виды за этот насыщенный вечер, — могу ли я чем-то помочь? Мне жаль, что я каким-то образом мог вызвать у Тэхёна приступ, я правда не ожидал такого. Прости, — виновато добавил он, обращаясь к Тэхёну. Тот понимающе кивнул и зашевелился, намекая Чонгуку, что можно уже и встать с его коленей: неудобно перед посторонними получается. — И часто вы такое практикуете? — Что? — просипел Тэхён. — Ну, эти страсти-мордасти, чтобы утихомирить тебя. — Это был первый раз, — признался Чонгук, поспешно поднимаясь с коленей старшего. — Только не говори мне, что у вас первый поцелуй был только что на моей кухне! — сказал он сперва в шутку, но, получив в ответ стрекотание сверчка под окном, совсем опустил руки. — Серьёзно? Секс до первого поцелуя? Вы озабоченные? — Мингю, ради всего святого! — взвыл Чонгук, выбегая из кухни. — Ну братан, я не успел привыкнуть к нему, а тут такое выясняется. Имей хоть каплю сострадания, мои нервы тоже не железные! Вон, Джоука разбудил!***
На улице уже давно темень — хоть глаз выколи. Жадные министры зажилили у местных жителей фонари, и потому гуляния в такое время представляли особую угрозу. Мингю благосклонно предложил парням остаться у него на ночь и даже согласился выделить Тэхёну диван, а не подстилку около входной двери, но Чонгук отпирался и настойчиво стягивал с вешалки свою куртку, которую Ким благополучно отнимал и вешал обратно, чтобы друг задержался ещё на немножечко. В конце концов Чонгук с горем пополам оделся и осмотрел готового и вспотевшего в своей утеплённой уличной одежде Тэхёна, терпеливо выжидающего, когда друзья наиграются и перестанут насиловать вешалки. Джоуку в дорогу досталась ещё одна порция вкусняшки и маленькое одеялко, «позаимствованное» также у отца. Попрощавшись и показав друг другу языки за спиной у Чона, Тэхён и Мингю вздохнули с облегчением: несмотря на очевидный прогресс Мингю в плане принятия Тэхёна, ему ещё многое предстоит о нём узнать и стерпеть это всё ради счастья лучшего друга. На улице был откровенный дубак. От такой моментальной заморозки всего лица мозг как будто бы начал чесаться, и возникло непреодолимое желание снять скальп и добротно пройтись ногтями по нейронам. Чонгук от таких странных ощущений даже рассмеялся. Тэхён заботливо отдал свой шарф Джоуку вдобавок к одеялу, чтобы тот не дай бог не простудился, а сам сжался, пряча голую шею в коротком воротнике. Из-за этого его фигура казалась непропорциональной и неказистой. Чонгук снова задорно расхохотался абсолютно без причины. И не скажешь, что день хороший выдался: столько стресса пришлось пережить, столько потрясений. Оттого и смеяться хочется — истерическое. Он вприпрыжку направился к парку, за которым была ближайшая станция метро, что-то напевал себе под нос и периодически оборачивался и оббегал Тэхёна, как будто мустанг, резвящийся на воле. Старший с расслабленной улыбкой любовался чужим весельем и заражался неоправданным оптимизмом от этого маленького лучика света, который так и хотелось упрятать куда подальше и не делиться ни с кем. Но наперекор его желаниям прохожие приостанавливались и оглядывались, тепло улыбаясь, заметив счастливого мальчика, тихо напевающего какую-то нежную мелодию. Не то чтобы Киму хотелось повырывать им глаза, вовсе нет. Можно ведь и без этого ослепить человека… — Золотце, ты чего? — рассмеялся Тэхён, когда Чонгук игриво подкрадывался к нему, спрятав руки за спину. Подойдя почти вплотную, он резко встал в стойку и пульнул небольшой снежок прямиком в кудрявую макушку. — Проверим, насколько устойчива твоя химическая завивка, хён! — Я так не играю, Гук~а, сил нет. Я их все потратил на твои поиски, — капризничал старший. — Но ведь не зря искал, — хихикнул Чон, подбегая ближе и кидаясь Тэхёну на шею. — Не зря, — с ухмылкой прошептал он в кукольные губки и невесомо провёл по ним своими, дразня и наслаждаясь отзывчивостью младшего. Тот прислонился к нему лбом, бросая жадные взгляды на приоткрытые губы, и тяжело выдохнул, прижимаясь всем телом к хёну. Тэхён скользнул рукой по груди и сцепил пальцы на подбородке, выбивая из Чона тихий стон. — Больно, — скулит Чонгук, вынужденно приоткрывая рот из-за давления на челюсти. — Мне остановиться? — учтиво поинтересовался Тэхён, ничуть не теряя свой запал. Знает наперёд, каким будет ответ. — Нет, — тихо раздаётся на выдохе, после чего Тэхён бестактно затыкает не успевшего договорить своё предложение Чонгука. Не сумел он тогда ощутить всё в полной мере, не смог понять во время приступа, каково это, не успел прочувствовать вкус своего мальчика. Тэхён тут же бесцеремонно скользит языком по нёбу, проходится по полюбившимся кроличьим зубкам, приостанавливается, нежно посасывает язычок и снова зверски терзает потрескавшиеся на морозе губы. Чонгук старается не отставать, но вовсе не претендует на ведущую роль, слабо прикусывает губу в ответ, подстраивается под действия старшего, награждая того тихими стонами за старания. Больно до одури и оттого в низу живота тугой узел завязывается. Мингю не был прав в том, что у Чонгука встаёт на боль. У него встаёт на боль, причиняемую Тэхёном, и от этого понимания все чувства обостряются, а в бушующее пламя ощущений подбрасываются новые и новые дрова из грязных словечек, мелькающих в голове. Чонгук только что открыл для себя новый кинк — dirty talk. Безусловно, ему противно от кэтколлинга и мерзких выкрикиваний хачей. Противно от пошлых разговорчиков одноклассников на переменах и подробных рассказов Мингю о том, как бы он шпехнул очередного альфача. Но если бы Тэхён говорил нечто подобное, пока вдалбливает его в матрас, то он бы определённо отбросил коньки. Так и пишите на надгробии: помер от головокружительного оргазма. Тэхён чуть отстраняется, победно улыбаясь и обнажая довольно острые клыки: словно он специально их затачивал ради собственных гастрономических целей, вполне очевидных Чонгуку. Ким не спешит сдвигаться с места — он жадно вдыхает морозный воздух, накалившийся между их лицами в считанные секунды, громко дышит, выдыхая клубы пара прямо в приоткрытые губы Чонгука, не сводящего глаз с наглой хищной усмешки, и от этого крыша едет нещадно. Видеть, как его золотце тянется к нему, целует в ответ, отзывается на каждое тихое слово, брошенное шёпотом в бреду горячки, как извивается в руках и умоляет не прекращать терзания. Без принуждений. Просто потому, что в их уравнении боль — основная константа, без которой теряется смысл. Это даже кажется забавным, хотя в действительности довольно грустно. Девиантное поведение никогда не поощрялось в обществе, и жалкое оправдание в виде «любви» для таких отклонений редко может возыметь силу. Дурацкое клеймо «неправильно» никогда не сойдёт с их союза, сколько бы раз они ни начинали этот разговор. Может, им даже нравится, что это неправильно. Так игра приобретает перчинку, обретает важную переменную — азарт. За своими размышлениями Тэхён не сразу заметил, как младший напрягся в его руках, укутываясь ещё сильнее в свою многослойную одежду: — Там идут очень подозрительные люди, — сдавленно пискнул Чонгук, мотнув головой куда-то за спину старшего. Поджатые в тонкую линию губы буквально кричали о том, как парню стало неуютно в этом парке. — Давай будем ещё подозрительнее, — заговорщически нашёптывает Тэхён, водя носом от подбородка к виску, чуть задевая чувствительную кожу обветренными губами. — Это как? — не обращая внимания на ласки, бормочет Чон, почти не открывая рта, чтобы их переговоры не казались палевными со стороны. — Залезем на сосну и будем швырять в них шишками. — Я высоты боюсь. — Ничего страшного. Что угодно может быть подозрительнее обычного нарезания кругов по парку ночью. — Ты, видимо, никогда про маньяков не слышал. — Нет, я просто сам так делаю, — равнодушно сообщил Ким, не придавая этому никакого значения. — В этом, блять, проблема, хён! — Чонгук мёртвой хваткой вцепился в чужое запястье и настойчиво потянул за собой, чтобы поскорее покинуть территорию злополучного парка. — Не паникуй, золотце, сдались им школьник со студентом! У меня на счёту минус сто рублей, у тебя только социалка. — Социалка тоже денег стоит! Ты о щенке подумал? У тебя шарф кашемировый брендовый, а в нём Джоук сидит. — Получается, среди нас самый лакомый кусочек это Джоук. — Получается, что так. Стало даже как-то обидно. Потенциальные воришки проводили их сочувствующим взглядом и вернулись к своему караулу, выискивая в темноте ещё каких-нибудь глупцов, но побогаче. — Блин, давай вернёмся и скажем, что у меня сотка завалялась в кармане, — насупившись, предложил Чонгук, периодически оборачиваясь назад. — Хочешь пожертвовать собой, чтобы они порадовались добыче, ушли отсюда и не напали на какую-нибудь старушку? — Нет, они просто посмотрели на нас как на нищебродов, это унизительно. — Унизительнее доказывать им обратное с тремя ссаными копейками. Чонгук что-то невнятно пробухтел в ответ, но спорить не стал. Впереди ещё половина парка, стоит приберечь капитал. — Погоди секундочку, — младший щурится в попытках разглядеть силуэт, маячащий возле закрытого ларька с сигаретами. — Ядрёны макароны, Тэхён! — Что такое? — он притормозил и тоже тщательнее присмотрелся к мужчине, отчаянно чиркающему спичкой по фосфорной тёрке на коробке. — Святая корова, — с индийским акцентом промямлил Ким, — это же… — Ма-а-альчики! — завопил мужчина, заметивший остановившуюся на полпути парочку. — Внезапный гей в подтяжках! — жалобно протянули парни, уже не предпринимая попыток бегства. — Вы ж мои крохотульки, чавой-то вздумали гулять в такую темень? Этот парк не для романтиков, он для бомжей, воров и извращенцев. — Вы относитесь к последней категории? — ляпнул Чонгук. — Узнаешь, когда отвернёшься, — подмигнул ему мужчина. — Да мне не то чтобы прям интересно было, — промямлил в ответ, панически дёргая Кима за рукав, чтобы тот хотя бы что-то предпринял. Тэхён хоть и был бесстрашным, этого мужичка за километр обходил. И это не потому, что боялся за свой зад, вовсе нет. Там радиус поражения был гораздо обширнее. — Меня, кстати, Чихун зовут. — Будьте здоровы. — Я не чихал. — Так как Вас зовут? — переспросил Тэхён. — Чихун. — Будьте здоровы. — Премного благодарен, — сдался Чихун и протянул парням сигареты. — Будете? — Не, мы не курим, — ответил за Тэхёна Чонгук, ударяя потянувшуюся к пачке руку старшего. — Ой ле, ну прям женатики. Я не могу с вас, — умилялся внезапный гей в подтяжках (да простят Чонгука небеса, у него не может быть иного имени. Сокращённо — ВГП). — Вы не против, если мы будем звать Вас ВиГиПи? — Вигипи? Что за имя такое дурацкое? — Оно благородное и очень Вам подходит, поверьте! — убедил мужчину Чонгук, искоса поглядывая на задумавшегося Тэхёна, до которого медленно доходил смысл. — Ну раз уж подходит, то ладно. Как вам душ в больнице? Опробовали? — Даже если и так, то мы бы Вам не сказали. — Значит, опробовали, — довольный собой, Вигипи наконец-то удачно чиркнул спичкой и поджёг настрадавшуюся сигарету. — Толчок в обсервации сломанный был. Не твоих рук дело, а, зайчонок? — Видишь, я говорил, ты на кролика похож! — торжествующе воскликнул Тэхён под одобрительный хохот сантехника. — Конечно похож. Нет смысла отпираться. Так что насчёт толчка? — Думаю, это был Чимин. — Чонгук, ты самая настоящая крыса! — восхитился Тэхён, за что получил слабый пинок под зад. — А если на чистоту, то мы после окна дышать боялись в этом хлипком стационаре. — Абсолютно солидарен! — поддержал его Вигипи. — Ни минуты покоя! Вечно они со своими «Чихун, поди помоги, Чихун, опять труба засорилась, Чихун, там поддон взорвали!» — на последней фразе Чонгук принялся отстранённо изучать грязь, прилипшую к сапогам, а Тэхён снова пожелал мужчине здоровья. — Вот кто мог взорвать поддон?! — Действительно, — прокашлялся Чон. — Совсем распоясались… — Да ладно, не бзди, это была проверка на совесть. Знаю, что это ты был, — Вигипи гоготнул и хлопнул пухлой ладонью парня по спине. — Намджун на всё отделение возмущался, что ты не позвал его вандализмом заниматься. Ох, ну и славная у вас была компашка. До сих пор с тоской вспоминаю. Такие страсти кипели… — он мечтательно прикрыл глаза, погружаясь в приятные воспоминания. — Вы как-нибудь ложитесь тем же составом, а я к вам во время перерыва забегать буду. — Нет, мы что-то належались, — без особого энтузиазма ответил Чонгук, подталкивая Тэхёна к выходу из парка. — Ладно, Вигипи, были рады повстречаться, но нам пора. Мама нервничать будет. — Ох, и то верно. Погоди, малец, — он закопошился, перекатывая тлеющую сигарету во рту. Спустя несколько секунд он достал из нагрудного кармана скомканную бумажку и торжественно вручил её Чону. — Моя визитка. Ежели чё — звони! Чонгук благодарно кивнул, пожелал доброго вечера и метнулся к метро, ведя за собой едва поспевающего Кима, спотыкающегося и нервно поглядывающего на проснувшегося Джоука. Прошмыгнув вдвоём по одной социалке, довольные своей успешной экономией, парни зашли в набитый битком вагон и разместились в дальнем углу, в котором ярко-алая подсветка мерзенько слепила глаза. Чонгук с хитрой улыбочкой поманил Кима пальцем и заставил опуститься так, чтобы ухо старшего было на уровне его рта. — Короче, слушай, — хрюкнув, начал он. — Во время секретного совещания в бункер Гитлера с шашкой наголо ворвался Штирлиц и закричал: «Порублю, гады!» Гады скинулись по рублю. Штирлиц собрал деньги и ушел. Тэхён сперва не втыкал, после отстранился и посмотрел на Чона как на умалишённого. Тот сдерживал хрюкательные позывы, но справлялся с этим из рук вон плохо. Почему-то Киму это показалось умилительным, и он справедливо решил: чем бы дитя ни тешилось… — Сколько ты таких анекдотов знаешь? — Рад, что ты спросил, — он состроил деловую мину и ещё раз подозвал Кима к себе. — Штирлиц стоял над картой Мира. Его неудержимо рвало на Родину… Около полутора часов езды Чонгук безостановочно травил древнейшие анекдоты, которые казались новыми только потому, что были слишком старыми, чтобы их хоть кто-то помнил. Казалось, даже ветеран, которому без пяти минут сотка, заслушался и с удивлением подметил, что никогда такого не слышал. На очередном повороте внимающего уморительным рассказам Тэхёна занесло вперёд, и он упёрся рукой в стену, чтобы не потерять равновесие. Чонгука нависшая над ним глыба не смутила от слова совсем: он только мазнул взглядом по руке, покоящейся около его уха, а потом с всё той же задорной интонацией прикрикнул, чтобы можно было хоть что-то различить в шуме метро: — О, да Вы из этих, доминантных! Тэхён, не упуская момент, оставил мягкий поцелуй на виске младшего и приблизился к его уху: — Штирлицу сказали «Пошли!», Штирлиц послушался, и рассказал неприличный анекдот, — выдержав паузу, он добавил, — и если тебя возбуждают анекдоты про Штирлица — так и скажи. Я куплю сборник. Чонгук с хохотом толкнул Кима в плечо, привлекая внимание всех пассажиров, которых уже успели задолбать придурковатые подростки, очутившиеся с ними в одном вагоне в такое позднее время. — А ты не собираешься что ли на своей станции выходить? — внезапно серьёзно поинтересовался Чонгук, сбивая весь былой настрой. — Тебя провожу и поеду, — пожал плечами старший. — С ума сошёл? Поздно ведь уже! — Ну ма-а-ам, я взрослый мальчик! — в шутку захныкал Тэхён и принялся ласково покрывать лицо младшего поцелуями бабочки. — Ну ладно-ладно, прекращай! Люди смотрят, — сконфуженно огляделся Чонгук, в глубине души тая от таких непривычных проявлений нежности. До дома Чонгука они дошли без происшествий, всё также хохоча над нелепыми шутками, от которых в одиночку даже улыбаться покажется кринжовой идеей. Но друзья для того и созданы, чтобы в их компании сутками размышлять над качествами рифлёного огурца, попавшегося в вафле из фастфуда. Мисс Чон при встрече непременно вставила сыну пиздюлей за такие поздние гуляния, поблагодарила Тэхёна за то, что вернул её оболтуса в целости и сохранности, а также предложила вызвать такси, но тот категорически отказался, вспоминая их нищенские прогулки по парку. Чонгук не прекращал глупо хихикать даже под грозным взором матери, которая довольно быстро смягчилась и притянула сына к себе, причитая, мол, достался ей такой очаровательный дурачок, которого даже отругать по-человечески не получается. Несмотря на ноющие от длительной ходьбы ноги и слипающиеся от усталости глаза, Чонгук ещё долго не мог погрузиться в сон, прокручивая события такого насыщенного дня. Так и уснул со своей дебильной улыбочкой, на которой до сих пор огнём пылали следы от тэхёновых губ.