Тайны Тёмного Лорда

      На следующий вечер в Клубе Слизней были небольшие посиделки по случаю дня рождения Финеаса Флинта, пятикурсника и младшего брата бывшего капитана сборной. Его совсем недавно приняли в это почетное сообщество. Именно это время Реддл и выбрал для столь важного для него разговора о крестражах, полагая, что непринужденная обстановка и пара бокальчиков вина немного развяжут профессору Слизнорту язык, сделают его расположенным к более откровенной беседе. Разумеется, он позаботился и о том, чтобы должным образом улестить декана, раздобыв к столу его любимых засахаренных ананасов. Том решил дождаться окончания этой небольшой вечеринки, а потом как бы невзначай и завести разговор.       Итак, весьма довольный профессор Слизнорт сидел в своем уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокал, другой перебирал засахаренные дольки ананаса. Свет, исходящий от свечей и шаров с потолка, золотил его густые блестящие соломенного цвета волосы и светло-рыжие усы. Вокруг него сидели с полдюжины мальчиков и, конечно же, Том Реддл, на пальце которого поблескивал золотой перстень с черным камнем — кольцо дяди Марволо, семейная реликвия, которую он теперь считал своей по праву. — Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку? «Нельзя вот так сразу огорошить его откровенными расспросами про крестражи! — хладнокровно рассуждал про себя Реддл. — Нужна, что называется, разминка.» — Том, Том, если бы я и знал, то был бы не в праве сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем, хоть одновременно и подмигивал. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей. Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая восхищенные взгляды на своего кумира. — Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых столько зависит… Кстати, спасибо за ананасы. Вы правы, это мое любимое лакомство. С уверенностью предрекаю вам, что лет через двадцать вы поднимитесь до поста министра магии. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. У меня там великолепные связи. Том лишь улыбнулся, тогда как другие мальчики загоготали. — Не думаю, что политика — это мое предназначение, сэр, — сказал Реддл, когда смех утих. — Прежде всего мое происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности. Лестрейндж и Малфой обменялись самодовольными ухмылками, ведь они-то прекрасно знали, что наследнику Слизерина больше всего пристала подобная деятельность. — Глупости, — коротко отозвался Слизнорт. - Яснее ясного, что вы с вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. Нет, вы далеко пойдете, Том, я в своих учениках еще никогда не ошибался. Маленькие золотые часы, стоявшие на столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать. — Батюшки мои, неужели так поздно? — удивился Слизнорт. — Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра письменную работу, иначе мне придется задержать вас в классе. То же относится и к вам, Эйвери. Мальчики гуськом покидали комнату. Слизнорт выбрался из кресла и перенес пустой бокал на письменный стол. Звук какого-то движения за спиной заставил его обернуться: посреди кабинета так и стоял Реддл. — Живее, Том. Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы же все-таки староста… — Сэр, я хотел спросить вас кое о чем. — Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте… — Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о крестражах? Слизнорт уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала. — Пишете самостоятельную работу по защите от темных искусств, не так ли? — Не совсем так, сэр, — ответил Реддл. — Я наткнулся на этот термин, читая кое-что, и не совсем его понял. Это, конечно, было ложью. Том все прекрасно понял, но желал, по возможности, узнать больше, чем было написано в книге. — Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти в Хогвартсе книгу, содержащую подобные сведения о крестражах. Эта материя очень темная, по-настоящему темная, — сказал Слизнорт. — Но вам-то, разумеется, известно о них все, сэр? Такой волшебник, как вы… Простите, возможно вы не имеете права говорить об этом. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать, так это вы. «Ну, вот так, кажется, и нормально! — подумал Реддл. - Колебания и небрежный тон, в меру лести…» — Ну что же, — произнес Слизнорт, не глядя на Тома, поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами. — Разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера — просто ради истолкования этого термина, то вреда никому не будет. Словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души. — Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, — сказал Реддл. Своим голосом он управлял очень умело, но все равно в нем было заметно волнение. Разумеется, Том уже все знал и понимал, ведь он даже уже создал один крестраж, но терпеливо дожидался момента, когда можно будет задать сокровенный вопрос о создании не одного, а нескольких крестражей. Причем спросить так, чтобы это не вызывало никаких подозрений, а просто походило бы на некие безобидные гипотетические рассуждения. — Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — говорил Слизнорт, — и прячете часть ее в объект, находящийся вне вашего тела. После этого если на тело кто-то нападет или даже уничтожит его, вы все равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остается привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме… — Слизнорт поморщился. — Немногие бы согласились на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной. Здесь у Реддла было свое мнение, но спорить он, разумеется, не стал. — Но как же раскалывается душа? — Что ж, — отвечал, поежившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть ее — значит совершить противное природе насилие посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к своей выгоде: он заключает оторванную часть души… — Как заключает? — Реддл чувствовал, что поймал нужную волну, и сейчас профессора можно расспрашивать обо всем. — Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты… — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу? — Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Том был готов отыграть назад, но слова профессора успокоили его. — Что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной. — Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю. Мне просто любопытно, много ли проку с одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь… — Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль даже об убийстве одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… Разделить душу на двое — уже плохо, но разорвать ее на семь кусков! Теперь Слизнорт выглядел совсем встревоженным и смотрел на Реддла так, словно видел его впервые, и было очевидно, что он жалеет об этом разговоре. — Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное… — Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл, желая тем самым успокоить профессора и пробудившуюся было в нем подозрительность. — И все-таки, Том, сохраните сказанное мной втайне, ну, то есть, тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор. — Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора. Он испытывал сейчас такое же ликование, как и в день, когда узнал, что является волшебником. Его бледное лицо снова залил румянец, а на лице была та радость, которая его не красила, а, напротив, уродовала красивые черты. Результатом разговора он и в самом деле был очень доволен. Да, он так доподлинно и не узнал, что можно создать больше одного крестража, но и отрицательного ответа на этот вопрос тоже не получил. Скорее всего, действительно, никто из магов никогда не дробил душу более, чем на две части. Слова же Слизнорта о насилии над природой и пагубности ритуала, которые для другого человека послужили бы достаточным предостережением, на Реддла не произвели никакого впечатления. Тот, кто убил однажды и заглушил голос совести, тот, кто сделал это повторно и не чувствовал даже капли раскаяния, а только лишь злорадное удовлетворение, тот, без сомнения, будет поступать так и впредь, тем более, если это сулило столь вожделенную силу и неуязвимость. Не ужас деяния останавливал его сейчас, а просто неизвестность. Неизвестно было, как множественное дробление души скажется на магическом потенциале и прочих способностях. Да и подходящих предметов для шести крестражей пока нет… Вот кольцо Марволо — это да! Найти бы еще медальон Слизерина! А в кабинете директора хранится меч еще одного основателя Хогвартса — Годрика Гриффиндора. Честолюбивые мысли сменяли одна другую и мелькали быстро, как в калейдоскопе. Было бы замечательно заполучить для крестражей какие-нибудь редкие исторические артефакты, связанные с основательницами школы — Кандидой Когтевран и Пенелопой Пуффендуй! И тут ему вспомнилась история магии. У Кандиды Когтевран была невероятной красоты диадема, которая обладала свойством наделять столь ценимым чародейкой умом того, кто носил эту корону. Именно в этом украшении великую волшебницу изваял искусный скульптор-чародей, и результат его творения — чудесная статуя — по сей день украшала Большой зал. Но со времени смерти Кандиды Когтевран артефакт считается безнадежно утерянным, так, по крайней мере написано во всех учебниках. И никто из живущих никогда больше не видел диадему. Никто из живущих… «Так, стоп!» — хлопнул себя по лбу Реддл. «Надо будет потолковать с Еленой Когтевран!»