Тайны Тёмного Лорда

      Захватив Министерство, Темный Лорд воспользовался этим событием не только для обретения настоящей власти и травли маглокровок, но и для других личных целей. Так он забрал Беллатрису у Родольфуса, но потом все же решил отыграть назад, скрыв свой брак, дабы не подвергать ведьму лишним опасностям. И свои свободные вечера чародей теперь проводил с Беллой и Дельфини. Конечно, ни жена, ни дочь никогда не слышали от него ласковых слов и не видали хоть каких-то проявлений нежности или трепетного внимания. Когда Волдеморт появлялся в их покоях, и ведьма отпускала Юфимию, то колдун даже не целовал Беллатрису, не брал на руки Дельфини, однако не проходило ни одного дня, чтобы темный маг хотя бы на несколько минут не наведался к ним. Он просто сидел и внимательно наблюдал за тем, как Белла занимается их маленькой дочерью. Вернее, он не просто сидел. Ожидая, когда Поттер рано или поздно попадется в одну из расставленных ловушек, Темный Лорд решил, что ему стоит научиться быть терпеливым. Этого можно было достичь, если взяться за какое-нибудь дело, требующее регулярных усилий и времени. Но Волдеморт не был бы Волдемортом, если бы даже здесь не дала о себе знать его непомерная гордыня. Далеко не каждое занятие он считал достойным того, чтобы посвятить ему часы своего досуга. Не довольствуясь властью над одними лишь волшебниками, Темный Лорд, как и в первую магическую войну до своего падения пытался склонить на свою сторону и некоторые другие народы волшебного мира — великанов, оборотней и гоблинов, используя для этого любые средства — от переговоров до травли, шантажа и угроз. Так у него под пятой оказались и гоблины, в руках которых, однако, были основные финансовые потоки волшебного мира и главный банк Гринготтс. Также он теперь имел свободный доступ к гоблинским книгам, в которых описывались все тщательно хранимые и передаваемые из поколения в поколение секреты этих мастеров золотых дел. Гоблинсгуком же Волдеморт овладел еще в молодости в свою бытность служащего в магазине «Горбин и Бэрк». И сейчас, желая постичь науку терпения, решил овладеть ювелирным искусством. У гоблинов не было волшебных палочек, все свои изделия они изготавливали вручную, но Волдеморт и не думал работать руками. Маг провел ряд экспериментов и довольно быстро придумал значительное количество заклинаний на гоблинсгуке, позволяющих выполнять ту или иную операцию. Отработав заклинания на бросовом сырье, чародей в скором времени стал создавать вполне пристойные изделия, а еще через несколько недель довел магические формулы до совершенства, и тогда из-под его волшебной палочки стали рождаться такие украшения, перед которыми шедевры прославленных гоблинских мастеров, служащие торжественным убранством знатных чистокровных чародеек, казались жалкими побрякушками из захудалой лавчонки. Знали о таком увлечении Темного Лорда лишь Белла, да еще, пожалуй, Нарцисса. Все эти творения, которыми маг теперь одаривал жену, надевались ею только в Слизерин-кэстле и только для него одного. Поначалу колдунья смущалась принимать какие-либо дары от своего повелителя, но тот сразу же напоминал о ее хоть пока что тайном, но необычайно высоком статусе, из которого следовало, что ей полагается надевать все это. Кроме того, чародей говорил, что за верность и преданность дается награда. Один раз, когда Белла в восхищении от очередного шедевра взяла кисть Волдеморта в свои руки и с благоговением поцеловала, сказав при этом, что даже железо из его рук будет для нее ценнее всего на свете, то маг пусть на какие-то секунды ощутил, как готов бросить мир к ее ногам за такие слова. После ранения Родольфуса и того, что потом происходило между ним и Беллой, Волдеморт просто сгорал от ревности, ревновал свою ведьму даже к птице в небе. Поэтому на собрания он велел колдунье одеваться понеприметнее, лучше в черное, и с самыми скромными украшениями. Будь его воля, Темный Лорд вообще бы надел на чародейку чадру, как это принято на востоке, который он тоже посетил во время своих странствий. Ночи Волдеморта теперь тоже по большей части принадлежали Беллатрисе за исключением тех случаев, когда маг изобретал какое-нибудь заклинание или ставил очередной волшебный эксперимент. Последнее время Темному Лорду нравилось, проснувшись на рассвете, смотреть на спокойное во сне лицо ведьмы, снова лицезреть уже тщательно изученные и до боли знакомые черты, а потом, одевшись, тихо спускаться в холл. Хотя утро порой проходило у них совершенно по другому сценарию. Началось все с того, что как-то Беллатриса ночевала в Малфой-мэнноре, и утром ее разбудил резкий громкий звук разбившегося стекла. Это домашний эльф, прибирающий в комнате, случайно уронил на пол фарфоровую статуэтку. Ведьма тотчас же проснулась, испуганно озираясь по сторонам, а когда увидела, кто потревожил ее сон, рассвирепела так, что запустила в бедного домовика несколько Круциатусов кряду, чуть не искалечив несчастного. Ночующий в ее спальне Темный Лорд был просто в восторге от этой сцены, и уже на другой день в Слизенрин-кэстле сам разбудил чародейку на рассвете, резко сорвав с нее одеяло и скинув с кровати на пол. У Беллатрисы было богатое боевое прошлое, а потому волшебную палочку она всегда держала рядом с собой даже когда ложилась спать. Схватив спросонья свое оружие и еще даже не осознав, кто перед ней, ведьма бросила какое-то темное заклинание в так бесцеремонно разбудившего ее наглеца. Волдеморт легко парировал выпад, а колдунья, окончательно проснувшись, задрожала от испуга. Но Темный Лорд, подойдя вплотную к Беллатрисе, заглянул ей в глаза, а в его глазах, как ни странно, не было гнева, а красные огни в их глубине, казалось, танцевали, дразня и играя. Отпустив чародейку и отойдя на несколько шагов, Волдеморт взмахнул палочкой, и Белла едва успела отразить заклинание. Затем еще и еще. Памятуя уроки своего повелителя, что лучшая защита — это нападение, ведьма начала атаковать сама. Так между темными волшебниками завязался поединок, после которого эти утренние дуэли стали частым явлением. Беллатриса всегда была старательной ученицей, а потому даже ему порой было не так-то легко одолеть ведьму. Кроме того, во время этих схваток Волдеморт невольно начинал любоваться гибким тонким станом чародейки, просвечивающем сквозь полупрозрачный шелк ночной рубашки, и от этого еще более соблазнительным. Чаровала и сильно отвлекала внимание кошачья грация движений, когда колдунья ловко уворачивалась от летевшего в нее заклятья в том случае, если не успевала или не могла блокировать его. Иногда проходило добрых полчаса, пока Темный Лорд, изловчившись, запускал в нее сногсшибатель. И тогда он устремлялся к поверженной чародейке с быстротой коршуна, увидевшего добычу. Для Волдеморта власть была подобно наркотику, он испытывал колоссальную потребность чувствовать свою силу и превосходство над кем-то, но для этого надо было кого-то покорять и что-то завоевывать. И когда маг видел перед собой лежащую Беллу, ее разметавшиеся в беспорядке волосы, лицо, разрумянившееся от борьбы, горячее тело и высокую грудь, вздымавшуюся от рваного, еще не восстановившегося после поединка дыхания, то в Темном Лорде разгоралась страсть, охватывающая его всего, как огонь охватывает сухую траву, готовую вспыхнуть от малейшей искры. И тогда Волдеморт бесцеремонно брал Беллу, словно ее тело было добытым в бою трофеем, овладевал прямо там, где она упала, вжимая в холодный твердый пол и даже не давая себе труда бросить женщину на кровать. Казалось, эти вспышки грубой страсти, замешанные на жестокости и густо сдобренные, словно жгучим перцем, желанием причинить боль, должны были бы навсегда оттолкнуть колдунью от Темного Лорда. Но нет! Как ни странно, но Беллатрисе нравилось, когда ее повелитель проявлял подобную горячность, и при этом осознавать себя ее причиной. Это было для нее куда более привлекательным, нежели холодная сдержанность и напускное равнодушие. Ведь строптивая ведьма сама выбрала такого чародея, а потому с упоением во всем покорялась ему. И хотя после подобных выкрутасов на ее бедрах и руках часто оставались синяки, но на протяжении всего того времени, которое она принадлежала Волдеморту, колдунья оказывалась вознесенной на вершину экстаза, уже не зная толком, наказание ли это за проигранный поединок или награда за упорную борьбу, чувствует ли она боль или же наслаждение, жива ли еще или уже на том свете.