Поручик Градская

- Все, сударыня, отдышитесь, пока в обморок не упали! Пот скатывался по лбу, и волосы, выбившиеся из прически, прилипали к влажной коже. Дарья смахивала их, глубоко дыша. Урок фехтования, первый на ее счету, прошел весьма удачно. И куда вдруг девалась ее обычная неуклюжесть? Оказывается, у нее неплохая координация, которую раньше она не имела возможности применить. Ну, не отбиваться же ей было от отца кулаками в тринадцать лет! Зато внимательность свою девица приобрела именно благодаря ему. От этой мысли она усмехнулась — нашла за что благодарить…       - Ваше высочество, я полна сил! Но можем приостановить урок, если вы устали! - объявила Градская, выпрямившись и склонив голову набок. Она, конечно, немного лукавила. Руки у княжны подрагивали от тяжести рапиры — Петр и вовсе поначалу усомнился, что она сможет ее хотя бы поднять. Однако из-за своей упертости девица всегда исчерпывала себя до самого конца. Если ей овладевал азарт, как сейчас, у нее будто раскрывался потаенный запас сил. В глазах Дарьи сверкали искры, рука крепче сжимала рукоять. Ей очень нравилось фехтование, намного больше, нежели танцы. Наверное, потому что над душой не стоял Лоде и не заставлял «тянуть носок». Наследник тоже заметно взбодрился, а на подстегивание фрейлины и вовсе буркнул в ответ:       - Вы, однако, вон как раззадорились, Дарья Николаевна! Схватываете на лету, да еще и паясничать успеваете! - с деланым укором посмотрел он на девицу, поймав ее горящий взгляд, и сам усмехнулся: - Раз так, то приглашаю на прогулку! Время урока все равно вышло. Градской это предложение понравилось. Находиться на свежем воздухе было гораздо лучше, чем снова засесть в стенах дворца. Все же, в парке она может чувствовать себя свободнее, чем в императорской обители, где все и каждый греет уши, тайно или явно. Да и погода неплохая — пасмурно, конечно, но на удивление безветренно. Небо казалось покрытым сизыми перьями, однако дождя не намечалось, на духоту не было и намека. К тому же, Дарья знала о Петре слишком мало, не смотря на связывающее их доверие. Прогулка обычно подразумевала под собой разговор, и зная любознательность обоих собеседников, он будет довольно содержательным. Прошлое человека — это не сам человек, хоть оно и немало влияет на него. Княжна уже давно уяснила для себя, что наследник простодушен, добр, смешлив и не терпит церемоний. Он играет на скрипке, обожает все, что связано с армией, считает своим кумиром Фридриха Прусского. Ну, и помимо этого нельзя не заметить, что молодой человек раним, запросто вспыхивает и сердится, но быстро отходит. Но разве это все?..       - С удовольствием, Ваше высочество! - кивнула Дарья и, сделав шаг к Петру, зашептала: - Надеюсь, вы позволите мне не переодеваться… Сдается мне, что пока переоблачусь в платье, сил на прогулку уже не останется. Наследник усмехнулся, окинув ее взглядом. Градская выглядела совсем другой на уроке фехтования. Белая сорочка, немного пропитавшаяся потом, кюлоты, отыскавшиеся в ливрейной, широкий кожаный пояс на талии и ботфорты. В платье фрейлина похожа на обыкновенную девицу, которых целые стайки порхают по дворцу, почти одинаковых из-за устанавливаемых императрицей стандартов моды. А сейчас, кажется, Дарья чувствовала себя гораздо свободнее без корсета и кринолина, без узких туфель и высокой вычурной прически. И, признаться, такой она ему нравилась гораздо больше.       - Что же, сделаю одолжение, сударыня, - ответил Петр, подмигнув княжне, а потом обернулся к Брокдорфу и остальным сновавшим поблизости слугам: - Прошу разойтись, господа! До обеда вы свободны!       - Ваше высочество! - строго заметил камергер, перехватывая удобнее свою трость. - Государыня может рассердиться, если за вами не будет присмотра!       - Меня сопровождает Дарья Николаевна, и этого достаточно! - несколько раздраженно сказал наследник. - Друг мой, почему я должен повторять дважды? Впредь даже не удивляйтесь, что я повышаю на вас голос! Дарья едва удержала смешок, наблюдая за молодыми людьми. Брокдорф молча взмахнул тростью, выпроваживая слуг с площадки, а сам незаметно закатил глаза. Великий князь поворчит и перестанет, только стоит оставить его ненадолго в покое. Да и ведь в самом деле, в парке что может случиться то? Не сбежит же Петр обратно в Киль… Сам наследник сложил руки на груди, нетерпеливо притопывая ногой, пока суетились ливрейные, стараясь убраться поскорее в помещение, и пока камергер не исчезнет из виду.       - Добрый малый, - сказал о нем молодой человек. - Но порой сам напрашивается на дерзость! Тетушкой меня пугать вздумал… А сам то! Курит свою трубку и не боится, хотя и знает, что она вон пошлет, если узнает!       - Не пойман — не вор, Ваше высочество, - сказала Градская, улыбнувшись. - Он выполняет свой долг перед вами и императрицей… Впрочем, отсутствие духа авантюризма несколько расстраивает, и курение здесь не в счет…       - Вот и я о том же, - кивнул Петр. - Впрочем, я о другом хотел с вами поговорить… Они спустились к фонтану и неторопливо по дорожке двинулись вглубь парка. От воды веяло свежестью, и от пенящихся струй в воздухе витала будто влажная пыль. Разгоряченным после занятия юнцам нравилось, когда крохотные росинки оседали на раскрасневшейся коже, немного липкой от выступившего пота. Однако, едва они отошли от фонтана, их тут же обступили деревья, укрывая ветвями и отбрасывая тень на дорожку и лица гуляющих. Парк уже начинал снимать с себя богатое цветочное убранство, меняя его на свежую зелень. Листья были липкими и сияли даже при тусклом сизом свете дня. Под ногами шуршал песок, а ботфорты наследника и его фрейлины поскрипывали. Молодой человек в обыкновенном жесте сложил руки в замок за спиной и походка его немного пружинила. Дарья, напротив, шла немного спокойнее, слушая Петра и немного хмурясь:       - В нашу первую встречу мне показалось, что вы не верите в Бога, - говорил он, с интересом поглядывая на спутницу.       - Предположим, - кивнула Градская, улыбаясь. - Да и мне также показалось, когда вы над этим смеялись!       - Не увиливайте! - будто невзначай одернул ее наследник, но пояснил: - Вы, должно быть неправильно поняли. Я всего то думаю, что разделение единой веры на множество религий — неправильно. Эти два понятия — не есть одно и то же. Бог, как и вера — один, а религий и храмов — превеликое множество. Православие, протестантство — велика ли разница? Там, - он указал пальцем в небо. - Слышат все молитвы, на каком языке бы их не читали. Но вернемся к вам, - он снова внимательно посмотрел на Дарью: - Это все из-за оспы? Княжна поджала губы и затеребила рукав сорочки. Она вдруг вспомнила про шрамы на своем лице и опустила голову так, чтобы их не было видно. Хоть она и хвалилась молодому человеку, что это память о победе над хворью, да и свыклась уже с ними, но воспоминания о том, как ее мучили кошмары от собственного вида в зеркале, как она корчилась от адского пламени, прожигавшего ее насквозь, как под дверью ее уже обсуждали грядущие похороны, заставляли ее спрятать эти следы хоть немного. Она на миг задумалась, а потом ответила:       - В бреду мне, знаете ли, было не до молитв. Да и потом, все утверждают, что Господь — отец наш, наказывает за содеянные грехи, что он и есть любовь… Но разве это похоже на любовь? Неужели за обыкновенное ребячество нужно карать адскими муками и страшными язвами? Не вижу ни капли справедливости в этом. После выздоровления мне уже не хотелось верить в такого Отца небесного, мне и земного, кровного вполне хватает — оба хороши…       - Кара настигает только за самые страшные преступления, сударыня. Но ведь кроме наказания, Бог дает нам уроки и испытывает на твердость, даже если ничего тяжкого за нами не водится, - возразил Петр. - И вы с достоинством преодолели произошедшее с вами несчастье!       «Хорошенькое достоинство, когда молча сносишь всякое издевательство!» - пронеслось в голове у Дарьи, но вслух она не захотела этого сказать. Она лишь искоса взглянула на наследника и прищурилась:       - Может, мне и отца благодарить за то, что он воспитывал меня...в строгости, - чуть помедлила она. - Да и что это дало? Неугомонности только прибавилось с возрастом, а с ней и дерзости, и дикости, но даже при этом ответить я ему не могла! Из-за смиренности. Да, пожалуй, это он мне и привил…       - Я сказал это тогда и повторю теперь: вы не заслужили такого обращения, Дарлин, - сказал молодой человек. - Но разве не легче будет просто забыть и простить? Вы теперь со мной, и больше ни к чему вам тащить за собой груз прошлого. Да и касаемо Бога… Зря вы так. Все мы под ним живем, и если он нас забирает обратно к себе, стало быть, так нужно. Испытание мы его не прошли — значит, тяжело человеку будет дальше, не время ему на земле жить. А вы живы, значит — все у вас впереди, и сил у вас на все хватит, что бы ни случилось. Впрочем, не думаю, что во дворце с вами что-то произойдет… Дарья слушала Петра и все больше хмурилась. Какая в ней сила, дух или воля? Или, что там он еще сказал… Достоинство? Ей хотелось засмеяться, но лицо у молодого человека было серьезным, и говорил он от чистого сердца. Иначе он просто не умел. Да и в одном он был прав — обида на Белоградского до сих пор камнем тащилась за ней. Она оставила позади старую жизнь, но тяжесть не прощенных оскорблений все еще была прикована к ней свинцовыми цепями. Градская понимала, что толку от этого нет никакого, но пока у нее нет ключа, чтобы снять с себя оковы прошлого. Когда-нибудь она, может, снизойдет до этого, но только не сейчас. Простить может только по-настоящему сильный человек. Видно, Петр ошибся, говоря ей об этом. А то, что дерзит — так любая шавка лаять умеет, длинный язык — не достоинство волевого человека.       - А вы простили своих воспитателей? - спросила она вдруг у него.       Наследник вскинул брови и развел руками:       - Ну, как вам сказать… Не совсем! Но уж это я постараюсь, нечего за собой обиды таскать лишние. Рассказывал я вам про Брюммера? Препротивный старикашка, я вам скажу, и бывший обер-камергер мой, Берхгольц, тоже гнида… Отдирали меня, как липку, от того и учится не было ни охоты, ни времени. Лицо тетушки бы видели, когда она меня впервые встретила! Пещерный человек, право слово… Теперь их прочь выслали за то, что деньги себе в карман прибирали, те, которые Елизавета Петровна на мое содержание выделяла из казны. Всех баб своих одарил, простите, из моего довольствия! Ну и поделом. Вот и думаю, чего теперь уж на них дуться, получили ведь свое… Но пока не отпускает, - снова как-то виновато вздохнул Петр и улыбнулся. - Так что вы подумайте, Дарлин. Вам же лучше будет. Градская не хотела представлять, как двое взрослых мужчин секут бледного болезненного мальчишку, третируя за какую-нибудь безделицу, но картинка сама возникала перед глазами. Совсем как наяву. Она ведь была на его месте, не раз… И не смотря на это молодой человек понимает, что от затаенной обиды лучше не станет, и сам хочет от этого избавиться. И для нее хочет как лучше, прося задуматься. Не приказывая, а прося. Девица вдруг поняла, что наследник еще не говорил с ней приказным тоном. Настаивал, укорял, несколько раз пылил, но делал это совершенно беззлобно. Дружеский совет Петра вызвал на ее лице улыбку:       - Что же, буду стараться. - и прежде чем он успел съязвить, добавила. - Стараться лучше прежнего, ваше высочество! От прозвучавшего обращения молодой человек скривился и фыркнул.       - Что? - княжна поймала на себе его странный взгляд.       - Вы забыли, как меня зовут?..       - Нет, - она как-то на птичий манер мотнула головой, от чего волосы окончательно растрепались.       - Или тут есть посторонние?       - Ну, как знать, - уклончиво ответила фрейлина. - Может, в парке тоже где-нибудь за деревьями шныряет кто-нибудь, уши греет…       - Не умничайте! - наследник нахмурился. - Что опять за «высочество»? У меня имя есть, сударыня! Я ведь просил… Дарья поняла, от чего он прицепился к ней. Но ведь до сих пор неловко с подобной прямотой обращаться к великому князю. Да что там, даже с фамильярностью… Так многие даже с мужьями не говорят, что уж… И все таки, для него это обращение значило много. Петр хотел чувствовать больше доверия, а значит и родственность двух душ, неясную для других и даже для самих молодых людей.       - Простите… Я привыкаю, привыкаю, Петер, - она, все же, вымолвила заветное имя, с едва уловимым опасением. За язык оно ее укусит, что ли?       - Привыкайте, ваша светлость, - выразительно обратился к ней наследник, многозначительно приподняв брови. Дурачится. Княжна усмехнулась и слегка пихнула его в плечо. Молодой человек снова довольно засмеялся. Тема для разговора поначалу была не самой приятной, но важной. Дарья решила для себя, что позже еще поразмыслит над словами Петра, а пока лишь оставит их у себя в памяти и послушает его более веселую болтовню, от которой девица заметно расслабилась:       - Знаете, я ужасно не люблю латынь! Жду не дождусь, когда по окончании обучения выброшу ее из головы! Наставник мой в этом деле такой зануда, вы бы знали… Ну, да, еще узнаете… В кабинет заходит, руки на брюхе сложит, - молодой человек пародически выпятил живот и показал, как заходит его учитель. - Низко кланяется, и по складам, как оракул, низким таким голосом, глухо произносит: «Bonum diem, tibi, opto, Serenissime Princeps. Si vales, bene est». Вот это, пожалуй, я никогда не забуду, - заметил он. - А прочую латынь — к черту. Тетушка обещала, что по достижении совершенных лет распорядится перевезти из Киля герцогскую библиотеку. Велю старику Якобу все эти дьявольские книги девать, куда сам захочет. Дарья рассмеялась. Нельзя сказать, что она не любила латынь — она была открыта любым знаниям, что вызывали в ней интерес. Что-то давалось ей лучше, что-то хуже, но истинное отторжение она испытывала к танцам, рукоделию и этикету. Самые нудные и монотонные занятия, на которых девица откровенно зевала и получала строгие призывы к внимательности. А вот от упоминания библиотеки у нее загорелись глаза. Читать княжна обожала, не зря ее подоконник часто был завален книгами из самых разных отраслей. «Кажется, в моем уголке в покоях скоро будет пусто, и я стану ночевать в библиотеке...» - подумала она.       - Не надо их никуда девать! Сложите подальше, я буду читать, раз вам без надобности! - сказала девушка.       - На латыни то? - скривился Петр.       - На ней, - кивнула княжна, усмехаясь.       - Если вы все это прочтете, вас канонизировать нужно, как великомученицу! - с сарказмом хмыкнул молодой человек.       - Скажете тоже, - прыснула Градская. - Будто на каторгу меня заведомо отправили, право слово!       - На каторгу отправляю не я, Дарлин, - сказал наследник, малость посерьезнев. - А тетушка, по науськиванию Шувалова. Ну, знаете, Александра Ивановича… Начальника тайной канцелярии. Кстати, прошу вас, при нем ни слова лишнего — утащит, как паук, в свой подвал. Оттуда мало кто возвращается. По коже пробежался холодок. Дарья примерно представляла себе, что являла собой подпольная пыточная при дворе ее императорского величества. Еще бы — весь Петербург в страхе перед ее работниками. Да что Петербург — вся империя. Шувалова девица еще не видела, но знакома была с его женой, камер-фрейлиной государыни. Не самая приятная особа, к слову. Княжна встретилась с ней лицом к лицу всего раз, и та одарила ее таким брезгливым взглядом, будто наткнулась на мерзкое насекомое, которое нужно раздавить. И что-то подсказывало Градской, что сам граф Александр Иванович производит не лучшее впечатление. Она поежилась и даже надулась:       - Я всего лишь пошутила, а вы уже пугать меня вздумали!       - Уж поверьте, ваш юмор я уловил. - уставился на нее наследник с ноткой иронии, но сохраняя твердость. - Но даже при этом все равно призываю к осторожности, княжна. Не хотелось бы, чтобы вы попали в неприятную историю!       Дарья поджала губы и опустила взгляд. Она вспомнила последнее наставление отца, на которое ответила не в самой вежливой форме. Видимо, он все же говорил правду, даже если этим самым просто пытался показаться заботливым перед их расставанием. С непредсказуемым поведением юной фрейлины, это предостережение было как нельзя кстати, но вот прислушается ли она сама, не к Белоградскому, так хотя бы к венценосному юноше?.. Хорошо бы, но пока лучше оставить научения до поры до времени. Девица с задумчивым видом кивнула       - Приму к сведению… А что остальные советники?       - Честно скажу, сударыня, от любого из них лучше держаться подальше, - продолжил Петр. - Бестужев — тот еще лис, страшный старик; Лесток — лейб-медик, но властью его тетушка наделила слишком уж большой, а зря, интригует в пользу Франции, своей родины, и живет на двух жалованьях, а то и больше; Апраксин — вроде и неплохой человек, но и с ним поаккуратнее. Самый что ни наесть безобидный питомец тетушки — это Алешенька, мяконький, как хлебушек…       - Кто? - не поняла Дарья, нервно усмехнувшись.       - Да Разумовский, графом у меня язык его не поворачивается назвать. Ну, Алешенька тебе и все! Простой, куда не надо — не суется, науськал государыню борщ с галушками есть, так она все меня так же кормить норовит! Все ей бледным кажусь, тощим, болезненным… Вот признаюсь — чуть до смерти не залечили, когда только приехал! Откармливали будто на убой, я уж и бояться начинал… Градская расхохоталась, прикрыв рот ладонью. Не одни только интриги, видать, во дворце плетутся. Есть и чудачества… Впрочем, не будь Петра Федоровича, кажется, было бы им скучнее. Кутерьма поднималась вокруг наследника, разбавляя царившее во дворце величественное спокойствие и потаенный ужас от застенных слушателей. Хандрить Дарье уж точно будет теперь некогда. Долго, впрочем, она не унывала в своей жизни — всегда затевала какую-нибудь авантюру, за которую получала очередную взбучку от наставников или отца. Чувство тоски и безысходности донимало ее лишь зимой во время и после болезни и по переезде в Петербург, когда она не смогла сдержать обещание перед Петром. Впрочем, о последнем никто из них уже и не вспоминает, а первое Дарья очень постарается забыть. Она ведь дала слово! Должна же хоть раз она его сдержать!       - После обеда будет урок истории, - не самым довольным голосом сказал молодой человек. - И я познакомлю вас со стариком Якобом! Наверное, единственный учитель, который донимает меня меньше всего. Может, иногда, конечно, но уж гораздо меньше, чем отец Симон или знакомый вам мсье Лоде. Частенько он отваживал от меня Брюммера, когда тот руку пытался поднять… Прогулки для меня устраивал, упрашивал этого негодяя, чтобы отпустил… Бывало у него, что на улице погода благодатная, а этот засел, как червяк, со своими газетами, и хоть бы что ему! Ни в какую — сидите, ваше высочество, дома, учитесь грамоте! Тьфу!       - Были у меня похожие, - кивнула с улыбкой Градская, припоминая. - Имена не буду называть, не заслужили они… Только они не от занятости, а от лености со мной возиться порой не хотели. Ну, я и сбегала — так всю жизнь проспать можно! Вам, видно, с этим труднее — такой надзор установили, шагу не ступишь…       - Вы правы, Дарлин, - развел руками Петр, улыбаясь. - Сами видели сегодня! Брокдорф, дай ему волю, за шкирку бы уволок! Да только кто ему позволит, я все таки великий князь!.. Он гордо выпрямился, вскинув подбородок, а княжна усмехнулась и мотнула головой. Чем бы дитя не тешилось. Беззаботность в наследнике сменяла его задумчивость и сосредоточенность, а потому Дарья понимала, что говорить с ним можно о чем угодно. Но он уже повернулся к ней и, с прищуром взглянув на небо, сказал:       - Пора, однако, возвращаться. Профессор не любит, когда я опаздываю на урок, начнет бубнить, и так мы оба помрем со скуки. Вам лучше, все же, переодеться, сударыня.       Градская недовольно вздохнула, но повела плечами — надо так надо. Надо бы надышаться свободной грудью, пока еще не втиснули ее в корсет и душное платье. Идя по тропинке, они все еще перекидывались шутками, и среди деревьев доносился дружный смех молодых людей. Ни у кого еще не было никаких забот кроме предстоящего урока, и никто даже не знал, какая беда уже занесла молот над дверью императорского дворца. И самое главное — счастливая Дарья и подумать не могла, что услышит этот зловещий стук первой...