***
Айше-султан опиралась плечом о стену, чтобы не упасть, потому что новости, которые сообщила служанка, были настолько ужасными, что было сложно не то что поверить, но и подумать о подобном. А самое главное, что судьба будто намеренно играет против неё, давая одновременно и надежду, и страх. Впрочем, кто знает, может, беды удастся избежать, если грамотно преподнести положение шехзаде и султану. Потому что, конечно, в смерти своих внуков он будет разбираться. Шехзаде Абдулла и Коркут заразились. И если со вторым всё было понятно - мать могла являться переносчиком, общавшись с евнухом до проявления симптомов, но не заболеть из-за по-взрослому сильного организма, а младенцу много не нужно, то вот как мог заболеть первый, Айше не могла понять и оттого очень пугалась. Не хватало только, чтобы всё свалили на неё, во-первых, как на управляющую гаремом, которая не смогла предотвратить несчастье, а во-вторых, как мать всех оставшихся шехзаде, которой была бы выгодна смерть соперников сыновей. Да, Муса был приёмным, но тем не менее официально считался её ребёнком, пусть и не по крови. К тому же матери мальчиков доставляли немало проблем. Фериде-султан никто не мог выгнать из покоев Абдуллы, потому что она, отчаянно метаясь, угрожала мучительной смертью то глупым лекарям, которые не могут вылечить будущего наследника трона и султана, то наглым евнухам, что пытались разлучить её с сыном, то Айше, обвиняя ту в заражении шехзаде, отказываясь верить в нелепую случайность. То злополучное падение мальчика в руки евнуха было прокручено в памяти сотни, если не тысячи раз, гадая, что было бы, если только она не обратила внимание на ничтожного слугу и просто прошла бы мимо. Но если у наложницы были хотя бы основания полагать, что она сделала для своего ребёнка всё, что могла, то Дильшах не имела даже этой малости. Мать младшего наследника было жалко даже тем, кто её не особо любил, вроде собственных слуг, которые терпели пренебрежительное и порой грубое к себе отношение, или Айше, познавшей на себе страх за жизнь своего ребёнка, когда Орхан как-то раз спрятался так, что его очень долго не могли найти. Дошло до того, что Хатидже открыто выразила сочувствие сопернице матери при слугах, а Сулейман молча согласился. Возможно, даже Фериде, если бы не была полностью сосредоточена на собственном сыне, выразила бы ей не злорадные, а искренние соболезнования. В Стамбул был немедленно отправлен гонец, однако всем было понятно, что всё будет решено ещё до прибытия дворцовых лекарей, и решено, увы, не в лучшую сторону. Селим, конечно, узнал обо всём очень быстро, да и сама Хафса понимала, что не в её интересах скрывать такое, и, на удивление, был не только зол и равнодушен, но и опечален. Всегда больно терять своего ребёнка, даже если ты не питаешь к нему крепкой родительской любви, а двоих детей сразу хоронить ещё больнее. Сын султана Баязида всё чаще запирался в своих покоях, откуда слышались сдавленные болезненные стоны и вскрики евнухов. Никто, конечно, не осмеливался напрямую говорить об этом, даже лекарши в лазарете, готовя мази, лишь сочувственно поглядывали на лежащих на кроватях мужчин, радуясь, что родились не того пола и им не грозит та же участь. Однако глава гарема была весьма обеспокоена, ведь если люди султана, прибыв сюда, узнают об этом, отцу её детей, а значит, и им всем, несдобровать. Прийти в покои господина и высказать ему всё напрямик она боялась, потому что вполне могла оказаться на месте тех несчастных, ведь в приступе ярости Селим не был способен мыслить трезво, впрочем, как и многие другие люди. Поэтому приходилось просто закрывать на происходящее глаза, молясь, чтобы Аллах не допустил катастрофы и ситуация разрешилась с наименьшими потерями. Султан выслал лучших лекарей, разумеется, но Абдулла умер за день до их приезда. Истошные крики несчастной матери огласили гарем. Фериде кричала так громко и надрывно, что даже видавшие виды калфы, многие годы посвятившие жизни в гареме, вздрагивали, что уж говорить о детях, слышавших, пусть и смутно, эти вопли горя даже сквозь закрытые двери покоев. Сулейман, Хатидже, Орхан и Бейхан навсегда запомнили, как жались друг к другу вчетвером, постоянно вслушиваясь и одновременно боясь услышать. Муса, привыкший к сказочной, книжной жизни, знал, что его изолировали от братьев и сестёр ради безопасности, но не особо вникал в причины, а потому списывал странные звуки на таинственных духов дворца, пытавшихся заговорить с ним. Служанки старались чем-то отвлечь мальчика, устраивая импровизированные представления, заглушающие то и дело возникающий шум, и даже преуспевали в этом. Прибывшие лекари наспех вручили безутешной матери сильнейшее успокоительное, наказав принимать по четыре капли на завтрак и ужин, и заторопились к оставшемуся шехзаде, который, впрочем, был уже на последнем издыхании. Коркут продержался на удивление долго, даже дольше старшего брата, но, увы, чуда не случилось и ребёнок отправился к Аллаху, несмотря на все усилия. Правда, малыш был не один - там его встречала Фериде, покончившая с собой, выпив весь флакон лекарства полностью и сразу. Однако Дильшах не сдалась. Титул Валиде-султан достанется если не ей - так никому. Обезумевшая от горя мать под предлогом прощания с ребёнком попросила остаться с ним одной, и, пока никто не видел, вскрыла несколько пустул, собрав гной и выделения. Обмывали мальчика не так чтобы небрежно, но и не очень уж тщательно, жить-то хочется всем, от султана до последнего его раба, и потому несколько небольших порезов остались незамеченными. К тому же умерло ещё несколько слуг, которых похоронили быстро и брезгливо, поэтому все старались поскорее покончить с печальной процедурой, как будто это могло как-то помочь живым. Проводив сына в последний путь, поплакав и помолившись на его могиле, Дильшах приступила к решительным действиям, которые привели к тому, что пару дней спустя всем оставшимся в живых детям подали отравленный оспой щербет, а сама наложница приняла яд, который действовал долго, но противоядия не имел. Однако то ли по счастливой, то ли по ужасной случайности напиток отведали лишь двое: шехзаде Муса и Орхан. Хатидже и Сулейман тогда больше предпочитали простую воду, проникшись идеей здорового образа жизни, как нарекла этот обычай старшая из дочерей Селима, Фатьма питалась материнским молоком, а Бейхан... Бейхан попросту спала, устав и перенервничав, а потому девочку не стали будить. Убитой горем матери Коркута было не до выяснения таких подробностей, поэтому, узнав от переполошившихся служанок, что заболели Муса и Орхан, она со спокойной душой почила, надеясь, что остальные последуют их участи.***
Бейхан трясло. Меня тоже. Орхан, бедный мой Орхан, как же так... Что могло произойти, нас же изолировали? И ведь не восстановишь теперь цепочку событий, могло произойти что угодно, к тому же, прошло минимум пару дней после заражения, прежде чем начали появляться симптомы. Брат и сестра смотрели на меня с суеверным ужасом, считая, что я видела вещий сон. Спасибо хоть ведьмой не окрестили. Орхан, мой братик, у тебя, наверное, уже даже нет сил бояться... Может, в параллельной вселенной у тебя была надежда на спасение, на то, что ты поправишься, но сейчас твоя сестра Хатидже отняла её у тебя. - Ну как он? - синхронно рванулись мы к вошедшей служанке. Азра сокрушённо покачала головой. - Улучшений нет, к сожалению. С эгоистичной надеждой подавшись вперёд, я уточнила: - Мы про Орхана. Печальный взгляд джарийе стал мне ответом. - Хатидже, - осторожно спросила Бейхан, - а тебе больше ничего не снилось? Сулейман неодобрительно посмотрел на сестру. Ну ещё бы... Каждая ночь была пыткой. Кошмары, в которых брат приходил в белом рваном саване, указывал на меня пальцем и громким, но каким-то чужим голосом обвинял в своей смерти, мучили еженочно. В очередной раз просыпаясь в холодном поту, я случайно разбудила старшего брата. С тех пор мы спали в обнимку, и никакие уговоры о том, что здоровый сон нужен для того, чтобы противостоять болезни, не могли переупрямить моего милого засранца. Бейхан дремала чуть поодаль, поэтому её не будили и сестра не была осведомлена о моих мучениях. Впрочем, этот факт не мешал шехзаде сердито буравить её взглядом. - Нет, - тихо ответила я. - Совсем-совсем ничего? - Совсем! - неожиданно рявкнул Сулейман. Мы недоумённо воззрились на него. - Если бы снилось, сказала бы, - немного стушевавшись, добавил он. - Зачем мучить вопросами? - Верно, - развернувшись и привалившись спиной к его плечу, хмыкнула я, - обязательно сказала бы. - Бедный наш братик Муса, - вздохнула сестра. - Хоть мы виделись не часто, я молюсь Аллаху и за него. - А если Аллах решит, что ты просишь слишком много, и не выполнит ни одну из молитв? - вдруг вырвалось из меня. - Но Хатидже, он же всемогущ, что ему стоит? - ошарашенно посмотрела на меня девочка. - Может, и всемогущ, но с чего ты решила, что он добрый? Сулейман не должен быть уверен в своём всемогуществе и небесном назначении. Иначе станет тем самым козлом из фильма. - Но ведь в Коране написано про добродетель... - Если он такой хороший, то как позволил умереть нашим братьям?! - срываясь на крик, выплюнула я. - Хатидже... Но меня опять понесло. - Как мог он допустить смерть, болезни, голод и прочие беды? В чём наш грех? В чём грех наших невинных маленьких братьев? - Хатидже! - раздался крик от дверей. В покои влетела мать. Но у меня внутри кипел такой огонь, что войди даже султан со взводом янычар, я бы не остановилась. - Может, это вообще сказка, и никакого Аллаха на самом деле нет! Может, кто-то давно написал Коран, как красивую выдуманную историю, а все теперь в него верят! Где доказательства?! - захлебнулась речью я. - Ты наказана! - рявкнула Айше. - Весь день будешь заучивать священные тексты! Сулейман дёрнулся, но я, остыв, успела его придержать. Не нужно ещё и ему огребать. Моё дело - посеять в душе сомнения, а там уже мальчик сам справится. - Мама, - проговорил он, когда сестра и служанки покинули комнату, - в чём она неправа? - Милый, но если наш мир создал не Аллах, то кто? - А вдруг мир был всегда, и его не нужно было создавать? Или вдруг его создал другой бог? - Сынок, - нахмурилась Айше. - Султан - тень Аллаха на земле, как ты можешь сомневаться в этом? - А кто сказал, что он - тень? Уж не сам ли первый султан? - Сулейман! - Мама, почему, если Аллах так велик, он допустил смерть братьев?