And that and / И то, и другое...

      Юра всегда был старательным мальчиком. И в лидерах выступал на школьных мероприятиях, и за слабых заступался в меру своих физических сил, а, главное, гуманистических взглядов, и по учёбе усердно держал планку на пресловутые пятёрки. Не клеилось только со сверстниками. Точнее с местными ребятами его двора.       Нарываться, как усвоил сам Юрочка, ему не следовало. Но с годами прессовка в сторону его районной малогабаритной спортплощадки стала необоснованно наглой. Особенно в лице одного невысокого и едко-пакостного субъекта. Чёлка всегда лохматая и по глазам скрывающая самые опасные намерения в сторону примерного, без пяти раз сдавшего все нормативы по госту, спортсмена Чонгуева.       «Иди бля книги погрызи, ботан!»       «Э-э, может на кортах попиздим? За научное-ебучное...»       Самое безобидное летело по утрам, когда два приметных "адиковых" пацана щегольски выруливали из соседнего двадцать четвёртого. И Юра каждый раз ожидаемо отправлял в их проходящие мимо площадки спины уничтожительно-молчаливые взгляды. Достаточные лишь для терпения этих загульных малолеток. Впрочем, это колоссальное и мужественное терпение юного одиннадцатиклассника терялось лишь однажды...       Тогда Юра возвращался вместе со своим братом после своего первого выпускного. Погода стояла дивная. Конец июня. Душнота забивалась в нос чем-то пряным, Чонгуев бы даже не сказал, что ему подсовывали девчонки украдкой за школой. А голова после трещала немного от хмельного. Ёня напросился встретить, а Юра как-то не мог в такой прекрасный и приятный для него вечер тому отказать. Подрулили к ним так же. По-знакомому и с непрекращающимся лузганьем семечек в унисон на пару. Стандартное про закурить встретилось отрицательным ответом, а вот дальнейшая, и только старшему Чонгуеву верно понятая, обидная шутка была бахнута чётким с левой. Под эту левую тогда попался именно он. Именно этот светлый лохматый и постоянно сверлящий его Жека. Потасовка вышла недолгой. Ёню не задели – и на том слава богу. А пара синяков и прикушенная губа прошли быстро. Больше волнения, чем пользы. Особенно материнской.       С тех пор давление соседних пятиэтажек заметно натянулось. Кроме Юры из пацанов на площадке никто не бывал. Турники старые, детской шпане делать здесь исключительно было нечего. А вот старшему Чонгуеву по личному расписанию молодого режима приходилось подтягиваться по весенним утрам, глядя в окна родного дома напротив.       И по самой неблагоприятной и стабильной неприятности почти в каждое из таких ранних подъёмов к нему на район наведывались те же двое. Оба худые, как полудохлые дворняги, в затасканных кроссовках и красных олимпийках. Кровь что ли легче с них стиралась или придавала тем парадный вид, Юра не знал. Но к нему Жека пригонял исключительно в красной. А второй тощак как-то по случаю. Да и то не всегда.       – Э, спортсмен-хуецмэн, – уже стандартное, слегка преображённое, но неизменно относящееся к старшему Чонгуеву обращение летело от одиноко подшаркивающей к нему фигуры. – Я к тебе бля обращаюсь, уважаэмой, – к намеренному коверканию обычно-понятных слов Юрочка уже привык. Даже навострился профильтровывать, как они сами же выражались, их местный базар.       – Чего тебе, Жека? – усталая и изъевшаяся фраза в сторону вечно неугомонного, отхватившего когда-то его собственного кулака гопника.       – А чё, есть чё?       В ответ обычно Юрочка максимально напрягается, подтягиваясь на зло без продыху, пока бесячие и юркие глазёнки по нему так и мажут в ожидании.       – Слышь, ну ты в натуре определись: пацан ты или лох.       – Ты бы сам...определился...чего...таскаешься сюда, – подъёмы на руках упорные, слова вытуживаются из старшего Чонгуева с особой злостью, всегда направленной на рядом шоркающего упёртого Жеку.       – Давай с тобой чётко побазарим.       – Не о чем...мне...с тобой базарить, – руки уже от перенапряжения трясутся, пот сливает под майкой и ниже, а Жека упорно делает вид, что важность этого разговора ещё не сошла на «нет».       Юра спрыгивает на землю, отряхивая покрасневшие и онемевшие разом ладони, а Жека зачем-то делает полшага назад. Дистанция вроде мизерная, но для чего-то разграниченная.       – Мы с пацанами хот...       – Я уже сказал, чтобы вы сюда не таскались!       – Ты... – натужные выдохи пускаются даже комично. Чёлка всё так же сползает на глаза. – Чё ты такой ахуевший?!       – А нечего было моего брата трогать...       И на этой крепкой и подтверждённой густым отхаркиванием фразе, заканчивались стандартные и часто обрываемые диалоги между этими двумя враждующими, социально-противоположными субъектами. Жека после такого ковылял дальше, не оглядываясь на тяжело дышащего Юру, что старательно пытался не наблюдать за этим разом ссутулившимся худощавым недоразумением в ответ...