It gets better, it gets better every time I'm not better, we're not better, Even after all this time.
больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больно больноПервые мысли скудны и цикличны. Первые мысли столь лаконичны. Первые мысли болью полны.
Они вытесняют всё остальное, стараясь оградить нервную систему от ощущений, которых и так слишком много. Но боль уже везде. Она расползлась по телу, отдала свои метастазы и веточки в каждый участок организма, подчинила себе сознание и засела где-то под рёбрами, сконцентрировав в этом месте всю свою жгучую мощь. Только тронь — и из этого улья сразу вылетит армия смертников, жалящих с особой яростью и жестокостью. Далёкие неразборчивые звуки эхом доносятся до слуховых центров, почти лишившихся работы в столь экстремальных условиях. От них становится только хуже, и мучительная мигрень переходит в просто невыносимую. Череп давит, вонзается острыми шипами в мягкие оболочки мозга, вскрывая даже самые мелкие капилляры, питающие эту погибающую систему. К горлу подкатывает тошнота. Горькая, с противным сладким привкусом, от которого лишь сильнее хочется избавится, но что-то мешает, стоит на пути, из-за чего приходится глотать эту мерзкую субстанцию, чувствовать, как она противно щекочет пищевод, вновь вызывая рвотные позывы. В сомкнутые глаза начинают чем-то нещадно светить. Так настойчиво и целенаправленно, что лучи наверняка бы к чертям сожгли всю радужку, а может быть даже добрались и до сетчатки, навсегда искалечив палочки и колбочки, если бы у её обладательницы были силы разомкнуть веки. Ужасно хочется отвернуться, спрятать голову между коленями или на худой конец просто закрыть ладонями лицо, но ни один мускул не приходит в движение, заставляя и дальше терпеть эту пытку. Вскоре это заканчивается, и теперь всё плывёт неровными пятнами, не имеющих ни границ, ни края. Они перетекают друг в друга, пока окончательно не заполняют всё пространство непроглядной тьмой.***
Проходит время, но чернота не уходит. Наоборот, с каждой минутой она становится всё плотнее и гуще. Перидот вновь пробует продрать глаза, но толком ничего не выходит. Лишь на миг ей удаётся приоткрыть крохотную щёлочку, с появлением которой ничего не меняется. Чтож, либо здесь тоже ночь, либо людские байки и рассказы про загробный мир оказались простым лишь вымыслом, и теперь ей суждено скитаться по необъятному межпространству, так похожему на холодный космос без звёзд. Но подумать об этом как следует не получается. Словно по щелчку пальцев кто-то включает сильную, жгучую боль во всём теле, от которой не то, что выть, а вскрыть грудную клетку хочется, лишь бы избавится от этого осиного гнезда. Вновь какие-то звуки, вновь отдалённые голоса, что теперь будто эмоционально окрашены то ли тревогой, то ли волнением. Шум становится ближе, но ни фраз, ни отдельных слов различить нереально. Кажется, вот он — шанс. Перидот приоткрывает рот, чтобы выпустить на волю отчаянный, молящий о помощи крик, но вместо него выходит что-то сиплое, с тяжёлым придыханием, от которого весь и до этого нестабильный процесс респирации тут же нарушается. Рефлекторный кашель застревает где-то на полпути, отчего грудь будто разрывают изнутри, прожигают свинцом, испепеляя до тла органы нижнего средостения. Больно. Опять. К этому невозможно привыкнуть. — За что?! — новый вопрос поселяется в разбитом напрочь сознании. Она не понимает, просто не может понять, почему должна испытывать это всё. Почему эта пытка никак не обретёт свой закономерный финал? Неужели у неё настолько высокий болевой порог, что организму всё ещё мало страданий? Больно. Наверно, она уже умерла тысячу раз, но персональный демон возрождает её снова и снова, чтобы вновь насладиться мучительной агонией девушки. Больно. Перидот смеется сквозь слёзы. Вот она безысходность — когда остаётся лишь невпопад вздрагивать остатками подвластных ей мышц. Больно. И больше ничего нет. Она здесь одна, наедине с этим чувством навеки.***
Что-то тёплое и практически невесомое касается впалых щёк, легонько щекочет нос, а затем добирается и до сомкнутых глаз. «Солнце» — думает Перидот, морщась от яркого света. В голове всё по прежнему гудит, но чуть меньше, от чего появляется даже небольшой энтузиазм, и техник предпринимает попытку исследовать окружение, для начала решив прислушаться. Вокруг довольно тихо. Голосов больше нет, и теперь она может различить звуки, походящие на тиканье часов. Кажется, есть ещё что-то механическое, но идентифицировать его источник с помощью лишь слуховых рецепторов не получается. Перидот собирается с силами, а затем осторожно открывает сначала один, а затем и второй глаз. Проморгавшись, она и правда встречает солнце, что успело уже приподняться над горизонтом и теперь приветствует её рыжими лучами через стекло. Перидот слегка улыбается ему в ответ. Чуть правее от залитого светом окна находится и разгадка таинственного звучания в виде массивного аппарата, ритмично пропускающего газ по пластиковым трубкам, которые сходятся у её лица, устремляясь вглубь ротовой полости. Девушка осторожно проводит языком по гладкой поверхности данного устройства, пытаясь представить как далеко оно могло уйти внутрь, но к внятному ответу не приходит, так что пробует увеличить объем поступающего воздуха, делая вдох через нос, и тут же сталкивается с последствиями своего решения. Боль вновь напоминает о себе, расползаясь на выдохе по грудной клетке, но что удивительно, уже не так мучительно, как прежде. Перидот радуется маленькой победе, но всё же решает больше не рисковать, заканчивая на этом эксперименты с трубкой, и переходит к дальнейшему изучению комнаты. Взгляд скользит по белесым стенам, по такому же белому потолку, да по шкафам, не отличающимся своей окраской. Но вот, он цепляется за синие пряди. Спутанные между собой они резко контрастируют с молочным одеялом и простынями. Ляпис! Сердце пропускает удар. Перидот не может до конца поверить в это, нет, не после всего безумия ранее. Может это не она? Тогда кто? Неужели какой-то самоцвет из свиты Синего Алмаза решил заявиться сюда, чтобы убедиться в исполнении смертного приговора? Всё встаёт на свои места, когда девушка слышит знакомое похрапывание. Вихрь теорий и и догадок тут же рассасывается, оставляя место лишь для одного имени. Ляпис. Она выглядит сейчас так беззаботно. Неужто какой-то из ритуалов сработал, и кошмары наконец-то ушли? Увы, техник не видит её лица из-за взлохмаченной чёлки, так что сказать наверняка не получится. Пери хочет провести рукой по шелковистым волосам. Совсем легонько, чтобы невзначай не разбудить, но увы, сейчас это из разряда «миссия невыполнима», так что ей остаётся лишь любоваться родной синевой, пока сон вновь не утаскивает в свою пучину.***
Она просыпается посреди ночи. Ей страшно. Её трясёт. Перидот пытается кричать, но не может. В груди становится ужасно горячо. Боль вернулась в двойном объёме и теперь просто режет девушку без ножа. Как назло приборы начинают бешено пищать, чем сильнее подкрепляют панику, разрывают мозг бредовыми мыслями, которые она не в силах собрать воедино. Лишь потом ей говорят, что она пролежала так 5 дней, почти не приходя в сознание. Лишь потом ей объясняют, с чем на самом деле придется иметь дело, и какими последствиями это обычно заканчивается. Сейчас же Перидот бессильно плачет от невыносимой боли, потому что даже не может никого позвать. Из горла торчит ненавистная трубка, позволяя лишь нервно сглатывать жгучую слюну, пока тело будто заживо разъедает кислота. Она жалобно мычит, надеясь, что её отчаянную просьбу смогут понять и пустят по венам больше обезболивающего. Слышит, как стая шагов стремительно приближается к её койке, как кто-то кричит, отдавая приказы, чувствует, как кто-то сжимает её руку и что-то тихо нашёптывает у самого уха, но так и не может ничего разобрать. Боль долго сопротивляется, энергично пульсируя в грудной области, раз за разом выдавливает из слёзной железы всё больше солёного секрета, неровного стекающего по щекам, душит горячим кашлем, пока анальгетик не начинает действовать и наконец не забирает её с собой вместе с активностью больших полушарий.***
Утро. Перидот не думала, что когда-нибудь будет рада ему так сильно. Боль отступила, но в голове всё так же творится бардак. Соображать получается плохо, перед глазами прыгают хаотичные пятна, так похожие на странные человеческие картины, что ей когда-то показывал Стивен. Пространство гудит, но потихоньку приобретает свои закономерные контуры и очертания. Синевы на этот раз больше, чем белого. Пери несколько раз моргает и наконец видит её. Над ней склоняется Ляпис — бледная, с красными глазами и следами слёз на лице. К горлу подкатывает ком, и техник тихо хрипит, пытаясь прочистить его, чем тут же привлекает внимание. Синевласка оборачивается и смотрит на неё взглядом, в котором, наверное, смешалось всё. — Ты меня слышишь? —осторожно, будто боясь спугнуть, спрашивает Ляпис. Перидот медленно кивает. — Как ты себя чувствуешь? —Перидот снова кивает, смотрит в родные глаза и чувствует, как по щекам стекают соленые капли. Она хочет так много сказать, поведать обо всём том ужасе, через который пришлось пройти ради этого мгновения, нашептать так много ласковых слов и просто гладить, гладить, гладить, уткнувшись в шею синевласки. Но на волю вырывается лишь что-то булькающее и свистящее, совсем не похожее ни на один язык известный технику. В порыве чувств она начинает задыхаться, пробует выдавить из себя что-то ещё, но чувствует лёгкое прикосновение к своим губам. — Чшшшшш… Я знаю… — мягко произносит Ляпис, стирая указательным пальцем слезинки с крохотного лица. — Ты обязательно всё расскажешь, когда тебе станет лучше. Идёт? — Перидот устало прикрывает глаза, прижимаясь щекой к руке синевласки. Холод приятно одаривает лицо прохладой, позволяя опухшей коже немного передохнуть. С Ляпис спокойно, с Ляпис хорошо. Ей не нужно быть сильной, ей не нужно искать слова — Ляпис всё скажет сама. Перидот нравится слушать, временами покачивая головой в знак согласия или просто, чтобы показать, что она не спит. Всё понемногу встаёт на свои места, и техник наконец-то понимает, что случилось в реальности, до этого неуловимо переплетённой со сном. Суд, Алмазы, Яшма — сейчас это всё замещается лишь диагнозом, но даже он не кажется таким грозным в нежных объятьях синевласки. Ляпис утешает, говорит, что всё пройдёт и все будут счастливы. Осторожно целует её — мягко, невесомо, и Перидот не хочет открывать глаза, чтобы не спугнуть это ощущение. Ей хочется верить. — Я скучала — Почему-то от этих слов становится тепло на душе. Это странно, ведь техник помнит, что это не самое приятное человеческое чувство. Помнит, как тосковала по Лазурит, когда та в начале пропадала на несколько дней, оставляя Пери совсем одну в огромном амбаре. Но помнит и то, как сильно радовалась, когда синевласка наконец возвращалась в деревянную постройку после долгих скитаний. Наверное, сейчас Ляпис тоже радостно. Пери слегка приоткрывает глаза, чтобы удостовериться в этом и вновь утопает в синеве, не в силах отвести взгляд. Идиллию прерывает подоспевшая медсестра. Она размеренно заходит в палату, тихо здоровается с Ляпис и на секунду замирает, видя, что Перидот в сознании. Техник в ответ снова кивает, приветствуя столь незатейливым жестом вошедшую гостью и тут же поражается её удивительной ловкости, ведь уже через пару секунд она оказывается у кровати и несколькими отточенными движениями переворачивает Пери на левый бок. Это было довольно неожиданно, но Ляпис выглядит на удивление спокойно, так что наверное так и надо. Всё же хорошо, да? Спины касается тёплая ткань, смоченная в каком-то растворе. Техник чувствует, как этим кусочком материи энергично проводят по всей поверхности кожи, не оставляя без внимания ни один участок покровов. Хочется обернуться и посмотреть, но увы, тело всё так же не подвластно воли больших полушарий, так что ей остаётся лишь кинуть вопрошающий взгляд, указав глазами на происходящее сзади. Ляпис моментально ловит его и опускается на колени, чтобы быть совсем рядом с лицом Пери. — Не волнуйся, — мягко шепчет она — это для профилактики пролежней. Я не позволю ей тебя обидеть. От этого ситуация яснее не становится, но Перидот всё же немного успокаивается. Надо будет потом расспросить про эти загадочные про-леж-ни. Может быть, они как земные личинки — стремятся поселится в гниющей ране, чтобы затем питаться омертвевшей тканью, вот их и гонят подальше этим раствором. Аргх! От неожиданности девушка даже прикусывает дыхательную трубку, когда что-то холодное падает на поверхность между лопаток. На секунду ей кажется, что мысли материализовались, но так же быстро это предположение замещается тихим ответом синевласки. — Это защитный крем — поясняет ей Ляпис, будто маленькой девочке, отчего Перидот чувствует себя немного неловко. Ей противно за свою беспомощность и неспособность проделать самые элементарные движения. Всё могло бы быть куда проще, если можно было бы повернуть голову и самостоятельно наблюдать за процессом. А так… Так каждое новое движение позади действует только на нервы, отчего Пери решает покрепче зажмурить глаза и просто терпеть, терпеть пока спину растирают махровой перчаткой, пока всё то же самое проделывают с животом и конечностями, и пока в уши тычут какими-то палочками. Ей приходится расслабить веки, когда она слышит просьбу медсестры, но почти тут же рефлекторно сожмуриться от касания мокрого диска. — Тебе нужно расслабиться, иначе я не смогу промыть глаза. — вновь этот снисходительный голос с властными нотками. Пери не нравится, что с ней обращаются словно с ребёнком, однако подчиниться всё же приходится. Наконец наведение утреннего марафета заканчивается. Медсестра подходит к приборам, пропадая из поля зрения, стоит там какое-то время и по звукам вроде что-то записывает в карту, затем вновь появляется. Перидот видит лишь белый халат, пока та возится с капельницей, да по новой проверяет доступ к венозному руслу. К счастью, это длится недолго, и уже через минуту в комнате остаются лишь они вдвоём с Ляпис, получив напоследок информацию о скором визите лечащего врача. — Ты молодец — синевласка нежно проводит рукой по маленькому плечу, но Пери совсем не чувствует себя таковой. Она ничего не сделала, совсем ничего. Даже её попытки послать сигнал на родину имели куда больше смысла, чем нынешнее бездействие. Да что там! Даже искажённые самоцветы со всей своей иррациональностью играют в экосистеме и то более важную роль, чем она сейчас. Техник недовольно фыркает, хмурится, желая показать всё своё возмущение данной ситуацией, но Ляпис реагирует совсем не так, как ожидала Пери. Она почему-то находит это забавным и даже слегка приподнимает уголки губ, наблюдая за всей этой картиной, отчего Перидот сводит брови ещё ближе к переносице, чем вызывает тихий смешок. — Ты очень милая, когда пытаешься злиться — тепло произносит Лазурит, разглаживая образовавшиеся на лице складочки. Пери вновь фыркает и, намереваясь раздуть посильнее ноздри для комичности, вдыхает воздуха больше, чем обычно, о чём почти моментально жалеет. Избыток кислорода неприятно саднит по лёгким, вызывая противный сухой кашель, что застревает на подходе к верхним дыхательным путям. Голова начинает немного кружится, отчего глаза непроизвольно закрываются на какое-то время. Пери кажется, что прошло не более 20 секунд, но когда она их открывает то в комнате становится намного светлей, а сама девушка обнаруживает себя лежачей уже на правом боку с какими-то валиками под конечностями. За окном солнце стоит почти в зените. Облаков совсем нет, из-за чего техник раздражённо щурится и начинает что-то нечленораздельно мычать — слишком уж ярко. На её бормотание реагируют практически мгновенно, как будто только и ждали момента, когда она подаст звуковой сигнал. Синевласка тут же подлетает к койке, уже на этом этапе неосознанно разрешая проблему и закрывая слишком наглое солнце своим силуэтом, но всё же Перидот приходится выслушать целую кучу вопросов в свой адрес, отрицательно мотая головой. Нет ей не хочется ни пить, ни есть и уж тем более, чтобы стаскивали одеяло — наоборот, она всячески пытается намекнуть, что всё хорошо. Ей долго не верят, порой прибавляя «Точно?» в самых подходящих и неподходящих местах, что заметно выматывает девушку, но она терпит, не желая расстраивать возлюбленную. Наконец Ляпис сама догадывается о причине возможного дискомфорта подруги, перебрав ни много ни мало, но под полтинник вариантов, и поворачивается, чтобы задёрнуть шторы. Вот она — миндальная связь в лучшем своём проявлении. Пери блаженно выдыхает. Лазурит присаживается рядом и начинает перебирать светлые пряди, гладить впалые щёки, худые плечи, ни говоря ни слова и лишь что-то тихо мурлыча себе под нос. Всё почти как в старые добрые, да? — Не помешаю? — уверенно раздаётся где-то за спиной, словно ответ никак не повлияет на действия его обладателя. Голос женский, незнакомый, но всё же явно уставший, не смотря на попытки в бодрую интонацию. Ляпис на мгновение замирает, останавливая размеренное движение кисти по маленькой ключице, бросает обеспокоенный взгляд на Перидот, будто хочет оградить кроху от происходящего дальше, но не может этого сделать. Техник криво улыбается — «мол, не волнуйся, я всё выдержу», но на синевласку это совсем не действует. Она виновато отводит глаза цвета моря, тихо бросая «Нет, проходите», когда каблуки уже отстучали половину дистанции, и переводит их на белую стену, тем самым создавая на радужке подобие пенистых барашков. «Цок-Цок» — туфли останавливаются как раз у края кровати. Пери неспеша переводит взор выше, пока не упирается в смуглое лицо с огромными мешками под глазами, что не скроет никакая тоналка. Тронутое уже парой морщинок оно аккуратно обрамляется каштановыми волосами с проблесками седины, а выглаженный белый халат завершает образ, придавая хозяйке более строгий вид. — Я ваш лечащий врач, доктор Махесваран. — лаконично представляется женщина — Рада видеть, что вы уже очнулись. Пери тоже рада этому факту. Засыпать ей больше совсем не хочется, по крайней мере сейчас, так что она дружелюбно кивает в ответ. Как-нибудь в другой раз может и руку пожмёт, но пока сил хватает лишь чтобы на пару секунд приподнять указательный палец, пока пульсоксиметр не тянет его обратно вниз. — Что ж, это уже результат — улыбается врач, замечая казалось бы столь незначительное движение — но работа предстоит большая. — После этих слов она на секунду замолкает и обращается потом уже к синевласке. — Мисс Ляпис, подождите пожалуйста в коридоре. Это не займёт много времени, но мне необходимо обсудить некоторые детали лечения наедине с пациенткой. Ляпис едва заметно дёргается. Лицо, кажется, не выражает ничего, но Пери не обманешь — она уже давно научилась читать за маской безразличия настоящие эмоции девушки. Вот и сейчас ей не составляет труда распознать плохо скрытую злость вперемешку с отчаяньем. Ох, Ляпис. Всё будет хорошо, сама же говорила. В конце концов меня никуда не утащат и не съедят за эти несколько минут. Ну же! Сама посмотри! Но Лазурит не смотрит. Она вновь будто ушла мыслями в другую реальность, всячески игнорируя мир настоящий. Эх! «Телепатией» тут больше не поможешь, так что техник старается собраться с силами и дотянуться до заветной лазурной кисти. Пальцы упрямые, почти не слушаются, едва ли хоть как-то меняя своё местоположение. Ну же! Давайте, несчастные олухи, двигайтесь! Но чуда не происходит. Перидот разочарованно вздыхает, однако внезапно Ляпис сама накрывает крохотную ладошку своей, аккуратно сжимая её в руках. — Прости. Обещаю, что скоро вернусь, — шепчет она тихо-тихо, так что Пери скорее читает по губам. — Я буду за дверью, если что-то понадобится. — уже куда громче добавляет синевласка, переводя взгляд на врача. Махесваран кивает, присаживаясь на прикроватный стул и сосредотачивая уже всё своё внимание на пациентке, отчего Перидот становится немного не по себе. Всё же молчать в компании Ляпис намного комфортней, чем вот так вот лёжа вести «переговоры» с человеком, с которым знаком лишь пару-тройку минут. Ещё и этот зрительный контакт — бррррр. Техник хочет прикрыть глаза, но Стивен вроде говорил, что это невежливо, так что приходится смотреть в эти тёмно-карие, пока дверь не захлопывается и Махесваран не начинает свой односторонний диалог. — Полагаю Ляпис уже поведала вам в общих чертах о произошедшей ситуации. Кивок. — Что ж, тогда не буду утомлять вас пересказом тех событий, и лишь отмечу, что вы боролись до последнего, благодаря чему и находитесь сейчас здесь. Далеко не всем удаётся выкарабкаться из подобных состояний, так что вы в праве собой гордиться. Странно, но не смотря на весь пережитый ужас, сейчас это не кажется чем-то выдающимся. Эмоции будто успели остыть за столь короткое время, напоминая о себе лишь острой болью, однако Ляпис говорила, что прошло уже несколько дней. Несколько дней. Пери никогда не спала так много, да и в целом могла спокойно обойтись без этого земного ритуала, занимаясь куда более продуктивными и не очень делами. Аргх! В голове до сих пор не укладывается, хотя причин не доверять словам синевласки у Перидот просто нет. Ладно, она спросит об этом позже — главное не забыть, а пока запоздалый кивок. Врач видимо ждала этого маленького жеста перед тем, как продолжить и сжать руки в замок. — Что же касается вашего нынешнего состояния, то могу вас заверить, что прямой угрозы для жизни не наблюдается, однако мы не можем исключать возможность осложнений, так что на данном этапе нашей основной с вами задачей будет их профилактика в купе с основным восстановлением, — делая небольшую паузу, Махесваран напускает на себя строгий вид для следующей фразы и смотрит прямо в глаза технику — Поэтому попрошу вас ответственно подойти к этому процессу и выполнять все предписания медицинского персонала для достижения скорейшего результата. Хорошо, Пери понимает, Пери не против. Подчиняться приказам ей не в новинку, всё же полжизни на это положила, так что и сейчас проблем с этим не должно возникнуть. — Отлично, значит мы с вами договорились. — улыбается доктор, на секунду будто лишаясь той формальности, что делает её слова более искренними. Перидот отвечает тем же, слегка приподнимая уголки губ и наблюдая за тем, как женщина встаёт, чтобы свериться с аппаратурой, чем заслуживает парочку баллов расположения у техника. Она тоже привыкла доверять больше цифрам, хоть опыт на Земле и показывает, что ряд случаев для этого ограничен. — Полагаю, через пару дней мы снимем вас с ИВЛ, как только удостоверимся в устойчивости показателей, — немного отрешено произносит Махесваран, будто думает совсем о другом. Перидот не придаёт этому особого значения, ведь через какие-то 48 часов она вновь обретёт способность говорить, и этот театр мимики и жеста закончится. Эх, скорей бы… — Скоро к вам должна зайти медсестра, а пока отдыхайте — напоследок бросает врач удаляясь из комнаты, пока девушка витает в облаках, уже представляя, что скажет Ляпис в первую очередь.***
Что же она там так долго? Неужели решила во всех красках расписать каждый из возможных исходов? Или может что-то случилось и бригада реаниматологов уже вовсю мчит по коридорам? Ляпис максимально напрягает слух, но ничего не меняется. Может ли дверь настолько подавлять звуки? Да нет, не такая уж там и шумоизоляция. Чёрт! Этих несчастных 5-ти минут синевласке хватает сполна, чтобы успеть себя извести. Наконец Приянка выходит, неопределённо разминает шею и тихо кивает «мол можешь заходить, я закончила». Лазурит пытается прочитать в её глазах больше, но та будто нарочно прикрывает их, неторопливо удаляясь по направлению к посту главной медсестры. Почему-то синевласка не решается окликнуть и напрямую спросить, потому лишь бросает настороженный взгляд врачу вдогонку прежде чем прошмыгнуть в палату. Перидот улыбается, когда видит её, чем вгоняет Ляпис в ещё большее смятение. Странно, неужели эта женщина пошла наперекор своей прямолинейности и решила всё-таки скрыть часть правды? А если и так, то было ли это лучшим решением? Может стоило предупредить её заранее, чтобы потом не было так больно? Чёрт! Она же сама уговаривала Приянку пока ничего не рассказывать. Ей хочется рвать волосы от беспомощности. Всё теперь так сложно… Малышка кажется улавливает эту растерянность во взгляде подруги и начинает что-то радостно мычать, будто хочет поделиться хорошей новостью. Только какой? Чему сейчас может так радоваться её кроха? Ляпис не знает. У неё всегда было плохо с пониманием, и теперь это вышло ей боком. Она снова смотрит на Пери, а та всё продолжает улыбаться, отчего напряжение Лазурит понемногу начинает таять. Просто невозможно думать об этом всём, когда рядом с тобой такое маленькое позитивное солнце, рассеивающее все хмурые мысли, как тучи. Она нежно треплет кроху по волосам, а затем берёт с тумбочки книгу, с обложки которой задорно машет рукой рыжеволосая девочка. — Давай я тебе пока почитаю, хочешь? — спрашивает Ляпис, поближе подсаживаясь к малышке. Та в ответ энергично кивает и готовится слушать. Что ж, видимо пришло время включать всё своё актёрское мастерство. Лазурит прочищает горло, разглаживая пальцами страницу, и начинает: «На окраине одного маленького шведского городка…»