Feels like a lifetime Just trying to get by while we're dying inside I've done a lot of things wrong Loving you being one But I can't move on
Это тяжело. Тяжело смотреть на неё с улыбкой, с каждым днём всё глубже заталкивая скопившиеся от мучительной правды слёзы. Тяжело в очередной раз подскакивать посреди ночи от душераздирающих стонов, что режут лучше самого острого клинка, и удерживать дрожащие плечи, пока морфин не подействует. Тяжело соглашаться, когда получаешь отказ, но ещё тяжелее понимать, что большая доза обезболивающего ее погубит. Это тяжело, но всё же куда тяжелей оставаться со своими мыслями наедине, когда её забирают на процедуры. Страх, что преследует каждое действие синевласки из-за боязни сделать что-то не так, отступает на время, но на его место тут же приходит жгучее чувство вины, разъедающее последние нервные клетки. Ей уже и не вспомнить всех тех сотен вариантов прекрасного будущего, что подкидывало сознание, тыча лицом в жестокое настоящее и говоря, что именно из-за тебя она его больше никогда не увидит. Нет, она и не пытается припомнить те сладкие образы, ведь даже мысли о них кажутся ей непозволительными, когда её кроха устало машет с каталки, почти моментально проваливаясь в сон. Порой ей кажется, что она сходит с ума, а может быть уже давным-давно сошла, просто не заметила этого, как не замечает растущие с каждым днём синяки под глазами. Редкий сон больше не приносил спокойствия, даже наоборот — дарил только больше почвы для переживаний, ведь каждый раз, смыкая веки, Ляпис не могла избавиться от мысли, что что-то ещё может случиться. Было ли это глупо? Пожалуй. Она не раз слышала от врачей да и от той же Жемчуг, что это одно из самых безопасных мест — куча датчиков и приборов в ту же секунду оповестят, если ситуация начнёт принимать плохой оборот, да и набитый годами практики глаз медсестры, что заходит каждые 2 часа, явно сможет выявить малейшие изменения в состоянии пациентки. Разве этих доводов недостаточно? Неужели она настолько параноик, чтобы не доверять людям, вернувшим Перидот к жизни? Всё настолько плохо? И всё же. Потеряв контроль однажды, больше никогда не захочешь его терять, а у Ляпис просто не было права на это. Последняя такая осечка едва не лишила её самого дорогого, заставив малышку пройти все 9 кругов ада и боли лишь для того, чтобы та вновь смогла улыбнуться почти мёртвой от горя Лазурит. Хотя, может, она и правда скончалась там, в реанимационной, похоронив рядышком покой и безмятежность, ведь отныне любой мельчайший промах воспринимался, как настоящая катастрофа. Она могла на пару секунд задремать, когда читала или же недостаточно быстро (как ей казалось) отреагировать на немую просьбу Пери и потом корить себя за это весь день. Ещё хуже было, когда она и вовсе не смогла разобрать невербальный знак, и медсестра закрыла окно вместо неё. Это было лишь раз, но Ляпис не могла себя простить. Как с такой невнимательностью она сможет в дальнейшем заботиться о крохе, когда ту выпишут из больницы? Если, конечно, выпишут. Хоть Перидот и пыталась с каждым днём всё активней взаимодействовать с миром, через боль улыбаясь медикам и самой Лазурит, но последняя слишком хорошо знала правду, от которой оставалось лишь безмолвно рыдать за дверью, утыкаясь в колени. Ничего уже не будет как раньше — она это точно знала и, вздохнув, перебирала в голове данные ей обещания, замыкая опять круг на несбыточном будущем.***
Подготовка к экстубации началась в тот же день, когда аппарат снизил свою мощность, дабы побудить организм на самостоятельное спонтанное дыхание. Ничего выдающегося или сверхъестественного, как предполагала синевласка, всего пара кнопок да движений по экрану, так похожему на планшет Пери. Техника и на Луне техника, только здесь столь нехитрые манипуляции не запустят очередной обзор на их любимый сериал, от которого у обеих не раз пригорало, нет, здесь они вольны решать судьбы, и кто знает, что может случиться, воспользуйся ими кто-то посторонний. Признаться, на миг Ляпис захотелось попросить врача вернуть всё обратно, когда Перидот после нескольких кругов вдох и выдохов внезапно захрипела, а показатель оксигенации скакнул на пару процентов вниз. Внутри моментально всё сжалось, а в голове невольно вспыхнул образ обезображенного кровяными подтёками личика Пери. Такого измученного и виноватого, будто это она должна просить у Ляпис прощения за доставленные неудобства. Синевласка в испуге отпрянула от кровати, едва не задев тумбочку с ворохом лекарств. Образ был слишком реальным, слишком правдивым для обычных галлюцинаций. Пальцы предательски задрожали, будто бы им вновь было суждено прикоснуться к разбитому вдребезги камушку. — Этого не может быть, это же просто бред, — постаралась сама себя убедить Ляпис, медленно подходя к приоткрытому окну, чтобы хоть как-то удостоверится в остатках адекватности своего сознания. За стеклом всё так же играл тёплыми лучами фиолетово-рыжий закат, озаряя больничный дворик причудливыми тенями. — Спокойно, постарайтесь дышать ровней, — не обращая никакого внимания на синевласку, произнёс мед. работник. — Чуть позже мы назначим вам отхаркивающие препараты, но сейчас вы должны сами справится с приступом. Перидот в отражении едва заметно кивнула, однако хрип не спешил затихать. Дыхание крохи заметно ускорилось, заставляя ту слегка приоткрыть рот, будто это могло помочь заглотить побольше воздуха. Слышать всё это было невыносимо. — Ну же, соберись! — внезапно выполз из закромов внутренний голос. Мерзкий, наполненный желчью он вновь явился совсем невовремя, застав Лазурит врасплох. Пальцы сильней забарабанили по юбке, на что её собственная копия лишь ехидно улыбнулась. — Хм, не припомнишь, кто из нас обещал помочь с реабилитацией? Пафосно затирал про «долго и счастливо», что обязательно наступит, стоит лишь чуть-чуть потерпеть, а теперь собирается смыться при первой возможности? Это так в твоём духе! — залилось гадким смехом отражение. — Хотя случай и правда удачный, она наверняка даже не вспомнит об этом, — утирая выступившие от смеха слезинки продолжала зеркальная версия. — Если это и правда она. Ведь кто знает, может быть это всего лишь остаточные рефлексы? Ляпис судорожно замотала головой, не зная куда ей деваться. Последняя нить, единственный спасательный круг, что не давал ей окончательно пасть духом, просто не мог оказаться иллюзией. Не мог, ведь иначе всё это было бы напрасно. Тем временем тошнотворный образ стал приобретать очертания Яшмы, с каждым словом которой, с каждым ударом в грудной клетке становилось всё тяжелее дышать. — Почему нет? — говорил он, отдавая тяжёлым хрипом. — Неужели ты думаешь, что искаженные не способны на такое? — Уверяю, эти пародии на самоцветов и не такие трюки могут проворачивать! Эх, жаль, ты не видела как я расправлялась с этими тварями в квадрате С9. Но ничего, у тебя ещё будет шанс насладиться этим великолепным зрелищем, когда я приду по её душу. — Ты не посмеешь, — едва слышно цедит Ляпис сквозь зубы, не в силах ни развеять столь ненавистный облик, ни отвернуться от стеклянной поверхности. — Неужели ты помешаешь мне? — наиграно улыбаясь неизменной кварцевой улыбкой, хрипит басом Джаспер. — Силёнок не маловато? Может для начала хотя бы взглянешь на свой столь драгоценный обрубок? Не хотелось бы, чтобы она опять скопытилась раньше времени. — Ты не понимаешь, — поспешила вставить своё слово зеркальная. — Она, небось, хочет чтобы малявка по щелчку пальцев поправилась и кинулась её успокаивать. — Я ведь права? Это тебе нужно, эгоистка несчастная?! — продолжало неистовствовать подсознание, пока Ляпис пыталась хоть как-то унять сбившееся дыхание и устоять на ногах. Голова буквально кипела от таких визитов прошлого, что лишь участились за последнее время. — Прекрати, этим цирком ты только позоришь саму себя. Того и гляди вышвырнут из палаты за такое представление, — прилетела очередная мысленная пощёчина, что оказалась болезненней предыдущих, ведь такое и правда могло произойти. У Ляпис не было никаких оснований здесь находиться, тем более в часы не предназначенные для посещения. По сути всё держалось лишь на личной просьбе Жемчуг, что каким-то чудом уговорила Махесваран покрывать незаконное пребывание синевласки в палате, пока та не мешает лечебному процессу. Вспоминать об этом было неприятно, однако на этот раз это возымело и положительный эффект, каким-то чудом приведя Лазурит в чувство. Едва собравшись с мыслями, она поспешила скрыть последствия приступа, прижимая трясущуюся кисть к груди. К великому счастью, Перидот, кажется, даже ничего из этого не увидела и уже понемногу начинала дышать ровней, привыкая к новым условиям. Вероятно, за эти несколько минут, что казались Ляпис вечностью, подаваемый аппаратурой воздух всё же смог преодолеть слой мокроты, что забила лёгкие крохи, и комната наполнилась привычными звуками, к которым теперь добавилось тихое сопение малышки. Синевласка нервно сглотнула, с облегчением отбрасывая кошмарные видения. Теперь она вновь могла взглянуть на радостное, но всё такое же бледное лицо Перидот, что параллельно пыталась согнуть пальцы в одобрительном жесте. Думать о том, сколько усилий и координации требует у малышки столь простое повседневное действие совсем не хотелось, так что, натянув улыбку в ответ, Лазурит осмелилась подойти ближе. Тихонько присев на краешек кровати, она осторожно провела пальцами по миниатюрной руке, стараясь не задеть свежие синяки от капельниц. Казалось, даже катетеры-бабочки оставляли следы на этой тонкой коже, которую Ляпис так любила целовать, вызывая у её стеснительной хозяйки невероятно бурную и милую реакцию. Синевласка аккуратно прижала к губам маленькую ладошку — ничего. Она даже не знала, чувствует ли Пери сейчас хоть что-то. Может быть, если бы Ляпис только могла забрать хотя бы половину той боли, что обречена ощущать её кроха, она бы, не задумываясь, покрыла каждый сантиметр тела поцелуями. Но увы, у неё не было целительных сил, и единственное, что оставалось, это вновь просить Перидот потерпеть, ещё немножечко, в надежде, что завтрашний день принесёт хоть на толику меньше страданий.***
Она была рядом. Сколько Перидот себя помнит, она была рядом. Сидела, будто и вовсе не смыкая глаз, наблюдая за вздымающейся грудной клеткой техника, словно ритм аппарата, что перекачивал воздух, в любой момент мог сбиться и лишь контроль синевласки не позволял этому произойти. Отчасти это было приятно. Каждый раз просыпаясь, она точно знала, что Ляпис где-то поблизости, и стоит лишь дать глазам чуть-чуть привыкнуть к освещению, как они тут же встретятся с тёплой улыбкой, а в комнату проникнет тихое «я ждала тебя», от которого внутри разольются медовые реки. В такие моменты Пери чувствовала себя самым счастливым самоцветом во Вселенной. Растворяясь в нежных объятиях любимой девушки, она ощущала, что всё не зря, что обязательно со всем справится, вытерпит столько, сколько потребуется, чтобы в один из дней наконец-то обнять в ответ и прошептать «спасибо» в мягкие солёные от слёз губы. Но всё же, встречаясь с красными от нервов и недосыпа глазами, в груди что-то неприятно ёкало. Пери очень хотелось попросить её не так волноваться, позволять себе хотя бы по ночам отдыхать, а не бдеть безмолвным стражем, охраняя её покой. Однако Ляпис игнорировала все знаки, что подавала техник, или просто трактовала их совсем иначе, мастерски переводя тему на что-то совершенно другое. Это немного раздражало. Почему её любимый олух не может понять такие элементарные вещи?! Перидот не знала, что ответить на это, а от выстроенных в голове причиноследственных цепочек хотелось лишь сильнее выругаться, да прижать Лазурит поближе к себе, пробурчав перед этим: «Если не хочешь спать сама, то сделаем это вместе». После чего укрыть холодные синие плечи клетчатым одеялом и проспать до утра, а может и до самого обеда, чтобы лопнувшие веточки-капилляры успели восстановиться, а мешки под глазами «рассосаться». И она обязательно так и сделает, нужно лишь немного подождать. Совсем чуточку, ведь Махесваран обещала, что уже завтра они извлекут ненавистную трубку из глотки. Пери была очень рада такой новости, однако Ляпис будто напротив. Техник отчётливо помнит, как побледнели её костяшки, когда Приянка давала добро на данную процедуру. Казалось, вся монархия их самоцветного народа могла бы закончится в один момент, стоило только Алмазам сейчас оказаться в этих худых руках с искусанными ногтями. — Вы уверены, что это.. безопасно? — после небольшой паузы наконец произнесла Лазурит, словно всё это время раздумывая над последним словом, — Может, стоит ещё пару дней понаблюдать за показателями, чтобы дать организму как следует прийти в себя, позволить швам до конца затянуться и.. — Мисс Ляпис, — перебил её уставший голос, — Промедление в данной ситуации не менее рискованно. Думаю, не стоит вам напоминать, насколько опасны внутрибольничные инфекции для ослабленного организма, — Приянка немного раздражённо массировала переносицу, будто данный разговор происходил уже не в первый раз. Пери бы тоже хотелось высказаться, вставить свои пару центов драгоценного мнения, ведь в конце концов она совсем не последняя фигура в сложившейся ситуации. Да и приободрить Ляпис тоже было бы не лишним. Конечно, опасения небеспочвенные, но неужели так сложно поверить своим собственным словам? Хотя бы в капельку позитивного исхода? Дот с надеждой посмотрела на Лазурит, но взгляд той вновь устремился куда-то в прострацию, а кулаки лишь сильней сжали ткань синего платья. — Необходимо как можно скорее начать укрепляющую терапию, — на этот раз врач обращалась уже к самой Перидот, — Перед отбоем вновь прокапаем вас рингером, и если завтра всё пройдёт успешно, то начнётся основной этап реабилитации. Советую вам в любом случае хорошо выспаться. — бросила на прощанье Приянка, удаляясь из палаты. В эту ночь Перидот ничего не снилось, а Ляпис опять не смыкала глаз.***
День экстубации наступает незаметно. Слишком рано, слишком быстро. Он врывается в палату холодным сквозняком под утро, смахивая свинцовую усталость с почти уже закрывающихся лазурных глаз. Ляпис дёргается, и едва не подскакивает на месте. За окнами барабанит дождь. Вот он — виновник дрёмы. Девушка посылает ему полный ненависти взгляд, чувствуя себя ещё более разбитой, чем ночью. Позвонки хрустят, когда она разминает шею и неторопливо потягивается в плечевом поясе, а затем ниже, с кровью разнося сладостную, но столь скоротечную негу по затёкшим суставам. Мысли постепенно приходят в порядок, но вскоре снова начинают метаться туда-сюда, чем лишь нервируют свою хозяйку. «Неужели сегодня?» — с ужасом думает Ляпис, будто это совсем не она отсчитывала каждый час, приближающий данное событие. На душе сразу становится паршиво, а сердце, кажется, ускоряет свой ход. Они не могут! Она не готова! Пальцы зарываются в синие волосы, пытаясь хоть как-то успокоить мозг. Внезапно справа доносится какое-то шуршание. Взгляд тут же бросается в направлении звука — Перидот проснулась и елозила головой по подушке. Словно маленький, тоненький палочник — она кажется такой неправильной посреди огромной кровати. Обёрнутая в одеяло, из-под которого выглядывает стая проводков и трубочек от капельниц с коктейлями витаминов, физ. раствором и чёрт его знает, с чем ещё. К этому невозможно привыкнуть. — Ох, прости. Я, кажется, тебя разбудила, — Ляпис запоздало улыбается, все ещё находясь под властью салатовых глаз, что кажутся невероятно большими на впалом лице и с интересом и даже какой-то детской наивностью разглядывают её с ног до головы последние несколько секунд. Кроха мотает головой. — Ты сама проснулась? — брови взлетают вверх прежде, чем Лазурит успевает надеть маску спокойствия. Бодрый кивок. — Что ж, с добрым утром тогда, — синевласка старается вести себя естественно, пока чёртово сердце все ещё слишком быстро колотится. Пробует размеренно дышать, не сбиваясь с единого ритма, не позволяя липкому, противному страху подбираться к ней, отгоняет его, ведь нельзя. Она просто не имеет права на эту слабость. В ответ лишь лучезарная улыбка от её персонального солнца. Так умеет улыбаться только она, смеяться одними глазами, что способны согреть в самой холодной камере на отшибе космоса. Ляпис могла вечность смотреть на них, до слепоты, пока грозный рык с верхней палубы не обрушивался на слуховые центры, оставляя возможность лишь покрепче зажмурится и с ужасом отсчитывать секунды до очередной порции боли. Но ей это было не нужно. Она смотрела в изумрудно-зелёные до последнего, бегала по бескрайним просторам весенних лугов, ощущая, как каждая травинка шепчет ей тихое «прости», «я что-нибудь придумаю», «обязательно». Ляпис не верила. Она давно потеряла надежду, и искала лишь якорь, камень, спасательный круг — всё что угодно, за что только можно покрепче уцепиться, чтобы не унесло в пучину безумия. Но нашла тогда нечто большее. Лазурит отворачивается и подходит к шкафчику с лекарствами, сверяясь с оставленным на сегодня списком. Фраксипарин, промедол, кетамин. — всё это будет колоть медсестра, ей же нужен лишь повод. Губы сжаты, стеклянные слёзы катятся по щекам, скрываясь в отросшей чёлке, а пальцы вновь и вновь скользят по печатному тексту, замирая на строчке «Диагноз». Читать дальше — верная смерть, ведь иначе ей не сдержать рвущийся наружу поток чувств. Ситуацию спасает Приянка. Ровно в 8 она заходит в палату в сопровождении пары врачей. Отстукивает уже ставшее привычным немое приветствие каблуками, пока идёт сверяться с аппаратурой: взгляд вверх — на монитор, взгляд вниз — в карту. Повторить несколько раз. — Что ж, гемодинамика в норме, остальные показатели тоже. Осталось пройти небольшой тест, чтобы подтвердить неврологический статус. Справитесь? — улыбается из-под маски Махесваран, подходя ближе к койке. Одобрительный кивок не заставляет себя долго ждать. — В таком случае для начала попрошу вас совершить спокойный вдох-выдох, — Приянка спускает одеяло, прикладывая фонендоскоп к оголённой груди. Никаких хрипящих звуков Ляпис больше не слышит. Только мерное сопение в такт щелчкам массивного аппарата. Может и правда не о чём волноваться? — Отлично, теперь пожалуйста приподнимите голову и постарайтесь её удерживать в таком положении, пока я не дам следующую команду. Лазурит смотрит, как копна пшеничных волос медленно отрывается от подушки, зависая в воздухе, видит, как параллельно Приянка что-то чёркает в своем блокноте, и, быстро спрятав его в карман, тянет руки к сосредоточенному личику Пери, пока не упирается пальцами в линию роста волос. — Сейчас я буду несильно давить, а вы постарайтесь противостоять моим действиям, — Врач настойчиво смотрит пациентке глаза в глаза. Кроха подчиняется. Героически выдерживает всё это «издевательство», пока Ляпис нервно сковыривает очередной заусенец в своём «безопасном местечке». Вновь лишь наблюдатель — она не смеет оторваться от стены, не может позволить себе подойти ближе, будто существует какой-то незримый барьер. — Теперь сожмите зубы, — Махесваран продолжает давить, чем неосознанно повышает уровень стресса синевласки. Ляпис не знает, можно ли это назвать ревностью, однако при виде того, как Приянка трогает хрупкое личико Пери, внутри всё стягивается в тугой узел, а кулаки так и норовят вызывающе хрустнуть пальцами. Пусть только попробует докоснуться до пластыря! Лазурит от неё сухого места не оставит — это она гарантирует. К счастью, малышка успешно справляется с проверкой прежде, чем ярость самоцвета выходит из-под контроля. Врач, продержав пальцы на лбу ещё несколько секунд, удовлетворённо кивает. — Что ж, — говорит она, поправляя маску, — теперь мы можем приступить к самой процедуре.***
Прежнее спокойствие моментально улетучивается, когда медсёстры подкатывают к кровати какой-то прибор, что похож на большую коробку с прорезиненными трубками сбоку. Стоит же Перидот увидеть изогнутые насадки на них, как от уверенности также не остаётся и следа, а ладошки начинают предательски потеть. Чёрт! Это ещё что такое? — Аспиратор, — будто прочитав мысли, поясняет Приянка, — С его помощью мы безопасно выкачаем содержимое вашего желудка и просанируем носовую с ротовой полостью, чтобы остатки пищи и слизи не стояли на пути свободного дыхания. «Желудка?» — Кончики пальчиков холодеют от ужаса. — «Они что? Этой тыкалкой внутрь полезут?» — Процедура безболезненная, но вызывает неприятные ощущения. Могут возникнуть позывы к рвоте. — добавляет Махесваран, облачаясь в одноразовый фартук, — Позволите? — наклоняется она к испуганному лицу с фартучком поменьше. О нет! Нет-нет-нет! Она на такое не подписывалась! Укатите эту штуковину обратно! Сколько раз ей мотнуть головой, чтобы все поняли, что она передумала?! — Не волнуйтесь, — поймав растерянный взгляд, продолжает врач — Вам главное правильно дышать, и тогда спазмов практически не будет. Вдох на 4 счёта, выдох на 6 счётов. Запомнили? «Какие счёты, какое дыхание?!» — мозг в панике совсем не соображает и хочет лишь одного, чтобы его вместе с телом оставили в покое. В голове бегущей строкой проносится тысяча и одно ругательство, пока пульсоксиметр нервно подёргивается на пальце, отбивая неведомый ритм. Как на зло бешено колотящееся сердце, что грозится вот-вот выпрыгнуть из груди, отображается на кардиограмме, что моментально привлекает внимание медиков. Приянка, уже наклонившаяся к желудочному зонду, обречённо вздыхает, наблюдая за всей этой картиной, и вопреки ожиданием техника внезапно решает куда-то отойти. Неужели победа? Так просто? Однако через минуту она возвращается в сопровождении Ляпис, и место мимолётного облегчения занимает какое-то совершенно иное чувство, от которого бледные щёки внезапно воспылали огнём. «Неужели она всё это время была здесь?! Какой позор!» — Хочется отвернуться, закрыть лицо руками, лишь бы только Ляпис не видела этой ежесекундной слабости, от которой очень "вовремя" ещё и пересохло в горле. Она ведь так долго ждала, мечтала об этом, уговаривая Лазурит не волноваться, а теперь? Струсила, как какой-то жалкий булыжник! Только страх, кажется, данные аргументы ни капельки не колышут. Он надёжно укрылся в солнечном сплетении, и похоже ничуть не намерен оттуда выходить. Разве что… — Пери, — шепчет Ляпис, громкость едва ли превышает дыхание. — Я знаю каково это. Это нормально. Бояться нормально. — она тянет руку, чтобы коснуться проступившего на лице румянца. Перидот напрягается. Чувствует, как волна мурашек пробегает от плеч к пояснице и пытается унять эту предательскую дрожь во всём теле, напуская на себя бесстрашный вид — хватает ненадолго. Под нежным взором глубоких синих глаз она вновь превращается в испуганный лохматый комочек, что кажется вот-вот расплачется от стыда и какой-то всеобщей несправедливости. — Ш-ш-ш… всё в порядке, ты не одна. Я здесь. Я держу тебя, — Ляпис опускается на колени, прижимая трясущуюся ладошку к груди. Техник чувствует, как размеренно бьётся её сердце. — Слышишь? Я верю в тебя, — Мягко, прижавшись губами к светлым волосам, нашёптывает она почти у самого ушка. Перидот слушает родной голос почти с упоением. Напряжение понемногу спадает, и тело почти смиряется со своей неизбежной участью, принимая капитуляцию, правда на своём условии — отпускать Ляпис никто не намерен. Она закрывает глаза, когда синевласка нараспев просит об этом. Честно пытается дышать спокойно, под её команду, до последнего игнорируя внутренних демонов, что нашёптывают ей всякие ужасы о происходящем сейчас. В какой-то момент пара слезинок всё же скапливается в уголках глаз, когда высасываемый химус неприятно щекочет стенки желудка, запуская рвотный импульс от продолговатого мозга. Перидот дёргается от болезненного спазма, пробежавшего по всему телу, но всё обходится малой кровью. Немногочисленную субстанцию, что стекает по подбородку, почти сразу вытирают спиртовой салфеткой, чей резкий запах быстро выбивает тошнотворные молекулы из обонятельных рецепторов. После случившегося она почти ничего не чувствует, вновь сконцентрировавшись лишь на бархатном голосе, что журчащей рекой льётся ей в уши. Ощущает лишь странное движение в глотке после тихого «Вдыхай» и какую-то небывалую лёгкость на пару секунд, пока ко рту не подносят что-то. Оно струится подобно ветру и медленно отключает сознание.***
Пери снова спала. Светлые ресницы неровно подрагивали на измученном лице, делая её больше похожей на беспробудную принцессу из сказок, чем на живого самоцвета. Однако мерно вздымающаяся грудная клетка говорила об обратном. Всё ещё не верилось, что после всего случившегося кроха наконец-то дышала сама. Ладонь медленно сползает по коже чужой щеки вниз, зарываясь в белокурые пряди. Невыносимо хочется прижаться к тонким бледным губам, почувствовать её тепло, но кислородная маска и остатки здравого рассудка пока ещё стоят на пути, не позволяя Лазурит решиться на столь безрассудный шаг. Да и вряд ли она сможет тогда оторваться. Разочарованно вздохнув, синевласка прикасается кончиками пальцев к своим губам, позволяя воображению дорисовать желаемую картину. Это не сравнится с настоящими ощущениями, но всё же так легче, ведь пока остаётся лишь ждать, надеясь, что голосовые связки малышки не повредились во время экстубации. Дождь всё ещё накрапывает за окном, а завывания ветра, кажется, вторят ему, создавая вместе своего собственного неповторимого мип-морпа. Глаза закрываются сами собой, и Ляпис не в силах сопротивляться, забирается с ногами на кровать, невесомо приобнимая маленькое тельце, настрадавшееся за сегодня. На границе сна она слышит тихое «спасибо», но разлепить уставшие веки так и не может.