Cyber Sunset

      — Может нам стоит их остановить? — обычно холодный и не шибко эмоциональный голос Риверии — эльфийки-волшебницы семьи Локи, сейчас пропустил толику волнения. Она знала о дурном характере своего знакомого человека-волка, так же хорошо, как характеры почти всех в ее семье. Но даже для него, происходящее ныне, выходило за рамки привычного. Слишком быстрая смена настроения. Был ли в этом виноват алкоголь? Безусловно. Но чутье ей говорило, что было еще что-то. Но что?       — Все будет хорошо, — отмахнулась богиня озорства, — мальчики подерутся, да успокоятся, — как ни странно, что-то внутри ей шептало, что именно эта рыжая макушка была виновата. Могла ли Локи договориться с Бете? Шансы были слишком велики, ведь она имела дело с богом лжи и обмана, по сравнению с которым подвешенный язык Гермеса был просто забавным и развлекательным навыком.       Тогда почему рыжая богиня хотела, чтобы конфликт обострился? Что в новичке было такого примечательного, что она была готова бросить своего ребенка в атаку? Неужто те слухи, пусть и вроде как подтверждённые, так сильно на нее подействовали, и она захотела отобрать у Гестии ребёнка?       Взглянув на лицо Локи, Риверия проглотила свои слова. Губы богини искажены в веселой улыбке, но глаза изучающе наблюдали за каждым движением новичка, привлёкшего к себе внимание своей необычной силой.        — Подержи, будь добра, — голос Адама к удивлению не показывал уровня его опьянения, он был твердым и четко слышимым. Странного вида нож он отстегнул с пояса и дал официантке-эльфийке, с улыбкой прося тот не потерять. Сейчас же, он провел серию быстрых ударов руками и ногами, заставляя всех понимающих бойцов, удивлённо воззриться на приемы.       — Финн, ты знаком с этим стилем? — спросила Тионе, старшая из сестер амазонок.       — Нет, — качнул головой полурослик, прикусив болящий большой палец, что говорило о том, что его предчувствие кричало о чем-то неожиданно неприятном, должном произойти в ближайшем будущем. — Эти связки я никогда не видел, хотя отдельные удары знакомы.       — Как думаешь, он сможет удивить Лога? — скрестил руки на груди Гарет — дварф и щитоносец. — Что-то мне все это не нравится.       И эльфийка могла с ним согласиться. Слишком все выглядело натянуто, будто каждый из бойцов только и ждал повода для конфликта. По крайней мере, со стороны выглядело именно так.       Гарет что-то пробурчал, сетуя о слишком большом количестве собравшегося народа, готового смотреть на мордобой с весельем и попивая свое пиво.       Два авантюриста встали по центру образованного толпой круга. Бете смотрел с вызовом, гордо вздернув подбородок. Хвост его слегка потряхивало, видимо он держал его в напряжении, чтобы тот не шатался от возбуждения. Смешер же напротив, глядел на мир своими кажущимися мертвыми глазами, что не могло не нервировать чувствительную к мистике эльфийку.       Они сошлись в битве, обрушивая на противника грады ударов. Драка затягивалась, но искушенной публике это было по нраву. Чем дольше пара авантюристов билась друг с другом, чем ожесточеннее становились их удары, использующие казалось все силы. Они ударяли что есть мочи, не жалея себя.       Это было странно, не похоже на Бете. Ведь вылазка в лабиринт, где можно сражаться с бездушными монстрами это одно, но сражение посреди города с таким же человеком, это совсем другое. Тем более с таким количеством свидетелей.       Это не нравилось и Локи, улыбка которой медленно сползала с лица, стоило очередному удару Адама каким-то образом буквально стесать кусочек кожи с щеки Бете.       То была последняя капля.       — Достаточно, — громогласно объявила Миа, держа в руках молот, весящий как несколько Лога. Алые точки упали на землю, оставляя темные пятна, смыть которые должен будет ближайший дождь. Но пока его нет, они станут напоминанием произошедшему.       — Я-я-а… Ха-а-а… — судорожно вдохнул испещренный кровоподтеками волчонок, шатаясь. — Только начал, — на одном дыхании выплюнул он, вновь атакуя Смешера, на теле которого к удивлению присутствующих не было ни царапины, он даже не запыхался.       Вяло взметённый ввысь кулак он отбил таким же вялым взмахом, словно отгонял назойливую муху. Удар по шее был достаточно силен и молниеносен, чтобы повлиять на блуждающий нерв, заставляя сознание Бете помутиться. Парнишка повис на обидчике, который к удивлению собравшихся, довольно аккуратно уложил его на землю, начиная сноровисто проверять его самочувствие.       — Эй-эй-эй! — не поняла его действий Тиона, вторая амазонка. — Ты победил, все, хватит! Отойди! — она уже дернулась к паре в центре круга, желая оттолкнуть Смешера, но её остановила рука Риверии, чьи познания были куда обширнее, чем у остальных. Девушка смогла распознать некоторые действия Адама и поняла, что те не несли вреда. — Чт. Риверия? Отпусти!       — Успокойся, — твёрдо припечатала смуглокожую воительницу эльфийка, сама подходя к Смешеру. — Что именно ты пытаешься сделать?       — Хм? — ее смерили безучастным взглядом, будто перед блондином было какое-то насекомое, а не эльф. — Не хочу, чтобы он проглотил свой язык или захлебнутся содержимым желудка, — Адам зафиксировал голову так, как его учил Стивенсон, поворачивая ее вбок.       — Почему он должен? — не поняла Тионе, недовольно поджав губы от такого заявления и особенно того, как повела себя их волшебница.       — Сильное потрясение блуждающего нерва, — не отрывался от осмотра ран Адам, — может вызвать несколько очень неприятных симптомов, к примеру, угнетение желудочно-кишечного тракта… — он запнулся и взглянул на полные «понимания» глаза местного населения. — Перед кем я, блять, распинаюсь? Здесь же никто о нормальной медицине не слышал…       — Эй! — возмутился кто-то из толпы, которая все прекрасно слушала в образовавшейся тишине.       — Даже банальный аппендикс вырезать не могут! — но эти «эй!» для раздраженного Смешера ничего не значили. Его учили на первоклассного медика, могущего сшить развороченные крупнокалиберным боеприпасом задницы сослуживцев, затолкать обратно вываливающиеся кишки, вколоть стимулятор и отправить обратно в бой! Пусть после такого мало кто долго мог нормально воевать, частенько теряя сознание от боли, но все же!       А тут… Тут были боги врачевания, зелья делающие за секунды то, на что у него с технологиями ушли бы часы, если не дни. Все это дерьмо знатно тормозило прогресс. И это раздражало не хуже зудящей спины, которую не можешь почесать уже битый час.       — У них есть эти сраные зелья, но нет даже сносного учебника по анатомии … — блондин прикрыл глаза, заканчивая осмотр парнишки-волка. — Не помрет, — махнул он в сторону тела рукой, осматривая уже свою порванную одежду и раздраженно цыкая.       Подойдя к Рю, он, молча ту благодарит кивком и забирает свой нож, затягивая ремень ножен.       — И знаете что? — решил он завершить этот фарс, который как он надеялся, может его развлечь. — Разочаровывающе, — его лицо кривилось, словно от лимона. — Ни техники, — в его понимании, — ни инстинктов, — хотя бы отдаленно похожих на те, что привиты ему, — ни самоконтроля, — под конец он едва не сплюнул, найдя взглядом Локи. — И это то семейство, что заставило Зевса покинуть город?       — Следи за словами, парень, — сжал свое орудие Гарет, сурово смотря на Смешера. — Ты говоришь с богиней.       От такого заявления соло поперхнулся, ему хотелось закричать: «И что? И что, нахуй, я должен делать?! Падать хлебалом об пол и просить прощения за свои слова просто из-за того, что кто-то родился с божественной ложкой в заднице?! Я не верю в богов!»       К счастью, он контролировал свое тело достаточно хорошо, чтобы эти слова остались непроизнесенными. Но глаза…       Локи видела все несказанное им в его глазах.       Но должна ли она злиться на это? Вряд ли, она божество и думает иными критериями, и мысли ее, движутся отличными путями. Ей было плевать хулят её или нет, ненавидят или поклоняются. Нет, ею двигало совсем иное.       Она Локи — бог озорства, хитрости, обмана. Ей хотелось видеть, как сказанное ею или кем-то еще влияет на других, сделанное меняет историю, к худу или добру — неважно. Результат второстепенен, но процесс играл центральную роль.       Она была вечной, была еще тогда, когда ни людей, ни эльфов не существовало.       Локи хотела наблюдать за историями, принимать в них участие.       Именно по этой причине человек, чья душа была полна целеустремленности, разочарований, отчаяния, гнева, желаний и страха так привлекала её. Сила, с которой пылали эти эмоции, мощь влияния на них груза воспоминаний, все это делало одну единственную душу цвета стали бесконечно светящимся маяком, к которому словно мотыльки слетались боги, в надежде увидеть, как эта душа меняет окружающих и мир.       Он пылал так же сильно как некогда Геракл, Персей и Ясон. У него были все шансы внести смуту в ткущееся полотно судьбы. Вмешаться и перекроить его по своему желанию, как когда-то это делали герои прошлого.       Вот только ни Адам, ни древние Геракл с Тесеем никогда не были героями, история сделала их таковыми. Со всеми пороками, замолчанными ради красного словца и превращения в пример для подражания и гипертрофированным героизмом.       Она видела множество подобных ему, и каждый оканчивал свою жизнь по своему: кто-то от клинка друга в спине, кто-то в старости на кровати, а кто-то так и не покинул стен родного дома, повстречав самое страшное испытание в своей жизни — битву со своими страхами.       Да, Локи, как и все боги, отчётливо видела способность этой души изменить все… Но хотела ли того же душа?       Мертвые глаза Адама на миг показались ей не такими уж и мертвыми, где-то на их дне можно было увидеть барахтающуюся в синеве волю к жизни.       — Анакити, — подозвала к себе девочку-кошку из своей семьи богиня, не сводя взгляда с удаляющейся спины Смешера. Все прошло, как ей было нужно. Да, бедный Бете пострадал, но все легко поправимо, а волчонок так и не понял, что случайно оброненные ею вчера фразы не нужно воспринимать так серьезно. — Будь добра, возьми деньги у Риверии и сбегай в аптеку Миаха, купи для Лога зелье.       — Да! — восприняла простое поручение слишком серьезно девочка, рванув с места для своего второго уровня достаточно бодро.       Богине было интересно: чем же все закончится, какие цели преследует хитрый, а она это ощущала явственно, блондин? Но самое главное, что она хотела узнать, какими были причины его здесь появления. Ведь душа Адама кардинально отличалась от всех, которые она встречала за всю свою жизнь.       Душа обманутого и преданного, пахнущая кровью, дымом и металлом.       Она ожидала от нее очень многого, и была готова простить куда больше, если Адам будет способен развлечь её.       — Да кто он такой? — спросил сам себя Гарет.       — Богиня, вы о нем что-то знаете? — цепкий взгляд полурослика Финна был как всегда на высоте, он увидел что-то в своей богине.       — То же, что и все, — хихикнула Локи, пряча за улыбкой предвкушение. — То же, что и все.       

***

      — Адам? — напряжение и волнение в голосе Гестии было ощутимо. Возможно, это было связано с тем, что он пришёл слишком поздно, возможно из-за разорванной одежды. А возможно все вместе. — С тобой все хорошо? — она быстро подлетела к нему, начав осматривать и искать травмы. Но так и не нашла их.       Все же тело из прочнейших сплавов будущего дорогого стоит и способно на чудеса прочности.       — Я в порядке, — ответил соло пустым, уставшим голосом. Теплые руки богини семейного очага грели душу, отгоняя остатки нанесенного кошмарами чернокорня дерьма. «Мистическая» хрень не вымывалась даже нанитами, действуя вопреки логике на разум, вписываясь в мозг, вызывая воспоминания, которое он предпочел бы просто оставить в стороне.       Его синие, светящиеся, но по сей день мертвые глаза встретились с её омутами полными жизни. Что-то давно забытое колыхнулось, попыталось выбраться из забвения, но Смешер не думал помочь этому всплыть. Нет. Все, что было до войны не принадлежит «ему». Не делает Адама тем, кем он стал и является, по сей день.       Но сопротивляться какой-то домашней атмосфере, отголоски которой он ощутил лишь раз, проснувшись в квартире Каннингем, соло не решился. И дело было не в том, что он хотел вспомнить ту свою «первую». Напротив, что-то в его разуме хотело чего-то похожего, полноценного, но отличного.       Гестия стояла слишком близко, не решаясь даже моргнуть, излучая всем своим видом озабоченность и желание помочь. Наемник прикрыл глаза, вдыхая аромат города и легкие нотки лаванды — мыла, которым богиня недавно пользовалась в бане.       — Ты уверен, что все хорошо? — она не знала, где он был, и что происходило в Роге Изобилия, не знала, как и все, что заставило его пойти на конфликт. Не знала и даже не предполагала, как давит на него неопределённость и невозможность осознать окружающее его бытие.       Импланты пока справлялись, корректируя его поведение, не давая скатиться к машинной логике или безумной психопатии. Именно эта золотая грань, своеобразная Линия Мажино, пересечение которой грозило серьезными последствиями для его психики, помогала мыслить трезво, по-человечески.       Но мир его утомлял. Его законы, логика, люди и боги, все это словно снежный ком копилось, катясь по склону его психики глубоко вниз, утягивая с собой усталость, добавляя ее к общей куче.       Иногда ему казалось, что вышибить себе мозги — самое лучшее, что он мог придумать, чтобы не ощущать параноидальных мыслей, но вовремя одергивал себя, отключая протоколы подготовки к самоуничтожению.       Ведь это ничего не решит. Не ответит ни на один вопрос.       — Я просто устал, — сделал шаг в дом наемник, хватая нежно руку миниатюрной богини, общество которой подавляло мысли о смерти и тщетности бытия. Слишком тяжелые шаги эхом отражались от стен дома, в котором были только они вдвоем.       Один единственный «ребенок» и его богиня.       Смешер сел на кровать, даже не думая менять одежду или снимать испорченную. Сил и желания на это нет. Всё он истратил на оказавшуюся бесполезной и бессмысленной дракой с псом. Кто бы мог подумать, что прямое столкновение с четвертым уровнем так ничего и не принесёт. Даже секс с амазонкой и казавшееся тогда привлекательным задание по спасению непонятно кого, сейчас не вызывали ничего, кроме апатии.       Гестия, не знающая что ей делать, могла лишь озадачено искать выход из положения, пытаясь придумать способ хоть как-то помочь блондину. Какая бы душевная тягость не терзала его сейчас.       — Адам… — ее тихий голос он едва не пропустил мимо ушей, слишком сильно сосредоточившись на бурлящем внутри дерьме.       Его взгляд сам упал на её лицо. Гестия выглядела такой слабой, грустной… лишней.       Нет. Нужной.       Тряхнув головой, соло утянул её к себе, усаживая удивленную таким жестом богиню. Он не мог знать, о чем она думает, не знал, что ощущает на самом деле. Ему хотелось лишь одного:       — Не уходи, — он тяжело упал спиной на кровать. Девушка в его руках даже не пискнула. Пока она была рядом, было легче отбросить все на второй план, проще смириться с неизбежностью будущего, от которого сбежать у него не получится, легче осознать, что смерть не поможет.       Он повернулся на бок, прижимая к себе миниатюрное тело, не желая отпускать как можно дольше. С несвойственной нежностью, неосознанно гладит мягкие волосы.       — Адам, — вновь тихо прошептала Гестия, — я знаю, что, возможно, не имею права спрашивать… — она замолчала, собираясь с мыслями. — Просто… просто я хочу узнать, что гложет тебя? Что заставляет ощущать все… это?       — Я устал… — и вновь одно и то же, — устал от того, что не могу понять что — реально, а что — нет. Не знаю, что делать с прошлым, преследующим даже здесь, — иллюзии проклятого чернокорня были слишком реальны. — Устал от того, что видел и узнал слишком много, — он уткнулся носом в ее темные волосы, ощущая только её запах. — И только твое присутствие почему-то помогает отбросить все это на задворки сознания, — хотя и этот эффект взывает крайне противоречивые эмоции, но бедные не выбирают. Особенно те, кто лишен выбора вовсе.       Гестия не могла понять, о чем он. Слишком абстрактны слова, не дающие внятного ответа или возможности хоть как-то помочь, помимо своего общества. Она хотела спросить о прошлом, его прошлом, но задать вопрос не решалась.       Боялась. Особенно сейчас, подозревая, что прошлое ее Адама было очень малоприятным.       Она сама уткнулась в его твердую грудь, чувствуя небывалое спокойствие в его объятьях. Словно блондин был каменной стеной, которой не страшны и божьи кары.       — Помнишь, я говорила, что ты можешь рассказать мне все? — спросила она спустя долгие десятки минут. — Говорила, что приму все, что было и не откажусь от тебя?       Да, такое было, и он это отлично помнил. Но его прошлое было хуже, много-много-много хуже, чем все деяния местного бога войны, любящего время от времени устраивать набеги на Ораорио.       Каким бы ужасным и кровавым монстром не считали Ареса, но даже он, по сравнению с тем, что было в прошлом самого Смешера, мог показаться несмышленым котенком, ищущим игр и развлечений.       Суть войны не меняется, но способы достижения победы совершенствуются не одну тысячу лет.       И Адам, как многие другие в его прошлом и настоящем, знал о достижении победы слишком много, запачкав себя в крови куда сильнее, чем можно представить.       Нет, он не расскажет никому о своем прошлом. Особенно своему личному героину.       Гестия в его руках вздрогнула, когда Адам подвинулся ближе к ее лицу.       Вздрогнула, когда он приблизился к нему слишком близко, настолько, что она могла ощутить его тихое дыхание.       Вздрогнула, стоило ему провести кончиками пальцев по ее щеке, ощущая мягкость и теплоту кожи.       Вздрогнула от того, что он остановился.       — Помню, я все помню, — прошептал он едва слышно и слишком глухо. — Именно поэтому — не говорю.       Что-то в его голосе заставило Гестию приблизиться к нему еще ближе.       — Глупый Адам, — ответила она ему, говоря слишком тихо. — Однажды ты поймешь, что это не помогает. Поймешь, что поделиться бывает лучше, много лучше, чем держать все в себе и давать этому травить тебя.       — Я знаю, — его губы едва касались губ Гестии, вызывая у девушки волны мурашек. — Но иначе просто не могу, — слишком циничен и чёрств. Слишком сильно искажен прошлым.       Он жил в совершенно ином мире, не похожем на этот. Ужасном мире, где он был один, ведь даже имея тех, кого он мог назвать друзьями, Адам никогда не мог поделиться с ними тем, что тяжелым грузом лежало на сердце. Была какая-то тонкая грань того, о чем можно было говорить и о чем нельзя. Каждый ощущал эту границу, и каждый даже не думал ее преступать.       Его мир жесток. Его мир не терпел слабости. И он научился быть сильным. Научился терпению и сдерживанию своих слабостей, не давая никому о них узнать. Научился побеждать любыми методами.       Отдал за это соответствующую плату, которую сейчас его жизнь и взымала.       Как бы сильно Адам Смешер не отрицал, он был человеком даже сильнее, чем многие могли бы подумать.       И у него были свои слабости, обнажить которые смог этот город. Этот мир…       «Эта симуляция» — мысль шипела словно кислота, разъедая разум, оставляя после себя лишь незаживающие шрамы.       Адам отстранился от девушки, переворачиваясь на спину и закрывая глаза изгибом локтя. Пальцы сжались в кулак слишком сильно. Искусственная кожа затрещала, умоляя прекратить.       «Это должно закончиться… Должно рано или поздно…» — зубы скрипели, едва не крошась.       Ему не нужно было видеть Гестию, чтобы понять какой у нее сейчас был взгляд, какое выражение лица.       Адам открыл глаза, вновь встречаясь взглядом с богиней. Такой человечной. Порой даже простой. В чем-то забавной.       Тело двигалось без участия сознания, полностью подчинившись тому, чтобы было скрыто в его недрах. Рука легла на щеку удивленной девушки, лицо приблизилось к её лицу, губы почти соприкасались.       Он не знал, о чем одна думает и почему не отстраняется. Да и было ли это важно сейчас, ведь соло не знал, о чем думает он сам.       Губы прошептали какую-то несуразицу, не подчиняясь мыслям, после чего нежно коснулись губ богини. Это не было похоже ни на что, что он ранее пробовал или ощущал. Слишком странно, непривычно… Захватывающе.       Она ответила, неумело, но этого было достаточно.       Как бы сильно Адам не пытался убедить себя в том, что мир вокруг него был реален, всегда появлялось нечто, заставляющее думать обратное.       Но не сейчас. Здесь и сейчас, его «мир», не существующий за пределами стен, был так же реален, как ощутимое кожей тепло её тела, запах и голос. Она была реальна…       … потому что он так считал.