Биссектриса - это крыса...

*** На обратную дорогу они потратили около двух часов. Гор ехал медленно, едва ли больше пятидесяти километров в час, старательно объезжая все ямки и кочки. Женька, убаюканный плавным ходом мотоцикла, сидел позади него, устало привалившись к широкой спине и прижавшись щекой к теплой коже куртки, прогретой еще ярким осенним солнцем, и вдыхал терпкий запах хорошо выделанной кожи, бензина, туалетной воды и, еле уловимо, сигаретного дыма. Незаметно для себя он задремывал на ходу, просыпаясь и вздрагивая, когда руки соскальзывали с талии Гора, и тот, удерживая, чтобы Женька не упал, хватал его за запястье и прижимал раскрытую ладонь к своему животу. Тогда Женька встряхивал головой и распрямлялся, усаживаясь прямо и стараясь отодвинуться. Но покатое сиденье не давало возможности это сделать, и в результате Женька опять сползал к Гору, вжимаясь пахом ему в задницу и, уткнувшись носом между лопаток, вновь прикрывал глаза. И как Женька ни старался держаться и не уснуть, он все равно не заметил, когда они въехали в город, очнувшись лишь, когда Гор взял его ладонь, так и покоящуюся на твердом животе, и переплел с ним пальцы, с силой сжав их. -Приехали. Женька вздрогнул и огляделся, сонно хлопая ресницами. С трудом узнавая знакомый с детства двор, он, наконец, сообразил, что они находятся возле его дома. Потерев глаза свободной рукой, Женька вздохнул и с трудом поднялся с мотоцикла. Ноги затекли и не хотели слушаться, задница болела, не сильной, но какой-то нудной, вытягивающей болью. Ладонь, которую Гор продолжал прижимать к своему животу, невыносимо жгло. -Может, поедем ко мне? -Нет. Я домой, - слегка пошевелив пальцами, отчего мышцы на животе Гора еле заметно дрогнули, Женька медленно потянул руку, выпутывая пальцы из крепкого захвата. И Гор, не отрывая пристального взгляда от Женькиных глаз, ослабил хватку, неохотно выпуская добычу из плена. Перед тем, как окончательно оказаться на свободе, Жека зацепился на несколько секунд кончиками пальцев за распахнутые борта куртки и тут же решительно убрал руку, для надежности засунув ее в карман джинсов. Как-то неопределенно мотнув головой, то ли прощаясь, то ли отвечая на невысказанный вопрос, застывший в глазах Гора, Женька развернулся и направился в сторону своего дома. Когда за спиной хлопнула подъездная дверь, Женька потоптался нерешительно в тамбуре, потом медленно поднялся по лестнице и остановился на площадке второго этажа. Осторожно выглянув в окно, он убедился в своем предположении - Гор так и сидел на мотоцикле, уперевшись ногами в тротуар, и задумчиво курил, выпуская в небо мутные облачка дыма. Его лица Женьке не было видно, но вся поза выдавала некоторое напряжение. Кусая губы, Женька продолжал наблюдать. Наконец, докурив и выбросив окурок, Гор взял шлем, который, слегка покачиваясь, висел на руле, и, прежде чем надеть его, оглянулся на подъезд, в котором скрылся Женька. Отчего-то испугавшись, что его могут заметить, Женька дернулся и отпрянул от окна, прижавшись спиной к стене. Когда Женька опять выглянул, Гора возле подъезда уже не было, и только со стороны выезда на проспект доносился постепенно затихающий рев мотоцикла. Вздохнув, то ли с облегчением, то ли с сожалением, Женька медленно, словно старик опираясь на потертые перила, с облупившейся кое-где краской, спустился по пыльным ступенькам лестницы и, нажав кнопку домофона, пискнувшего, по Женькиному ощущению, как-то особенно противно и недовольно, с натугой толкнул железную дверь. Выйдя из подъезда, он завернул за угол и, чуть прихрамывая, направился к дому Никиты, который жил через три двора от него. *** Вид у Никиты был какой-то взъерошенный и мрачный. Увидев Женьку, маячившего в наваливающемся сумраке подъезда, он что-то буркнул под нос и распахнул пошире дверь, впуская друга в квартиру. Прежде чем переступить порог, Женька окинул Никиту каким-то жадным и тоскливым взглядом. И весь он – от растрепанных волос и зажатой в зубах сигареты, придающей ему немного небрежный и даже хулиганский вид, белой майки, трикотажных штанов-галифе, заканчивающихся на середине голени, до голых ступней, с выпирающими на щиколотках косточками - показался вдруг Женька таким домашним, родным и близким, что у него защемило сердце и защипало глаза от мгновенного осознания, что прошлую, спокойную жизнь, где все было относительно просто и ясно, уже не вернуть, она ушла безвозвратно, а в сегодняшней, на полном ходу летящей под откос, похоже Женька запутался окончательно. Но, взяв себя в руки, он шагнул в полумрак прихожей и недовольно поморщился от сигаретного дыма: -Привет. Опять куришь дома. -Привет, - пропустив друга, Никита выглянул в подъезд и, затушив сигарету в прикрученной к перилам банке, вернулся и прикрыл за собой дверь, только после этого внимательно взглянув на Женьку. - Что у тебя с губой? -Ничего, - стараясь не смотреть Никите в глаза, Женька опустил голову и стал разуваться, радуясь, что в полумраке прихожей не видно всех повреждений. - Просто прикусил. А перед мысленным взором встал Гор, его жесткий и собственнический поцелуй-укус напоследок, поцелуй от которого дрожат поджилки и поджимаются яйца от смеси возбуждения, какого-то первобытного страха, словно у пещерного человека перед хищником, нетерпеливого ожидания схватки, и лишающего сил и воли наслаждения. -Ну-ка, покажи, - включив свет, Никита повернулся к Женьке, да так и застыл на месте, вмиг растеряв всю свою апатию. - Прикусил?! Просто прикусил?! Блядь! Да она у тебя вся распухла… А что с одеждой?! Ты весь в грязи. В волосах какое-то сено. Что случилось?! -Ники, ты только не волнуйся и не кричи, - Женька попытался успокоить взволнованного друга, уже начиная сомневаться в правильности своего решения, прийти сюда. - Я упал с мотоцикла. -С какого мотоцикла? – опешил Никита. -С «Ниндзи». -Что?! С «Ниндзи»? Горова «Ниндзи»? Это он позволил тебе сесть за руль? - и когда Женька кивнул, взорвался. - Блядь, придурок! Совсем с башкой не дружит. Прибью, суку! -Ты еще скажи "как он мог доверить руль ребенку", - огрызнулся Женька. Он всегда обижался, когда Никита подвергал сомнению его самостоятельность и взрослость. - Я, между прочим, совершеннолетний. -Все равно, это его не оправдывает, - Никита упрямо сжал зубы и тут же с тревогой посмотрел на насупленного Женьку. - Ты поранился? Где болит? Может надо в больницу? -Ники, успокойся. Я не очень быстро ехал. И ни в какую больницу мне не надо. Нигде у меня не болит. Я только чуть-чуть ногу ушиб, - соврал Женька и, решив поскорее замять этот неудобный для него разговор, перешел к цели своего визита. - У тебя предки дома? -Нет. Уехали на два дня к бабушке. -Можно тогда я у тебя помоюсь? Не хочу мать пугать своим видом. -Конечно. И брось сразу шмотки в стиралку. Останешься у меня. Утром домой пойдешь. Только не забудь позвонить матери, а то она всех на уши поднимет, - привычно распорядился Никита, перед лицом мнимой опасности, забывший свои душевные терзания и сомнения, и вновь почувствовавший себя старшим товарищем, братом, ответственным за безопасность Женьки, тем, к кому малолетний Жека бежал со всеми своими подростковыми обидами, тем, кто всегда брал на себя решение всех Женькиных проблем и заботу о нем, тем, кем Никита был до всех этих Женькиных бунтарских всплесков и до их спонтанного и, можно сказать, вынужденного секса, оставившего за собой сладкий вкус блаженства, отравленный горечью потери и сожаления о невозможности продолжения. Все же привычка оберегать и опекать младшего друга, выработанная за пять лет их общения, стала для Никиты условным рефлексом и, словно след от пороха, крепко въелась в кожу и кровь. И Женька от этого твердого, безапелляционного тона, вдруг, почувствовал себя надежно и спокойно, словно маленький ребенок, который знает, что за него все решат взрослые, и все будет хорошо, и впереди его ждет безоблачное счастье, и родители всегда будут заботиться о нем, баловать, читать на ночь сказки, и мама перед сном придет поправить и подоткнуть одеяло, окутав коконом тепла и любви, и погладив по голове, поцелует в щеку. Женька встряхнулся от навалившегося наваждения и едва заметно улыбнулся своим глупым мыслям. -Ладно, - он покорно кивнул вихрастой головой с застрявшими в волосах травинками. Сил, чтобы спорить, все равно у него не было. Затолкав одежду в стиральную машину и настроив душ, Женька, встав под теплые струи, с наслаждением смывал с себя пот и грязь. Растерев между ладоней гель с ароматом грейпфрута, он, задумчиво уставившись в одну точку, водил ладонями по груди и бокам, а перед мысленным взором мелькали обрывочные кадры сегодняшнего дня, до предела насыщенного событиями – захватывающая дух поездка, вой ветра в ушах, ощущение полета, горячие ладони Гора, падение, драка, дикий, почти животный секс, сбивающий дыхание и выносящий мозг, и оргазм, словно маленькая смерть, уносящий по ту сторону бытия. Прикрыв глаза, Женька продолжал задумчиво растирать по телу ароматную пену. Перебравшись на ягодицы, он поводил по ним круговыми, массирующими движениями и, закусив губу, скользнул мыльной ладонью между половинок и стал осторожно промывать саднящую дырочку. Осторожно покружив пальцами вокруг немного припухшей и еще до конца не закрывшейся звездочки, Женька и сам не заметил, что уже не просто моет, а, привалившись плечом к холодному кафелю, приоткрыв рот и прерывисто вздыхая, уже буквально трахает свой анус, проникая все глубже и глубже, а другой рукой дрочит вставший член... -Сука, - опомнившись и обругав неизвестно кого, Женька испуганно, словно его кто-то мог увидеть, отдернул руки от задницы и члена и, добавив холодной воды, подставил пылающее лицо под ледяные струи… Немного успокоившись от холодной воды, Женька, стуча зубами, быстро домылся и, надев банный халат, который нашел тут же, направился в комнату Никиты, шлепая по полу босыми ногами и оставляя влажные следы на светлом ламинате. Никита сидел на кровати, чуть ссутулив плечи и склонив голову к лежащему у него на коленях ноутбуку. Со стороны могло показаться, что он что-то увлеченно рассматривает там, но Женька видел, что его руки безжизненно лежат на клавиатуре, а застывший взгляд направлен куда-то поверх экрана. Видя, что Никита не обращает на него внимания, то ли не замечая Женькиного прихода, то ли делая вид, что не замечает, Женька, немного помедлив на пороге, решительно, будто окунаясь в прорубь, шагнул в комнату. Приблизившись к кровати, он выжидающе замер на месте, стоя так близко к Нику, что полы халата касались его коленей, тем самым не давая возможности и дальше игнорировать свое присутствие. Никита, медленно, словно нехотя, поднял голову от ноутбука и вопросительно посмотрел на Женьку, спросив как-то холодно и немного отстранено: -Помылся? Может, хочешь чай? Но в противовес спокойному и ровному голосу, в глазах сквозила тоска, и в них было столько боли, что Женька просто задохнулся. Не отрывая взгляда от темно-карих глаз, Женька закрыл крышку ноутбука и, отложив его в сторону, сел ошарашенному Никите на колени, лицом к нему, точно так же, как и три года назад. Подняв руки и запутав пальцы в черных волосах, Женька слегка дернул за спутанные пряди, немного запрокидывая Никите голову, и стал медленно склоняться к пухлым губам, замечая, как во взгляде Никиты боль сменяется непониманием, потом робкой надеждой и, прежде чем коснуться приоткрывшихся губ, Женька с удовольствием увидел восторг, мелькнувший в расширенных зрачках. Никита глубоко вздохнул и с силой прижал Женьку к себе, обнимая за талию... Они целовались долго и самозабвенно, словно встретившись после долгой разлуки. Вначале Никита просто слегка прижимался к податливым губам, словно отогревая их теплым дыханием после зимней стужи, неторопливо, почти робко трогал уголок рта, проводил языком по губам, словно пробуя на вкус, осторожно, чтобы еще больше не повредить припухшую с одной стороны губу, слегка посасывал ее, облизывал, проталкивался в горячий рот, поглаживая десны и небо. Но постепенно объятия становились все крепче, а поцелуи глубже и требовательнее. И вот они уже нетерпеливо проталкивают друг другу в рот языки, обсасывая и облизывая их, и дышат тяжело и хрипло, вжимаясь друг в друга горячими телами. Целовать Никита умел всегда, и за три года его мастерство в этом деле только возросло. И Женька задыхался от наслаждения, постанывая ему в рот, и прогибался в пояснице под горячими ладонями, скользящими по спине, вдоль позвоночника и по бокам. И то, что руки у Никиты слегка дрожали от волнения, заводило Женьку еще больше. И от этой легкой дрожи, которая проникала через плотную ткань халата и дальше, через кожу, сквозь мышцы, Женька тоже начинал дрожать и вибрировать, как камертон, по которому настройщик ударил молоточком. И где-то там, глубоко внутри, у него все звенело и пело от возбуждения и радостного предвкушения. С трудом оторвавшись от Женькиных губ, Никита осторожно поцеловал его в шею в слегка выступающий кадык, и Женька запрокинул голову, чем Никита незамедлительно и воспользовался, прижавшись губами к ямке под подбородком, ощущая губами, как Женька тяжело сглотнул. Никита улыбнулся, радуясь, что одна из Женькиных эрогенных зон, которые он нашел в свое время, осталась неизменной и Женька все так же реагирует на прикосновения к ней. Лизнув ямку, отчего Женька судорожно вздохнул и дернул Никиту за волосы, Никита забрался руками под полы халата, погладил голые бедра, с напрягшимся от прикосновений мускулами, и хрипло зашептал, обдавая горячим дыханием кожу под подбородком: -Жека, давай снимем, мешает. Женька кивнул, сглотнув застрявший от возбуждения в горле ком, и тут же потянул с Никиты майку, прошептав ему на ухо: -Тогда ты тоже разденься. Никита послушно снял майку и, не отрывая от Женьки лихорадочно блестящего взгляда, развязал пояс халата и, медленно, словно открывая новогодний подарок, раздвинул полы в сторону. Провел взглядом, словно облизал, по обнаженному телу: накачанной груди с темно-розовыми торчащими сосками, кубикам пресса, бокам, вздымающимся от тяжелого дыхания, чуть дольше задержавшись на дрогнувшем под его взглядом животе и прижатом к нему члене, бодро и даже как-то вызывающе, торчащим из облака светлых курчавых волос. Довольно улыбнулся и, спустив с плеч халат, который, мягко скользнув по рукам, упал на пол, притянул Женьку к себе, надавив одной ладонью на поясницу, а другой между лопаток, и прижался в поцелуе к сухим губам. Женька заворочался, сопротивляясь и, привстав на коленях, отодвинулся немного, но поцелуй не прервал. Развязав шнурок штанов, попытался снять их с Никиты, но так как сидел на нем верхом, раздвинув ноги по бокам от его бедер, то у него никак не получалось не отрываясь от Никиты раздеть его, и Женька заворчал недовольно ему в рот. Никита, усмехнувшись, немного привстал, придерживая Женьку за талию и продолжая прижимать его к себе, а другой рукой немного приспустил штаны, дав возможность возбужденному члену вырваться наружу, тут же вжимаясь им Женьке в пах. От этого Женька довольно заурчал, словно сытый кот, и потерся стояком о Никитин член и напряженный живот, отпуская тормоза и отдаваясь на волю захлестнувшим с головой ощущениям. И увлеченный поцелуями, Женька вначале не заметил, как Никита скользнул рукой ему между ягодиц и погладил анус, осторожно надавливая на него пальцем. И тут же, даже не задумываясь, Женька двинулся навстречу ласкающему пальцу, от этого движения, проникшего в него, и хрипло застонал, содрогнувшись всем телом от удовольствия, пронзившего его насквозь. Продолжая увлеченно исследовать языком жаркий Никитин рот, Жека прислушался к своим ощущениям: от медленно двигающегося внутри него пальца, волны тепла расходились от ануса, ударяя в крестец и поясницу, и заставляя поджиматься пальцы на ногах. А когда Женька стал в такт движениям Никиты, трахать языком его рот, и Ники застонал протяжно, у Женьки просто сорвало крышу, и он не заметил, как стал насаживаться на его палец, зарываясь рукой Никите в волосы на затылке и дергая их нетерпеливо. И когда ощущение подкатывающего, но никак не наступающего оргазма стало просто невыносимым, Женька, оторвавшись от Никиты, зашептал ему в рот: -Ники, трахни меня. Пожалуйста. -Жека, ты правда хочешь? - глаза у Никиты горели, а дыхание сбивалось, но Жека был уверен, что несмотря на нестерпимое желание, которое сжигало Никиту, он остановится в любой момент, стоит только Женьке сказать. Но он не хотел останавливаться, единственное, что он хотел сейчас - член Никиты в своей заднице. -Я хочу, - хрипло подтвердил Женька. – Очень хочу. Давай. Опрокинув Женьку на постель, Никита, путаясь в штанинах, торопливо избавился от остатков одежды и лег между широко разведенных бедер. Целуя Женьку в губы, шею и ключицы, гладил по бокам, бедрам и ногам, целовал напрягшиеся соски и опять возвращался к припухшим губам. Потом, не глядя, потянулся к столу, подхватил какой-то тюбик и, размазав крем между раздвинутых половинок и по своему напряженному члену, стал погружаться в Женьку - осторожно, миллиметр за миллиметром, боясь причинить лишнюю боль. А тот, закусив губу и уткнувшись лбом в плечо Никиты, только постанывал еле слышно, стараясь отвлечься от дискомфорта начала проникновения. -Жека, ты как? Потерпи немного, малыш, - Никита взволновано шептал прямо в ухо и гладил Женьку по пояснице и ягодицам, стараясь отвлечь и уменьшить боль. -Ники, все хорошо, - горячее дыхание Никиты щекотало его влажную кожу, шевеля тонкие волоски на шее, и Женька, уже забыв о неприятных ощущениях, теперь хрипел от наслаждения, накатывающего волной, следом за отступающей болью, - все хорошо… двигайся… И стремился сам навстречу сильным толчкам, отдающимся глубоко внутри нестерпимым удовольствием, которое расходилось по всему телу радужными разводами, и от которого немели и поджимались пальцы. И стоило Никите накрыть рукой возбужденный член, сжимая и проводя по нему вверх-вниз, Женька закричал, забился, захлебываясь в накатившем оргазме. Никита продержался не намного дольше. Как только Женька кончил, судорожно сжимая мышцы, Никита захрипел и, выйдя из Женьки и несколько раз проведя по своему стволу, тоже кончил Женьке на живот, смешивая свою и его сперму. Теперь хриплые стоны и громкие крики сменились неразборчивым, горячечным шепотом послеоргазменной нежности и благодарности за полученное наслаждение, страстные прикосновения перешли в нежные объятия и мягкие поглаживания. Они целовались, качаясь на волнах уходящего удовольствия, вначале все еще страстно и нетерпеливо, постепенно успокаиваясь, и все нежнее и невесомее касаясь губ друг друга. Пока Женька не затих, устало привалившись к теплому боку Никиты, обняв его поперек талии и уткнувшись носом в шею, вдыхая такой знакомый и родной запах. Никита, обняв Женьку, ерошил его спутанные волосы, пропуская волнистые пряди сквозь пальцы и массируя голову, отчего Женька жмурился, блаженно прикрывая глаза. Другой рукой Никита гладил Женьку по обнаженному бедру, которое тот закинул ему на ноги, то всей ладонью проводя от ягодиц до колена, то задумчиво, только подушечками пальцев, обводя по контуру маленькие фиолетовые пятнышки, с каждым часом все явственнее проступающие на коже. Женька уже начал задремывать, когда его вырвал из сна тихий голос: -У тебя синяки на бедрах. Женька, моментально проснувшись, напрягся и шумно сглотнул, и, стараясь казаться равнодушным, небрежно ответил: -Я ведь упал с мотоцикла. Не дождавшись от Никиты других вопросов, Женька успокоился, решив, что его объяснениям поверили, и опять стал задремывать. А Никита молчал, не желая нарушать волшебство момента, но мучительная мысль, что точно такие же синяки оставил на Женькиных ногах Гор, в ту ночь, когда Лиза подсыпала в шампанское амфевитин, никак не оставляла его. Потом он тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами. -Ты стал много курить, - побеспокоенный его движением Женька сонно заворчал, с трудом приподнимая потяжелевшую от усталости голову. -Ерунда. Тебе кажется. Спи, - уложив Женьку обратно себе на плечо и вновь зарываясь пальцами в спутанные волосы, Никита опять вздохнул и, сунув в рот сигарету, прикурил, глубоко затягиваясь дымом, надеясь, что его горечь сможет перебить горький яд подозрений, отравляющих душу.