дышу;

Август прикоснулся к сентябрю, опаляя краешки листьев и кутая прохожих в дополнительный, но пока ещё тонкий, слой одежды; в меню уличных кафешек появляется глинтвейн, а на полках супермаркетов улыбающиеся тыквы и ведьмовские колпаки — первые мазки на осеннем пейзаже. В комнате стоит запах смородинового чая и свежей выпечки: имбирное печенье в форме звёздочки, присыпанное сверху сахарной пудрой одиноко лежит на тарелке, надкусанное лишь единожды — Чонгук еще не сдался. В следующий раз он обязательно принесёт то, что ему понравится. Тэхён больше не скрывает своего присутствия, находясь бок о бок с Чонгуком семь дней в неделю двадцать четыре часа в сутки весь последний месяц. Утром Чонгук первым делом выдавливает пузатые капсулы всех форм и размеров на ладонь — он научился за раз опрокидывать целую горсть таблеток в себя, не давая ни одной горькой пилюле встать поперёк горла (бесспорно полезное умение!), а потом садится за гудящий компьютер, несколько часов подряд выполняя мелкие онлайн-заказы, в основном связанные с версткой сайтов за чисто символическую цену или вообще бесплатно, чтобы забить портфолио, пока Тэхён ныряет в книги, пылящиеся на полках в чонгуковой комнате уже пару тройку лет, не пропуская ни одну, сегодня — «Сборник детских рассказов» Гаршина. После обеда они утыкаются в экран ноутбука, пересматривая подряд все фильмы, сериалы и мультики, которые только попадаются на глаза. — Посмотрим «ту сторону»? — по-прежнему избегает длинных предложений. «По ту сторону изгороди», заученный наизусть — хоть прям сейчас берись читать по ролям, не пропустишь и реплики — в третий раз только на этой неделе, потому что он хочет. — Конечно, — с улыбкой теплее какао с маршмеллоу возле камина в канун рождества. Чонгук не умеет отказывать Тэхёну и не собирается учиться. Глаза Тэхёна с упоением следят за Грегори, раскидывающим по лесу конфеты, глаза Чонгука за Тэхёном — неизменно и слишком правильно. Единожды взглянув так и не смог отвести взгляд. Тэхён с каждым днём всё больше походит на человека. Жемчужные волосы потемнели у корней до пепельно-русого, кожа набралась мелатонина, наливаясь бронзой, а на лице проступили едва заметные очаровательные родинки — под левым глазом и на кончике носа. И только серебристая неестественно переливающаяся, словно калейдоскоп, радужка служила отголоском чего-то запредельного. Желание коснуться сводит кисти, но Чонгук не смеет. Парень почти уверен, протяни он руку — и Тэхён просочится сквозь пальцы, рассеявшись таинственной дымкой, как самая красивая иллюзия, рождённая воспалённым мозгом. Слишком качественная и детальная, не оставляющая ни сознание, ни подсознание. За каких-то два с лишним месяца Тэхён успел заполнить собой всё — оставив дверцы шкафа за спиной перекочевал прямиком в чонгукы мысли, сны и строчки стихов пока не родившихся песен, осыпающиеся чёрными, синими, зелёными, а иногда и красными неразборчивыми буквами на все блокноты и тетради, что попадутся под руку. — Закончилось. Чонгук нехотя переводит взгляд на черный экран с белым перевёрнутым треугольником по центру. И правда. — Включить ещё что-нибудь? — Нет. Сыграешь на гитаре? — Что хочешь послушать? — фигуристый деревянный корпус уже на коленке под массивной пятерней. — Всё, что угодно, — подбирая к себе колени чуть склонив голову бок. Тихое пение струн из-под послушных пальцев с давно затвердевшими подушечками наполняет комнату, заставляя Тэхёна прикрыть глаза. — Красиво, — шепчет он, кутаясь в слишком большую рубашку кремового цвета в крупную шотландскую клетку. А Чонгук, словно в трансе, продолжает молча перебирать струны, создавая мелодию, рожденную по центру грудной клетки, не отрывая внимательного взгляда от существа напротив. Может, он околдован, может, окончательно и бесповоротно свихнулся, трудно сказать точно. Но кое-что известно наверняка. Чонгук влюблён.

***

«Уважаемый господин Чон Чонгук, уведомляем Вас о необходимости подойти в кабинет заведующего учебной частью в главном корпусе и подписать заявление об академическом отпуске не позднее...» — А разве ты уже не подписывал? — Подписывал, — бесцветным голосом без аппетита размазывая котлету по тарелке, — видимо, какая-то ошибка. Их или моя — теперь без разницы, ехать всё равно придётся, — несколько месяцев назад Чонгук бы всё отдал за возможность проветрить тело в некогда любимой столице, в одиночку прошатавшись по всем барам и паркам до самого утра, чтобы каждая улочка как следует отложилась в гиппокампе, но не сейчас. Сейчас — Тэхён. — Ну и замечательно. Может, уже и не нужно ничего подписывать, скоро и к учёбе вернёшься, — слова пропитаны улыбкой и надеждой, тяжёлый взгляд Чонгука — совершенно противоположным. Две недели назад парень услышал самое, по-настоящему, волшебное слово, какое только может услышать тяжело больной человек, подсказка — начинается на «ремис» заканчивается на «сия». Причин для расстройств попросту нет, дела идут настолько здорово, будто бы и не было этих страшных восьми месяцев — дурной сон, кошмарное наваждение, не более. Тогда отчего же Чон сидит за столом мрачнее тучи, никак не в силах запихать остатки, пусть и остывшего, но по-прежнему вкусного ужина? Ответ, опять же, прост до абсурда и даже не нуждается в озвучивании. — Всё может быть. Но пока рано об этом думать, — грубее чем хотел отчеканивает Чонгук, так и не доев несчастную котлету. Будучи ярым противником любого вида вранья, предпочитая горькую в самом чистом и неприукрашенном виде, Чонгук раздражался почти каждый раз, когда речь заходила о его будущем. Не скажешь же матери: «Мам, короче, раз пошлая такая тема, что мой организм решил не откидываться в ближайшие время, я решил плюнуть на учебу в университете, а начать работать на удалёнке перебравшись в какую-нибудь деревушку вместе со своим монстром из-под кровати, которого, кстати, зовут Тэхён!». План походит на настоящий бред сумасшедшего (так и есть?), но парень настроен серьёзно: помимо активного заполнения портфолио, Чонгук самостоятельно начал углубляться в дебри программирования, а Джин без лишних расспросов понакидал электронных книг, презентаций и лабораторных работ. Вернувшись в комнату, парень очерчивает взглядом прикрытый пледом силуэт, пока внизу живота вальсируют бабочки. Чонгук на цыпочках подходит к кровати и тихонько присаживается рядом с прикорнувшим Тэхёном, который стал чаще спать последнее время. Грудь плавно вздымается, а едва слышное сопение орошает спину мурашками, заставляя невольно протянуть руку к песочной коже щеки, но тут же её одёрнуть, когда длинные ресницы дрогнули чуть сильнее, распускаясь в серебристые бутоны с черной сердцевиной. — Прости, что разбудил. — Ничего. Я всё равно ждал тебя. Алые маки на скулах во всём цвету.