Обмануть человека

— По-моему, сейчас тебе стоит как раз-таки побыть настойчивым. — Произнес Хайкуань, не особо заинтересованным взглядом скользя по месячному отчету, который несколько минут назад положила на его стол секретарь.       Честно говоря, он терпеть не мог бумажную волокиту, связанную с деятельностью своей фирмы, поэтому госпоже Лян частенько приходилось заставлять его сидеть и перечитывать составленные документы (она фыркала каждый раз, когда он говорил ей: «Я верю вам на слово, моя дорогая, и нашим делопроизводителям тоже верю — они, в конце концов, под вашим руководством, — может, оставим это все и пойдем обедать? Я соскучился по вашим пельменям»). Поэтому, когда на его столе вместо желанного обеда появляются увесистые папки с скрупулезно отсортированными приказами, актами, контрактами, подшитыми делами и прочим, которые ему нужно прочесть, одобрить, поставить подпись, шлепнуть личную печать и еще бог знает что сделать, прежде чем, наконец, передать в архив, Хайкуаню хочется ныть. И позвонить Сяо Чжаню. Да, он знает, что, возможно, будет мешать ему работать, но иначе он не может перенести вычитку этого безобразия, в котором пару сотен страниц. Он ведь уже видел все эти бумажки, зачем ему снова сидеть над ними?! И его мало волнует тот факт, что, будучи адвокатом, он по долгу службы обязан заниматься разного рода документами. «Это другое!», — упрямо возражает он, когда госпожа Лян снова ворчит.       Собственно, конец октября принес ему очередную порцию ненавистных бумажек, поэтому он и позвонил Сяо Чжаню в надежде, что тот милостиво согласится выслушать его плач и скрасит время, проведенное за бесполезной, на его скромный взгляд, работой. Слово за слово (у Сяо Чжаня, к счастью, как раз был обеденный перерыв), они добрались до темы, которая была интересна Хайкуаню и удручала Сяо Чжаня. То есть женщины. И не просто женщины, а одна, очень даже конкретная. — Ты же сам предложил ей продолжить знакомство, так чего теперь ломаешься? — Я не ломаюсь. — Огрызнулся Сяо Чжань. Очень нервный сегодня Сяо Чжань.       Хайкуань оторвался от документа, который держал в руках, и уставился в стену, думая, почему друг может быть в не самом лучшем своем расположении духа. Он что, действительно достал его разговорами о Саре? Но Сяо Чжань ведь сам как-то с горем пополам признался в том, что она ему нравится. Ну, не то чтобы нравится… «Сносно» в устах Сяо Чжаня с некоторых пор считалось комплиментом для женщины. Он вовсе не страдал мизогинией (у него все-таки была дочь — прекрасная особа женского пола, и он любил ее больше жизни и был готов на все ради ее счастья): к женщинам относился уважительно, всегда был вежлив и учтив. Однако не любил, когда те посягают на его личное пространство. После развода Сяо Чжань и близко не подпускал к себе женщин, намекающих ему на отношения. Причина была проста: памятуя о том, какой была его молодая супруга, он невольно переносил все ее качества на других и до дрожи боялся, что женщины причинят боль его дочери.       Конечно, Сяо Янь ничего не помнила, потому что была слишком мала. Когда ее мать, хлопнув дверью, оставила Сяо Чжаня одного с младенцем на руках, Чжань даже не пытался возражать. Хайкуань осмелился бы сказать, что он был рад, что эта девушка больше никогда не появится в их с Сяо Янь жизни.       …Он любил ее. Очень долго. Отчаянно. Чисто и искренне. Страстно и нежно. Она предала его, даже не задумываясь. Он бросил ей в ноги все, что имел, а она в ответ, словно капризная маленькая девочка, злясь, растоптала все ей отданное. Уничтожила. Разбила в пух и прах. Сломала его, а чинить не взялась.       Сяо Чжань держался гордо: он все-таки мужчина. Но про отношения и думать забыл. Хайкуань точно не знал, но думал, что ночами тот не спал не только из-за плача маленькой дочки, но еще и из страха вернуться к тому, что было, пройти через весь кошмар, которым стала его жизнь, заново. Чудом было уже то, что он кое-как приспособился не считать Мэн Цзы И и Сюань Лу за врагов и без опасения мог оставить дочь с ними (потому что в самом начале казалось, что все, в женщинах он видел только разочарование). Но опять же: как только появлялась женщина, которая начинала флиртовать с ним, Сяо Чжань в момент забывал про джентльменство, и его холодное выражение лица отпугивало очередную кандидатку на место супруги и матери.       И вот так вовремя появилась Сара! Когда она позвонила Хайкуаню, сообщая о том, что решила окончательно перебраться в Китай (после университета она вернулась на родину, в Данию), в его голове щелкнуло: такая непохожая на бывшую супругу Сяо Чжаня, ненавязчивая, умная и спокойная Сара, которая ни за что не будет визжать при виде красивого мужчины, не станет вешаться ему на шею и, ко всему прочему, сможет позаботиться о ребенке (у Сары было два младших брата и сестренка), — вот, кто устроил бы Сяо Чжаня.       Цзы И, когда он поделился с ней наполеоновскими планами, закатила глаза и пихнула его в бок, пробормотав, что он дождется, когда Сяо Чжань просто не пустит его на порог собственного дома и запретит общаться с Сяо Янь. Риск, конечно, был, но в итоге он ведь свел их вместе! Ладно, пусть они не встречались, но Сяо Чжань хотя бы разговаривал с Сарой время от времени и однажды даже пригласил на ужин. Так что теперь-то не так? Почему Сяо Чжань снова противится?       Он задал ему этот вопрос, и друг фыркнул. — Я серьезно, Сяо Чжань. Что с тобой происходит? — Нормально все. — Я твое «нормально» отлично знаю. Что случилось? Вы с Сарой поссорились? — При чем здесь Сара вообще?! — Сяо Чжань повысил голос, но, видно, вспомнив, что он находится в учебном заведении, извинился перед кем-то и уже спокойно продолжил: — Мне кажется, она нравится тебе. Заладил: Сара и Сара, Сара то, Сара се. Может, сам пригласишь ее на свидание и перестанешь пудрить мне мозги? С каких пор моя жизнь должна вертеться вокруг Сары? — Тогда что с тобой? — Проигнорировав все вопросы, спросил Хайкуань, закидывая папку с документами на стол и вставая. Хватит с него на сегодня отчетов.       Сяо Чжань на вопрос не ответил. Мрачное молчание длилось больше минуты, и Хайкуань фоном слышал гомон студентов. Наверное, друг стоял в коридоре. — Эй?       Послышался тяжелый вздох, за которым снова последовало молчание. Хайкуань ждал, пока Сяо Чжань, наконец, не заговорил. Голос его звучал убито. — Я… Я не знаю, что мне делать с Ван Ибо! Я только что встретил его куратора, и он сказал, что в ректорат направили на рассмотрение запрос о его отчислении. — Боги, Сяо Чжань, ты до сих пор не успокоился? Сдался тебе этот пацан… — Хайкуань раздраженно оттянул галстук и покачал головой, когда с другой стороны послышалось упрямое цыканье. Точно такое же он получал в ответ каждый раз, когда говорил ему не вмешиваться: Сяо Чжань уже второй месяц тяжко вздыхал после пар в группе этого Ибо, неуверенно отмечая его в табеле посещаемости. — Он даже не в твоей группе. — Я его преподаватель. — Ты его даже не видел никогда! — Вот именно! Хайкуань, так же нельзя! Им всем наплевать, где он и что с ним. С его отцом никакой связи, матери плевать, где его носит, — нет, ну только вдумайся! — она даже не знает, где ее собственный сын. Ей плевать! А вдруг он болен? Может быть, у него серьезные проблемы? Или… — Не перебарщивай… — Пробормотал он, не слишком веря тому, что произносит его голос.       Но Сяо Чжань его, кажется, понимать не хотел. Он не находил себе места после того, как узнал о том, что парня действительно могут отчислить. В последнее время он только и слышал в университете, — что от преподавателей, что от студентов, — как парня клянут на все лады, но не мог понять, чем он заслужил такое отношение. Из-за прогулов? Они хотя бы выяснили, на самом ли деле он прогуливает? Нет! Плохо учился? Сяо Чжань заглянул в прошлогодний табель с оценками: у него блестящие знания, все экзамены сданы на высший балл.       Недавно мужчина виделся с господином И, который ушел из университета в июне, — в прошлом году он преподавал у Ван Ибо живопись. Когда Сяо Чжань рассказывал ему про студентов, чтобы потешить память старика, обмолвился о «негоднике Ван Ибо», который по непонятной причине напрочь игнорирует все его занятия вот уже второй месяц. Что он услышал в ответ от уважаемого преподавателя? Господин И горестно вздохнул и сказал, что мальчик губит свой талант, и преподаватели и студенты ему в этом активно помогают! — Ты представляешь? У него ведь, оказывается, море завистников… И ладно эти мелкие паршивцы, — их еще воспитывать и воспитывать, но преподаватели! Было бы кому завидовать — они насели на ребенка! Это взрослые люди? Я даже пойму, если он прогуливает, потому что ему противно находиться в этом гадюшнике (его же, наверное, просто затравили!). Мне же совесть не позволит оставить все так…       Лю Хайкуань слушал гневную тираду и понимал, что Сяо Чжань в общем-то прав. И одновременно с этим не прав. Нет, ну действительно: какое ему, Сяо Чжаню, дело, где носит этого студента? Мельком в голове пронеслась с укором следующая мысль: возможно, именно потому, что никому нет до него дела и никто по-настоящему о нем не беспокоится, Ван Ибо и не ходит на занятия. Хайкуань знал, что больше открытой ненависти Сяо Чжань терпеть не мог показное игнорирование на почве черной зависти, злые проказы исподтишка и тихое, мелочное перешептывание за спиной, — то, с чем самому Сяо Чжаню пришлось столкнуться еще в школе, и точно то же самое сейчас ему приходилось наблюдать в университете, будучи преподавателем.       Проблема была в том, что теперь завидовали не Сяо Чжаню, соответственно, ему не нужно было ни о чем волноваться. Он мог продолжать жить своей жизнью, как и все остальные преподаватели. Ну, подумаешь, отчислят из университета очередного студента! За дело ведь отчислят: какими бы не были обстоятельства, на занятиях парень действительно не присутствовал, оправдательный документ предоставлен не был, а, значит, устав учебного заведения он нарушил.       Хайкуань не верил в то, что основная масса преподавателей убивается по такому поводу. Наверняка забывают о своих учениках сразу же после работы — кому надо думать о ней двадцать четыре часа в сутки? По крайней мере, если бы этим занимался Хайкуань, его бы еще пару лет назад вежливо попросили подлечиться в специализированной больничке.       Но Сяо Чжань всегда очень тяжело переживал проблемы учащихся. Еще работая в школе, он привык заботиться о своих подопечных, потому что дети постоянно липли к нему (невольно начинаешь чувствовать ответственность за собственный авторитет). И скорее всего сейчас его не волновало то, что в университете студентам вовсе не требовалась постоянная опека, — считайте это частью его натуры; Хайкуань относился к этой черте Сяо Чжаня скептически, ведь создавалось впечатление, что он жить не сможет, если не взвалит на себя подобные хлопоты. Возможно, в этом он видел выход своим собственным чувствам или просто глушил их, подменяя на чувства других людей, нуждавшихся в нем, — Хайкуань не имел понятия, что творилось в его голове в такие моменты. Это было досадно, ведь он даже не мог его нормально поддержать. Как ему помочь? Что он должен сделать? Станет ли Сяо Чжаню легче, если Хайкуань просто согласится с ним? Возможно, в этом и был весь смысл, иначе какой из него друг? Хотя Лю Хайкуань все еще предпочитал словам действия…       Он вздохнул, подняв голову к потолку, и выдавил из себя: — Ладно. Если хочешь, я попробую его поискать. Есть у меня пара нужных знакомых. Хотя я и не уверен, что из этого что-то выйдет. Если этот твой Ван Ибо нигде не светился, то на результат особо не рассчитывай. — Боже, да я молюсь, чтобы он нигде не светился. Эти твои базы — сущий кошмар. — Проворчал вмиг подобревший Сяо Чжань.       Ему даже не столько нужна была помощь, сколько заявление о том, что Хайкуань готов ему помочь. Это только укрепило его веру в собственные решения и установки. Сяо Чжань знал, что другу не нравился этот его извечный альтруизм (особенно в ущерб себе самому), однако тот уважал верность выстроенным идеалам. — Хотя, найдись он по твоим каналам, это избавило бы меня от мыслей о том, где его еще искать, но я все-таки очень надеюсь, что ребенок в твои базы еще не попал. И не попадет в будущем. — Сяо Чжань, ты же помнишь, что ему двадцать лет? — Усмехнулся Хайкуань. — У вас всего лишь восемь лет разница. — Целых восемь. — Исправил его друг. — Пожалуйста, только не надо снова говорить мне о том, что ты уже дряхлый старик. — Пока еще нет. Я не могу себе позволить заслуженный отдых, потому что моя дочка слишком мала для заботы о своем старике. — Вот ведь засранец! — Возмущенно вскричал Хайкуань и тут же понизил голос почти до шепота, испугавшись, что госпожа Лян уличит его в отлынивании от важных дел: — По нему сохнет половина университета, а он что-то плетет мне про свой возраст! — Иди уже работай. — Цокнул Сяо Чжань, раскусив его, и, игнорируя шипение друга, отключился.       Вздохнул, зажмурился и размял затекшую шею, после чего бездумно уставился в лестничный пролет ниже, опираясь на ограждение, установленное на третьем этаже. С ним кто-то здоровался, вроде бы даже позвали по имени, но он был так глубоко в своих мыслях, что все пропускал мимо ушей. Раздражение, которое съедало его после разговора с куратором Ван Ибо, слегка улеглось, но неприятный осадок остался. Дело было даже не в мальчике: Сяо Чжань просто не переваривал этого типа, которому — он был уверен — случайно выдали диплом, в котором написано, что он может работать преподавателем. На кой черт ему дали кураторство, он тоже не знал: организационные моменты в группе Ван Ибо всегда решал Сяо Чжань, потому что однажды выяснил, что ребята узнают все самые важные объявления последними либо от него, либо от других студентов. Да и то, с каким презрением о нем отзывались дети, наводило на определенные мысли.       Сяо Чжань мог сколько угодно причитать, что университет с некоторых пор берет на работу кого попало, но, в конце концов, остальной преподавательский состав это волновало в последнюю очередь, поэтому он вряд ли бы нашел человека, который был бы с ним солидарен. Возможно, старый преподаватель живописи, господин И, поддержал бы его, но тот уже почти пять месяцев как вышел на пенсию.       За своими невеселыми мыслями Сяо Чжань даже не услышал звонка с обеденного перерыва: очнулся, когда кто-то, пробегая мимо, пихнул его в бок и, на ходу проорав извинения, понесся дальше по коридору. Преподаватель покачал головой и двинулся в сторону своего кабинета. Разговаривая с Хайкуанем, он забрел слишком далеко, поэтому едва не заблудился в родных стенах, пока нашел нужное крыло. Он был слишком рассеянным сегодня. Возможно, поэтому он несильно торопился на собственную пару. Кстати, пара стояла в группе Ван Ибо. Вспомнив об этом, Сяо Чжань вновь помрачнел. Что ему следует ожидать сегодня? Стоит ли хотя бы капельку понадеяться на то, что Ван Ибо — его головная боль — явится на занятия?       «Да пусть хоть просто на глаза покажется…», — подумал он в слепом, бессильном отчаянии и, остановившись посреди коридора, спрятал лицо в ладонях и едва слышно простонал. Хотелось отдохнуть или хотя бы выкинуть из головы мысли, не дающие ему спокойно работать.       Он усмехнулся, вспомнив, как кто-то из ребят недавно ворчал, жалуясь на то, что все преподаватели — бесчувственные монстры, которым не нужно ничего, кроме выполненных студентами проектов, сданных рефератов и обширных знаний, которыми они изо дня в день пытались набить пустые юные головы. Сказал бы сейчас Сяо Чжань тому умнику, как ему хочется пропустить собственное занятие и уйти домой. Поспать пару часиков, забрать дочку из садика и сводить малышку куда-нибудь на прогулку, а после вместе готовить ужин и не думать ни о каких проектах и рефератах, студентах, которые ни во что не ставят «роботов-преподавателей», и нервирующих взглядах коллег. Но, к сожалению, руководство вряд ли разделяло его мнение, и у него все еще были обязанности. Поэтому необходимо было взять себя в руки и идти работать. Даже у него бывали дни, когда он себя заставлял. И вовсе он не робот.       Сяо Чжань помотал головой, похлопал себя по щекам и уже было сделал шаг, как громкий звук удара двери о стену заставил его вздрогнуть и замереть на месте. Из мужского туалета, что был в каком-то метре от него, с руганью вывалились два крупных парня. — Я тебе говорил, что с него хватит! — Тот, что был пониже, со злостью толкнул своего широкоплечего приятеля, и парень едва удержался на ногах, развернулся к нему, явно намереваясь дать сдачи, прошипел: — Ах, это ты мне говорил?! Что же ты на него тогда первый полез, идиота кусок?!       Ему уже собирались ответить с не меньшей горячностью, как взгляд студента зацепился за стоявшего недалеко от них Сяо Чжаня, который все еще не пришел в себя от резкости и внезапности громких звуков. — Валим отсюда. Быстро!       Оба подорвались с места прежде, чем мужчина успел хоть что-то произнести, и первым порывом Сяо Чжаня было догнать непутевых мальчишек, которые припустили по коридору и очень скоро скрылись с его глаз: преподаватель успел сделать всего три шага, двигаясь инстинктивно, в ответ на дерганое поведение учеников. Сяо Чжань нахмурился, и его взгляд упал на распахнутую дверь мужского туалета.       Как там говорится? Сердце пропустило удар? У Сяо Чжаня оно будто бы подскочило и с размаху ухнуло вниз, да так и не вернулось обратно, отказываясь гонять кровь по телу, — внутри все похолодело. Дыхание замерло, и он на дрожащих ногах ринулся внутрь туалета, падая на грязный пол, рядом с распластанным телом.       …Юноша лежал навзничь, в глаза сразу бросились страшные кровоподтеки и разбитые, кровавые губы. Сяо Чжань протянул руку, но понял, что пальцы его не слушаются, — он боялся коснуться изувеченного лица. Из головы разом вылетело все, чему его учили: от шока он не мог сосредоточиться и понять, что делать и как помочь. Он мог только беспомощно глотать так необходимый сейчас воздух и с ужасом вглядываться в измученные черты красивого лица.       Внезапно парень со стоном пошевелился. Его густые брови болезненно сошлись, и он попытался приподнять голову с холодной плитки пола. Сяо Чжаня будто током ударило, и он все теми же дрожащими руками придержал парня за плечи, после чего подложил одну ладонь ему под голову. — Не двигайся. — Он удивился тому, как ровно, даже невозмутимо, прозвучал его голос.       Юноша медленно открыл глаза, но тут же зажмурился от света лампы на потолке и снова застонал от боли, что прошила его тело. Попробовал пошевелить рукой и сдавленно зашипел: — Проклятье… — после чего закашлялся, и в уголке его губ проступила кровь. Она же пошла носом. — Господи, только не это… — Пробормотал Сяо Чжань. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего приподнял истерзанный свитер с рваными краями, мучительно скривившись при виде синяков на теле, ощупал грудь и ребра, слегка надавив, и, не услышав криков и надрывного кашля, настолько аккуратно, насколько мог, приподнял парня, придерживая его голову. — Садись. Давай, ребенок, иначе захлебнешься собственной кровью.       Вряд ли юноша понимал, что он говорил, да и, похоже, тело его было искалечено так сильно, что совершенно его не слушалось. Благо, он не начал вопить от боли, когда сел, — значит, отделался ушибами. Сяо Чжань почти невесомо придерживал его макушку, наклоняя немного вперед. — Дыши ртом. Ты меня слышишь?       Второй рукой он зажал парню ноздри, с содроганием осознавая, что кровь потекла по его запястью. Его ничуть не беспокоила испорченная белоснежная рубашка: испуг пронзил его голову от большого количества крови. Парень, кажется, немного пришел в себя, или же его отрезвило то, что ему перекрыли доступ к кислороду, поэтому он машинально открыл рот и хрипло, тяжело вдохнул. Проморгался и бессмысленным взглядом уставился в пол. — Ты меня понимаешь? Ты слышишь, что я говорю? Как тебя зовут?       Парень сглотнул и снова закашлялся, согнувшись, и гримаса появилась на его лице, поэтому Сяо Чжань насильно заставил его выпрямиться и опереться на себя. — Ван… Ван И-… Ибо… — Просипел парень, а Сяо Чжань второй раз за несколько минут ощутил, как холодеет от ужаса.       Обессиленный, он опустил голову и спрятал лицо в выкрашенных в синий, торчащих во все стороны волосах юноши, горестно выдохнул, прикрыв глаза и задавшись вопросом, почему хоть единожды судьба не может позволить ему избежать сложностей. Ван Ибо в его руках дернулся, и мужчина очнулся, мысленно ругаясь, что позволил себе расклеиться. — Ибо… очень больно?       Парень что-то мрачно промычал и резко извернулся в руках преподавателя, попытавшись подняться, но неудачно поставил левую руку и, вскрикнув, завалился назад. — Осторожно! — Сяо Чжань, которому чудилось, что он сам сейчас грохнется в обморок, не выдержав переживаний, поймал его прежде, чем Ибо ударился головой о плитку. Задал равновесие, обхватил ладонями его голову и заставил смотреть на себя. — Не дергайся! Хочешь себе еще синяков прибавить? Я ничего тебе не сделаю, так что сиди смирно.       Парень поплывшим взглядом проследил за ним, рвано выдохнул. Кровь снова пошла носом, и Сяо Чжань в панике наклонил парня вперед, но тот упрямо вздернул голову вверх. Поморщился, но глаз от мужчины не отвел. Сяо Чжань даже растерялся под его твердым и полным безрассудной уверенности взглядом. Внезапно Ван Ибо растянул свои разбитые губы в улыбке, — со свежей кровью на подбородке она смотрелась довольно жутко, — и, собрав последние силы, прошептал: — Похожи…       Сяо Чжань недоуменно вскинул брови, но переспрашивать ему было некогда: парень, покачнувшись, упал ему прямо в руки без сознания. — Ибо?.. ИБО!!!