***
— Киллуа, что ты делаешь? — добродушно пожурила его Мито, когда сорок минут спустя она встретила его на кухне наедине со своими страданиями, жареными яйцами и беконом. — Тебе не нужно было готовить завтрак. Разбудил бы меня лучше. Он спокойно улыбнулся, отчаянно пытаясь найти какую-нибудь другую причину, почему он встал на рассвете, кроме как: «Я не мог спать, потому что меня разбудило сообщение от любимой подруги о том, как она рада будет встретиться с моим несуществующим парнем на своей свадьбе». И чтобы, вдобавок, обойтись без неловкого: «И да, она думает, что это ваш сын». И без совершенно унизительного заключения: «Еще мне кажется, что Джин Фрикс обо всем каким-то образом догадался, потому что он гений». Он остановился на причине, настолько близкой к правде, насколько это было возможно без того, чтобы углубляться в эмоциональные детали, и выкрутил обаяние на максимум: — Без проблем, тётя Мито. Я проснулся из-за разницы во времени. Надеюсь, вы не против. В конце концов, завтрак — это всё, что я умею готовить. — Конечно, не против. Ты немного помог, — женщина улыбнулась, морщинки возле глаз говорили о горе и усталости. — Он, — она надавила на это слово в раздражении, — приехал гораздо позже, чем ожидалось, и я… не выспалась. — Йо, Мито, — словно по сигналу послышался голос снизу, — завтрак готов? Я умираю с голоду. В груди Киллуа расцвёл совершенно новый цветок беспокойства. Там уже начал образовываться целый сад. — ЧЕРТ, ДЖИН ФРИКС, ПОДОЖДИ, ПОКА ТВОЙ СЫН ВСТАНЕТ! — Мито закричала так громко, что задрожал дом. От неожиданности Киллуа уронил лопатку, но успел подхватить ее ногой до того, как она упала на пол. — Ну, — фыркнул Джин, — теперь-то он точно проснётся. — Шаркающей походкой он спускался вниз по лестнице, давая Киллуа возможность впервые по-хорошему разглядеть человека, ради которого он объездил полмира, но ни разу не встретил. Он был… маленьким. Чуть ниже и гораздо тоньше, чем Гон. Если по его манере горбиться и ворчать можно было судить о характере, то отличались они не только по росту. Киллуа знал, что Леорио занял место Джина в Зодиаках под именем Кабан, и хотя ни он, ни Джин не изменяли внешность, чтобы походить на животных, было понятно, что Джину как никому другому подходила эта кличка: щетина, колючки и грязь — на взъерошенных волосах, на подбородке, заляпанном темными пятнами, на смехотворно волосатых босых ногах. Киллуа видел Гона с головы до ног покрытого грязью, и даже тогда он не мог сравниться со своим отцом. Но главное — Киллуа не чувствовал никакой исходящей от него силы. Если бы он не знал, что Джин был одним из самых умелых пользователей Нэн в мире, то мог бы подумать, что это беспомощный бродяжка, который случайно забрёл в безупречно чистый дом Мито. Отношение Мито к Джину не противоречило такому предположению. — Джин, — она подняла надменно голову, возмущённая одним лишь его существованием. — Это Киллуа. Лучший друг Гона. Я уверена, что Гон сам хотел вас друг другу представить, но так как ты пришёл поздно, это уже не важно. — Ты ведь Золдик, да? — он пропустил мимо ушей выпад Мито и настороженно осмотрел Киллуа. Он вёл себя так, словно бы их встречи утром не было, и это напрягало Киллуа ещё больше. Оба знали, что в любой момент Джин мог использовать против Киллуа подслушанный разговор. Киллуа кивнул, засунув руки в карманы. — Ты, должно быть, крут, — протянул Джин. — Не просто покинуть такую семью. — Полагаю, тогда у нас с вами есть что-то общее, — прохладным тоном ответил Киллуа, подбросив лопатку пальцами ноги и поймав ее прямо над плечом. Предполагалось, что он познакомится с этим человеком, но сам того не желая, он оказался втянут в своеобразный психологический поединок. Похоже, Мито было все равно. Более того, она была неописуемо довольна. Джин прокашлялся: — Да, да, я был дерьмовым отцом, ты первый это заметил, поздравляю. Громкий стук на втором этаже остановил Мито от дальнейших замечаний. — Он сейчас надел ботинки и будет здесь через тридцать секунд. — Киллуа снова занялся завтраком. Быстрым движением он убрал последний кусок бекона с лопатки и принёс на стол, положив на тарелку с остальной едой. — Если вы покажете ему, что успели возненавидеть меня, то во время завтрака я беззвучно и неоднократно уколю вас в места, где будет больнее всего. Из Мито вырвался короткий, похожий на детский, смешок. А потом Гон вихрем влетел в комнату, и они сели за стол. Набив рот беконом, Гон начал ныть. Хотя Киллуа не привык слушать его голос в столь низком регистре, спутать хныканье Гона с чем-то другим было невозможно. — Ауу, стой… вы уже знакомы? Киллуа, ты же знаешь, что я сам хотел вас друг другу представить! — А ч-что мне оставалось делать? — выпалил он. — Притвориться, что его здесь нет, до тех пор пока ты не поднимешь с постели свою ленивую задницу? — Киллуа не следует ругаться перед тетушкой Мито, — пожурил его Гон между поглощением яиц. Джин усмехнулся, запихнул в рот невозможное количество риса, а затем обьявил: — Если я правильно помню, первое слово Мито было «черт». — Джин! — Да ладно, Мито! Наши папаши работали на рыбацких лодках. Пансиона для благородных девиц на острове тоже не было. Мито запыхтела от гнева, но все же Киллуа заметил, что в присутствие Джина она становилась кем-то большим, чем тенью самой себя, которой она была до завтрака. Несмотря на жалобы с ее стороны, в компании двоюродного брата она если не чувствовала себя лучше, то хотя бы отвлекалась. Насколько Киллуа удалось понять, Джин не приезжал, когда умерли родители Мито и даже когда его отец пропал без вести в море. Интересно, что же привело его домой в этот раз. — Сказывалось, наверное, твоё плохое влияние, — надулась она, взяв контроль над собой. — Гон вырос превосходным джентельменом. Джин широко улыбнулся, невзирая на то, что между зубами застряла не пережеванная еда. — Вы ужасны, — Киллуа закатил глаза. К еде он почти не притрагивался: с тех пор, как позвонила Аллука, желудок словно в узлы скрутило. Он попытался выдать свою тревогу за усталость после дороги, но, находясь в компании двух сверхпроницательных людей и одного чудика, который в самое неподходящее время оказывался чуть ли не экстрасенсом, Киллуа не надеялся, что его план сработает, как надо. Разумеется, все присутствующие, как и он сам, были заняты своими мыслями. Ближе к концу завтрака за стол медленно опустилось тяжелое молчание, сменив собой прежде весёлую атмосферу. Все вспомнили, зачем они вообще собрались. Мито начала убирать со стола, а за ней встал и Гон. Он подошёл к раковине и включил воду, чтобы помыть посуду. Киллуа, не спросив, присоединился к нему, взял полотенце и принялся вытирать каждую тарелку. Благодарная улыбка Гона стала лучом света среди уныния, но и ее было недостаточно, чтобы разбить тишину. — Вам нужно одеться, мальчики, — пробурчала Мито, когда они почти закончили. Киллуа порывался было возразить, что им не составит труда доделать свою работу, но Гон охотно с ней согласился. Киллуа предположил, что Гон лучше него знал, что нужно Мито, и промолчал. Когда они поднимались по лестнице, резкий звук швыряемых тарелок почти перебивал ее тихий плач. Но не совсем. Они остановились в старой комнате Гона, которая сейчас, когда ее заняли два взрослых мужика, стала казаться ещё меньше. Когда они поднялись наверх, Гон настоял на том, чтобы Киллуа сходил в душ первым, пока не закончилась горячая вода. Если Гон что-то решил, спорить с ним бесполезно, так что Киллуа быстро помылся и вернулся в комнату, чтобы уступить место Гону. Он долго простоял в одних трусах, пытаясь решить, что надеть из двух вещей, которые привёз с собой. Несмотря на то, что свои ранние годы он провёл в изучении семейного дела, он никогда не посещал похороны. Во время похорон Нетеро он дежурил в больнице возле кровати Гона, и с тех пор ему удивительным образом везло не сталкиваться со смертью знакомых людей. Находясь в полном неведении, что было уместно в таком случае и не желая показывать неуважение к традициям острова, он решил подождать и спросить Гона. Он так и стоял в боксерах, просовывал голову в майку, когда дверь распахнула чья-то загорелая нога, а потом показался сам Гон. При его виде Киллуа застыл, не до конца натянув майку на плечи и грудь, так и остался стоять в неуклюжей позе, наполовину одетый. Хотя с момента их воссоединения прошло несколько недель, все это время они путешествовали в компании Аллуки. Чтобы не смущать ее, Гон всегда переодевался в ванной во всех отелях, где они останавливались. Но сейчас, когда Аллуки рядом не было, стало очевидно, что у Гона осталось столь же мало скромности, сколько было в двенадцать лет. Одним полотенцем, белым и пушистым, он вытирал обвисшие волосы, другое низко повисло у него на бёдрах. Крошечные струйки воды стекали по груди, прямо по широкому массиву его… Чтобы не потерять способность здраво мыслить, Киллуа натянул до конца майку и силой заставил себя уставиться в стенку. Он знал, что ему не хватало непринуждённости. Что Гон заметил его внезапное суматошное движение. В любую секунду он мог спросить, что случилось, и Киллуа понятия не имел, что ответить, так как его застали врасплох. И это было глупо, на самом деле. Что он ожидал от человека, одержимого стремлением стать сильнее? Любой, кто тренировался бы настолько же упорно, оброс бы мышцами. Он сам — не очень, но его мама имела телосложение, как у ивы, что он явно у неё позаимствовал. Что касается физических данных Гона, его биологическую мать природа определенно не обделила. Но все это не имело значения, потому что Киллуа и секунды не собирался позволять себе мучиться по поводу того, каким… видным Гон стал, тем более признаваться в этом вслух. Его спас стук в дверь. — Эй… хм, — хриплый голос непрошеного гостя заглушала толстая деревянная дверь. — Можно войти? Не спросив у Киллуа, нужно ли ему надеть ещё и штаны, Гон выкрикнул своё согласие, и Джин отворил дверь. Он заговорил сразу же, как будто не раз отрепетировал свои слова. Вопреки всякой логике, Киллуа был убеждён, что подслушанный Джином ранее разговор вновь всплывет. Оказавшись между Джином и Гоном, который выглядел таким… красивым, он подумал о том, чтобы использовать скорость молнии, выпрыгнуть из окна и сесть на первую отплывающую с острова лодку. — В общем, такое дело, — заговорил непричесанный отец, — у меня нет другой одежды кроме этой. — Он показал на тунику в стиле Курапики, у которого выдался очень плохой день, и комбинезон. — …И я хотел спросить, можно ли мне… — Джин покосился на сына и замолчал, осознав ту же самую вещь, что и Киллуа. Гон погладил подбородок, так и оставаясь в одном полотенце. Краем глаза Киллуа заметил, что оно начало свисать. Гон оценивающе оглядел отца сверху вниз и озвучил горькую правду: — Хм… извини, Джин, но думаю, ты не влезешь в мою одежду. Его запущенный отец сгримасничал, то ли из-за нежелания столкнуться с гневом Мито, то ли из-за отвращения к тому, насколько миниатюрным он выглядел на фоне своего гораздо более мускулистого сына, Киллуа точно не знал. Но не успел он понять, в чем причина, как глаза Фрикса-младшего зажглись от неожиданной идеи: — Но ты бы влез в одежду Киллуа! Киллуа схватился за жилетку своего костюма за сто тысяч дженни, что он взял с собой, и прижал к груди, но Гон продолжал, не заметив его терзаний: — Если Джин подогнёт штанины и рукава, то может сработать. По крайней мере, они не будут болтаться, как мои. «Иди в свою плоскую задницу» он, конечно же, не сказал. Киллуа развернулся всем телом, будучи вне себя от раздражения настолько, что голый Гон его уже не смущал: — Гон! Я на шесть дюймов выше него! Он… — «просто нереально грязный» —… смешно будет выглядеть с закатанными штанами. — Джин носит сапоги, — простодушно добавил Гон. — Он может спрятать туда штаны и закатать рукава до локтей. Никто не заметит, что они слишком длинные. Киллуа издал неодобрительный звук. — Естественно, — Гон ухмыльнулся, — Джину надо сходить в душ, перед тем как прикасаться к вещам Киллуа. Судя по протяжным воплям, что заполонили дом несколькими минутами позже, Гон использовал последние остатки горячей воды.***
— Когда мне было шесть лет, прабабушка подарила мне удочку и научила ловить рыбу, — живо начал Гон, хотя он явно нервничал. — Она сидела у воды очень тихо, и рыбы смелели. И ловила она их так быстро, что я думал, они сами шли на крючок. Она оставляла только средних, чтобы мелкие смогли вырасти, но также расстраивалась, если вытаскивала больших из воды, где они так долго прожили. Гон стоял рядом со скромным сосновым гробом Абе и открытой могилой, которую он вчера вечером на глазах Киллуа выкопал в местной твёрдой земле. Небольшое кладбище располагалось на одном из самых живописных утёсов, и от близости к океану ветер трепал волосы на его голове. На нем не было костюма — вряд ли он у него имелся — только чёрные брюки и темно-синяя, застегнутая на пуговицы, рубашка с закатанными рукавами. Другие скорбящие были одеты в похожей манере, в простую строгую, тёмную одежду, что сгодилась бы и для того, чтобы подоить корову после поминок. — Абе Фрикс была хорошим человеком, — продолжал Гон. Он почти не плакал, но лучи заходящего солнца высветили в его глазах непролитые слёзы. — Честной и смешной, и делала самый лучший хлеб из всех, что я пробовал. Она не боялась помогать людям, даже когда они того не слишком заслуживали. Когда мой дедушка и двоюродные бабушка с дедушкой умерли, ей, должно быть, было очень грустно и одиноко, но это не помешало ей вырастить самую замечательную женщину в мире. Киллуа взглянул на Мито. Она отчаянно краснела сквозь слёзы. — Я не слишком силён в речах, но я любил свою прабабушку и буду по ней скучать, — Гон замолчал, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и слёзы, что скопились в глазах, покатились по щекам. — Как и вы все. Кенджи, я знаю, что вы любили вместе с ней чинить сети по утрам, когда все уходили в море. Ноко, я видел, как вы работали над лоскутным одеялом — это здорово. И Оли, я слышал, что она помогала тебе организовать школу. У каждого из нас с уходом Абе образовалась пустота в душе. Но я считаю, что это хороший знак, что человек действительно прожил хорошую жизнь, так? То, что все будут по ней очень скучать. По крайней мере, я так считаю. В общем, теперь, когда я заметил эту пустоту, вместо того, чтобы зацикливаться на ней, я буду вспоминать о счастье, что испытывал, когда пустота была заполнена. Спасибо всем, кто пришел. Гон отошёл от гроба и направился к Мито. Он крепко обнимал ее, пока она тихо вытирала глаза, казавшись в его руках крошечной. Вокруг них обнимались, вытирали глаза и сморкались в носовой платок друзья и соседи. Киллуа отчаянно моргал, чтобы сдерживать слёзы. Он был знаком с Абе всего несколько дней, будучи ещё ребёнком. Вести себя так, словно он хорошо знал эту женщину, перед теми, кто был с ней близок, было бы оскорбительно. Но сложно смотреть на столь искреннюю скорбь по действительно доброму человеку и совершенно ничего не чувствовать. Быть единственным человеком, одетым в костюм-тройку на деревенских похоронах, и в качестве гостя человека, которого он не видел пять лет, неуютно само по себе. Стоящий рядом нечистоплотный и дерганный Джин Фрикс, небрежно разодетый в одежду Киллуа, только ухудшил ситуацию. Будучи человеком со стороны, Киллуа не знал, что ему позволялось чувствовать, а что — нет. Вся ситуация, словно по заказу, была подстроена так, чтобы он максимально ощущал себя не в своей тарелке. Или была бы, если бы он хотя бы на секунду оторвал взгляд от Гона, чтобы ощутить какое-либо беспокойство. — Йо. Прямо за спиной, из ниоткуда, возник Джин, и Киллуа стиснул зубы, чтобы не подпрыгнуть ненароком в воздух. Прямо перед ними торжество бурлило вовсю. Чуть ли не каждый был пьян, танцевал, смеялся, а то и делал всё одновременно. Он заметил, что и Джин пахнул скисшим пивом, что в данном случае было кстати. — Не пролейте пиво на мою одежду, — буркнул Киллуа, не сводя глаз с торжества и ощущая себя полным чужаком. Толстая пачка купюр по десять тысяч дженни появилась в поле его зрения. — Теперь это моя одежда, так что отстань, — старик зевнул. — А ты та ещё заноза в заднице, знаешь? Я тебя не виню, так как ты не можешь даже напиться на поминках, но попробуй больше расслабляться. — Вы заметили? — как можно равнодушнее сказал Киллуа, но голову повернул. После похорон Джин пропал на несколько часов и вернулся только сейчас. На подбородке темнела щетина, которую Мито заставила его сбрить, а рубашка Киллуа явно стала менее пригодной для носки. Не хотелось бы знать, как этот человек проводил своё время. Киллуа распрощался с одеждой и взял деньги, что было в разы больше реальной стоимости, запрятав их в нагрудный карман пиджака. — Ты воняешь, как винный завод, но твои глаза такие же ясные, какими они были сегодня утром, и все тело напряжено, — объяснил Джин уставшим тоном человека, которому надоело расписывать свои до неприличия точные наблюдения перед идиотами. — Предположу, что ты выработал устойчивость к алкоголю очень, очень давно. Обычно она слабеет со временем, но у тебя, должно быть, ещё и гены сказываются… — Понятно, — в раздражённом согласии Киллуа поднял свой пятый стакан виски за прошедший час. Не сказать, чтобы он не любил отца Гона. Он не считал себя в праве судить плохих отцов. Но независимо от того, был ли Джин ужасным отцом или нет, Киллуа не нравилось, как тот мог видеть насквозь каждого, и его самого тоже. И ему действительно не хотелось обсуждать свою семью с человеком, столь некомпетентным в семейном вопросе. — Почему бы вам не пойти поприставать к Мито? Вы же больше пятнадцати лет не виделись? Джин пожал плечами и показал на толпу гостей перед ними. Число гостей увеличилось, и большая часть из них увлечённо скакала вокруг костра в каком-то шустром народном танце. В центре хоровода была Мито и покрытый татуировками рыбак лет пятидесяти, который крутил ее, как маленькую девочку. — Кажется, ей сейчас не до меня. Да и все равно я сваливаю. Киллуа повернулся всем телом. — Тогда почему вы заговорили со мной? Не лучше ли вам поговорить с Гоном? Он же ваш сын и… — Гон хотел, чтобы я встретился с тобой, — перебил его Джин, со сдержанным вниманием наблюдая за сыном. Интересующий его молодой человек выписывал сложные пируэты с единственной девушкой старше пятнадцати и младше тридцати лет. — Что я и сделал. Про разговоры по душам с ним самим Гон ничего не говорил. Киллуа пристально смотрел, как Гон поднял девушку и перекинул ее через плечо. Она была миленькой — длинные рыжеватые косички, ямочки на щеках. Интересно, кто она. Они вместе росли? Она сказала что-то, от чего Гон рассмеялся, и Киллуа нечаянно сорвал горлышко с бутылки, которую держал в руках. — Я думаю, что если кому и нужно поговорить с Гоном по душам, так это тебе, Золдик. Джин исчез до того, как Киллуа смог послать его куда подальше. Сначала сестра, теперь это. Они все с катушек слетели. Он очень, очень хотел напиться. Девушка начала танцевать с другим человеком достаточно быстро, а вот Гон выбирался из толкучки минут десять. Когда он, наконец, сделал это, то, пересекая пляж, споткнулся о собственные ноги. Его прежде аккуратный костюм потрепался, рубашка наполовину расстегнулась и вымокла от пота. — Киллуа! Почему ты не танцуешь? — его голос звучал громче, чем обычно, и он во второй раз споткнулся о ноги. — Ты пьян! — не веря своим глазам, выпалил Киллуа. Гон положил голову к нему на плечо и поднял взгляд. Его лицо раскраснелось от алкоголя и активных телодвижений, и это было… — Конечно, пьян! — он широко улыбнулся. — На поминках все напиваются! Правила такие! А ты почему нет? — Я не могу, идиот. Алкоголь — это яд. На мне не работает. С таким же успехом он мог попросить Гона решить сложное алгебраическое уравнение, вид у него был такой же непонимающий. — Ладно, тогда… вот почему ты сегодня весь на нервах? — Э? Гон прижался к нему ещё больше: — Киллуа что-то сильно беспокоит. — Нет. — Да! — Нет, — Киллуа отпихнул своего друга, который начал на нем виснуть, в песок. Гон с легкостью поднялся на ноги, выгнул шею, и она хрустнула. — Сразимся? — Я не буду с тобой драться, пока ты пьян, Гон. — Без Нэн, без твоих когтей, только ты да я. Будет весело, и если я выиграю, ты скажешь мне, что случилось. Лицо Киллуа самопроизвольно окатило жаром. — Шел бы ты отсюда потанцевать лучше, не хочешь? — крикнул Киллуа. Но Гон поймал его на крючок, и Киллуа это знал. Под действием алкоголя противостоять Гону было труднее. Возвращалась манера речи, привычная для них в детстве, и сказать «нет» было почти невозможно. — Проиграть боишься? — подразнил Гон. — Чего? — фыркнул Киллуа. — Нет. Ты еле на ногах держишься. Я уложу тебя за секунду. Все равно я сильнее. — Киллуа не знает этого. Мы не сражались три года. — Пять лет, Гон. — Ну, я по-прежнему не дружу с математикой, но так ты не узнаешь, кто сильнее, надо драааться. Киллуа сердито вздохнул и начал снимать пиджак. — Ладно, хорошо. Но если ты мне одежду испортишь, я тебя убью. Хотя это не важно, потому что мы уложимся в десять секунд. — Кто первый упадёт на спину, тот проиграл? — Ага. Что я получу, если выиграю? — Все, что Киллуа только пожелает, — пропел Гон. Он расстегнул рубашку до конца и отбросил ее в песок, оставшись в одной белой майке, настолько мокрой от пота, что она просвечивала. Уверенной походкой он прошёл мимо Киллуа, и, заметно протрезвев, сказал: — Но сначала одолей меня. В ближайшем лесу, в ста метрах от пляжа, они нашли какую-то пустынную полянку. Гон шёл впереди, и на полянке он встал с противоположного конца, чтобы дать им пространство для разбега во время боя. Свет от круглой луны высвечивал его ясное, решительное выражение лица. — Ты обманул меня! — вскрикнул Киллуа. — Ты не пил вовсе. Гон засмеялся: — Нет, пил. Моя скорость реакции гораздо медленнее, чем обычно. Но тебе все равно не победить. Пока он объяснял, Киллуа воспользовался своим преимуществом в скорости и бросился вперёд. Это был рискованный ход, и он знал об этом, но Гон вогнал его в абсолютное смятение, и бой нужно было закончить как можно скорее. Он притворно занёс руку для удара в плечо, а потом пнул Гона в бок так сильно, что повалил бы лошадь. В тринадцать лет ему хватало сил, чтобы пробивать бетонные стены и открывать три шестнадцатитонные двери Ворот Испытаний. Он предположил, что два года назад набрал достаточно сил, чтобы открыть шестую дверь, но пока не добирался до дома, чтобы проверить. Но когда его нога задела Гона, стало очевидно, что завалить того ударом в бок было все равно, что пинать Мировое древо. — Ууф, — засмеялся Гон, задирая ногу, чтобы в свою очередь задеть Киллуа. Он не наврал, его скорость реакции действительно уменьшилась, и Киллуа без труда удалось отскочить. Он приземлился на корточки в нескольких шагах от Гона и понял, что они оба зашли в тупик. Гон не мог его поймать, а Киллуа, из-за правил боя, не мог нанести ему более-менее ощутимый удар. Единственное, что он мог сделать — повалить друга в сторону при движении. Гон об этом прекрасно знал, разумеется, и не сдвинулся ни на шаг. — А ты изменился, — обратился к нему Киллуа, пытаясь создать видимость хоть какого-то психологического преимущества. — Что случилось с Гоном, который обижался, когда люди не вкладывали полную силу? Гон засмеялся, а его противник скакал туда-сюда, чтобы нанести несколько молниеносных ударов. — Он… эм… я понял, что убивать одним махом того, кто реально хотел сражаться, наверное, плохая идея? — Он схватил Киллуа за стопу и развернул его, поднял руку, чтобы ударить, но промахнулся, когда Киллуа сдвинулся в противоположном направлении. — Киллуа может винить во всем Зуши. Это из-за него я полгода проигрывал каждому, с кем дрался. — Хм, Зуши? — Киллуа придвинулся маняще близко, чтобы раззадорить Гона. — Интересный выбор. Гон не купился на уловку, остался стоять на том же месте, с все той же широкой, простодушной улыбкой, на лице, что была у него во время тренировок с Биски. — Просто так вышло, — объяснил он, блокируя атаки Киллуа как ни в чем не бывало. — Я потерял Нэн, соскучился по друзьям, а он был единственным знакомым человеком на Небесной Арене. Я попросил его потренировать меня. — Не думаешь, как обычно. — Киллуа замахнулся снизу в надежде, что Гон упадёт. — Он кого-нибудь раньше вообще учил? — Нет. — Гон не упал. — Но в итоге, я вернул Нэн, так что все хорошо обернулось… Зуши вообще был… мфлхххх. Киллуа запрыгнул к Гону на плечи, затем перевернулся в стойку на голове, обвив ногами Гона за голову. Единственным его преимуществом был рост, и он решил его использовать, чтобы толчком опрокинуть Гона. Это оказалось серьезной ошибкой, и неудивительно, учитывая, что центр тяжести у Гона находился ниже. Когда дело не касалось боев на смерть, Киллуа вечно не хватало терпения. Полторы секунды спустя его спина ударилась о землю, Гон последовал за ним, придавив коленями плечи Киллуа и распластав ноги по его груди. — Я же говорииил, —тихо протянул Гон. И на короткий миг стало не важно, что Киллуа проиграл, потому что с ним был Гон, и они оба дурачились, как в прежние времена, и ничто не имело значения, кроме них двоих. У Киллуа перехватило дыхание, но не от волнения. Гон улыбался ему сверху вниз, и хотелось просто… — Слезь, Гон. Не важно, чего ему хотелось, потому что это было реально. — Только если ты скажешь мне, что расстроило тебя. — Гон осторожно поднял колено. Выражение его лица говорило о том, что он без колебаний придавит Киллуа к земле, если тот попытается сбежать. Киллуа сел и поморщился. Луна поднялась ещё выше, она освещала полянку так ярко, как будто сейчас был пасмурный день, а не ночь. Гон плюхнулся рядом и хихикнул. Сейчас, когда бой закончился, снова стало очевидно, что он находился под действием алкоголя. Как будто внутри него находился «серьезный» переключатель или что-то вроде того. — Я знаю, Киллуа, наверное, не хочет говорить, потому что это не имеет отношения к смерти моей прабабушки, а он думает, что о чем-то другом говорить нельзя. Все нормально, если тебя что-то беспокоит, она не будет против. Такой же же прямолинейный, как всегда. — Хорошо, ладно, — сквозь стиснутые зубы сказал Киллуа, в первый раз в жизни желая, чтобы прошедшие пять лет были… более опасными, и тогда бы он без труда вытер бы Гоном пол. Но минус относительно нормальной жизни в том, что тебе не нужно так же жестко тренироваться, как если бы твоя жизнь каждый день походила бы на угрожающую жизни катастрофу. Но Гон смотрел на него так, словно был готов завалить его снова, так что Киллуа собрался с мыслями и решил начать с организационных вопросов. — Ну, для начала, мне нужно будет покинуть Китовый остров раньше обычного. Брови Гона дёрнулись в беспокойстве. — С Аллукой все хорошо? Что-то случилось? — Нет, не в этом дело. Моя сестра, — Киллуа невольно огрызнулся, — в порядке. Моя очень хорошая подруга Сузу выходит замуж, и я не могу это пропустить. — И это все? — Гон заметно вздохнул с облегчением. — Киллуа такой забывчивый. Помнишь, как ты чуть не забыл пересдать экзамен на охотника? Киллуа уставился на свои ноги и нервно посмеялся: — Да, ха, но нет, это ещё не все, и если бы Аллука не была такой… — «тупоголовой свахой» —… оторвой, то ничего бы не случилось, но она сказала Сузу, что я иду с парой. Гон улыбнулся, сбитый с толку: — Но тогда тебе не трудно будет найти пару даже сейчас, в последнюю минуту! Не знаю, заметил ли ты все эти вгляды на тебя, когда сходил с лодки, но я заметил, их было много. Киллуа очень… — Аллука сказала ей, что это ты, понимаешь? Что мы… гм… вместе… и что у неё есть наша фотография, которую она сделала несколько недель назад, как раз после того, как мы встретились, и Сузу как будто прорвало. Она сказала, что больше рада, что я иду с тобой, чем собственной свадьбе, и что мне не нужно даже приносить подарок, и мне кажется, что если я откажусь, она поднимет ещё большую шумиху и… — он замолчал, лицо словно превратилось в расплавленную лаву. — Так ты из-за этого беспокоился? — Гон выглядел облегчённым. — Тогда я могу с тобой пойти! — Стой… что? — Киллуа даже не спросил его. Даже не решил, будет ли просить Гона или скажет правду, или ничего не скажет и соврёт, что его дорогой парень свалился с весьма заразной и истощительной болезнью. — Я с радостью стану твоей парой. — Только чтобы заткнуть ее, — категорично сказал Киллуа. — Не настоящей парой. Просто притворимся… все дела. — Конечно, если ты этого хочешь, — Гон кивнул и в задумчивости добавил: — Но подарок принести все же надо. — Потому что, то есть, сама идея, что мы вместе, то есть, ты мой лучший друг, я бы никогда… потому что Аллука придумывает всякое, это все моя вина, на самом деле, что раньше не освободил, слишком долго взаперти ее держали. У неё теперь какие-то романтические представления, в которые трудно поверить, но Сузу ничуть не лучше, ну и да, просто чтобы заткнуть ее. — Ты такой милый, когда заболтаешься. Киллуа и раньше получал от Гона самые восторженные комплименты. Тогда столь искренне восхищение вызывало у него неловкость, но годы, проведённые с Аллукой, под атакой ее пламенной любви, уменьшили в нем чувствительность к открытому проявлению чувств. Или он думал, что уменьшили. Но глаза у Гона были ласковые, и рот изогнулся в нежную полуулыбку, и сам Гон казался уже не таким пьяным, и лицо Киллуа, без того красное, возможно, начало плавиться. — Что??! С ч-чего вдруг ты такое говоришь? — Ну, если уж мы собираемся сделать это, то привыкай! Потому что, Киллуа, если бы я стал твоим парнем… я бы все время говорил тебе подобные вещи!