***
— Где тетя Мито? — спросил Киллуа. После душа он спустился вниз и увидел одного Гона и поджидающий его завтрак на столе. Гон сидел за столом, с нетерпением поглядывал на еду, улыбался и болтал ногами, словно радостный ребёнок. На столе стояли две дымящиеся миски, тарелка с фруктами, маленькая буханка свежего хлеба, чашка с кофе для Гона, с чаем — для Киллуа, и букет цветов размером с голову. Судя по всему, до них за стол никто не садился. — Тетя Мито ушла рано утром, чтобы помочь друзьям в порту. — Гон взял хлеб и разломил его на два ломтя, положил один рядом со своей миской, а другой — на место, которое явно предназначалось для Киллуа. — Сегодня она хотела занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься. Киллуа кивнул и сел за стол, не зная, насколько адекватен был такой ответ при открытом обсуждении чужого горя. Со своей болью Гон, вроде как, сумел справиться, если вспомнить его речь на похоронах. Абе начала угасать довольно давно, а Гон — не тот человек, который стал бы страдать из-за долгой и достойно прожитой жизни. Но вот тетя Мито потеряла спутницу своей жизни, человека, которого она видела каждое утро и каждый вечер. Неудивительно, что она хотела отвлечься. Киллуа не удивился бы, если она совсем ушла в море. Он понимал ее чувства. — Ты принёс ей цветы, это очень мило, — тихо сказал он, потому что это была правда. На фоне деревянного стола цветы смотрелись симпатично, белым пушистым облачком. Гон покачал головой. — А, они не для тети Мито. К цветам она равнодушна. Думает, что от них нет толку. Это для тебя! — Ты думал… мне нужны цветы? — он нарочно задрал бровь чуть ли не до пробора, в надежде, что такой утрированный жест сможет остановить хлынувшую к лицу кровь. Цветы — это глупость. Он точно был к ним равнодушен, и краснеть ему тем более было не с чего. Точно-точно. Гон заметно сник: — Ну… я думал, они украсят стол. И что если сложить их вместе, они будут выглядеть как твои волосы. И это так! — Значит, ты решил угостить меня завтраком в стиле Золдик? Что у нас сегодня? Вафли с мышьяком? — Киллуа ведёт себя так, что другим людям сложно делать для него приятные вещи. — Гон начал выглядеть больше раздражённым, чем разочарованным. — Ну, не то, чтобы я против… — неохотно признался он и отодвинул стул. Прямо на него смотрела миска с чем-то, напоминающим яйца. — Что это такое вообще? Гон засиял, в миг забыв о своём раздражении: — Яйца рыбака! Мое фирменное блюдо! В последний раз, когда Гон это говорил, его фирменным блюдом было сырое яйцо, вылитое на вареный рис. Сейчас оно отличалось не сильно, всего лишь три вареных яйца в миске. — У тебя есть фирменное блюдо? — Киллуа потыкал вилкой в бело-жёлтый верхний слой и обнаружил под ним явно не рис. — На завтрак, — подтвердил Гон. — И не только, наверное. Кроме десертов. Я не люблю сладкое, тетя Мито тоже и бабушка тем более… — он запнулся и сглотнул. — Не любила. Так как у меня не было повода учиться готовить сладости, я не очень хорошо их делаю. — К еде он до сих пор не притронулся, он явно ждал, когда Киллуа сделает это первым, и Киллуа воткнул вилку в загадочный завтрак и попробовал кусочек. — Для сладостей всегда есть повод, — сказал он с набитым яйцом и невероятно ароматной рыбой ртом. На самом деле, это было довольно вкусно. — Думаю, я смогу научиться, — с опаской ответил Гон, обмакивая ломоть хлеба в миску и не спуская глаз с Киллуа. Киллуа съел ещё кусок, изо всех сил стараясь жевать помедленнее, чтобы не выдать излишнее рвение. — Я не очень хорошо готовлю. Этим больше Аллука занимается. Гон скорчил гримасу: — Не знаю, о чем ты говоришь, Киллуа, твой завтрак вчера был хорош! — Наверное, ты прав, — он пожал плечами. Обаяние и надежда во взгляде Гона сменились нетерпением и беззастенчивым ожиданием оценки со стороны Киллуа. — То есть, готовить-то я могу, но она мне не даёт, потому что без конца какие-то эксперименты проводит. Так как спит она долго, то мне удаётся сделать только завтрак. — Он взял кусок хлеба, чтобы тоже обмакнуть его в яйца и почувствовал, что был ещё тёплый. Неужели Гон испёк его сам? Он равнодушно отгрыз кусок, ощущая на себе чужой взгляд. Еда была просто чертовски вкусной, и он не собирался выдавать себя. Гон от разочарования вздохнул и начал: — В общем, как специалист по завтракам, что ты… — Она передаёт привет, кстати, — перебил его Киллуа. — Аллука, то есть. Она написала мне сообщение, когда я был в душе. Ей очень нравится новая школа и… — Киллуа! — Гон попытался прозвучать жестко, но вышло плаксиво. — Хм? — Киллуа отхлебнул чай. — Тебе понравился завтрак? — Ты такой самодовольный болван, — хихикнул он. — Конечно, понравился, дубина. Поздравляю, ты научился готовить хотя бы одно блюдо. Гон расслабился и ухмыльнулся. Они продолжили есть в дружелюбной тишине, через открытое окно до них долетали звуки океана и птиц. Стало так уютно, что Киллуа почти забыл о повисших перед ним логистических и межличностных вопросах. Почти. Не было смысла откладывать неизбежное. — Завтра я хочу, хм, сесть на обратную лодку, — пробормотал он. Гон положил вилку с такой решимостью, что сердце Киллуа неприятно подскочило. Вот и подошло время для серьёзного разговора о чувствах, когда ему пришлось бы в них признаться, и он бы не знал, что сказать, так как сам их не понимал. Теперь, когда Гон вернулся в его жизнь, Киллуа сердился на него больше, чем когда-либо. Но под злостью скрывалось нечто более глубокое — жгучее желание снова быть с Гоном, настолько отчаянное, что хотелось убежать от всех и всего. Но как объяснить это, особенно Гону, который был готов стоять на своём перед самой неизбежностью смерти. — В общем, — предмет мыслей Киллуа глубоко вздохнул, — когда мне нужно приехать? Киллуа едва удержал челюсть, чтобы она не отвалилась, а Гон продолжал: — Хотя тетя Мито говорит, что нам нужно ехать вместе, я останусь с ней как можно дольше. Но я точно приеду. Может быть, я привезу ее с собой! Аллука будет там? Ах да, где это? И какую одежду взять? Смокинг? У меня нет смокинга. Стоит его купить? Или его можно взять напрокат? Я помню, мы брали их напрокат в Йоркнью. А ещё, ты думаешь, мне надо постричься? Я хожу так некоторое время, но вдруг нужно сделать волосы ещё короче. Тетя Мито пострижет меня перед отъездом. Хотя я тогда буду слишком походить на Джина. Твоя подруга любит фрукты? Сейчас как раз сезон, их много. Я могу привезти корзинку! Киллуа заморгал. Гон с нетерпением смотрел на него, ожидая хоть какой-нибудь ответ. — Ты хочешь повезти корзинку с фруктами на другой конец мира? — вот и все, что Киллуа мог выдать, будучи наполовину то ли в замешательстве, то ли в крайнем раздражении. — Это настолько далеко? — Гон принял задумчивый вид. — Думаю, тогда мне надо уехать в середине недели. Если только свадьба не в выходные. По выходным бывают свадьбы? — Гон, я не знаю! Сузу — первый человек из знакомых, кто выходит замуж! — Неправда, Шут женился в прошлом году на милой девушке. Накл был его шафером, но ушёл в середине церемонии, так как не мог перестать плакать. Вместо него пытался произнести речь Морау, но и он не мог перестать плакать тоже… — Ну, я не знал об этом, потому что прятался от своей психованной семейки! — сердито крикнул Киллуа. Что ещё он пропустил, черт возьми? — Я знаю! Незачем тебе оправдываться! — крикнул Гон в ответ. — Я не оправдываюсь! Это ты задаёшь дурацкие вопросы! — Так где это будет? — Гону удалось сказать это заинтересованным и злым тоном одновременно. — Неужели там все будет настолько шикарно? — Может, сначала с едой закончим? Гон коварно улыбнулся и, не сказав ни слова, начал запихивать еду в рот так быстро, насколько это было возможно для человека. Киллуа усмехнулся: — Если ты хочешь превратить это в соревнование по поеданию завтрака, то ты ошибаешься. Не останавливаясь ни на минуту, Гон прищурился с явным вызовом. — Да ради всего… — Киллуа засунул то, что осталось от его куска хлеба, в рот. Десять минут спустя, после того как фирменное блюдо Гона жестким образом заново появилось на столе, завтрак официально закончился. Киллуа добежал до комнаты первым. Сел, выпил стакан воды, потом из ванной вернулся Гон, слегка позеленевший. — Не самая лучшая идея была, — слабо засмеялся он. — Мне нужно приготовить ещё еды? — Нет, — Киллуа тяжело опустил стакан. — Не делай этого.***
— В общем, тебе лучше уехать в середине недели, — сказал Киллуа, перебивая звон посуды в раковине. — Перед своим отъездом я покажу тебе дорогу. Сомневаюсь, что кто-нибудь будет тебя выслеживать, но даже если так, оторваться от них будет просто. Даже мой брат тебя не найдёт. Кухня, казалось, ещё больше сжалась со вчерашнего дня. Гон не переставая задевал его плечом, и это соприкосновение отдавалось вплоть до пальцев на ногах. Стало слишком жарко. Нужно открыть окно. — А он будет искать? Киллуа сглотнул тугой комок. До сих пор Гон не заговаривал об Иллуми. Он полагал, что Гон знал. Что знали все. Видимо, нет. — Ходит слух, что он умер, — сухо сказал он, не поднимая взгляда от стакана, который мыл. Гон отложил полотенце, вид у него был самый серьезный. — Я слышал, что одному из Золдиков заплатили, чтобы он избавился от остатков Геней Рёдан, но думал, что это… Киллуа, ты…? — Я не знаю, правда ли это, — прервал он Гона. — Никто из моей семьи не связывался со мной все пять лет. Я разговаривал только с юристами и некоторыми новыми дворецкими в условиях жестокого контроля ещё до того, как все случилось. Может быть, я просто хорошо прятался, а они меня искали. Сложно сказать. Гон ничего не ответил, но ему и не нужно было. Киллуа знал, что его интересовало, так как в его голове непрестанно крутился тот же самый вопрос. — Аллука, она… ну… вместе с Наникой она может о себе позаботиться, пока я не заберу ее из школы, если мои предки решат устроить обязательное семейное воссоединение. Даже если он не умер, иглы Иллуми на ней не сработают. С Наникой это как… манипулятор не может завладеть телом того, кем уже манипулируют. И так как в одном теле их двое… — Ты сильно переживаешь, Киллуа. — Гон аккуратно положил руку на плечо. Тепло его пальцев обжигало кожу. — Просто привычка, и все. — Киллуа отстранился, повторяя мантру, которую учил целое лето: — Нужно отпускать от себя людей, так? Давать им жить своей жизнью? Я не могу привязать ее к себе навсегда, все равно, что в темнице держать. Она очень хотела пойти в эту школу… Гон закусил губу. — Не только в Аллуке дело. Ты переживаешь насчёт Иллуми. Он ужасный и больной на голову, но все же твой брат. Киллуа включил воду на полную мощность. — Если он мёртв, значит мёртв. Издержки профессии. Сам виноват, что согласился на эту дурацкую работу. Папа же говорил, что не стоит браться за таких людей. — Ясно, — вздохнул Гон. Некоторое время они мыли посуду в тишине, а потом Гон полностью сменил тему разговора. Он хотел удивить тётю Мито шикарным семейным ужином, поможет ли ему Киллуа? Конечно, поможет. Семья — это важно.***
Три часа спустя они рыбачили. Дооолго рыбачили. То есть, Гон рыбачил, а Киллуа смотрел. Первый час прошёл отлично, они заваливали друг друга историями из жизни, которые, по разным причинам, стеснялись рассказывать при Аллуке. Послушав Гона, Киллуа вновь обрёл уважение к Зуши, который прошёл через мучительно неловкий переходный возраст и проблемы с кожей. Но как и всегда, мастер боевых искусств не сдался и стал настолько популярным, что пришлось отбиваться от поклонников битой. Их разномастная компания круглыми сутками дежурила у Небесной арены, в надежде хотя бы одним глазком увидеть главного старожилу среди мастеров этажа в истории арены вообще. Киллуа же по большей части рассказывал о Биски, Леорио и Нове, так как они были единственные из общих с Гоном знакомых, с кем он встречался. С тех пор как он снова стал общаться с Гоном, в нем разрасталось чувство, что он упустил нечто важное, и он попытался отбросить его от себя, но это оказалось сложно. Безо всяких сомнений, абсолютно, Аллука стоила его изоляции, но это не значит, что рассказы о приключениях Гона не задевали за живое. Чем больше проходило времени и чем жарче становилось, тем больше Киллуа погружался в собственные мысли — внутреннюю битву с неоспоримым фактом, что столь веселые года прошли мимо него. Постепенно он и Гон погрузились в дружелюбное молчание. Пока Гон вдруг не заговорил, и стало ясно, что кое-что занимало его мысли уже давно. — Киллуа? — с беспокойством начал он, пристально вглядываясь в озеро. Гон и беспокойство всегда плохо сочетались вместе, особенно сейчас. Причин для беспокойства не было никаких. Гон находился в своей стихии: ноги по колено в мерзком озере, удочка в руках, блики яркого солнца на мутной воде, цикады стрекотали, как сумасшедшие. Если Гона что и беспокоило, то значит, он хотел спросить об эмоциональном состоянии Киллуа и, наверное, об этой дурацкой свадьбе. — Гм… да? — Киллуа облизал губы. Говорить было не о чем. Он просто подвёл к разговору. И все. — Почему ты никогда не отвечал? — Гон повернулся к нему, в обжигающем солнечном свете его глаза горели жидким золотом. — На мои сообщения? Я отправил… гм, много отправил. Киллуа облегченно вздохнул. Это была самая неэмоциональная вещь, какую он мог себе представить. — Потому что ты идиот. — Что? — Гон был ошарашен и отнюдь не чуть-чуть обижен, но удочкой не дрогнул. — Да, сначала у меня не очень получалось писать, но ведь хорошо научился же потом! И это меня тоже Зуши заставлял делать. Он говорил, что грамматически правильная речь — это важно… — Не, мы оба идиоты, то есть. — Э? — В общем, ты прислал мне и Аллуке видео с лебедями, но стоило мне присмотреться, как я понял, что ты послал это сообщение каждому, кого мы знали. У некоторых из этих людей, как у Леорио, электронные адреса находятся в открытых базах данных. Гон явно не понимал, куда он клонил. — С таким же успехом ты мог бы послать это моему деду, Гон! Миллуки хоть и ленивая задница, но очень хороший хакер. И я понял, что он мог бы вычислить нас, просто взломав емейл. Я больше никогда не заходил на свой почтовый ящик. Даже пришлось купить новый компьютер. Не выходил в интернет, пока не обежал полмира, чтобы сбросить их со следа. К тому времени я не мог ничего отправить, потому что за твоим адресом следили, и тебе самому не мог сказать, потому что за тобой, скорее всего, тоже следили. Не просто так моя семья сообщения соколом отправляет. — Я идиот, — ошарашенный Гон уставился в пустоту. — Так и я тоже не сразу сообразил. Мне бы предупредить тебя возле Мирового древа, и все было бы нормально. Конечно, тебе бы понадобился другой логин, получше, а не «какаменьпареньгон»…(*) — «Какаменьпарень» был занят! — Гон умудрялся бурно сопротивляться, ни разу не вильнув удочкой. — Просто я удивляюсь, что существует другой какаменьпарень. Может быть, вам надо подраться… Туго натянутая леска спасла какамняпарня, кем бы он не был, от оскорблений в свой адрес. Тот, кто попался на крючок, так сильно и быстро тянул леску, что в том месте, где она соприкасалась с деревом, поднимался дым. Гон в ту же секунду вскочил на ноги и с лёгкостью и изяществом вытянул огромную ярко-синюю рыбу. Но как только показалась рыба, плечи Гона разочарованно опустились. — Опять ты? Теперь ты вырос, но все равно должен остаться тут! — Гон надулся и перерезал леску своими «ножницами» из Нэн. Плавно и легко — так же естественно, как вытащил рыбу из воды. Киллуа не мог оторвать взгляд от того, как менялись очертания мускулов на руке Гона. Гон надел свободную футболку и шорты, которые доходили почти до колен. Одежда скрывала от глаз большую часть его мускулатуры, но Киллуа знал, что было под ней. Одних только рук Гона было достаточно, чтобы вогнать его в экзистенциальный кризис. Не менее пятнадцати рыб Гон отправил обратно, прежде чем поймал подходящую, как он считал, для тёти Мито. К тому времени солнце взошло высоко, и Киллуа надел огромную самодельную шляпу из банановых листьев. На Гона солнечные лучи не действовали никак. Только ещё больше загорела кожа, а переносицу усыпали крохотные веснушки. Если бы сам Киллуа посидел под палящим солнцем, то его кожа отвалилась бы и вспыхнула, как горящая бумага. — Отлично, теперь надо успеть ее приготовить до того, как Мито придёт домой. — Гон встал, помахал рыбой, держа ее за жабры. — Когда придёт? — сквозь пелену спросил Киллуа. Было нестерпимо жарко. Чтобы спрятаться от солнца, понадобилась бы не только шляпа, а целый костюм из банановых листьев. Он был готов прыгнуть в отвратительное озеро, чтобы охладиться. — Я не знаю! — весело ответили ему. — Поэтому нам нужно пойти домой и приготовить ее сейчас. — А она не остынет? — Киллуа тоже медленно поднялся. — Гм, да. Ты прав. Но это должен быть сюрприз, так что… … так что именно поэтому Киллуа и оказался в главном порту Китового острова. Он бродил между рыбными прилавками, пока не нашёл Мито Фрикс. — Займи ее чем-нибудь до ужина, Киллуа! — приказали ему. Конечно, ему нравилась Мито. Она была самым по-матерински заботливым человеком, которого он знал. Но он не знал, что делать с мамочками — по крайней мере, с заботливыми. В его жизни встречалось только два примера — его собственная мама и Биски. Ни та, ни другая не особо походили на заботливых: первую он ударил ножом, а вторая сама ударяла его много раз. И, наверное, ударила бы снова, если бы Биски услышала, что он назвал ее заботливой. Он нашёл Мито за чисткой нескольких огромных океанских рыб — занятием, которое полностью поглотило ее. На ней были надеты перчатки и фартук, все покрытые кровью. Киллуа с восхищением смотрел, как легко она разделывала на куски ножиком то одну, то другую рыбу. Двигалась она без остановок и управляла ножом так же искусно, как его отец. Использовав Гё, Киллуа заметил слабое мерцание Нэн в ее руках, что обволакивало и нож. Всегда считалось, что Гон унаследовал свой талант генетически, от Джина или биологической матери. Но насколько сильно на него повлияло то, как его растили? Очевидно, что у самой Мито оставался неиспользованный потенциал. Интересно, знал ли об этом Гон. — Привет, тетя Мито. Свечение ее ауры прервалось, и нож вылетел из рук, попрыгав по доске. — Ох, Киллуа! Ты меня напугал! — Она прижала кулак к груди, оставив на фартуке очередное кровяное пятно. — Извините, что помешал. Я просто… хотел узнал, когда вы закончите. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне выбрать подарок для сестры. Настоящий день рождения Аллуки — зимой, а Наника получила свое имя весной. Но Мито не знала этого. — Гм. Что ей нравится? — Мито стянула перчатки и развязала фартук. Вмешиваться в личную жизнь людей? — Что-нибудь девчачье, думаю, — он притворился дурачком, как мог. Аллуке нравилось готовить, и танцевать, и химия, и рассказы о привидениях, и эпичные истории о любви, и любые яркие цвета. Куда бы они не приезжали, она просила купить работу местного мастера, и они прочесывали самые отдаленные рынки, чтобы наверняка найти подлинники. — Думаю, ей нравится местное искусство, только настоящее, не поделки для туристов. Я не знаю, где у вас его можно найти, и от Гона помощи нет. — Он не пошёл с тобой? — Нууу… — Киллуа наугад назвал упражнение, которое, как он знал, Гон регулярно делал: — Мы медитировали, и мне стало скучно. Не думаю, что он заметил, как я ушёл. Заметит, рано или поздно. Мито засмеялась, подхватила ведро с тушками рыбы и подняла его, подперев бедром. Судя по наполненности и по тому, как она наклонилась, ведро весило не меньше восьмидесяти фунтов, но она легко держала его одной рукой. — В последнее время он часто так делает. Что же, я закончила — чистила рыбу для нашего ресторана. Сегодня днём придет небольшой круизный лайнер; туристы обычно одно и то же заказывают. Ты не хочешь пообедать, а потом прогуляться? — Я… гм… конечно, тетя Мито. Я не против. Мито потянулась к нему свободной рукой и сжала плечо. — Рада пообщаться с тобой, Киллуа. Поверить не могу, что ты тот самый маленький мальчик с торчащими в стороны волосами, который когда-то приехал в мой дом. Она улыбалась так же широко, как ее сын.***
— И тогда Аллука сказала: «А почему бы не купить все пять?». Мито расхохоталась. Обед они доели час назад, но освобождать столик перед рестораном не торопились. Мито лично знала официанта, и официант не просил их уйти, и не приносил счёт. Только подносил закуски и напитки и время от времени ласково касался ее руки то ли в успокаивающем жесте, то ли в каком-то другом. — Она та ещё заноза, — Мито вытерла слёзы. — Вы вдвоём живете? Ну, и Наника ещё. — Да, до того как она пошла в школу. Мы около года жили у моего бывшего учителя, но та никогда не хотела детей и не любила останавливаться на одном месте слишком долго. Потом она отправилась в путешествие и передала нам дом. Так-то это ее дом, но она использует его, чтобы хранить там вещи. Наверное, мы все сейчас используем его только для вещей. — Очень мило с ее стороны. — Мито глотнула воды. — Особенно если она не хотела детей. Тарелки забрали, и Киллуа бездумно рисовал на салфетке. Он немного увлёкся этим занятием, но Мито не обращала внимания. Она выслушивала его, он рисовал и рассказывал: — Кстати, иногда Аллуке нужно ходить в эндокринологическую клинику, так что мне пришлось стать ее законным попечителем, чтобы они ее взяли. Это не было сложно, с лицензией охотника я считаюсь взрослым. Думал, тяжело будет получить согласие родителей, чтобы подписать бумаги, но… — голос дрогнул, и он сильнее сосредоточился на рисовании. — Они даже не пришли в суд, прислали дворецкого со всеми уже подписанными документами. Которого я даже не знал. — Ох, это должно быть тяжело. — Да… Тяжело быть братом, но и вдобавок заменять папу. Я не знаю ничего о том, как присматривать за детьми. — Киллуа, Гон говорил тебе, сколько мне лет? Он помотал головой. — Тридцать два, — тихо сказала она. Отложив карандаш, он прикусил губу. — Значит, вам было… — Тринадцать, когда Джин ушёл. Гон был уже не младенец, а двухлетка, но все равно сущее наказание. Я ничего не знала о воспитании детей. Даже подгузник ни разу в жизни не меняла. Но Джина не удержишь. Бабушка много болела в тот год, и я не могла позволить ей напрягаться, брать опекунство — тем более, особенно если Джин, возможно, мог никогда не вернуться. И, наверное, я боялась, что… я… я просто не хотела, чтобы этот малютка чувствовал себя сиротой. Она замолчала и, с легкой дрожью в руках, поднесла стакан к губам. — Я понимаю, как тебе было страшно, Киллуа. Каким одиноким ты себя ощущал. Он взял карандаш и снова принялся за скетч, рука задвигалась с бешеной скоростью. — Столько вопросов нам нужно было решить, — сказал он голосом настолько тихим, что чуть ли не шептал. — Медицинских. Вещей, с которыми нельзя тянуть, но и обернуть потом вспять — тоже. Леорио помог нам, но он был одним из врачей. Аллука сама сделала такой выбор, но разрешение оставалось за мной, хотя это было ее тело, а я всего на три года старше. Если что-то пойдёт не так, если она сожалеет об этом… Она остановила его руку. — Сделало ли это твою сестру счастливей? Он кивнул. Со всех сторон, как ни посмотри, решение выглядело правильным, но ответственность за него все равно ложилась слишком тяжелым грузом. — Я не знаю, как именно обернётся будущее, но ты ещё совершишь достаточно ошибок, Киллуа. — Мито нежно сжала его пальцы. Раньше так делала только Аллука, но Киллуа не остановил ее, не вырвал руку. — Это не значит, что ты не справляешься. Забота о другом человеке никогда не бывает идеальной. Неважно, семья это, или чей-то друг или даже… Он поменял позу, открыв Мито скетч, который бездумно набросал. Он даже не разглядывал прежде, что именно он рисовал, но вот он, Гон, тянет рыбу из воды и улыбается так широко, что мир бы перевернулся. — Думаю, ты скоро сам это поймёшь, — со спокойной улыбкой на губах закончила Мито.***
Не сказать, что одеяло, которое он купил для Аллуки, было тяжёлым. Напротив, нести его было бы гораздо легче, если бы оно весило пятьсот фунтов. Оно было громоздким и вздувалось на ветру. Невозможно старая женщина, у которой он его купил, не владела магазином сама. У неё не нашлось ни сумки, ни мешка, куда бы он мог положить одеяло, которое было слишком объёмным, чтобы нести его в руках. Каждые пять шагов оно застилало ему лицо. К тому времени, когда они добрались до дома, он был готов вышвырнуть его в ближайшее болото. Дома их поджидал Гон, он сидел на ступеньках и сгорал от нетерпения. Он выглядел точь-в-точь как человек, который подготовил сюрприз. Скрывшись за одеялом, Киллуа закатил глаза. — Что происходит, Гон? — пытливо спросила Мито. Гон прокололся, после всех стараний Киллуа отвлечь Мито. Ее не так-то просто одурачить, да он и не пытался. — Мы с Киллуа очень хорошо провели день, — продолжала она, — даже несмотря на то, что начался он с попыток Киллуа не пускать меня домой. — Что? — вскрикнул Киллуа. Мито повернулась к нему и подмигнула: — Прости, Киллуа, но когда ты сказал, что Аллуке нравится «что-нибудь девчачье», — сказала она его голосом, — ты явно соврал. Ты точно знаешь, что ей нравится, я уверена. И потом, когда ты сказал, что Гон ничего не знает про местных мастеров… Да он, вероятно, знает больше меня. Киллуа разрывало чувство искреннего смущения, а также восхищения к тому, как хорошо смогла изобразить его голос женщина старше него по возрасту. — Сюрприз! — ни с того ни с сего радостно закричал Гон. — Покажи ей сначала, идиот! — закричал Киллуа в ответ, как раз тогда, когда ветер задул одеяло на его лицо в пятисотый раз. Гон взял их обоих за руки и провёл в дом. Он приготовил не только рыбу. Он приготовил все, что оставалось в доме. Рыбу, жареные овощи, какой-то суп, три разных салата, жаркое из утки и многое-многое другое. Достаточно еды, чтобы накормить по крайней мере тридцать пять человек, и так как Киллуа завтра уезжал, непонятно, что оставшиеся члены семьи Фриксов собирались с ней делать. — Ох… Гон, — тихо сказала Мито. — Я хотел сделать рыбу, но потом мне стало скучно ждать, и я сделал все, что тетя Мито любит! Женщина улыбнулась дрожащей улыбкой, но грудь ее тяжело вздымалась. Она отпустила ладонь Гона и закрыла руками лицо. — Тетя Мито? Она упала на колени и разразилась прерывистым кашлем, хорошо знакомым Киллуа: он появлялся, когда человек, который сквозь глубокую эмоциональную боль сохранял превосходный контроль над собой, в конце концов, больше не мог сдерживаться. Не отпуская его ладонь, Гон тоже опустился на пол и потащил Киллуа за собой. Тот плюхнулся на колени, не представляя себе, что делать. — Шшш, тетя Мито, тетя Мито, нет, нет, нет, — бормотал Гон, обхватывая женщину руками и прижимаясь к ней лбом. Ладонь Киллуа он так и не выпустил. Вслед за ним Киллуа потянуло вперед, и его руки сами собой обняли их обоих. Мито тряслась, как листочек. Она была такой крошечной, меньше, чем Аллука и гораздо меньше их обоих. Он не знал, что делать, и оставался в такой позе, в надежде, что тёплые объятия помогут ей почувствовать себя лучше. Также нельзя было не признать, что это был их с Гоном самый тесный телесный контакт за пять лет, да и вообще, если не считать те разы, когда они боролись или когда один из них, чаще всего Гон, лежал без сознания. Всем своим телом он почти вплотную прикасался к Гону. Он чувствовал как быстро бьется беспокойное сердце рядом с собой, и Киллуа невольно сжал Гона и Мито ещё больше. — Я собираюсь уехать, Гон, — наконец, сказала Мито. Ее голос был приглушённый и хриплый, но Киллуа понимал ее хорошо. — Завтра. Мне нужно попутешествовать немного, мир посмотреть. Прости меня, я не хочу оставлять тебя одного в пустом доме, но мне нужно это сделать. Только когда Гон поднялся, и черепушки их столкнулись, Киллуа понял, что все это время он лежал лбом на голове Гона. Киллуа повалился на спину, но Гон не заметил, так как все его внимание было обращено к Мито, он поднял ее и закружил. — Гон! — задохнулась Мито, продолжая тихонько плакать. — Ты так счастлив! Я не ожидала… Он ненадолго опустил ее и отступил назад, а потом снова запрыгнул на неё и утянул в очередное объятие, уткнувшись лицом в шею. — Тетя Мито вернётся, правда? — сказал он ей в плечо. Мито улыбнулась: — Это мой дом, Гон. Я никогда не смогу его бросить. — Тогда почему бы и не порадоваться? — он отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки и посмотрел в лицо: — Тетя Мито, ты заслуживаешь того, чтобы увидеть мир! И мы можем поехать вместе! Киллуа не ожидал, что под ним растворится пол, но это случилось. От него потребовался немалый самоконтроль, чтобы не содрогнуться, и это было глупо, так как Мито явно больше нуждалась в Гоне, чем он. Гон мог поехать с ней и все. И не пришлось бы придумывать другое оправдание для Сузу. Гон передаёт свои извинения, но ему необходимо побыть с семьей. Но Мито покачала головой, и Гон сник. — Может быть, через несколько месяцев. Но сейчас я хочу поехать одна. Гон кивнул, и на этот раз его эмоции прочитать было сложно. Но что бы он там не чувствовал, он очевидно понял Мито. Он взял ее ладонь и сжал. Киллуа бесшумно поднялся. Пол вернулся, но вместе с гнетущим чувством вины. — И вообще, — продолжила Мито, словно читала его мысли, — вам, мальчики, тоже надо побыть вместе, как вы считаете? Когда они освободились от нескончаемой череды объятий и сели за стол, Мито не спешила раскрывать, куда она отправлялась, и потом они поняли, почему. — Гм, ну, Джин, он, гм, дал мне ключи от какой-то хижины в горах на Азиатском континенте. Он как будто извиниться хотел за все, что он… ну, и я не хотела ничего у него брать, особенно если это стоит много денег, но он сказал, что это его хижина, и она простаивает пустой большую часть времени… — Вам надо выжать из него все деньги, которых он стоил, — фыркнул Киллуа. Гон кивнул: — Тетя Мито, у Джина столько денег, что даже неловко. — Вчера он отдал мне двести тысяч дженни за старую рубашку и брюки, — добавил Киллуа. Мито зарычала: — Знает ли он вообще, сколько людей на острове можно было бы обеспечить этой суммой? Что за человек! — Для выразительности она грохнула кулаком по столу, и весь дом затрясся до основания. Киллуа взглянул на Гона, который ни капельки не поразился. — Ладно, не важно, я не возьму денег. Я копила свои годами, ещё когда Гон был маленький, на школу, но они тебе так и не понадобились, так что… — Она повернулась к Гону и сверкнула глазами: — Раз уж ты отказываешься их брать, я потрачу их на своё небольшое путешествие. — Тетя Мито, у меня тоже очень много денег, — пробурчал Гон, больше себе под нос. — Да, Гон, но ты никогда не знаешь, что тебя ждёт! В любом случае, после того, как мои родители умерли, бабушка любила рассказывать истории про снег, там, где она выросла — она переехала на Китовый остров будучи подростком. И когда Джин предложил мне поехать, я согласилась. Я никогда не видела снег раньше, а на фотографиях он такой красивый. Остаток вечера они провели за воспоминаниями, начав с детства Гона и закончив детством Мито. Несколько раз Киллуа порывался встать и уйти наверх, чтобы оставить их наедине, но каждый раз Мито хватала его за руку и тянула обратно, забрасывая его вопросами, от которых невозможно было сбежать, например, какими были первые слова Аллуки и Наники или о чудачествах Биски в свободное время. Только об этом Киллуа мог рассказывать целый вечер. Когда они попрощались перед сном, время перевалило за полночь. Напоследок тетя Мито обняла Киллуа и прошептала на ухо слова, от которых в животе заплясали бабочки. В комнате Гона оба договорились, на удивление гладко, что утром уедут вместе, и задумчиво, по-дружески погрузились в молчание. Киллуа почувствовал, хотя бы на короткий миг, что его полностью устраивает положение дел. Когда он почистил зубы и вернулся в комнату, Гон уже заснул, распластавшись на кровати поверх покрывала. Киллуа поднял его ноги и положил на матрас, потом укрыл его единственным широким одеялом в комнате. Расстелил постель себе и понял, что отдал Гону одеяло, которое предназначалось для него самого. Он лёг спать без одеяла. Перед тем как уснуть, он снова и снова проигрывал в голове те слова, что прошептала ему Мито: — Я рада, что ты стал частью нашей небольшой семьи, Киллуа. Той ночью, завернувшись в одну из водолазок, он спал так хорошо, как не спал в жизни.