Русалочка

***

Зуд в ладонях возник и начал одолевать Юту с тех пор, как его папашка стал уходить в запой на неделю, а то и на две. Матери приходилось работать все больше, чтобы прокормить не только растущего пацана, а его и здорового мужика, который отказывался принимать участие в обеспечении семьи. Самым большим ударом для матери стала новость даже не о том, что ее сын и надежда на будущее имеет по ее мнению и неоспоримому заявлению дальних родственников «совершенно девичьи привычки и увлечения», и не то, что профессию себе Юта выбрал также неподобающую. Крепче всего ее здоровье подкосила новость о Джисоне. Тощий, ничего не смыслящий на японском подросток однажды постучал в двери их квартиры с криво переведенным вопросом, где отыскать «Накамото-сана». Юта едва перешагнул порог своих двадцати, а отец уже настолько спился, что в припадке белой горячки едва на спустил новоявленного сыночка с лестницы. Юте в тот день хорошо досталось какой-то железной палкой, потому что он единственный, кто кинулся прикрывать брата. Получать удары от отца было не привыкать, но и сдачи к тому моменту Юта давать научился. Усыновлять Джисона, как и чисто по человечески принимать в семью никто не собирался. Жить ему было негде, есть — не на что. Билеты в Осаку купили какие-то престарелые родичи его матери, на деньги оставшиеся после похорон. Чтобы скрыть позор, Джисона назвали племянником по отцовской линии, и выделили матрас в комнате Юты. О том, что Джисон приходится ему нагулянным папаней братом, он не жалел. А вот за вторжение в личное пространство в комнате шла война, которая закончилась резко и необратимо. Папаню однажды утром нашли в туалете в собственной блевотине, а на столе недопитую литрушку сорокоградусной. В тот же день Юта сообщил, что сваливает в Токио и только из-за просьб матери задержится, чтобы помочь на похоронах. — Я ненавижу смерть, — признается Юта. Он достаточно пьян, чтобы трепать языком, но не достаточно, чтобы не понимать что несет. В какой момент Кун стал тем, кто следит за ютыным здоровьем? Ах да, похоже они оба не заметили, как игры в контроль в постели перекочевали в «можно-нельзя» в жизни. И так Юте стало нельзя напиваться до беспамятства на вечеринках, ходить туда без Куна (даже если они проходили на вилле Джонни), задерживаться на работе без предупреждения, и что-то там еще про порядок в доме и подвал. Последнее Юта забыл через пять минут, после просьбы Куна. Бороться с количеством выпитого и нахальным поведением Юты тоже выходило плохо и они даже поругались настолько сильно, что Юта набрал Джонни с просьбой приютить его задницу «на пару дней, пока не сниму себе угол». История закончилась куновыми извинениями: — Джон, извини, что впутали тебя в наши проблемы. Юта преувеличивает масштаб драмы. И, прости, я не уследил, а он напился и, знаешь, его начало немного заносить. — Знаю, — хихикнул Джонни, — завидую твоей выдержке, Кун. И если захочешь отдохнуть и побыть в тишине, мне не сложно потерпеть это недоразумение пару дней. Юта испытал укол гордости, узнав как думает о нем Джонни и как воспринимает их ссору, однозначно занимая сторону Куна. Вывод был не из приятных: он не мог доверять Джону, точно также, как не мог положиться на Хендери или Ренджуна — еще слишком ребячливых и несерьезных, чтобы осознавать все тонкости и перипетии, уготованные жизнью. Казалось, Кун остался единственно близким человеком, которому можно было сказать самое сокровенное: — Я боюсь, черт, Кун, даже не верю, что произношу эти слова вслух, но я боюсь самого момента смерти. Как это будет? Я не хочу закончить в собственной моче и блевотине, как отец. И я не хочу страдать, как Джисон. Впрочем, может быть, он умер быстрее, чем все думают. Джисон… он просто не должен был появляться. Кун берет ютыны ладони и долго гладит, завораживая движениями пальцев и вызывая легкость, ползущую по телу. Очередной фокус? Иллюзия безопасности? А иллюзия ли? Юта чувствует себя опьяненным, но разум остается ясным. Перед глазами видится река. Ее извилистое русло тянется несколько километров и уходит далеко в небытие, а граница из видимой превращается в дымчатую, скрытую густым туманом, а потом и вовсе исчезающую. Юта моргает. Картина похожа на типичный пейзаж из апокалиптических фильмов — серо-коричневые тона и никакого просвета — даже река сливается в однородную массу из ила и песка. У берега реки стоит всего одна лодка, а в ней дряхлый старик в грязном плаще. — Его имя Харон. Он — перевозчик душ. Знаешь ли ты, мой Юта, о перевозчике душ? — Я знаю одну глупую историю о мальчике, который жил в пригороде Детройта и в какой-то момент решил, что он и есть этот самый перевозчик душ. А еще там был бар с красной вывеской, а бармена зовут, как одного моего приятеля — Марк. Кун кивает, принимая ответ и рисует еще несколько узоров, расправляет ютыны пальцы и прикладывает свою ладонь, будто бы играя в детское — чья больше.  — Ты веришь в душу? Юта зажмуривается. Но Кун и не нуждается в четком «да» или «нет». Вопрос повисает в воздухе, оставляя после себя металлическое послевкусие — похоже, что рот наполнился кровью и Юта может держать ее, пока она не польется через плотно сомкнутые губы или проглотить. Вычерчивая непонятные символы на его руке, Кун надавливает между большим и указательным пальцем, обводит круг на ладони. К старику в лодке подходит мальчик, совсем еще подросток. Он хочет забраться в лодку, умоститься на тонкую деревянную седушку и уплыть в том неизвестном направлении, которое привиделось Юте минутой раньше. У мальчика за спиной рюкзак и Юта видит его спину, а не лицо. Но он все равно узнает, не нуждаясь в подсказках — в лодку Харона садится Джисон. Ему здесь лет четырнадцать, как тогда, в тот год, когда он впервые встретился с Ютой и его родителями. — Старик Харон всегда берет плату за то, чтобы переправить души из земного царства в мир мертвых. Греки называли это место Аид, а реку — Стикс. Как думаешь, у Джисона были деньги, чтобы заплатить Харону? Откуда, прикидывает Юта, его же обобрали до нитки, прежде, чем забить насмерть. У его обожаемого Джисона не было ничего. Его рот был полон крови, а кости переломаны. Рядом — никого, кто мог бы спасти. И снова — он в одиночестве стоит на берегу, а лодка не двигается. — Чтобы мертвые могли заплатить Харону им клали монеты в рот, — Юта вздрагивает, но не прерывает Куна. Ему должно хватить смелости, чтобы дослушать до конца, какие бы картины не приходили в видении. Даже если почудятся цинковые гроши заляпанные красными каплями, он обязан досмотреть до самого финала. — В общем-то, греки не ограничивались монетами. Женщинам они могли положить драгоценности, а мужчинам оружие. Лодку качает из стороны в сторону. Старик поправляет свой плащ и безучастно глядит на Джисона. — Если он не заплатит, его душа отправится в Детройт? В тот бар. И я смогу приехать и встретиться с ним там? — Из того города живым нет выхода, Юта. Тебе лучше этого не делать. — Значит, его душа навсегда заперта где-то между жизнью и смертью? И он сможет окончательно считаться мертвым, только если Харон заберет его душу в подземный мир, в Аид? — Юта тараторит наугад, ничего не соображая от страха. Джисон в его видении все еще сидит на берегу, и едва он хочет обернуться, чтобы взглянуть Юте в глаза, как загорается красный цвет — это мелькает вывеска бара. А дальше гремит музыка. Звук такой отчетливый и громкий, что сил нет и Юта различает строки: our mind, your mind is so full of red. А потом Хендери кричит, чтобы Джонни включил что-то более позитивное хоть из репертуара The Rolling Stones, а хоть бы и «твой занудный синти-поп». Юта начинает гоготать. Он вроде бы не пил, а все равно наслушался историй Куна и мерещится всякое. Джисон умер, заверяет себя Юта и его душа не окажется ни в каком Детройте, ни в каком ублюдском баре, и никакой старикашка не станет выделываться, чтобы требовать с него плату в загробном мире. Это же просто чушь! Какая глупость! — Перевозчика душ не существует, — зло бросает Юта. Своим выкриком он пугает Хендери и даже Джонни с Лукасом косятся на него, как на психа. Юта выбегает в туалет, расталкивая по пути гостей. Он быстро открывает холодную воду и плескает себе в лицо. Его футболка пропитывается брызгами, а вода уже льется с волос и подбородка на грудь, когда Юта решает взглянуть на себя в зеркало. Он выглядит, как и всегда: слегка взлохмаченная прическа, дурацкая майка и тяжелая цепь на шее, чтобы придать его образу еще больше небрежности и разгульности, ну и чтобы скрыть след куновых пальцев на шее. Одежда Юты — мокрая, — только тяжесть. И сознание — тоже — — Отпусти….  — отпусти мысли и сожаления. Надпись мелькает красными буквами на стекле, а джисонов голос слышится в ушах так отчетливо, будто он действительно стоит за его спиной. *** Юта утверждает, что не верит в родственные души, в красную нить судьбы, в предназначение и магию.  — Если бы ты мог встретиться с душой Джисона и поговорить с ним, ты бы это сделал? — Хендери не умеет вовремя заткнуться. Он довольно искренний мальчик. Жизнерадостный и открытый миру. Юта отрицает, что этим он напоминает ему брата, хотя тот был гораздо более тихий и покладистый. Вся эта схожесть с Джисоном так бесит. Зря Джонни дал правде вылезти наружу. До тех пор, пока Юта кривлялся и нес ерунду, воображая что сценарий поездки с серфингистами реален, он хотя бы не находил отражения Джисона в каждом встречном.  — Как он будет говорить? Разве души умеют переговариваться, как люди? — Откуда мне знать? Призраки ж как-то общаются! — Никак они не общаются. Через медиума посылают мысли. — А вот и неправда! Они говорят. Говорят, так что мы их слышим. Типа, блин, Ренджун, у них же все, что и у человека: голова, речевой аппарат и язык. Голос! Вот если у них не было чего-то, тогда другое дело… Юта поднимается и оставляет беседку, в которой собрались настырные спорщики. Конечно, Джонни приносит извинения за младших и дает им по шее. Он даже просит прощения за то, что так грубо раскрыл всю правду Куну, но Юта только машет рукой: было и было. Ему не вернуть брата и вся эта болтовня про душу никак не восполнит потерю. — Я просто думал, — Джонни чешет подбородок и его в темноте его глаза нездорово мерцают. Юта однозначно не хотел бы повстречаться с Джонни на темной улице. Нет, Джонни тот еще добряк и все такое, но не после того, как они несколько дней перемалывают тему с убийством, о котором Джонни слишком много знает. — Что? — Ты бы, наверно, хотел знать, кто его убил? Боже. Они что в кино? Где главный герой пытается добиться правды и возмездия? Ходит в полицию и ставит на уши прессу или занимается собственным расследованием. Ну да, Юта ведь сбежал подальше, сразу после похорон Джисона. Ровно как и после смерти отца. Юта слышал, что Хендери использовал свои «детективные наклонности» и посчитал такое поведение странным. Почему-то никто из них не упоминал, что жить и видеть более десяти лет, как спивается собственный отец — зрелище не из приятных. И никто явно не хоронил в закрытом гробу своего брата, буквально единственного человека, к которому был привязан Юта и который безоговорочно любил его (может быть, еще родная мать, но что-то Джисон о счастливом детстве не рассказывал). — Нет? — Юта лыбится. Растягивает губы, как чертов клоун, которым его привыкли видеть. — Что, если я знаю? Джонни должен бы опешить, должен расхохотаться или пнуть Юту и послать к черту. Они стоят и почти шепчутся, в опасной напряженной тишине между ними, окруженные грохотом музыки, гулом океана метрах в ста и плеском бассейна поблизости. Тень от беседки скрывает их, но Юта испытывает первородный ужас, когда Джонни наклоняется к его уху и кидает слова, как водородную бомбу: — Тогда лучше никому не говори об этом, Юта. Будет плохо, если твой идеальный Кун узнает правду, не так ли? На Ситии жара спадает только к полуночи, а прохлада накрывает город только после дождя, который случается нечасто. Юта уверен, что именно жара затуманивает ему разум, когда он видит рядом с Куном ту девчонку — Агнес, которая вроде как должна оставить Куна в покое, ведь у него есть Юта. Ведь есть? Они, черт подери, вообще вместе? Подумаешь, Агнес ходит посмотреть выступление и ее даже пускают за кулисы, потому что девчонка какая-то турагентша или местный гид, Юте в целом плевать. У него чешутся ладони, горят от жары, от всего, что наговорили ему Джонни и Хендери. Сейчас бы схватить Куна за руку и унять это противное ощущение. Зуд не позволяет сосредоточиться даже на работе и Юта получает замечание от администрации: — Уже несколько клиенток говорят, что ты срезаешь им кожу ножницами. В нашей работы бывает, но тебе надо бы собраться, Юта! Маникюрные ножницы Юта находит в специальном судочке для использованных инструментов. Их хорошо промывают, кипятят и дезинфицируют. Одноразовые инструменты утилизируют, а ножницы гоняют в работе пока они не затупляются или не становятся непригодны по другим причинам. Следы крови еще остались на самом кончике. И Юта долго рассматривает его, крутит со всех сторон, подносит ближе к глазам. Что он чувствует при виде крови? Ничего особенного. Он не так много крови видел, чтобы испытывать брезгливость или ужас. Отец подавился блевотиной. Джисона ему показали после медицинской экспертизы. А вот Агнес… Хорошо бы предложить ей записаться на сеанс. Красивые ногти сделают ее счастливее, определенно. Юта прячет ножницы в ящик своего рабочего стола. Он звонит Куну и просит встретить с работы. После разговора с Джонни ему стремно выходить на улицу одному. О том, что пропала Агнес — та самая, которая местный гид и несостоявшаяся подруга Куна, они узнают из новостной сводки Хендери. Она просто исчезает, растворяется в пространстве, оставляя после себя только упоминание по радио. Ее не ищут родственники, потому что их нет, а друзья продолжают жить своей жизнью, и вероятно заметят исчезновение по долгому отсутствию в социальных сетях. Джонни дает короткие показания детективу о том, что они всей компанией видели ее последний раз недели две назад, на вечеринке, и она не говорила ничего подозрительного. Кун сообщает, что несколько раз Агнес заходила к дирекции его магического театра, но сам он лично с ней не общался. Юта дергает носом, слыша об этом. Похоже, что грустные новости дают ему шанс успокоиться, как бы странно это ни звучало. Хотя бы Кун не скорбит по Агнес больше, чем стоило бы просто знакомым.  — Наверно, тебе не стоит встречать меня каждый вечер, — предлагает Юта, разрывая салфеточку на части. Он должен взять себя в руки и начать справляться сам. — Я бы наоборот хотел, чтобы меня встречали! Хендери как всегда лезет со своими супер важными комментариями и Юта угукает в ответ:  — Ты вообще с виллы без Джонни или Лукаса не вылезаешь, кто бы говорил. Впрочем, Хендери если и выбирается, то попробуй поймай его. С Лукасом он объездил добрую часть исторических объектов Ситии и именно о них пишет большой текст для журнала. Еще и какому-то чудику с Ютуба успевает записать подкаст. Хендери не кажется Юте глупым или беспечным, скорее даже вызывает искренний интерес. Просто советов его он не принимает. Спокойное время не длится долго, может быть дня два, пока шумная компания не собирается у бассейна вновь. Кун задерживается из-за репетиций к обновленной программе шоу, и Юта скучает, никак не находя себе занятие. Он оказывается в компании Ренджуна, мрачно рассматривающего синеватый коктейль. У Юты в руках что-то похожее на мяту и маракуйю с ромом, почти мохито, но по тропическому рецепту — кисловатый и с косточками. — А где все? Теоретически Юта в курсе. Лукас после тех рабочих поездок все дни проводит с Хендери, вроде как помогая с теми самыми историческими находками и памятками, о которых пишет Хендери. Его вклад остается непонятным, поскольку Юта всегда считал, что на что-то умнее, чем быть водителем Лукас не способен. Выходит, ошибался. В основном в том, что Лукас по уши в Ренджуне. Оглянувшись по сторонам Юта и правда находит Хендери и Лукаса вдвоем. Они что-то кричат — из-за музыки не разобрать, — пинаются и скручивают друг друга, как лианы. Детский сад. — Они что, курсы по йоге открыть собираются, — фыркает Юта. Он хохочет, довольный своей же шуткой и хватает слишком много воздуха — мгновенно закашливаясь. — Боже, — тянет Ренджун, стуча по спине, а после подставляя свой нетронутый коктейль и всовывая трубочку Юте в зубы. Голосок у него насмешливый. — Вот что такое сиюминутная карма! Юта не посылает Ренджуна с его комментариями только лишь из сочувствия. Ему нет особого дела до Хендери и его отношений с Лукасом, но стоит взглянуть на унылую мордаху Ренджуна и все приобретает ясность. — Забей, — Юта пинает в плечо, — давай познакомим тебя с кем-то. К Джонни всегда приходит кто-то, с кем можно весело провести время. — Я не такой, как ты. Меня не интересуют случайные знакомства на одну ночь. Тем более Лукас… и Хендери… Я… Скажи, Юта, ты рад, что Агнес исчезла? Рад, что ваши отношения с Куном в безопасности? Господи, как это смешно. Как чертовски иронично, ведь именно Хендери постоянно слушает дурацкие новости о происшествиях, а теперь Ренджун желает ему смерти. Это настолько уморительно, что голова начинает кружится. Юта делает глубокий вздох, но и это не помогает. Во рту вязко и сухо, и Юта шарит по столу, хватая первый попавшийся бокал. Синяя жижа попадает в рот, потом в горло, обжигает глотку и оседает в желудке. Юте видится море. Его бирюзовые волны ласково омывают золотистый ровный песок, создавая невысокую горку. Бирюза такая чистая, прозрачная. Что-то напоминает, что-то такое знакомое, Юта хмурится, пытаясь догадаться. Бирюза? Откуда в его жизни бирюзовое море? Оно совсем не похоже на то розовое, что он видел с Куном. Волны такие теплые и родные. Может быть, ну точно, — родные! — Джисон. Душа Джисона превратилась в бирюзовое море. Юте почти удается поверить в это, когда, словно молнии, перед глазами мелькает несколько красных, практически багровых вспышек. Голова начинает трещать, как от удара. — Юта? Юта, тебе нехорошо? Ну еще бы, Ренджун печется о нем, схватившимся за голову и что-то воющем про себя. — Я сейчас позвоню Куну, пусть он скорее приедет. Черт, Юта, ты что напился? Вроде бы всего два коктейля, как так. Юта отмахивается. Какого хрена все считают его выпивку? Платят что ли за нее? Или с куновой подачи такие умные стали? Ах, ну да, второй коктейль был Ренджуна. Бирюза! Едва задрав голову, пронизывает острая боль, и Юта болезненно шипит. Ему нужен Кун, но тот далеко, а боль жестокая и неотступная, как черепаха, которая впилась в плоть и держится зубами до последнего мига. Бросив еще один взгляд в сторону ренжунового бокала, Юта чувствует, как содержимое желудка просится из него. Расталкивая танцующих и гуляющих гостей, Юта устремляется в уборную. Он едва успевает склониться над умывальником, как его обед раздирает глотку, царапает и огромными кусками синеватой массы вываливается изо рта. Содержимое напоминает желе и Юта никак не может смыть его водой — ни растопить, ни взять в руки. — Черт, черт, черт! Уйди уже… уйди! Хватит меня блять преследовать! Оставь меня в покое! Он выплевывает еще один кусок бирюзы и вытирает рот рукавом. Одежда окрашивается в яркий цвет, под стать тому, что мерещился и тому, что был в бокале Ренджуна. Губы и подбородок — все синее, и его сознание все полно синевы. Такой же, как душа Джисона. Вода немного освежает и перед глазами проясняется. Боль больше не стучит в черепную коробку, и тошнота отпускает. А потом за спиной мелькает тень и Юта заново ощущает мерзость в горле и кислотный привкус на языке. Нет, это не отравление, не коктейль в котором было что-то не предназначенное Юте, это в разы хуже. Страх. Сожаление. Что-то, что не удается отпустить. — Джисон? Голос дрожит, и Юта оглядывается по сторонам. Вокруг ни души. И снова, какая же ирония. Всю последнюю неделю Юту буквально заставляли поверить в существование души, — Психеи, если цитировать греческие мифы, той самой, которая стала возлюбленной бога Амура. Бога любви. Двери одной из кабинок хлопают и Юта разворачивается, ошалело выпучив глаза и ловя скупую тень. Футболка пропитывается потом и липнет ближе к коже. — Джисон? — он шепчет. Губы едва размыкаются и его блеяние напоминает змею. Если это Джисон, то неужели Кун был прав и его душа блуждает где-то между жизнью и смертью, не способная заплатить старику Харону? А может быть, ему нужно кое-что еще. То, о чем упоминал Джонни. — Джисон, ты пришел узнать кто убил тебя? Джисони… Джисони, это не я… Я знаю, после того, что произошло с отцом ты мог бы подумать. Да, я виноват, но та мразь! Он! Он избивал тебя и ненавидел. Как я ненавидел Агнес. У меня от нее чертов зуд в ладонях. Бесячая девка! А ты другой и я бы никогда… Только не тебя, Джисон. Джисон?! Несколько дверей одновременно хлопают со страшной силой. Даже чудится, что началась гроза, а море — вышло из берегов. Окрасилось в грязный коричневый цвет. И волны бушуют, размером с нью-йоркские небоскребы. Юта снова блюет в раковину, опустошая желудок полностью. Он пьет воду прямо из-под крана, глотает ее жадно, как несчастная побитая собака, пытаясь напиться в последний раз. Он вздрагивает, когда на плечо ему ложится тяжелая рука и в нос бьет металлический привкус. Юта разворачивается стремительно, собрав последние силы, подбираясь и занося руку для удара. — Боже, Юта, ты чего? Джонни. Джонни запросто отбивает удар и играючи ловит Юту в захват. Джонни выглядит гигантом, титаном, что пришел крушить землю и низвергать богов. Ему все известно: о алкаше-папашке, и об исчезновении Агнес, и конечно, о самом Юте и о том, что случилось с братом. И Юта снова покрывается мурашками и ощущает себя беспомощным. Совсем, как Джисон, понимает он. Совсем, как он. — Тебе плохо? Кун ищет тебя там, у бассейна. Джонни делает шаг назад и Юта видит его: с такой же улыбкой, как и сейчас, с глазами-щелочками и, — Юта щурится, — мелкие красные пятна на лице. Они мерцают, неоновые и насмешливые, и стоит Юте моргнуть, как красное сменяется синим, а потом возвращает свой цвет, и быстро меняет заново. — Кун… Юта не уверен, что это его голос. Он низкий и хриплый. Изо рта появляется пузырь и тут же лопается.  — Да, Кун. Боже, Юта, прекращай пить. Кун ждет у бассейна. Провести тебя?  — Нет! — Юта вскрикивает и выставляет руки. Он едва не толкает Джонни, но тот просто раскрывает ладони в знак примирения. Его лицо будто бы говорит, что все хорошо. И раз уж Юту ищут, значит, ничего страшного не произойдет. Он кидается к выходу из уборной, будто Джонни может передумать, схватить его и избить. Снаружи обрушивается знакомый шум океана и заевший на повторе трек. our mind, your mind is so full of red. Интересно, думает Юта, хотя впрочем, нет, он не хочет знать, но все же откуда-то знает, за что Джонни убил Агнес? Почему именно ее? Избил ли он ее также, как Джисона? Юта пытается разыскать Куна среди гостей вечеринки. Когда Юта поскальзывается — не спасибо всем ублюдкам, которые напились и затопили плитку и даже траву, — он летит в бассейн. Кун возникает из воздуха, точно сказочный джинн и это его ладони толкают Юту в спину, находя там свое исконное место. Можно подумать, так было всегда и продолжится до окончания времен — он будет падать и падать, без единой возможности дышать или выбраться. Стоять или хотя бы вынырнуть не выходит: ноги почему-то не ощущаются совсем. Будто Юта оказывается парализован или магическим образом у него вырастает рыбий хвост. Да и руки что-то не помогают. — Вода тебя манит. Что? Голос и слова, которые он будто бы уже слышал. Юту накрывает ужасным чувством дежавю, и он пытается вытереть лицо и хотя как-то оглядеться по сторонам. Когда возвращается способность осознавать происходящее, а Юта чувствует себя так, будто спал добрую сотню лет, а теперь он начинает видеть и слышать. Он может говорить:  — Кун! — А ты кого ждал? Мой Юта. Мой ангел Юта. Ты все-таки упал в бассейн. Кун рядом, стоит с ним прямо в воде и весь светится — добрый, понятный и близкий. Он подхватывает Юту на руки и выносит из воды. Перед глазами розовое море.