Комнаты цветов Пуффендуя: Фред и Джордж, Джинни Комнаты цветов Гриффиндора: Рон Комнаты цветов Слизерина: Малфой Комнаты цветов Когтеврана: Гарри, Гермиона
Если считать профессоров, распределение выдалось довольно равномерным. И это при учете того, что здесь присутствуют представители только двух факультетов… — Вы закончили балаган? Голос профессора Снейпа, прозвучавший также внезапно, как гром средь ясного неба, мгновенно остановил начавшуюся было перепалку между Гарри и Роном. Второй силился доказать первому, как важно спать в комнатах именно их факультета, а не в каких-либо других. Гарри же настаивал, что выбор комнат к факультетам не имеет никакого отношения, и вообще, это его дело, где хочет там и спит. В общем, он был в кой-то веки даже рад появлению нелюбимого профессора, ведь ему совершенно не хотелось ссориться со своим другом. — Мы с профессором Снейпом, — в этот раз слово взяла профессор Макгонагалл, — обследовали оставшиеся двери в коридоре. Как и ожидалось, большинство из них оказалось жилыми, однако дверь в конце коридора ведёт в столовую. Там есть книга, на обложке которой написано «Меню», как мы убедились, если вписать в пустой прямоугольник блюдо, оно появится, однако количество блюд ограничено. Согласно инструкции ограничено так же количество сладкого и вредного… Профессор ещё несколько минут рассказывала о том, что они нашли в коридоре, а после велела всем следовать за ней, развернулась и удалилась в коридор. Студенты охотно последовали за ней. Даже Малфой, что постоянно возмущался, конечно, только для вида, угрюмо плелся в конце импровизированной шеренги. Утро у парня не задалось с самого начала. Мало того, что он проспал, так ещё и, когда он открыл глаза, его окружало обилие красных цветов. Он, с перепугу не иначе, подумал, что его перевели на Гриффиндор. Богатая у парня фантазия, да. Со временем он успокоился, пришел в себя, вспомнил, что произошло этой ночью и решил, что ему определенно следует умыться. Ну их, эти размышления. Однако, подобное пробуждение сказалось на его общем настроении, а потому он все утро ходил угрюмый. Замыкал импровизированную процессию профессор Снейп. Он неспешно шел позади всех, но ученикам, особенно Золотому Трио, казалось, что за ними гонится стая голодных волков. Дети неосознанно прибавили шагу. Особенно сильно доставалось Гарри, казалось, Снейп пытается проделать дыру в его затылке. Наконец, они преодолели коридор, стены которого были увешаны гобеленами, а пол застелен ковром, заглушающим шаги и вышли в просторную столовую, явно предназначенную для большого количества людей. В ней был огромный, прямоугольный стол, и больше сорока стульев. По количеству комнат, поняли узники. Все стулья были вплотную приставлены к столу. Сам стол, как можно было уже догадаться, был дубовым, покрытым темным лаком. На нем лежала белая скатерть, что было довольно необычно, особенно после комнат отделанных в цветах факультетов. Узники расселись за столом. Близнецы Уизли, Джинни и Рон с одной стороны, а все остальные с другой. В итоге вышло так, что Гарри сидел напротив Фреда, Гермиона напротив Джорджа, напротив Джинни расположилась профессор Макгонагалл, а Малфой и Снейп предпочли отсесть подальше от компании грифиндорцев, благо стол был большой. Завтрак прошел быстро и относительно тихо, каждый в своем блокнотике-меню написал, чего он хочет на завтрак, и стали есть, время от времени тихо переговариваясь на различные темы, делясь впечатлением или обсуждая сложившуюся ситуацию. В целом вели себя довольно мирно. Впрочем, в отличие от недовольного, но молчаливого Малфоя, профессор Снейп не применил пару раз пройтись своими ядовитыми комментариями по манерам, а точнее их отсутствию, Гриффиндорцев. Он словно восполнял то, что не сказал вчера. Или, быть может, у него тоже плохое настроение с самого утра? Когда с завтраком было покончено, узники направились обратно в гостиную. Еда-едой, а книги не ждут (- Вообще-то ждут!). Каждому из них было интересно, что же там дальше. Ну, или почти каждому. Гарри совершенно не хотел знать, что ещё написано в тех книгах. Эх, а ведь их семь… В этот раз место чтеца занял профессор Снейп, не иначе как соблюдая какую-то профессорскую договоренность, иначе почему он так недовольно смотрит на профессора Макгонагалл. Сама же заместитель директора уселась на второй стул, что также находился за столом. Помнится, вчера на нем сидел Снейп. Впрочем, видя непонимающие взгляды детей, профессор ненадолго поднялась и заговорила: — Еще вчера мы с профессором Снейпом решили что по очереди будем читать Книгу, дабы не сильно уставать. Надеюсь возражений нет? — профессор обвела всех настолько суровым взглядом, что даже если возражения и были, они все разом пропали. — Кхм, итак: Глава 2. ИСЧЕЗНУВШЕЕ СТЕКЛО»…Почти десять лет прошло с того утра, когда Дурсль обнаружили на своем пороге невесть откуда взявшегося племянника, но Тисовая улица за это время почти не изменилась. Солнце вставало над теми же ухоженными садиками и освещало туже самую бронзовую четверку на входной двери дома Дурслей; оно пробиралось в гостиную, оставшуюся почти неизменной с того вечера, когда мистер Дурсль смотрел по телевизору пророческий выпуск новостей…»
Лишь когда профессор дочитал абзац до конца ученики решили его перебить: — Что… — … правда… — … почти не поменялась? — Ну почему же, в домах появились новые фотографии, газон во дворе стал еще более ухоженным, сменились занавески на окнах, поменялась посуда. Просто все новое было очень похоже на старое, только новое… — да, красноречие — не лучшая черта Гарри. Впрочем, все всё равно поняли основной посыл его мысли.»…Только стоящие на камине фотографии в рамках свидетельствовали о том, что с тех пор прошло немало времени. Десять лет назад на фотографиях было запечатлено нечто, напоминавшее большой розовый мяч в разноцветных чепчиках…»
— Мячик… —… В чепчиках? — А… это наверное о них. — О чем? — Да так… — Гарри таинственно усмехнулся: он помнил эти фотографии, удивительно, но его кузен действительно в детстве был похож на мячик.»…но с тех пор Дадли Дурсль вырос…»
Даже несмотря на то что в этот раз главу читал профессор Снейп, комнату огласил громкий, местами истерический смех. Не смеялись только профессора, да Гарри с Малфоем. Гарри –потому что уже знал шутку, и ему было не так смешно, как остальным, Профессора старались держать лицо, а Малфой просто не мог позволить себе столь фривольное поведение. Да, он вел себя ужасно весь первый курс, но с попаданием в эту комнату и в эту компанию, он вдруг вспомнил, что аристократ. А ведь матушка в детстве рассказывала ему о значении этого слова, а он и забыл.»… и теперь на фотографиях был крупный светловолосый мальчик, сидящий на своем первом велосипеде, кружащийся на ярмарочной карусели, играющий с отцом в компьютерные игры, мальчик в объятиях целующей его матери. Однако ничто на этих фотографиях не говорило о том, что в доме живет еще один ребенок…»
— Но ты ведь все еще жил там, так? — Пф, конечно жил, где бы мне ещё жить? — Да ладно, Поттер, у тебя половина Хогвартса родственников. Чистокровная половина… — Да? А я и не… Договорить Гарри не дал профессор Снейп, которому надоело терпеть балаган, а потому он продолжил читать, вынуждая всех замолчать, дабы не пропустить что либо важное.»…Тем не менее Гарри Поттер всё ещё жил здесь, и в настоящий момент он крепко спал, хотя спать ему оставалось недолго. Тётя Петунья уже проснулась и подходила к его двери, и через мгновение утреннюю тишину прорезал её пронзительный визгливый голос: — Подъем! Вставай! Поднимайся!..»
— Ух, как не культурно. — Гермиона в который раз сокрушалась над воспитание миссис Дурсль. Это же надо…»…Гарри вздрогнул и проснулся. Тётя продолжала барабанить в дверь. — Живо! — провизжала она. Гарри услышал её удаляющиеся шаги, а затем до него донесся звук плюхнувшейся на плиту сковородки. Он перевернулся на спину и попытался вспомнить, что же ему снилось. Это был хороший сон. В этом сне он летел по воздуху на мопеде. У него было странное ощущение, что когда-то он уже видел этот сон…»
— Так это все же был не сон… — Ого, ты помнишь…?»…Тётя вернулась к его двери. — Ты что, ещё не встал? — настойчиво поинтересовалась она. — Почти, — уклончиво ответил Гарри. — Шевелись побыстрее, я хочу, чтобы ты присмотрел за беконом. И смотри, чтобы он не подгорел, — сегодня день рождения Дадли, и все должно быть идеально. В ответ Гарри застонал. — Что ты там говоришь? — рявкнула тетя из-за двери. — Нет, ничего. Ничего… День рождения Дадли — как он мог забыть?..»
— Действительно, мистер Поттер, как Вы могли забыть о дне рождения Вашего кузена? Какая безответственность… — казалось, профессор Снейп хотел ещё что-то добавить, но строгий взгляд профессора Макгонагалл убедил его этого не делать.»…Гарри медленно выбрался из постели и огляделся в поисках носков. Он обнаружил их под кроватью и, надевая, стряхнул ползающего по ним паука…»
— П-п-паука.?! — Ну, да. — Развели свинарник у себя в комнате, Вы такой же безответственный и ленивый, как Ваш отец! Похоже, в этот раз даже строгий взгляд профессора Макгонагалл не смог остановить Снейпа от высказывания в адрес отца Гарри. Однако, что странно, Гарри ничего не ответил. Более того, он выглядел так, словно постиг буддистское спокойствие. Парень понял, что дальше будет описываться его жизнь у Дурслей. Его радовало лишь то, что похоже её будет немного.»… Гарри привык к паукам — их было много в чулане под лестницей, а именно в чулане было его место…»
— В чулане?! Мистер Поттер, в чулане? Северус, ты все правильно прочитал?! — от волнения, перемешанного с негодованием, профессор Макгонагалл даже сбилась на неформальное обращение. Она была потрясена. Директор уверял её, что Гарри у тётки хорошо, что его любят и о нем заботятся, а выходит, что он ей врал? А она, а она ему поверила, а ведь заместитель с самого начала считала это не очень хорошей идеей. Профессор Макгонагалл для себя решила, в не зависимости от того, чем бы не руководствовался Дамблдор, она не позволит снова отправить Гарри к его родственникам. У профессора же Снейпа происходил форменный разрыв шаблона. Он то думал, что Поттер живет в богатстве и ни в чем себе не отказывает, а все вокруг его холят и лелеют, а выходит что? Он сам себе придумал, сам поверил… но как можно было этого не заметить? Однако, с чего тогда мальчишка вел себя так отвратительно на его уроке?»…Одевшись, он пошел на кухню. Весь стол был завален приготовленными для Дадли подарками. Похоже, что Дадли подарили новый компьютер, который тот так хотел, ещё один телевизор и гоночный велосипед — это не говоря обо всем прочем. Для Гарри оставалось загадкой, почему Дадли хотел гоночный велосипед, ведь кузен был очень толстым и ненавидел физические упражнения — хотя отлупить кого-нибудь он был совсем не против…»
— Вот, вот к чему приводит такое воспитание… — сокрушалась профессор Макгонагалл. Ей, выпустивший не одно поколение учеников, было горько смотреть на то как, подумать только, — собственные родители — так гробят свое чадо…»…Любимой «грушей» Дадли был Гарри…»</b
— Что?! — Да как он.! — Да я его…! Всеобщему возмущению не было предела. Гарри было приятно слышать негодование друзей. Он чувствовал их поддержку. И вместе с тем, ему было дико стыдно. Ему совсем не хотелось чтоб о данном аспекте его жизни кто-то знал. Профессор Макгонагалл, после прочтения данного предложения, прочно укоренилась в своей решимости не дать Дамблдору отправить Гарри к родственникам снова. Бедный ребенок… У Снейпа же, кажется произошел окончательный разрыв шаблона. Он то думал… А оно вот как вышло… <b>»…но Дадли далеко не всегда удавалось поймать кузена. Хотя поверить в то, что Гарри мог быстро бегать, было довольно сложно…»
— Я что, правда так быстро бегаю? — Ага, мы за тобой еле поспеваем. — Правда…? Удивление Гарри было не поддельным, он то думал, что это просто Дадли толстый, а от того не может его догнать, а оно вот как выходит…»…Возможно, именно жизнь в темном чулане привела к тому, что Гарри выглядел меньше и слабее своих сверстников. К тому же он казался ещё меньше и тоньше, чем был на самом деле, потому что ему приходилось донашивать старые вещи Дадли, а Дадли был раза в четыре крупнее его, так что одежда висела на Гарри мешком. У Гарри было худое лицо, острые коленки, черные волосы и ярко-зеленые глаза. Он носил круглые очки, заклеенные скотчем и только благодаря этому не разваливающиеся — Дадли сломал их, ударив Гарри по носу…»
— Разве от простого удара по носу очки ломаются? — От простого — нет, а вот если бить ногами… Гарри так и не закончил фразу, но никому из узников, не хотелось знать продолжения…»…Единственное, что Гарри нравилось в собственной внешности — это тонкий шрам на лбу, напоминавший молнию. Шрам был у него с самого детства, и первый осмысленный вопрос, который он задал тете Петунье, был как раз о том, откуда у него взялся этот шрам. — Ты получил его в автокатастрофе, в которой погибли твои родители, — отрезала тетя. — И не приставай ко мне со своими вопросами. «Не приставай ко мне со своими вопросами» — это было первое правило, которому он должен был следовать, чтобы жить в мире с Дурслями…»
— Ужас, а как ты тогда учился.? — С помощью библиотеки, Гермиона…»…Когда Гарри переворачивал подрумянившиеся ломтики бекона, в кухню вошел дядя Вернон. — Причешись! — рявкнул он вместо утреннего приветствия…»
— Бесполезно, они все равно выглядят так, словно я только проснулся. — А ты не пробовал их отращивать…? — Джинни, кажется, впервые подала голос с момента, как они оказались в этой комнате впервые. Девочка была самой младшей тут, она только покинула родительский дом, только поступила в обожаемый Хогвартс, а тут такое. И даже обожаемого Тома не было рядом, чтоб написать ему, поделиться переживаниями…»…Примерно раз в неделю дядя Вернон смотрел на Гарри поверх газеты и кричал, что племянника надо подстричь. Наверное, Гарри стригли чаще, чем остальных его одноклассников, но это не давало никакого результата, потому что его волосы так и торчали во все стороны, к тому же они очень быстро отрастали. К моменту когда на кухне появились Дадли и его мать, Гарри уже вылил на сковородку яйца и готовил яичницу с беконом. Дадли как две капли воды походил на своего папашу. У него было крупное розовое лицо, почти полностью отсутствовала шея, маленькие глаза были водянисто-голубыми, а густые светлые волосы аккуратно лежали на большой жирной голове. Тетя Петунья часто твердила, что Дадли похож на маленького ангела, а Гарри говорил про себя, что Дадли похож на свинью в парике…»
— Ну, это было не удивительно с такими то генами…»…Гарри с трудом расставил на столе тарелки с яйцами и беконом — там почти не было свободного места. Дадли в это время считал свои подарки. А когда закончил, лицо его вытянулось. — Тридцать шесть, — произнес он грустным голосом, укоризненно глядя на отца и мать. — Это на два меньше, чем в прошлом году…»
— Сколько? Это же сколько у него друзей и родственников…? — Вы не поверите, но все это только от Дяди с тётей, ну и тетушки Мардж… — Поверим, Гарри, охотно поверим…»…— Дорогой, ты забыл о подарке от тетушки Мардж, он здесь, под большим подарком от мамы и папы! — поспешно затараторила тётя Петунья. — Ладно, но тогда получается всего тридцать семь. — Лицо Дадли покраснело. Гарри, сразу заметив, что у Дадли вот-вот приключится очередной приступ ярости, начал поспешно поглощать бекон, опасаясь, как бы кузен не перевернул стол…»
— Такое уже случалось? — Да, было несколько раз. — Мерлин, что же это за воспитание…»…Тетя Петунья, очевидно, тоже почувствовала опасность…»
— Ну еще бы…»…— Мы купим тебе еще два подарка, сегодня в городе. Как тебе это, малыш? Еще два подарочка. Ты доволен? Дадли задумался. Похоже, в голове его шла какая-то очень серьезная и сложная работа. Наконец он открыл рот. — Значит… — медленно выговорил он. — Значит, их у меня будет тридцать… тридцать…»
— Гарри, сколько ему тут исполнилось лет? — Одиннадцать, Гермиона, одиннадцать… — Прости конечно, но он умственно отсталый? — Да нет, вроде, скорее просто ленивый.»…— Тридцать девять, мой сладенький, — поспешно вставила тётя Петунья. — А-а-а! — Уже привставший было Дадли тяжело плюхнулся обратно на стул. — Тогда ладно… Дядя Вернон выдавил из себя смешок. — Этот малыш своего не упустит — прямо как его отец. Вот это парень! — Он взъерошил волосы на голове Дадли…»
— О, Мерлин, они это ещё и поощряют…»…Тут зазвонил телефон, и тётя Петунья метнулась к аппарату. А Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает тщательно упакованный гоночный велосипед, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением, коробочки с шестнадцатью новыми компьютерными играми и видеомагнитофон. Дадли срывал упаковку с золотых наручных часов, когда тётя Петунья вернулась к столу; вид у неё был разозлённый и вместе с тем озабоченный. — Плохие новости, Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять этого. Тетя махнула рукой в сторону Гарри…»
— И часто вас так называли, мистер Поттер? — казалось, на профессора Макгонагалл разом обрушилась скала. Она ссутулилась, опустила голову и в целом выглядела очень уставшей. Может ей нездоровится?»…Рот Дадли раскрылся от ужаса, а Гарри ощутил, как сердце радостно подпрыгнуло у него в груди. Каждый год в день рождения Дадли Дурсли на целый день отвозили сына и его друга в Лондон, а там водили их на аттракционы, в кафе и в кино. Гарри же оставляли с миссис Фигг, сумасшедшей старухой, жившей в двух кварталах от Дурслей. Гарри ненавидел этот день. Весь дом миссис Фигг насквозь пропах кабачками, а его хозяйка заставляла Гарри любоваться фотографиями многочисленных кошек, живших у неё в разные годы…»
— У-у-у, жуть, и как ты после такого только от кошек не шугаешься? — Понятия не имею…»…— И что теперь? — злобно спросила тётя Петунья, с ненавистью глядя на Гарри, словно это он всё подстроил. Гарри знал, что ему следует пожалеть миссис Фигг и её сломанную ногу, но это было непросто, потому что теперь целый год отделял его от того дня, когда ему снова придется рассматривать снимки Снежинки, мистера Лапки и Хохолка. — Мы можем позвонить Мардж, — предложил дядя. — Не говори ерунды, Вернон. Мардж ненавидит мальчишку. Дурсли часто говорили о Гарри так, словно его здесь не было или словно он был настолько туп, что все равно не мог понять, что речь идет именно о нем…»
— Вполне возможно, они действительно так думали…- лицо Гарри в этот момент не выражало ни-че-го. Да, с одной стороны ему было обидно, все же тётя с дядей ему не чужие, все-таки родная кровь, а с другой… Что же, будем реалистами, Гарри ничего от них не светило, и он к своим двенадцати годам успел с этим смириться. Как никак, такова жизнь.»…— А как насчет твоей подруги? Забыл, как её зовут… Ах, да, Ивонн. — Она отдыхает на Майорке, — отрезала тётя Петунья. — Вы можете оставить меня одного, — вставил Гарри, надеясь, что его предложение всем понравится и он наконец посмотрит по телевизору именно те передачи, которые ему интересны, а может быть, ему даже удастся поиграть на новом компьютере Дадли. Вид у тёти Петуньи был такой, словно она проглотила лимон. — И чтобы мы вернулись и обнаружили, что от дома остались одни руины? — прорычала она. — Но я ведь не собираюсь взрывать дом, — возразил Гарри, но его уже никто не слушал…»
— Где бы я потом жил, если бы взорвал их дом? — казалось, парень задавал этот вопрос потолку, ну или безоблачному небу, что на нём отражалось. Никто не нашелся с ответом.»…— Может быть… — медленно начала тётя Петунья. — Может быть, мы могли бы взять его с собой… и оставить в машине у зоопарка…»
— Но это же запрещено! Даже животных нельзя оставлять в машине, они могут задохнуться! Гермиона негодовала: это же надо быть такими скупыми и бессердечными по отношению к сироте. И это она еще молчит про ужасное воспитание ВСЕХ членов семейства. Запирать ребенка в чулане! Ужас, это же просто У-Ж-А-С.»…— Я не позволю ему сидеть одному в моей новой машине! — возмутился дядя Вернон. Дадли громко разрыдался. То есть на самом деле он вовсе не плакал, последний раз настоящие слёзы лились из него много лет назад, но он знал, что стоит ему состроить жалобную физиономию и завыть, как мать сделает для него все, что он пожелает…»
В этот раз профессор промолчала, но легче от этого не стало. Казалось, волны осуждающей ауры, что исходили от профессора можно было пощупать руками.»…— Дадли, мой маленький, мой крошка, пожалуйста, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой день рождения! — вскричала миссис Дурсль, крепко обнимая сына. — Я… Я не хочу… Не хоч-ч-чу, чтобы он ехал с нами! — выдавил из себя Дадли в перерывах между громкими всхлипываниями, кстати, абсолютно фальшивыми. — Он… Он всегда все по-по-портит!..»
— И вовсе не всегда! — праведно возмутился Гарри. За эту главу Дурсли успели выставить его чуть ли не вселенским злом. А он разве виноват? Гарри так не считал.»…Миссис Дурсль обняла Дадли, а тот высунулся из-за спины матери и, повернувшись к Гарри, состроил отвратительную гримасу. В этот момент раздался звонок в дверь. — О господи, это они! — В голосе тёти Петуньи звучало отчаяние…»
— Пф, королева драмы. Впрочем, — короткий взгляд в сторону близнецов, — могла бы и лучше.»…Через минуту в кухню вошел лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вместе со своей матерью. Пирс был костлявым мальчишкой, очень похожим на крысу. Именно он чаще всего держал жертв Дадли, чтобы они не вырывались, когда Дадли будет их лупить. Увидев друга, Дадли сразу прекратил свой притворный плач…»
— Конечно, он ведь не хотел потерять репутацию в глазах приятеля…»…Полчаса спустя Гарри, не смевший поверить в свое счастье, сидел на заднем сиденье машины Дурслей вместе с Пирсом и Дадли и впервые в своей жизни ехал в зоопарк. Тётя с дядей так и не придумали, на кого его можно оставить. Но прежде чем Гарри сел в машину, дядя Вернон отвел его в сторону…»
— Зачем это? — Как зачем, разъяснить правила поведения в поездке. — ну, это Гарри чутка приукрасил, так то дядя отвел его в сторону чтобы поугрожать, но ведь он и не соврал, они действительно говорили о поездке.»…— Я предупреждаю тебя! — угрожающе произнес он, склонившись к Гарри, и лицо его побагровело. — Я предупреждаю тебя, мальчишка, если ты что-то выкинешь, что угодно, ты просидишь в своем чулане взаперти до самого Рождества! — Я буду хорошо себя вести! — пообещал Гарри. — Честное слово… Но дядя Вернон не поверил ему. Ему никто никогда не верил…»
— И сейчас не особо то верят… Странно, но большинство своих комментариев Гарри говорил шёпотом или не говорил вовсе. Казалось, паренек не хотел прерывать чтение. Но так только казалось… Гарри не считал свои комментарии такими уж необходимыми, хватало и того, что ему приходилось объяснять Малфою, с чего-то решившему, что Гарри вот просто обязан ему помочь, непонятные слова. Странно, но былой неприязни он не вызывал. То ли сказывалось нахождение в одной комнате, то ли ситуация в которую они попали, а может и вовсе причина тому отсутствие едких замечаний со стороны парня, Гарри не знал. Он лишь мог с уверенностью сказать что он не ненавидит Малфоя, более того, парню нравилось объяснять непонятные для всегда такого напыщенного и всезнающего слизеринца, слова. Ещё больше ему нравилось осознавать, что парень действительно понимает его объяснения. На миг, у Гарри даже промелькнула мысль о том, чтобы стать учителем.»…Проблема заключалась в том, что с Гарри часто приключались довольно странные вещи, и было бесполезно объяснять Дурслям, что он тут ни при чем. Однажды тётя Петунья заявила, что ей надоело, что Гарри возвращается из парикмахерской в таком виде, словно вовсе там не был. Взяв кухонные ножницы, она обкорнала его почти налысо, оставив лишь маленький хохолок на лбу, чтобы, как она выразилась, «спрятать этот ужасный шрам». Дадли весь вечер изводил Гарри глупыми насмешками, и Гарри не спал всю ночь, представляя себе, каким посмешищем он станет в школе, где над ним и так издевались из-за мешковатой одежды и заклеенных скотчем очков. Однако на следующее утро он обнаружил, что его волосы снова успели отрасти и выглядит он точно также, как выглядел до того, как тётя Петунья решила его подстричь. За это ему запретили целую неделю выходить из чулана, хотя он пытался заверить Дурслей, что понятия не имеет, почему волосы отросли так быстро. В другой раз тётя Петунья пыталась заставить его надеть старый джемпер Дадли — ужасный, просто отвратительный джемпер, коричневый с оранжевыми кругами. Чем больше усилий она прикладывала, чтобы натянуть джемпер на Гарри, тем меньше он становился, и, в конце концов, съежился настолько, что с трудом налез бы на куклу, но уж никак не на Гарри. К счастью, тётя Петунья решила, что джемпер сел после стирки, и Гарри избежал наказания. Был еще случай, когда Гарри натерпелся неприятностей из-за того, что его заметили на крыше школьной столовой. В тот день Дадли и его компания, как обычно, гонялись за Гарри, который пытался от них ускользнуть, и в какой-то момент он, к собственному удивлению — и к удивлению всех остальных, — оказался на трубе. Классная руководительница Гарри послала Дурслям гневное письмо, в котором написала, что он лазает по крыше школы. Гарри пытался объяснить дяде Вернону, что он всего лишь хотел перепрыгнуть через мусорные баки, стоявшие за столовой, и сам не понял, как оказался на крыше, но тот молча запер его в кладовке и ушёл. Самому себе Гарри объяснил, что, когда он прыгал через баки, его подхватил порыв ветра — потому так всё и получилось…»
— Это все были стихийные выбросы. — С улыбкой проговорила профессор Макгонагалл — Да, я теперь знаю…»…Но сегодня всё должно было пойти просто отлично. Гарри даже не жалел о том, что находится в компании Дадли и Пирса, — ведь ему посчастливилось провести день не в школе, не в чулане и не в пропахшей кабачками гостиной миссис Фигг. А за такую возможность Гарри готов был дорого заплатить. Всю дорогу дядя Вернон жаловался тёте Петунье на окружающий мир. Он вообще очень любил жаловаться: на людей, с которыми работал, на Гарри, на совет директоров банка, с которым была связана его фирма, и снова на Гарри. Банк и Гарри были его любимыми — то есть нелюбимыми — предметами…»
— Гарри, а с каких это пор ты стал предметом? — С тех самых, Гермиона. С тех самых пор когда оказался на пороге Дурслей ноябрьской ночью. Мысли Гарри, завели его в очередные дебри не очень (очень не) радостных размышлений. Ну вот, теперь даже книга утверждает, что для Дурслей он, живой, между прочим, человек, всего лишь предмет.»… Однако сегодня главным объектом претензий дяди Вернона стали мопеды. — Носятся как сумасшедшие, вот мерзкое хулиганье! — проворчал он, когда их обогнал мопед. — А мне на днях приснился мопед, — неожиданно для всех, включая себя самого, произнес Гарри, вдруг вспомнив свой сон. — Он летел по небу…»
— Упс? — Ну и зачем ты это сказал? — Да так, вырвалось, не подумал. — Думать, Поттер, это вообще не ваше. Мозгов не хватает… — Северус!»…Дядя Вернон чуть не въехал в идущую впереди машину. К счастью, он успел затормозить, а потом рывком повернулся к Гарри — его лицо напоминало гигантскую свеклу с усами. — МОПЕДЫ НЕ ЛЕТАЮТ! — проорал он. Дадли и Пирс дружно захихикали. — Да, я знаю, — быстро сказал Гарри. — Это был просто сон. Он уже пожалел, что открыл рот. Дурсли терпеть не могли, когда он задавал вопросы, но еще больше они ненавидели, когда он говорил о чем-то странном, и не имело значения, был ли это сон или он увидел что-то такое в мультфильме. Дурсли сразу начинали сходить с ума, словно им казалось, что это его собственные идеи. Совершенно лишние и очень опасные идеи…»
— Опасные? — Ну, для маглов так точно…»…Воскресенье выдалось солнечным, и в зоопарке было полно людей. На входе Дурсли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому, а Гарри достался фруктовый лед с лимонным вкусом — и то только потому, что они не успели увести его от прилавка, прежде чем улыбающаяся мороженщица, обслужив Дадли и Пирса, спросила, чего хочет третий мальчик. Но Гарри и этому был рад, он с удовольствием лизал фруктовый лед, наблюдая за чешущей голову гориллой, — горилла была вылитый Дадли, только с темными волосами…»
Все живо себе представили данное зрелище. Никто не остался равнодушным. Ну, почти никто. Профессор Снейп все ещё придерживался своей непроницаемой маски спокойствия, а Малфой, к священному ужасу Гарри, похоже и вовсе не знал, кто такая эта «гориллой». Тяжело вздохнув, парень принялся объяснять своему недавнему врагу, что же это за зверь такой — горилла.»…У Гарри давно не было такого прекрасного утра. Правда, он был настороже и старался держаться чуть в стороне от Дурслей, потому что к полудню заметил, что Дадли и Пирсу уже надоело смотреть на животных, а значит, они могут решить заняться своим любимым делом — попытаться избить его. Но пока все обходилось…»
Эти строки вызвали бурную реакцию окружающих, однако одного хмурого взгляда профессора Снейпа, мечтающего уже поскорей дочитать эту несчастную главу, мигом заткнул их. Дальше все слушали молча…»…Они пообедали в ресторанчике, находившемся на территории зоопарка. А когда Дадли закатил истерику по поводу слишком маленького куска торта, дядя Вернон заказал ему кусок побольше, а остатки маленького достались Гарри. Впоследствии Гарри говорил себе, что начало дня было чересчур хорошим для того, чтобы таким же оказался и его конец. После обеда они пошли в террариум. Там было прохладно и темно, а за освещенными окошками прятались рептилии. Там, за стеклами, ползали и скользили по камням и корягам самые разнообразные черепахи и змеи. Гарри было интересно абсолютно всё, но Дадли и Пирс настаивали на том, чтобы побыстрее пойти туда, где живут ядовитые кобры и толстенные питоны, способные задушить человека в своих объятиях Дадли быстро нашел самую большую в мире змею. Она была настолько длинной, что могла дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такой сильной, что могла раздавить его в лепешку, но в тот момент она явно была не в настроении демонстрировать свои силы. А если точнее, она просто спала, свернувшись кольцами. Дадли прижался носом к стеклу и стал смотреть на блестящие коричневые кольца. — Пусть она проснется, — произнес он плаксивым тоном, обращаясь к отцу. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать. — Давай ещё! — скомандовал Дадли. Дядя Вернон забарабанил по стеклу костяшками кулака, но змея не пошевелилась. — Мне скучно! — завыл Дадли и поплелся прочь, громко шаркая ногами. Гарри встал на освободившееся место перед окошком и уставился на змею. Он бы не удивился, если бы оказалось, что та умерла от скуки, ведь змея была абсолютно одна, и её окружали лишь глупые люди, целый день стучавшие по стеклу, чтобы заставить её двигаться. Это было даже хуже, чем жить в чулане, единственным посетителем которого была тётя Петунья, барабанящая в дверь, чтобы тебя разбудить. По крайней мере, Гарри мог выходить из чулана и бродить по всему дому…»
Ровно до того момента, пока Гарри из книги не стал на полном серьезе сравнивать себя со змеей. Кажется, эта новость настолько потрясла ВСЕХ обитателей данной комнаты, что профессор Снейп даже прекратил читать. Было видно, как его глаза бегают туда сюда по строкам, то и дело возвращаясь в место, с которого начали. Кажется, у него начал трескаться очередной шаблон. Помянув его (шаблон) минутой гробового молчания, комната ожила. Казалось, удивленные возгласы слышались отовсюду. Даже Малфой, молчавший большую часть времени, удивленно спросил: — Поттер, ты действительно сравнивал себя со змеей? — Ну, да, что в этом такого! Кажется, выкрик парня привел в чувство профессора Снейпа, и тот продолжил читать:»…Внезапно змея приоткрыла свои глаза-бусинки. А потом очень, очень медленно подняла голову так, что та оказалась вровень с головой Гарри. Змея ему подмигнула. Гарри смотрел на неё, выпучив глаза. Потом быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никто не замечает происходящего, — к счастью, вокруг никого не было. Он снова повернулся к змее и тоже подмигнул ей…»
— Зачем? — этот вопрос вырвался из малютки Джинни раньше, чем она сама это поняла. Девочка не понимала, зачем её друг (он же ей друг? Друг же?) подмигнул змее. Все взгляды в комнате были направлены на Гарри, даже неподвижные портреты на стене, казалось смотрели на него с любопытством. Или не казалось? А Гарри растерялся. Что он должен был им ответить? Парень не знал, а пауза затягивалась. Ситуацию спас профессор Снейп, неизвестно с какого перепугу решивший помочь Поттеру. Помог. Легко и просто. Он просто продолжил читать:»…Змея указала головой в сторону дяди Вернона и Дадли и подняла глаза к потолку. А потом посмотрела на Гарри, словно говоря: «И так каждый день». — Я понимаю, — пробормотал Гарри, хотя и не был уверен, что змея слышит его через толстое стекло. — Наверное, это ужасно надоедает. Змея энергично закивала головой. — Кстати, откуда Вы родом? — поинтересовался Гарри. Змея ткнула хвостом в висевшую рядом со стеклом табличку, и Гарри тут же перевел взгляд на нее. «Боа констриктор, Бразилия», — прочитал он. — Наверное, там было куда лучше, чем здесь? Боа констриктор снова махнул хвостом в сторону таблички, и Гарри прочитал: «Данная змея родилась и выросла в зоопарке». — А понимаю, значит, вы никогда не были в Бразилии? Змея замотала головой. В этот самый миг за спиной Гарри раздался истошный крик Пирса, Гарри и змея подпрыгнули от неожиданности…»
— Змея? Подпрыгнула? Это как? — А я знаю? Как-то подпрыгнула.»…— ДАДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЬ! СКОРЕЕ СЮДА, ПОСМОТРИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ! Через мгновение, пыхтя и отдуваясь, к окошку приковылял Дадли. — Пошел отсюда, ты, — пробурчал он, толкнув Гарри в ребро. Гарри, не ожидавший удара, упал на бетонный пол…»
Очередная строка из книги вызвала море негодования у учеников Грифиндора и каплю — у Слизерина. Впрочем, долго выражать свое негодование им не дали. Профессор Макгонагалл пригрозила, что если они не замолчат, она наложит на них Силенцио.»… Последовавшие за этим события развивались так быстро, что никто не понял, как это случилось: в первое мгновение Дадли и Пирс стояли, прижавшись к стеклу, а уже через секунду они отпрянули от него с криками ужаса. Гарри сел и открыл от удивления рот — стекло, за которым сидел удав, исчезло. Огромная змея поспешно разворачивала свои кольца, выползая из темницы, а люди с жуткими криками выбегали из террариума. Гарри готов был поклясться, что, стремительно проползая мимо него, змея отчетливо прошипела: — Бразилия — вот куда я отправлюсь… С-с-спасибо, амиго… Владелец террариума был в шоке. — Но тут ведь было стекло, — непрестанно повторял он. — Куда исчезло стекло? Директор зоопарка лично поднес тёте Петунье чашку крепкого сладкого чая и без устали рассыпался в извинениях. Пирс и Дадли были так напуганы, что несли жуткую чушь. Гарри видел, как змея, проползая мимо них, просто притворилась, что хочет схватить их за ноги, но когда они уже сидели в машине дяди Вернона, Дадли рассказывал, как она чуть не откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась его задушить. Но самым худшим для Гарри было то, что Пирс наконец успокоился и вдруг произнес: — А Гарри разговаривал с ней — ведь так, Гарри?..»
— Вот ведь… — что хотел дальше сказать Рон, мы, наверное, никогда не узнаем ибо профессор Макгонагалл отнюдь не шутила, говоря что наложит Силенцио. Больше, до конца главы никто возникать не стал.»…Дядя Вернон дождался, пока за Пирсом придет его мать, и только потом повернулся к Гарри, которого до этого старался не замечать. Он был так разъярён, что даже говорил с трудом. — Иди… в чулан… сиди там… никакой еды. — Это все, что ему удалось произнести, прежде чем он упал в кресло и прибежавшая тётя Петунья дала ему большую порцию бренди. Много позже, лежа в темном чулане, Гарри пожалел, что у него нет часов. Он не знал, сколько сейчас времени, и не был уверен в том, что Дурсли уже уснули. Он готов был рискнуть и выбраться из чулана на кухню в поисках какой-нибудь еды, но только если они уже легли. Гарри думал о том, что прожил у Дурслей почти десять лет, полных лишений и обид. Он жил у них почти всю свою жизнь, с самого раннего детства, с тех самых пор, когда его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил ни самой катастрофы, ни того, что он тоже был в той машине. Иногда, часами лежа в темном чулане, он пытался хоть что-то извлечь из памяти, и перед его глазами вставало странное видение: ослепительная вспышка зелёного света и обжигающая боль во лбу. Видимо, это случилось именно во время аварии, хотя он и не мог объяснить, откуда там взялся зелёный свет. И своих родителей он тоже не мог вспомнить. Тётя и дядя никогда о них не рассказывали, и, разумеется, ему было запрещено задавать вопросы. Фотографии его родителей в доме Дурслей отсутствовали. Когда Гарри был младше, он часто мечтал о том, как в доме Дурслей появится какой-нибудь его родственник, далекий и неизвестный, и заберет его отсюда. Но этого так и не произошло — его единственными родственниками были Дурсли, — и Гарри перестал мечтать об этом. Но иногда ему казалось — или ему просто хотелось в это верить, — что совершенно незнакомые люди ведут себя так, словно хорошо его знают. Надо признать, это были очень странные незнакомцы. Однажды, когда они вместе с тётей Петуньей и Дадли зашли в магазин, ему поклонился крошечный человечек в высоком фиолетовом цилиндре. Тётя Петунья тут же рассвирепела, злобно спросила Гарри, знает ли он этого коротышку, а потом схватила его и Дадли и выбежала из магазина, так ничего и не купив. А как-то раз в автобусе ему весело помахала рукой безумная с виду женщина, одетая во все зеленое. А недавно на улице к нему подошел лысый человек в длинной пурпурной мантии, пожал ему руку и ушел, не сказав ни слова. И, что самое загадочное, эти люди исчезали в тот момент, когда Гарри пытался повнимательнее их рассмотреть. Так что, если не считать этих загадочных незнакомцев, у Гарри не было никого — и друзей у него тоже не было. В школе все знали, что Дадли и его компания ненавидят этого странного Гарри Поттера, вечно одетого в мешковатое старье и разгуливающего в сломанных очках, а с Дадли предпочитали не ссориться. В общем, Гарри был одинок на этом свете, и, похоже, ему предстояло оставаться таким же одиноким ещё долгие годы. Много-много лет…»
Стоило главе закончится, как профессор сняла Силенцио легким заклинанием Фините, а затем поменялась местами с выглядящим чем-то очень довольным профессором Снейпом. Как только это произошло, Гермиона выдвинула предположение сделать перерыв на чашку чая. Никто возражать не стал. Шутка ли, они практически час читали эту главу. Им определенно нужно размяться. С подобными мыслями студенты дружно повставали со своих мест и начали хаотично бродить по комнате, предварительно разбившись на группы, и что-то увлеченно обсуждая. Гермиона пошла делать чай…