Клауструм

Обычно тишина всегда становится пронзительной и тяжёлой после надрывных криков, или любых других резких звуков. Чаще всего так бывает после ссор и скандалов. Но когда вокруг лишь чернильная, непроглядная тьма, то тишина в самом деле кажется оглушающей, и любой, даже самый тихий звук режет слух. Райто наверное уже целую вечность слушает, как его младший брат зло пыхтит и скрипит зубами от гнева. Видимо, Субару даже не думает успокаиваться, а ещё он как-то странно от него отстраняется, стараясь отодвинуться как можно дальше и вжаться в левую стенку саркофага (но у него это плохо получается). Такое ребяческое поведение очень забавляет Райто, и он еле сдерживает своё фирменное издевательское фырканье, потому что точно знает, как сильно это может разозлить брата. Между ними всего несколько жалких сантиметров: они почти соприкасаются плечами и он всерьёз не понимает, на что Субару надеется, пытаясь слиться с мрамором. Зато Райто отлично понимает, почему его младший братец всё это делает. Он сам ощущает, как в изрядно надоевшем душном воздухе повисло особое, весьма неловкое напряжение. Оно было таким вязким и густым, что казалось, его можно черпать горстями и оно будет прилипать к коже, а потом тягуче стекать, как темный каштановый мёд. Волнующе-сладкие мысли, которые он не так давно запихнул поглубже, вновь стали назойливо царапаться и привлекать к себе внимание. На самом деле, Райто хотел попробовать кровь младшего брата не только потому что ситуация вынуждала, или из-за банальной жажды, но ещё и потому что это было для него так любопытно, волнительно и пикантно, что даже будоражило. Он это понял ещё с тех пор, как учуял тот металлический запах, который пропитал весь саркофаг, а после стал дразнить его извращённое сознание. А ведь то, что сказал Субару, вполне имеет место быть; не то чтобы у Райто совсем отсутствовали тормоза, просто понятие морали для него вообще не существовало. Оно было ему не нужно, и он правда не понимал, зачем всем вампирам однажды понадобилось загонять самих себя в рамки. Подобные правила были для людей, которые навыдумывали себе всякое и считают себя грешниками из-за любой неправильной, по их мнению, мысли. Райто же всегда был предельно честен с самим собой, и даже самая порочная мысль могла запросто поселиться в его разуме. Он скорее жил по принципу: нравится — не нравится. А ещё он никогда себе ни в чем не отказывал: стоило только захотеть — и он это получал. Правда порой это приводило к очень нежелательным последствиям, но в большинстве случаев ему всё сходило с рук. Сейчас же, кроме него и Субару здесь никого нет, и никто их не осудит, если они будут пить кровь друг друга, к тому же для этого есть веская причина. Но если совсем откровенно: Райто слукавил, если бы сказал, что это исключительно из-за жажды; для него это больше предлог. В других условиях он бы наверное согласился на это проспорив, ну или просто так, только чтобы попробовать, чисто любопытства ради. Вот только его младший братец, видимо, совершенно другого мнение по этому поводу. Ведь делиться друг с другом своей кровью, само по себе очень интимно. И тем не менее, эта идея пришла к Райто сразу после того, как он осознал, что они остались тут навеки, без единой капли человеческой крови. Именно поэтому он считал, что они могут позволить себе некое исключение из правил. Жаль, что теперь Субару даже слушать его не станет. Очевидно, сейчас стоило повременить с этим разговором — до первой сильной жажды.

***

Когда нечем заняться, время идёт ещё медленней. Вероятно, прошло уже много часов, прежде чем Субару немного поутих, но его злоба всё ещё ощущалась в воздухе; она была тяжёлой и свинцовой, и сильно давила, и от этого становилось ещё душнее. Из-за этого Райто не спешил начинать разговор, несмотря на то, что это тягостное молчание его знатно напрягало. Он и не думал, что тишина может быть громкой; стало настолько тихо, что было слышно шуршание ресниц, хруст суставов, как растягиваются мышцы и натягивается кожа при малейшем движении, как медленно течёт кровь по венам, как расправляются лёгкие при редком вдохе. Стук сердца и вовсе оглушал. Когда Райто только очнулся, у него было столько мыслей, что тишина не казалась столь заметной. Теперь же её можно заполнить хотя бы разговорами, но его потенциальный собеседник сейчас угрюмо молчит, и не горит никаким желанием с ним общаться. Райто бы уже трижды проклял свой острый вампирский слух, но только благодаря ему он «видел» в этой кромешной темноте: он мог с точностью сказать, в какую сторону его брат повернул голову или какой рукой сейчас шевелит. Был слышен каждый шорох, и малейшее колебание воздуха отдавалось набатом в ушах. Райто вдруг понял от чего он здесь умрёт — от скуки. Ему ещё никогда не было так скучно. Даже в самые однообразнейшие дни, когда казалось, что скучнее уже некуда, всё равно находилось какое-нибудь увлекательное занятие, ну или в конце концов можно было всегда над кем-то поиздеваться или пофлиртовать. Да даже в те редкие разы, когда его запирали в темнице, ему было там чем заняться, — а однажды, сквозь те самые ненавистные железные прутья, ему довелось наблюдать весьма нескромную сцену с участием его дяди и... Ну вот, эти проклятые воспоминания вновь стали настырно лезть к нему в голову. Игнорировать их становится всё сложнее, в особенности когда буквально не на что отвлечься. Чтобы хоть чем-то себя занять, Райто начал «осматривать» свою одежду, скользя ладонями по ткани: рубашка была сильно порвана в некоторых местах, а рукава нещадно изодраны — у тех тварей были на удивление очень острые клыки. Где-то, довольно большими клочками, ощущалась более жестковатая структура, и не сложно было догадаться, что это уже давно засохшие пятна крови. «Эх, а ведь это была моя любимая рубашка», — с досадой подумал Райто, мысленно выкидывая её в мусорный бак. Но она хотя бы осталась на нём, в отличие от жилета, который был безжалостно содран и в итоге превратился в драное тряпьё. Надо было не снимать свою школьную форму, тогда было бы не так обидно. Хорошо, что хоть свою излюбленную шляпу не надел. Хотя какая уже разница? Даже если все его вещи уцелели, он больше не сможет их носить. По-прежнему изнывая от безделья и скуки, Райто бездумно лежал и лениво разминал свои мышцы: тело настолько затекло, что любое движение становилось тягуче-болезненным. Наверное, вся его спина сейчас покрыта лиловыми подтёками из-за жёсткой поверхности; он представил, как они расползаются по его коже, подобно небрежным чернильным пятнам на белоснежной бумаге. Обычно синяки на вампирском теле рассасывались в течение минуты, но тут они просто не успевали этого делать из-за постоянного давления. Даже если сменить позу (а это было не так просто), всё равно мало что изменилось бы — куда ни повернись, везде было жутко неудобно, да и двигаться особо не хотелось. Зато вдруг очень захотелось спать, вероятно, из-за этой смертельной скукоты, или просто Райто так устал от всего происходящего, что ему необходимо хоть немного забыться в беспамятстве. Вот только заснуть в таком месте нереально. Спал ли он вообще, с тех пор как очнулся? Вряд ли беспокойную полудрёму, или полное отсутствие мыслей, можно назвать полноценным сном. Уже кое-как засыпая, Райто ощутил суетливое шевеление с левой стороны: очевидно, Субару тоже было неудобно. Он нервно завозился, видимо, пытаясь поменять положение своего тела и, совершенно случайно, неловко коснулся своими пальцами руки брата, и в тот же миг резко отпрянул, словно она была прокажённой. Это короткое прикосновение обожгло их обоих: Райто показалось, что ледяные пальцы брата коснулись изнанки кожи, прошлись прямо по нервам, обдавая всё тело морозным холодом. Сон как рукой сняло. Такая странная реакция, на обычный телесный контакт, была ему несвойственна, но вероятно это просто из-за неожиданности. Но его больше позабавила реакция Субару — тот матерясь, громко цокнул языком и вновь стал лихорадочно отодвигаться в противоположную сторону. Через несколько секунд, в могильной тишине саркофага, можно было услышать беззвучный смех, который постепенно становился всё отчетливее. Райто поначалу сдавленно смеялся, а потом уже даже не пытался сдерживаться. Ему уже было неважно, разозлит ли он этим младшего брата, потому что если тот шарахается от столь обычного и невинного прикосновения, то что уж говорить о чём-то большем. Как он вообще мог допустить мысль о том, что сможет убедить Субару добровольно пить кровь друг друга? Это же бред. Из всех братьев, тот наверняка был бы последним, кто согласился бы на такое. Поэтому сейчас бессмысленно сдерживаться, а тем более ждать подходящего момента для разговора. Это немного досадно, но зато теперь можно вдоволь поиздеваться над ним. Райто широко улыбнулся и своим самым ехидным голосом спросил: — Субару-кун, неужели ты боишься, что я тебя съем? — Да пошёл ты! — незамедлительно прошипел Субару, уже начиная медленно закипать. Иногда Райто думал, что у его младшего брата напрочь отсутствует фантазия, и он может только посылать и затыкать самыми заурядными и дежурными словами. Хотя, если у него было очень хорошее настроение, то он мог довольно-таки неплохо подколоть, а вот в самые плохие дни от него можно было услышать такие грязные гадости, что даже у Аято от этого слегка открывался рот. Изредка, он мог просто промолчать и проигнорировать насмешку, но это бывало очень редко, обычно в такие моменты он был сильно расстроен чем-то. Ах да, ещё Субару чертовски любил бросаться угрозами: — Ещё раз ко мне прикоснешься, я тебе все пальцы переломаю, — произнёс он, чеканя каждое слово, полагая, что от этого его голос будет звучать убедительнее. Но видимо он забыл с кем разговаривает. — Ой, как страшно, боюсь-боюсь, — театрально растягивая гласные, Райто уже вовсю раззадорился, привычно пропуская угрозу мимо ушей; почему-то от младшего братца подобные запугивания звучали комично и несерьёзно, вроде рычания пушистого и милого зверька. — И вообще-то это ты до меня дотронулся, а не я. — Мне плевать, я тебя ещё раз предупреждаю, если тронешь меня — останешься без своих чертовых пальцев! На этот раз слова сильнее источали угрозу, но Райто даже не думал прекращать, решая подлить чуть больше масла в огонь. Его насмешливый голос изменил тональность, и стал более томным и вкрадчивым: — Знаешь, а ведь отныне я единственный, к кому ты сможешь прикасаться. Ну, кроме себя самого, конечно же, — наслаждаясь тем, как Субару начал шумно и возмущенно вдыхать загустевший воздух, Райто дерзко и безрассудно продолжил, переходя на шёпот, — тебе же не привыкать, верно? Ведь я могу только догадываться, чем ты там занимаешься в своей комнате, из которой сутками не выходишь. Твой гроб ведь приглушает звуки, да? Скажи-ка, насколько они бывают непристойны? Субару потерял дар речи от такого нахальства. Он старался сказать всё, что думает об этом извращенце, но мог только открывать и закрывать рот: — Да ты... я не... черт! — смесь разнообразных эмоций просто разрывала его на части, и он боролся с невыносимым желанием ударить крышку саркофага во второй раз, и ударил бы, если бы внезапно не почувствовал колебания воздуха над своим телом. Для Райто было самое время остановиться, но ему видимо захотелось ещё больше подразнить брата, и он намеренно придвинулся ближе, напрочь убивая те жалкие сантиметры, которые с таким трудом образовывал Субару. Не до конца решая, что именно он хочет сделать, Райто протянул над ним свою руку, и остановился буквально в миллиметре, не дотрагиваясь, но при этом достаточно близко, чтобы создать некую иллюзию касания. Он успел только «провести», или скорее создать вибрацию, своей открытой ладонью сверху вниз по торсу, где-то от ключиц до живота, но неожиданно его руку жёстко перехватили. — Я тебя предупреждал. Субару с силой сжал пальцы брата и резко загнул их назад, отчего они нехорошо затрещали. Райто вскрикнул от боли, пытаясь вырваться. — Черт, Субару, больно же, пусти! Я ведь тебя даже не трогал! — Но хотел, — до полного перелома всех пальцев оставалось всего лишь одно усилие и Субару, чуть помедлив, всё же ослабил хватку, — в следующий раз пострадают не только пальцы. Я всерьёз подумываю вырвать твой грязный язык, чтобы ты наконец-то замолчал. Он отшвырнул руку брата, как самую бесполезную вещь на свете, а потом с раздражением стал вытирать ладонь об свою одежду, стараясь стереть ощущения кожи этого извращенца. Субару чувствовал, что тот хочет что-то сказать, но к счастью не говорит, видимо до него наконец-то дошло, что он далеко не шутит. С правой стороны доносилось только приглушённое мычание — было слышно, что Райто двигал рукой, и Субару был почти уверен, что его пальцы относительно целы, но больно он точно сделал. «Ну и хорошо, может теперь он хотя бы ненадолго заткнется и перестанет ко мне лезть», — думал он, ловля себя на мысли, что ему почему-то не стало легче, а скорее даже наоборот. Возможно, надо было всё-таки ударить по крышке во второй раз.