***
Маша возвращается домой, когда рассвет медленно, но верно заявляет на свои права в мире. Едва красноватые полоски пробиваются из-за горизонта, а Мария уже сидит на диване, поджав под себя ледяные ноги. Мысли роем кружатся вокруг неё, заглушая все остальные звуки. Хочется просто заорать, чтобы это прекратилось, но она не делает этого. Ни сейчас, ни через десять минут и даже ни через двадцать, когда начинает разбирать свои ощущения по полочкам. Вот только приходит она к неутешительным выводам. «Так, Маш, ты любила мужчин всю свою жизнь. Вышла замуж, воспитала Олежку, но брак распался. Столько лет меня не привлекали девушки, а тут появляется Лаура, и я не могу держать себя в руках. Но… Это, наверное, лишь привязанность. Да, да, да, мы три года работаем вместе, поэтому я нуждаюсь просто в её общении. Точно, так оно и есть. Я не влюбилась в неё, просто есть потребность в разговорах с ней, в её объятиях, в её голосе, в её поведении. В её, черт возьми, присутствии в моей жизни.» — Она так и уснула на диване под утро, протестующе отгоняя вопрос о том, почему же не привязалась так к Поляковой. Она безусловно чувствовала необходимость общения с Татьяной, но только как с подругой. А вот Лауру ей хотелось видеть с утра в постели, забирать глубокой ночью с работы, готовить ей завтрак, потому что она по утрам, наверное, с титаническим трудом открывает глаза после сна размером в три часа.***
Понедельник наступает слишком неожиданно. Валится на Третьякову по старой поговорке: как снег на голову. Возле подъезда её ожидает машина Лауры. Блондинке не хватало ни ума, ни фантазии, чтобы представить какими правдами и неправдами она вышла из больницы так рано. — Доброе утро, Лаура Альбертовна, — не скрывая официоза и серьёзности, произнесла Третьякова, захлопывая дверь внедорожника. — Доброе, Маш, — шатенка засмотрелась в столь глубокие глаза, что от них её отвлёк только ангельский голос женщины рядом. — Мы едем? — задала вопрос Мария, отчаянно пытаясь надеяться, что Лаура не слышала тех слов, произнесенных в больнице без должной доли раздумий. — Ага, — она завела машину, выезжая со двора. На тот момент Лукина искренне не понимала, какого лешего её заместитель так холодно общается, хотя сутки назад признавалась во влюбленности, не скрывая слёз и растерянности от происходящего.***
И лишь съемочный день закончил свой ход, блондинка подорвалась с места, не желая находиться в компании директрисы больше ни секунды. Терпеть эти взгляды и движения, приводящие всë тело в волнительный трепет, было невозможно. Отдельный разговор — руки. То, что сводило Третьякову с ума ещё в первом сезоне, но она упорно пыталась сказать себе, что это лишь заинтересованность в этакой анатомии тела. Она больше не могла смотреть на них. Эти касания ног руками, сжимания их так, что проступали вены, и Маша уже не думала, как утонченны пальцы Лукиной. Все, что приходило на ум, едва можно было назвать подабающими мыслями для леди. И только секунда потребовалась, чтобы понять, — поездки с ней домой не выдержит ни она, ни её тело, что так предательски отзывается на невинные движения руками.***
— Маш, тебя подвести? — слышится знакомый голос где-то позади. — Нет, спасибо, я сама доберусь. — Отнекивается блондинка, пытаясь как можно скорее скрыться с поля зрения шатенки. — Брось, уже ночь, ты такси будешь ждать вечность и два дня! — усмехается Лукина, уходя в машину и прекрасно зная: Маша вышагивает следом. — Мне нужно будет с тобой поговорить, — совершенно спокойно произносит Лаура, не отрывая внимательный взгляд от дороги. — Хорошо, — боязливо отзывается Третьякова. До её квартиры остаётся от силы семь минут езды, и пейзажи за окном сменяют друг друга с невероятной скоростью. — Чай? У меня есть красный. Читала, что он помогает при проблемах с сердцем! — радостно произносит Маша, припоминая сколько времени просидела, перерыв весь Интернет в поисках нужной информации. — Я не буду против, — Лаура опускается на кресло в зале, дожидаясь хозяйку. Как только на журнальный столик опускается поднос с печеньем, шоколадом, зефиром, чайником и чаем, разлитым по кружкам, Лаура начинает свой разговор. — Я понимаю, что тебе будет не очень приятно сейчас это слышать, Машунь. — Она заламывает превосходные пальцы, от которых первый заместитель не может оторвать глаз. Смотрит будто насильно прикованная. — Двое суток назад, когда ты пришла ко мне в больницу, я все слышала. Я слышала, как ты не уверена в своих внутренних ощущениях, как не уверена в правильности решений и как беспомощна от осознания, что все твое мировоззрение разрушилось из-за меня. И… Я слышала, что… Что ты сказала потом. — Пястные кости от напряжения выделяются все сильнее, но Маша все с тем же присущим ей рвением старается слушать Лауру, а главное — слышать. — Нет, Лаура, подожди. — Маша чуть ли не вскакивает с дивана, стараясь оградить шатенку от столь неприятных последствий. — Я всё обдумала вчера. Я погорячилась. Я тебя не… — она задумалась на долю секунды. Сказать Лауре, что она не любит её, все равно, что солгать самой себе где-то внутри. Солгать Лауре, которая со своим больным сердцем сейчас исходит на нет от переживаний. — Я не могу так быстро принять решение и сменить ориентацию. Мне кажется, что я ошибаюсь и не чувствую к тебе ничего, кроме сильной привязанности. Сама посуди: мы столько лет работаем плечом к плечу, и было бы глупо отрицать, что не сдружились друг с другом. Но я вынуждена признать, что не понимаю себя. Но это только пока! — поспешила убедить её белокурая, выставляя руки перед собой. За прошедшие несколько минут Лаура не произнесла ни единого слова. Она лишь опустила взгляд на руки, на которые так нервно пытались выместить все переживания, потому что сердце в одиночку отказывалось выполнять эту функцию. — Ты злишься? Тебе плохо? Лаура! Я не понимаю, отвечай! — блондинка места себе не находила от переживаний. Мало ли что могло случиться, но об этом стоило думать куда раньше. — Ты бы не могла принести мне мою сумку? — она поднимает ледяные синие глаза, полные разочарования, и мгновенно хватается за сердце. То не может пережить очередного потрясения. Как будто все жизненные трудности покорно стояли в очереди, ожидая, когда гордая и непоколебимая проблемами Лукина сдаст позиции. Блондинка судорожно кивает, убегая в прихожую. Рыться в сумке нет времени, поэтому она делает это на пути в зал. Останавливается возле журнального столика и вываливает все содержимое на него. И лишь чёрный блокнот с бархатными вставками оказывается на полу, раскрываясь на странице, где мирно покоится закладка. — Вон те, в баночке белой, — неопредлëнно машет рукой Лукина, попутно прося стакан воды. До блокнота, что может окончательно все разрушить, ей нет никакого дела. — Держи, — Маша протягивает Лауре три таблетки каптоприла. Лаура жадно глотает воду, запивая таблетки, и только потом обращает внимание на блондинку, что внимательно рассматривает блокнот. — Отдай, пожалуйста, это личное! — шатенка без доли надежды протягивает руку, но в неё так и не попадает несчастная стопка бумаг, облаченная в красивую корочку. — Это план… План моего завоевания? — нерешительно спрашивает Маша, поворачиваясь к Лауре лицом. Одному Богу известно, какой конфликт по счёту сейчас назревает. — Я сейчас отдышусь и тебе все объясню, договорились? Только не накручивай себя, пожалуйста! — Лаура старается перевести дыхание в малейшие сроки, но в душе у блондинки растет возмущение. — Что ты несёшь? Не накручивать? У тебя план по тому, как сделать меня своей женой! Ты считаешь, что это норма? Да ты… Да ты! — Третьякова едва могла дышать от возмущения. Щеки горели от гнева, и она готова была ударить шатенку за то, что та думает о ней как о вещи. — Ты разрушила мой брак умышленно! Не потому что кто-то застукал моего мужа, а потому что ты это давно планировала! Ты подлая… Подлая тварь! — отчаянно кричала Маша, совсем не понимая смысла. — Ты показывала эту напускную заботу лишь, чтобы трахнуть меня и кинуть! Я тебя никогда не прощу за эти уродско нравственные поступки! Как можно так слепо потакать своим желаниям, не думая о чувствах других?! Если ты ничего и ни к кому не чувствуешь, то это не значит, что остальные в той же мере безэмоциональны и холодны! — истошные крики переходили в гневное рычание. Она не могла поверить, что эта женщина напротив, которая так трепетно заботилась о ней и хотела защитить, всё продумала. Она не могла поверить, что всё это лишь выдумка её больной фантазии, а не приветливая реальность жизни. Она не могла поверить, что Лаура оказалось такой подлой и ужасной, хотя Маша всегда чувствовала себя рядом с ней спокойно. — Я не хочу больше тебя видеть! Уходи! — она указала рукой на дверь, совсем как в тот раз, когда узнала о фотографиях. И если те были лишь мелочью, то это нельзя было назвать даже крупной купюрой. — Когда-нибудь ты все поймёшь, и я смогу объяснить свои поступки, — тихо прошептала Лаура, смахивая слёзы с лица. Сложив блокнот и все содержимое сумочки, она молча вышла из зала, уходя, пожалуй, навсегда из жизни белокурого ангела, который сейчас в очередной раз пытался достать из спины заботливо воткнутый нож предательства.***
Час за часом, день за днём, неделя за неделей Лукина теряла драгоценное время. Блокнот был безжалостно сожжён вместе с желанием жить в тот злополучный вечер. Хотелось признаться Маше, доказать ей искренность своих поступков, а не действия ради наживы. Она до безумия хотела, но таким желанием не могла похвастаться блондинка, каждое утро собиравшая остатки ангельских крыльев. Ни единого взгляда, ни единого разговора. Лишь сухие фразы во время съëмок. Только все начало налаживаться, как жизнь вновь воздвигла преграду. И никто не мог её сломать, как бы не желал всем сердцем. У одной его попросту не было, как многие считали. А другое… А другое не могло остановить бесконечную боль, что причиняли люди. И новым толчком стало видео от Поляковой, которая изо всех сил старалась вернуть прежнюю атмосферу счастья и понимания подругам. Вечером пятницы, после очередного выгона Третьякова, сидя дома, открывает их диалог, нажимая на видео. «Знаете, как понять дорог ли вам человек на самом деле?» — произносит заплаканная девушка по ту сторону экрана. — «Закройте глаза, пожалуйста, закройте. Представьте его образ до мельчайших подробностей. Представили? А теперь лишь на секунду задумайтесь, что его не стало. Что его сбила машина, он попал в авиакатастрофу, когда летел в командировку, он элементарно не справился с накатившими проблемами. И ответьте себе на вопрос: стало ли вам страшно, что этого человека больше нет? Потому что… Потому что если да, то сделайте все возможное, но будьте с ним. Ведь никто не знает, что может случиться завтра. А если вы так и не признаетесь ему? Если так и не попросите прощения, за слова, что так сильно ранили в тот вечер? Если не успеете сказать, что так сильно любите его и хотите жить до скончания времён, рука об руку идя по дороге жизни? Я прошу вас только об одном: будьте с этим человеком, несмотря ни на что. Он вам дорог!» — видео заканчивается, а Маша даже не отвечает на сообщение Татьяны. Она наспех одевается, выбегая из квартиры. Хочет лишь поскорее признаться и себе, и Лауре, что та дорога ей. Хочет признаться, что так долго обманывала себя, наивно считая это привязанностью, а не любовью. Как только она оказывается на лестничной площадке, её встречает кромешная тьма, но она плюет на осторожность и сбегает по лестнице, подворачивая ногу и кубарем летя с последних ступенек. И лишь набирая номер Лукиной через невыносимую боль, она понимает: Точно влюбилась. И точно самолично зачеркнëт последний пункт плана, потому что выполнит. 15. Сделать женой.