***
Машина была припаркована возле подъезда за долю секунды. Вот только встреча произошла не из приятных. — Маш, ты как? — задал вопрос Виктор, поднимаясь по ступенькам через две. Блондинка кряхтела, лежа на холодном бетонном покрытии. — Пока что нормально. Я не стала вызывать скорую. — По щекам текли слёзы. Она не знала почему, но единственное объяснение — подлый поступок Лукиной. И лишь брюнет поднимает её на руки, стараясь не навредить, она убеждается в своих давно забытых мыслях: Лаура хотела лишь поиграться. Не было никаких чувств. Только желание отыметь миловидную блондинку и бросить. Вот только Лукина, летевшая через все красные светофоры, думала иначе. Чёрный внедорожник чуть не влетел в почтовые ящики, останавливаясь в опасных сантиметрах. Лаура, как ошпаренная, выбежала из машины, заходя в подъезд. — Маняш, я здесь. Прости, что не дослушала. Телефон разрядился. — Лукина в недоумении договаривает фразу. В совершенно подозрительный раз встречается с этим мужчиной за сомнительно короткий промежуток времени. — Здравствуйте, Лаура Альбертовна, — смущенно произносит он, спускаясь с Машей по ступенькам. — И вам не хворать. Мань, мы едем в больницу? — она с тревогой и страхом пытается поймать взгляд блондинки, которая едва может обхватить руками шею Виктора. — Не знаю как вы, Лаура Альбертовна, но я — да. Нашлись люди, которые не кидают слов на ветер, а берут и делают. — Маша обиженно опустила взгляд в пол, морщась от боли в спине. — Так, давайте оставим разговоры на потом. Мы едем в больницу. Вы за нами. — Раздал указания Разумовский, выпинывая не прикрытую дверь ногой. Лукина в шоке стоит пару секунд от слов незнакомого ей мужчины, а после с негасимым намерением отвадить Виктора от блондинки выходит из подъезда.***
Виктор умело паркует машину и выносит Машу. В травмпункте на всеобщее удивление нет очереди. Третьякова остаётся с врачом, а в отделении появляется не по-доброму настроенная шатенка. — Не будет сейчас длинных предисловий. Я люблю Машу и не хочу, чтобы вы так доверчиво возле неё терлись. Попрошу вас не мешать нам. — Лукина села напротив, прожигая мужчину ледяным взглядом. — Вы такая… — он замялся и усмехнулся, — любящая… — будто в неверии и сомнении произнес он. — Даже не знаете, какие отношения нас связывают, но уже готовы закопать меня на садовом участке больницы, лишь бы больше не видеть рядом с Марией. У меня есть девушка. И нас с Машей связывают только дружеские отношения. Она вас любит, Лаура! — мужчина отчаянно старается вбить это в голову женщине напротив. Вот только Лукина отказывается этому верить, будучи абсолютной уверенной, что Третьякова её ненавидит. — Простите, но Мария Владимировна зовёт Виктора. — Недоумевающе произносит медсестра, открывая дверь в кабинет. Виктор бросает взгляд, полный сожаления, и заходит, прикрывая за собой дверь. — Черт! — шепчет Лаура, ударив кулаком бетонную поверхность стены. — Лаура Альбертовна, она зовёт вас. Просто переживала, что вы откажете ей в просьбе. — Виктор довольно улыбается, открывая дверь перед шатенкой. Та наскоро забирает сумку, проходя во внутрь. На кушетке сидит Маша, потирая спину. А вот врач все пытается наложить гипс. И глаза Лауры очень тщательно рассматривают материал. — Мария Владимировна, прилягте, пожалуйста, — просит доктор, доставая упаковку какого-то непонятного содержимого. — Я не могу, больно, — чуть всхлипывает Маша, умоляюще смотря на Лукину. — Давайте сделаем так, — Лаура садится на кушетку, сгибая ногу в коленке. Вторая нога остаётся висеть, и она осторожно тянет блондинку на себя. — Попытайся расслабиться, пожалуйста. Я рядом! — она гладит Машу по волосам, стараясь принести спокойствие. Заместитель судорожно выдыхает, закрывая глаза. — Качество гипса? — совершенно неожиданно для всех задаёт вопрос Лукина, невозмутимо смотря на раствор, что сейчас помешивает медсестра. — Вы не переживайте так. Все на высшем уровне. — Заверяет её полненькая девушка, лучезарно улыбаясь. Вытерпев эти невыносимые пытки, Мария все же опускается с кушетки. — Не нагружать ногу три недели. Держите костыли. Будут беспокоить боли — принимайте не более двух таблеток не менее, чем через восемь часов после приёма первой. — Седовласый мужчина протягивает ей бумагу, где все четко и лаконично расписано, но по всем правилам медиков ни черта не понятно. Третьякова неуклюже встаёт, держа подмышками костыли. Лаура страхует сзади, забирая сумку блондинки, и они медленно, но верно выходят из кабинета. — Ну, как все прошло? — подрывается с места Виктор, за что получает разъяренный взгляд сзади. — Хорошо, сказали ходить три недели. Ты прости, Витюш, что я тебя вырвала. Надеюсь, Ира не сильно будет тебя ревновать! — Маша искренне извиняется и сожалеет, понимая, что Витя отхватит по полной. — Я пойду, а то не хочется, чтобы она себя накручивала. Вас довезти? — задаёт он вопрос, забирая с лавочки барсетку. — Нет, спасибо. — Сухо и злобно раздаётся голос позади Маши, и она непроизвольно вздрагивает. — Звони, если что! — он добродушно улыбается и легонько касается плеч блондинки, скрываясь за дверью. — Мне! — командует Лаура, заканчивая его фразу. Маша лишь усмехается, поворачиваясь к ней лицом. — Ты сначала телефон научись заряжать, чтобы я не выдумывала всякую чертовщину! И не хотела вновь передумать признаваться тебе! — Маша перехватывает костыли поудобнее и со скоростью улитки ковыляет к выходу. — В чем признаться? Маша? — Лауре хватает лишь шага, чтобы преградить путь любимой. Маша боязливо опускает взгляд, коря себя в очередной раз. — Ни в чем. Потом поговорим, — уходит от разговора она, прося придержать дверь.***
— Неужели, — устало произносит Третьякова, облокачиваясь на комод в прихожей. — Да, будет трудновато нам каждый раз так подниматься и спускаться. — Лаура присаживается на корточки перед Машей, снимая с той кроссовки. Блондинка густо краснеет и отворачивается, стесняясь ещё больше. — Маняш, ты чего? — Лаура мгновенно улавливает напряжение в воздухе, поднимая взгляд. Эти розовые щёчки сводят её с ума. — Почему ты сказала «нам»? — задаёт вопрос Маша, ковыляя к дивану. — А… Эм… Ну, я… Просто я хочу тебе помогать. — Выпалила шатенка, садясь рядом. — Ты хотела в чем-то признаться! — браво, Лаура, лучшая защита — нападение. — Да, Лаурчик, хотела… — Маша мечтательно улыбается, представляя счастливую жизнь, заключающуюся в женщине рядом. Директор недоумевающе смотрит на Машу, но перебивать не рискует. — Ты прости меня за те слова. Я на эмоциях все это кричала и мне безумно стыдно, что я так о тебе отозвалась. Я не считаю тебя бесчувственной или холодной, но я изо всех сил стараюсь понять то, что руководило тобой, когда кто-то фотографировал моего мужа с… Ты понимаешь. Ты, наверное, хотела как лучше, а получилось как всегда, и я вновь все испортила. — Мария грустно усмехается, теребя штанину брюк. — Я… Мань, прости, я перебью тебя. Ты знаешь, я поначалу и вправду думала только о себе, о своём благополучии. Меня едва затрагивало то, как тебе будет плохо и больно, когда увидишь те ужасные кадры, доказывающие неверность твоего мужа. Меня в тот вечер образумила Таня. — Лаура запнулась на секунду. Поняла, что сдала с потрохами подругу, но пути назад уже не было. — Она сказала сразу, что прибьёт меня, если я причиню тебе боль. И клянусь, что понятия не имею почему до сих пор жива. — Смешок слетает с уст шатенки. — Я дорожу тобой. В тот вечер, когда я поняла, что тебе сулят эти кадры, у меня случилась паническая атака. И мы наврали тебе. Не было никакого ухода с проекта, я и Таня лишь умело маскировали мой план. Мы же не могли сказать тебе, что меня накрыла паника, потому что я, наконец, задумалась о том, какого будет тебе. — Она остановилась на пару минут, чтобы блондинка все обдумала. — А потом ты узнала о фотографиях, и я ужасно себя корила, что именно из-за меня ты испытываешь такую боль. На данный момент не могу простить себя, что стала причиной, что сподвигла на это. И ты имеешь полное право злиться на меня до скончания времён, как и имеешь полное право знать, что я тебя люблю! И не было у меня никаких грязных мыслей на твой счёт. Лишь невыносимое и непримиримое желание связать нас узами брака, чтобы ты стала моей. Чтобы тебе больше не причиняли боль. Чтобы ты, в конце концов, обрела счастье рядом со мной! — Лукина смахнула слезу с левой щеки, опуская взгляд. Держалась как только могла, но молчание Маши не могло её сейчас порадовать. — Ты знаешь, я действительно долго не могла подумать, что ты способна на такие гадкие поступки, а ты и не способна, как оказалось. Ты же не виновата, что хочешь для меня лучшего исхода. Я прекрасно понимаю, что не в твоих принципах дать мне жить во лжи. И я тебе бесконечно благодарна за то, что ты открыла мне глаза на правду. Правду, в которой я осознала, что у меня к тебе не было никакой привязанности или влюбленности! — Маша остановилась и больше не продолжала. Глаза Лукиной неминуемо заслоняли слезы. В сердце будто оборвалась ниточка надежды, а чувство безысходности утопило в себе. Она не хотела дышать. Ни секунда жизни на этом свете не нужна была больше даже даром. В голове мысли спутались, и она вдруг поняла, что насильно к себе никого не привяжешь. — Я понимаю, — тихо шепчет она, потому что голос от обиды и слез сходит на нет. — Я привыкла к боли, что мне причиняют, когда я открываю сердце. — Она спускает поджатые ноги с дивана. Слезы льются уже рекой. А она даже не подносит руку к лицу, чтобы убрать их. В этом нет никакого смысла. Больше нет смысла ни в чем. Даже в чертовой жизни ради детей. Сердце Третьяковой разрывается на части от этих слёз. Её Лаура плачет, рыдает взахлёб, до последнего стараясь не показывать слабость, что сидит напротив. И в этот-то момент она понимает, насколько дорога этой холодной с виду шатенке. Сейчас хочется лишь прижать её к себе, успокивая и говоря, что она дурочка, которая только и может, что перебивать. — Лаурочка, ты такая дурочка. Научись, пожалуйста, дослушивать меня. — Маша встаёт с дивана, опираясь на здоровую ногу и один костыль. — Ты открыла мне глаза на правду, в которой я поняла, что не испытываю к тебе привязанности. Потому что люблю тебя! — вкрадчиво произносит она, смотря на реакцию Лукиной. Глаза той неверяще смотрят. Но вот цвет меняется из-за надежды, что расцветает в сердце. — Повтори, — просит она, не осознавая реальность это или сон. — Я! Тебя! Люблю! — медленно вторит она, чувствуя как столь желанные и до одури любимые губы целуют её в нежном и столь долгожданном поцелуе. И из плана остаётся лишь девять пунктов.