Заочье

Язив ещё раз открыл глаза, посмотрел на серьги и ленту, закрыл глаза. Коты сейчас носились по двору за Варной, играя с домовым. Язив тихо застонал и закрыл лицо руками. Каша медленно остывала на столе.  — Ну шо ты убиваешься? — недовольно спросил Ивар, у которого голова так и болела. На скорую осень, опять.  — Гадания и молитвы веду я теперешне, — пояснил волхв, поднимая одну серьгу, — Не люб мне пляс. Да и в бабское облачаться тяжко.  — Отчего в бабское? — подал голос Мирин, пытаясь поднять мёд как воду. Баламут передал.  — Первым волхвом была Гордана — прабабка ваша. Ну, теперь ваша.  — А почему тебя Дажьбог зовёт сыновцем?  — Он различий не делает. Ему и не надобно, свои ведь. Скажу правду, сдаётся мне, что Соловей с Финистом - дети его далёкие. Ивар тяжело посмотрел в чай и моргнул, смотря на собственное отражение. Вода была непрозрачной, поэтому отражение искажалось. Но что-то подсказывало, что седина с виска ушла. Ивар упёрся двумя пальцами между бровями, стараясь унять пустой гул. Раньше всегда помогало.  — Ты чего? Язив с выражением вселенской муки посмотрел, как Мирин чутка докладывает ему каши, настойчиво пододвигая плошку к нему. Ивар повёл плечом, мол, не важно, и потянул воду из ведра. Тонкая струя обвилась вокруг лба, охлаждая горячую кожу.  — Вот как, — хмыкнул мужчина, через силу запихивая в себя лишнюю ложку. — У тебя ведь голова медвежья. Кровь у Варны сильная… Каждый конец тепла такой? Ивар кивнул, кладя голову на стол и смотря на брата с отцом снизу вверх.  — А я глаголил, шо ты як медведь - по осени хмурый, а зимой не поднимешь, — недовольно начал Мирин. — А Мороз говорил, чтобы ты медведянку ел. Но нет, придёт - уйдёт. Волхва рассмешило недовольство ребёнка, так напоминающее поведение отца. Мирин тем временем подсел ближе, расплетая косу старшему и перебирая кудри. Язив ещё раз глянул на медные серьги, вздохнул и вынул свои из мочек. Медь непривычно тянула уши, он немного приподнял их ладонями. Ладно, свыкнется, по гулянкам ещё и не такое носил.  — Прям сразу нужно цеплять их? — спросил Ивар, разглядывая серьги.  — Нет, я на пробу. Их надевают лишь в тридцать три года.  — А Мороз?  — У нехо Джэг’да. Но он носит, невидные, правда. Снаружи избы заскреблись, запищали, и через открытые ставни залез домовичок, пыльный, с землёй в коротком волосе и травинкой в руке. За ним залез кот братьев, потом, с отдышкой и похрипыванием, через оконную раму перевесился Баюн, страдальчески вздыхая и продолжая перебирать задними лапами, пролезая в окно. Ивар поморщился. Мирин с Язивом тоже, смотря на землю на полу.  — Ты - ходь к бабке, она медведянку даст глотнуть. Ты, — волхв перевёл взгляд со старшего на младшего, — спробуй поймать этих, отмоем. Варна забежал за ведро, зачерпывая из него воду и брызгая в недовольно шипящих котов.