Месть по-современному

Проблемы с психикой – такая вещь, которую нужно излечить как можно быстрее. Иначе человека затянет в эту бездну страданий всё глубже и глубже, не давая никакого шанса выбраться и наладить свою жизнь. Монте-Кристо это прекрасно понимал, поэтому оказал Гайде своевременную помощь, по приезду в Париж записав её на курс психотерапевта. Сегодня, тринадцатого декабря, должен быть первый приём, и Гайде затревожилась не на шутку. Не желала одеваться к отъезду, забилась в угол комнаты, обхватив себя за голову, и бормотала: — Не скажу... Не стану... Не стану... Не заставляйте! Монте-Кристо протянул руку и положил её на плечо девушки. Когда ей напоминали о её травме, она всегда вела себя по-разному: холодно, вспыльчиво, но почти всегда с тупой головной болью и внезапными флешбэками. В тот день, когда он показал ей статью о Фернане Мондего, она повела себя достаточно адекватно. Но теперь ей придётся открываться перед незнакомым человеком, который ещё неизвестно как отреагирует. Сложное, суровое испытание. — Всё хорошо, — проговорил с привычной хрипотцой. — Это должно тебе помочь. Понимаешь? Гайде подняла глаза: — Понимаю... Но зачем? Вы говорили, что записали меня на курс, но только сейчас я поняла, насколько это страшно! Я сама справлюсь. Со мной всё хорошо! — судя по раскрасневшемуся от тревоги лицу не скажешь. Отрицает всё, лишь бы не полететь рассудком. Соизволит подняться и выпрямить сгорбленную спину. Взглянуть приёмному отцу прямо в глаза. Упрямо, уверенно. — Если это не так, ведите к вашему психотерапевту. — К твоему, Гайде, — указал на то, что помощь требуется ей, а не ему. Хотя ему бы тоже не помешала. — За меня не переживай. У меня психика крепкая. Я закалял её с помощью шокирующих запросов в Google. Гайде нашла в себе силы улыбнуться: — Знаю, знаю. Трипофобия, карбункулы, жесть... — направилась пошатывающимся шагом к прихожей, где накинула на себя шапку и куртку. Монте-Кристо облачился в привычный чёрный костюм с пиджаком, мельком глянул в висящее на стене зеркало, отмечая двухдневную небритость и взлохмачивая макушку. Решили по-быстрому добраться на машине. Хотя Монте-Кристо и был достаточно состоятелен, чтобы заиметь личного шофёра, но водить синий «Шевроле» предпочитал сам. Ехать недолго, всего пять-шесть улиц. Свободной от руля правой рукой он включил радио, откуда заиграла вечно лиричная Эдит Пиаф. Гайде, сидящая рядом на пассажирском сиденье, расслабилась. Музыка помогает немного отвлечься от собственных проблем. С улицы неподалёку от Триумфальной арки слышен вой полицейских сирен. Снова протестующих разгоняют. Сколько можно? «Шевроле» обогнул арку и поехал по проспекту Гранд-Арме. Монте-Кристо нахмурился и сильнее сжал руль, так, что даже костяшки пальцев побелели. Лучше не нарываться, иначе можно повторно попасть под слезоточивый газ. Накануне он позвонил Бошану и рассказал о найденной статье, а позже сбросил ссылку на неё. Журналист согласился предать её огласке, но не на первой и даже не на второй полосе газеты. По радио неожиданно переключились на Мадонну, и Монте-Кристо заметил, как Гайде, всё ещё грустная, прикрыв глаза, покачивает кудрявой головой в такт песни. Невольно вспомнилось, как они с Гайде во время путешествия в Индию вовсю оторвались на фестивале красок, вытанцовывая под местные мотивы сквозь разноцветную пыль. Даже фотографии сохранились: особенно смешным вышел снимок с Бертуччо, раскрасившим своё лицо в цвета корсиканского флага и вставшим в немыслимо нелепую позу. В целом, за всё время их путешествий по миру Бертуччо запоминался исключительно как фигура, не избегающая провалов и смешных моментов. — Эй, — вырвал Гайде из грустных раздумий, — помнишь, как мы Джованни на водном спуске потеряли, когда в Чикаго были? Оживилась, отбросив всю меланхолию: — Конечно, помню. Точнее, только я с ним была. Вроде бы скатываемся, а сзади слышу: Гайде, спаса-а-ай! Гляжу: а он где-то позади едет. Приземлилась, и он за мной на своей пятой! Ещё помню: когда в Сан-Франциско были, возле отеля вроде бы тоже водоём стоял. Так вот, стою у края, хочу прыгнуть, как вдруг в меня врезается Джованни и сталкивает в воду! — закончила с неудержимым смехом. Монте-Кристо отделался лишь едва уловимой усмешкой. Вот теперь она гораздо бодрее, и посещение врача не будет казаться таким кошмаром, каким она его себе представляет. Глянул в окно: уже приехали, пока вспоминали чикагское веселье. Оповестил, и Гайде без всяких препирательств отстегнула ремень безопасности. Остановились возле мраморно-белого трёхэтажного здания, к которому вели широкие серые ступени из полированного камня. Клиника была платная, соответственно, обставлена гораздо приличнее своих бесплатных коллег по медицине. Нажим на кнопку ключей от машины – и замок синего «Шевроле» закрыт. Гайде, надёжно поддерживаемая за руку опекуном, прошла в стеклянные двойные двери и очутилась в широком белом зале, где возле стен стояли ряды синих мягких диванов. В противоположном к двери правом углу стояла регистратура – овальный стол со стеклянной ширмой. Напротив – небольшой буфет, где можно было купить перекусить, если приём затянулся надолго. Посетителей немного, десятка три. Все тихо и мирно сидят на диванах. Кто читает книгу, кто листает соцсети, а кто-то кивает головой в такт музыке из наушников. Монте-Кристо чеканным шагом прошёл к регистратуре, по ту сторону которой сидел стройный мужчина в белом халате. Предъявил документы и спросил насчёт приёма у психотерапевта. Регистратурщик ответил, что тот принимает только в одиннадцать утра. На часах только половина. Полчаса сидеть, если не считать очереди. Кабинет психотерапевта справа, в конце коридора. Рядом с дверью тоже стоит пара диванов. Монте-Кристо вместе с Гайде сел подальше от входа, на тот случай, если дверь внезапно откроется. Положенные полчаса прошли под чтение электронной книги и прослушивание музыки в MP3-плеере, который сегодня называют жутким старьём, поскольку все уже давно слушают музыку в смартфоне через наушники. Из кабинета вышел врач и сообщил, что готов принимать пациентов, но, увидев Монте-Кристо, осёкся на полуслове и пропустил его и Гайде внутрь белого с клетчатым полом кабинета. — Присаживайтесь, мадемуазель, — врач указал на стул. Гайде, будто налитая свинцом, тяжело в него опустилась. Будет очень сложно. Говорить о том, что заставляет тебя страдать несколько чёртовых лет – вот что действительно страшно. Вслушалась в разговор опекуна и врача. Монте-Кристо не стал погружаться в подробности, кратко и, пожалуй, слишком сухо объяснил, что не так с ней. Посттравматический синдром из-за потери родителей в раннем возрасте. На больное давит, заставляя старые воспоминания всплыть наружу. В ушах звучат выстрелы, крики, особенно громко – крик матери, секунду спустя упавшей замертво. Нервно вцепилась пальцами в волосы, стараясь держать себя в руках. Сердце стучит немного чаще, кровь гудит в голове. Мама... Папа... Их больше нет, а она всё не может смириться с этим. «лучше бы и меня пристрелили» — Гайде, — хриплый голос и стук костяшками пальцев по столу. — Уснула? — А... — резко вынырнула из озера мыслей и подняла голову. — Ничего. Что... Я должна рассказать? Врач кивнул, попутно записывая что-то в медицинской карте. Гайде всё никак не могла собраться с духом и излить душу. Врачебная тайна не позволит этому человеку разгласить её диагноз, но мало ли что... В «гареме» албанского политика любовницы шантажировали друг друга разными вещами: от кражи до разглашения проблем со здоровьем. Гайде эта участь не обошла: ей угрожали тем, что расскажут, кем был её отец. «а потом тебя разберут на органы, если поймут, кто ты. чёрному рынку нужны дети, особенно сироты, особенно дети богачей» Выпрямила спину и вонзила во врача угольно-чёрный взгляд. Попыталась говорить также сухо, как и Монте-Кристо, только к середине монолога сорвалась. Терапевт оказался понимающим человеком и иногда, когда пациентка начинала сбиваться и запинаться, утешал и подбадривал. Для него уже вошло в привычку входить в шкуру человека и чувствовать всё, что он пережил, на себе. — Она увидела тело отца, изрешеченное пулями. Упала без чувств... Я пыталась разбудить её, но что может сделать четырёхлетняя девочка?.. Её увезли на скорой, а меня отвезли в приют, а потом на рынок невольников... — едва договорила, пытаясь не удариться в рыдания. Вдохнула поглубже и запрокинула голову. Снова ворошить воспоминания, вынимать из памяти страшнейшие моменты, о которых совершенно не хочется вспоминать. — Пропишите какие-нибудь антидепрессанты, или что там у вас... Мне это до сих пор снится... — Здесь, мадемуазель, вы угадали. Пропишу вам антидепрессанты группы СИОЗС. При ПТСР помогает очень хорошо, — врач снова взялся за ручку. — Флуоксетин, пароксетин, габапентин, рисперидон. Принимайте на протяжении двенадцати недель. Не все четыре, разумеется. Первые два – как основные, а вторые два – от кошмаров и переживаний. Перерывы делайте в два-три дня. Рекомендую записаться на борьбу или йогу. Физическая активность помогает отвлечься от проблем. Мне вас очень жаль. Ко мне часто обращаются жертвы насилия, военных конфликтов. Всем я стараюсь помочь, насколько могу. Мог бы, бесплатно бы помогал. Но медицина сегодня циничная, помогает за деньги. Как договаривались, месье, — повернулся к безмолвно сидящему Монте-Кристо, — девяносто евро за час? — Абсолютно так, — будто отрезал и протянул несколько купюр. Худое бледное лицо в обрамлении длинных чёрных волос мрачно, впрочем как и всегда. Редко удаётся поймать улыбку меж плотно сомкнутых тонких губ. Гайде, к своему счастью, ловит её часто. Даже такой крохотный факт заставляет радоваться.

Ушли из клиники быстро, пропустив следующего пациента. Очень вовремя, едва только Монте-Кристо сел за руль, зазвонил телефон. Бертуччо. Джованни-сотня-чертей-Бертуччо. — Allô? Выкладывайте быстрее, я машину веду. — Я просто хотел узнать, как там дела с врачом. — Врачебная тайна, Джованни, — услышал звон бьющегося стекла. — Что там происходит? — Снова ваза упала. Простите, не заметил! — Merde! Этого только не хватало! Конец связи! — крикнул и убрал телефон в карман пиджака. Гайде редко слышала, чтобы опекун ругался, но ситуация на дороге давала повод для лишней злобы. Опять какой-то идиот, по-видимому купивший права, а не получивший их в автошколе, проехал налево, не предупредив при помощи поворотника. — Поворотник?! Нет, не слышали! Пробки приходилось объезжать и давить педаль до пятидесяти километров в час, наплевав на ограничения по скорости. Гайде решила, что для опекуна такой трюк не пройдет даром. Её опасения подтвердились на повороте к Гранд-Арме, где синий «Шевроле» остановили двое полицейских, стоящих на обочине. Монте-Кристо остановил машину и откинулся на спинку кресла. — Гайде, дай документы. Они в бардачке, — указал на отсек в салоне, напротив неё. — Французская полиция будет ненавидеть вас, — прошипела, вынимая из «бардачка» паспорт и водительские права. Сколько раз опекун превышал скорость, при этом ездил с выключенным спидометром. Благо, денег на выплату штрафов хватает с лихвой. — Ты просто не просила их вежливо. Гайде усмехнулась, но из-за попорченного настроения от посещения психотерапевта усмешка вышла кривая и больше напоминала змеиный оскал. Монте-Кристо открыл окно и повернулся к полицейским. — Привет, содомиты, — протянул документы. От оскорбительного обращения оба скривились. Проверили и отдали обратно. — Вы не на параде. Как вижу, вы солдатню не предпочитаете. Лучше уж в тесном семейном кругу. Штраф за превышение скорости выплачу. Поиграем в салочки: догоните те, кому я понравился, — резко нажал на газ, и «Шевроле» рванул прочь, отчего Гайде плотно прижало к креслу. — Неужели вы пересмотрели «Такси» Бессона? — спросила с усмешкой. — В режиме марафона, — отчеканил с довольной интонацией. — Пятая часть мне не нравится. Даниэль и Эмильен явно харизматичнее своей родни. Приехали домой быстро. Бертуччо уже успел разобраться с разбитой вазой, попросту склеив осколки секундным клеем. Помогал ему Али, который отчасти и был виновником произошедшего, поскольку во время разговора Бертуччо с Монте-Кристо хотел протереть на полках пыль, но случайно задел вазу локтём. — Не переживайте, месье, — попытался привести всё в мирное русло. — Фарфор китайский был... Вот помню те времена, когда он ценился не хуже золота! — Вспомните лучше, как Август Сильный в своё время заимел огромную коллекцию фарфора и пустую казну. — Да-да-да! — затараторил. — Потом Иоганн Бёттгер, так скажем, открыл фарфор заново, то есть сделал такой рецепт, что изготовленная посуда посоперничала бы с китайской! Монте-Кристо фыркнул и закатил глаза. — Зато вашему Иоганну пришлось до конца жизни сидеть под замком, чтобы секрет изготовления не раскрыл. Там же он и умер. Тридцать семь лет было. Говорили, что его отравили по приказу Августа.