Месть по-современному

Сотрудники Генерального управления внешней безопасности, не встречая никакого сопротивления, вошли в дом, все вооружённые до зубов. Моррель по-прежнему не понимал, что происходит. В голову на миг закралась мысль, будто Монте-Кристо – какой-нибудь криминальный авторитет, и ему сейчас несдобровать. Но то, как спокойно вели себя все обитатели дома на Елисейских полях, подсказало, что ничего подобного не могло произойти. Сотрудники спецслужбы осмотрелись в коридоре, и один из них, самый высокий и мощный, пробасил: — Придётся осмотреть весь дом. В том числе и электронику. Компьютеры, колонки и прочее. Монте-Кристо изобразил удивление, граничащее с шоком. — Чёрт, там же мои сохранённые фото с Марлен Дитрих! — О, ну это просто икона, — шутливо отозвалась Гайде. Сотрудники тем временем в самом деле принялись скрупулёзно обыскивать каждый угол дома, но перед этим обыскали жильцов, презрительно кривящихся оттого, что чужие грубые руки собирались пробраться под одежду. Дальше пиджака Монте-Кристо не пустил, а остальных жильцов отпустил наверх, уверив работников спецслужбы, что ничего подозрительного у них нет. Далее наблюдал, как его дом буквально переворачивает вверх дном, бесстрастно стоя у раздолбанной входной двери и покуривая кальян. В глубине души он был совершенно спокоен: самую главную улику эти идиоты в погонах уничтожили сами. Уже давно никакого доверия к органам власти нет. С тех пор, как посадили в тюрьму за надуманное преступление, к ним даже с пустяковой проблемой обращаться не стоит. Гораздо легче обратиться к «своим», уж они точно выслушают и предпримут всё возможное, лишь бы исправить ситуацию. Так и стоял, выкурив весь кальян до конца, пока один из сотрудников спецслужбы не объявил во всеуслышание: — Ничего не нашли. Пошли отсюда побыстрее. — Почему, месье? — спросил его молодой сотрудник, но уже за пределами дома. — А чтобы не видеть больше эту довольную рожу! — несмотря на то, что сотрудники уже спускались по лестнице, Монте-Кристо, по-прежнему язвительно, с неприятным прищуром улыбаясь, слышал этот нелестный комплимент. Поднял несчастную дверь и кое-как загородил ей проём. — Y-yes-s-s!!! Мы сделали это! — воскликнул Бертуччо, подпрыгнув от радости, при этом его кудрявые чёрные волосы забавно запружинили. — Джованни, заказывай новую дверь! — Монте-Кристо заглянул в окно и увидел, как уходящие от дома сотрудники спецслужбы увязываются за промчавшимся мимо человеком на мотоцикле с адской скоростью. — Стоп, это что там за бешеный мотоциклист отвлёк наших ФБР-овцев? — Где? — Бертуччо метнулся к окну. — Похоже, я его знаю, — по бледным губам пробежала усмешка. — Луи снова за своё. Так, я кому сказал новую дверь заказывать? — резко обернулся к домработнику, и лицо стало необычайно строгим. Бертуччо молниеносно кинулся наверх, и тут же в гостиную спустились Али, Гайде и Максимилиан, не живые и не мёртвые от пережитого стресса. — Как видите, ничего такого не произошло. Лица всех троих были мертвенно-бледны. Того и гляди, Гайде сейчас упадёт в обморок, что вредно для её юных нервов. Дал ей пару таблеток валерьянки. Подействует нескоро, значит, можно продолжать приём гостей. Али вернул всё на стол, и все расселись по местам, будто никакого погрома и не было. Разговор зашёл о фильмах. Моррель рассказал, что предпочитает боевики и фильмы про гениальных хакеров. Гайде отозвалась тем, что ей больше по нраву лёгкие комедии и захватывающие сериалы. Монте-Кристо соим заявлением решился убить всех наповал: — Вспомнил, как нам показали «Человеческую многоножку». Господи... Я на моменте с кормлением аж в обморок от отвращения упал. Такая мерзость, прямо трясёт. Прихожу в себя, а фильм уже кончился. Надо мной тогда здорово посмеялись. Посмотрели вторую и третью часть. Тогда я еле-еле рвотные позывы сдерживал. На третьей части не выдержал. Матерился потом дня три. С тех пор я ненавижу телесный хоррор. Нет, «Муху» мне не советуйте, тогда я вообще застрелюсь. Моррель, вы слышали меня? — Д-да... Интересный у вас кинотеатр... — Конечно, Дитер Лазер неподражаем в своей роли, но общая задумка фильма отталкивает. Поговорили ещё немного. Моррель начал вспоминать о семье: отце-арматоре, застрявшем как-то в долгах, замужней сестре Жюли, красивой и приветливой девушке. Мать Морреля умерла давно, и он её практически не помнил. Муж Жюли, Эммануэль Эрбо, сначала был заместителем месье Пьера Морреля по части его танкерской фирмы, но потом начал проявлять к его старшей дочери тёплые чувства. При упоминании старого арматора Монте-Кристо заметно помрачнел. Вспомнил, как Пьер отчаянно расспрашивал, что сталось с Эдмоном Дантесом и как вытащить его из тюрьмы. Безуспешно. Даже помогал бедному старику Луи Дантесу, скончавшемуся позже от голода. Сердце невольно сжимается. Надо успокоиться и снова не удариться в беспричинную ярость. Моррель же продолжал: — Как говорится, в большой семье вай-фаем не щёлкай. У нас всё распределено. Каждому свой участок дома, своя доля от заработанного. — Неплохо, — отчеканил Монте-Кристо, делая очередную затяжку. — У нас почти так же. Перешли на шутки и короткие анекдоты, но это скорее напоминало соревнование в навыке стенд-апа. — Как-то одноногому человеку приделали колесо, и пошло-поехало! — отрапортовал Бертуччо. — Как-то было, — подхватил Моррель, — отец проглотил флешку. Теперь он папка с файлами! Бертуччо и Гайде тут же разразились немного неадекватным хохотом. Даже Монте-Кристо пробрало на улыбку: уголки губ растянулись против его воли. Шутка прямо на злобу дня. Переключились на обсуждение музыки. Моррель изрядно удивился тому, что в этом доме больше предпочитают ретро. Сам он иногда любил писать программы под метал-рок или фолк-рок, в основном же был критически зациклен на поп-музыке. — Гайде, — последовало хрипло-спокойное, с долей домашней доброты, — метнись, пожалуйста, за кассетами. Они у меня в комнате, чёрный комод, третий ящик, — наблюдает, как приёмная дочь взлетает вверх по высокой лестнице с усыпанными вензелями и завитками перилами. — В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ ВЕКЕ КТО-ТО ЕЩЁ ПОЛЬЗУЕТСЯ КАССЕТАМИ? — вскричал Моррель шокированно. Гайде прибежала в гостиную с пачкой кассет под рукой, быстро вставила в проигрыватель кассету с песней «Voyage, voyage», и под аккомпанемент первых нот вылетела из гостиной, затем пальцами подозвала Али. Тот, видя движения рук, растолковывающие просьбу потом текст песни и ритмичные движения гибкого девичьего тела, пустился в пляс. Моррель подпевал тихо, а Монте-Кристо обошёлся только покачиванием головой в такт. Когда песня кончилась и Гайде вытащила кассету, он подметил: — У русских тоже неплохие песни. Вот, например, «Романс». Гайде, где кассета? — едва только послышались первые аккорды, хриплым баритоном пополам с жестами принялся напевать: — И лампа не горит... И врут календари... И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори... Гайде, как заворожённая искусными гипнозом, наблюдала за слаженными и точными движениями кистей опекуна, а приглушённое пение вовсе подчиняло и будоражило разум. Моррель сидел, прикованный к креслу необычным зрелищем. Бертуччо, не знавший особой притягательности русских песен того периода, застыл на месте, весь обратившись в слух. Али, воспринимавший жестовый язык как единственный способ общения, жадно вглядывался в растолковывающие текст пассы. — На площади полки, темно в конце строки... — сам подчинён власти языка жестов. Выверено до автоматизма, вместе с тем необычайно гибко и поэтично. — И в телефонной трубке эти много лет спустя одни гудки... Гипноз – по-другому вряд ли получится назвать. Бледные, аристократичные руки, с длинными пальцами, выгибающимися в россыпи слов, приковывают внимание накрепко. Приглушённый солнечный свет добавляет контраста: ложится на выступающие костяшки, выделяя, углубляет тени от манжета пиджака, резкой линией отделяет кисти от всего остального. Гайде по-прежнему в курсе о застарелых порезах под манжетами, скрывающими тонкие следы наглухо. С большой неохотой выныривает из океанообразного глубокого транса, едва Монте-Кристо умолкает и специально для Али делает жест «Всё», развёрнув обе ладони внутренней стороной к нему. Моррель, сам не зная почему, решил нарушить царившую в комнате тишину и энергично зааплодировал. Монте-Кристо не стал переключаться на обычную речь и обошёлся тем, что приставил палец к губам и грубовато цыкнул на него. Моррель резко умолк и предпочёл полировать руками колени, наблюдая, как хозяин дома взмахом руки отсылает домработника из комнаты. Гайде делает ещё какие-то неопределённые движения, вонзив вопросительный взгляд на Монте-Кристо. Тот кивает. — Уф... — протянула Гайде. — Молчать иногда так утомительно. Не сказать, что она болтлива. Говорит по делу, не перебивая, не встревая в разговор, если её об этом не просят. Снова беседуют ни о чём. Но подступающий к горлу ком Гайде всё же держит при себе. Понимает, насколько не повезло Али. С рождения не слышать звуков, не говорить ни слова, вдобавок родиться в африканском Судане, где сейчас проходят массовые протестные выступления, где участь людей даже хуже инвалидности. Они, здоровые и закалённые жарой, умирают от голода и нищеты в то время, как другие страны готовы вкладывать миллиарды по сути в бесполезные вещи вроде освоения космоса. Они готовы осваивать новые планеты, устанавливать контакт с возможными неземными цивилизациями, но на Земле они не смогли наладить жизнь, не решили проблем голода, войн, бесконечных политических споров, дискриминации и насилия. Конечно, тот факт, что русский космонавт Гагарин первым полетел на орбиту, не может не радовать, но то, что некоторые державы слишком зациклились на космосе, удручает.