***
Мальчишка приставляет к его горлу костлявый сгиб локтя, фиксируя голову в одном положении. Грубо тянет за ворот форменной накрахмаленной рубашки так, что швы трещат, а верхняя пуговица грозит и вовсе оторваться. Блондин впивается в его искусанные тонкие губы, плавно переходя к заостренному подбородку, сжимает в долгих объятиях до ноющих рёбер и зуда в грудной клетке. Итан недовольно хмурится и вновь льнет к Луке, самостоятельно углубляя влажный поцелуй. Старший разморено прикрывает глаза, цепляя мальчика за затылок и не давая возможности отстраниться. Узкая прохладная ладонь Итана ловко тянется к ширинке чёрных брюк. Однако, Лука вовремя перехватывает её и виновато улыбаясь, тихо шепчет в раскрасневшееся ушко, украшенное металлической серьгой в виде продолговатого креста: — Не здесь, любимый, мы все-таки в школьном туалете. Гулко хлопает дверца кабинки, парни выходят из неё, спешно поправляя растянутую во все стороны одежду. Пока Кастеллан, беззвучно матерясь, старается разобраться со стянутым на один бок галстуком, Итан ловко забирается на подоконник, небрежно притягивает разрисованный джинсовый рюкзак, выуживает оттуда тонкую тетрадь, исписанную аккуратным убористым почерком прилежного отличника, и принимается что-то неторопливо там рассматривать. И если в тетради у мальчишки все гладко и чисто, то о его внешнем виде такого сказать, увы, нельзя: чёрная просторная футболка прямо на голое тело, рваные узкие джинсы и неизменная штанга, протянутая через хрящ левого уха делают из ученика престижной школы уличного оборванца с Уолл Стрит. Лука достаёт из заднего кармана брюк смятую пачку вишневых сигарет и кремневую зажигалку, неторопливо закуривает, пуская голубовато — серый дым в приоткрытую форточку. До конца урока остаётся примерно минут двадцать. Блондин украдкой рассматривает чётко очерченный, словно точёный из граненого мрамора, красивый профиль младшего: сильно выдающий вперёд кадык, трепещущий под синеватой кожей, видимый изгиб тонких ключиц. Итан — произведение искусства, а Лука всегда жаден и нетерпелив до прекрасного. Рука Кастеллана медленно скользит вверх по бедру смольноволосого, заставляя того вновь вспыхнуть алеющим болезненным румянцем. — Что… Что ты делаешь? — хмурит он тонкие брови, все ещё упорно пытаясь сосредоточиться на повторении логарифмических свойств. Лука не отвечает, лишь хитро подмигивает и тянет парня на себя, выдыхая ему в лицо горько — приторный аромат и, расставив руки по обе стороны от головы Итана, сильнее вжимает парня в тонкое, помутневшее от перепадов тепла, стекло. У Накамуры дыхание рвано сбивается, когда горячие обветренные губы касаются трепещущей сизой венки на длинной шее. — Ты же сам сказал, что не здесь, — неохотно увиливая от старшеклассника, невнятно тянет Итан. Словно издали раздаётся оглушительный глас школьного звонка, извещающего об окончании лекций. В конце коридора распахивается дверь, звук приближающихся со всех сторон шагов, заставляет Луку отступить, удрученно вздохнув. Итан по-кошачьи мягко соскальзывает на пол и, непринуждённо поправив взъерошенные тёмные волосы, направляется к выходу. Задержавшись у выхода, он невзначай, кидает ленивое: — Кстати, этим уроком у меня контрольная, а ты не дал мне повторить материал, — мальчишка недовольно цокает, толкая язык за щеку. — Твоя вина будет, если я не получу отлично. Лука ухмыляется, прекрасно зная, что его мальчик в любом случае получит высший балл, а вот подобная угроза — просто завуалированный намёк на флирт в стиле Итана Накамуры. Юноша спустя несколько минут после выходит в многолюдное пространство, сталкиваясь нос к носу с Майклом Эвансом — рыжеватым большеглазым верзилой, толкающим что-то по типу таблеток в закрытом гардеробе. — О, Кастеллан, как раз искал тебя! — нараспев произносит он. — Я чего-то не видел тебя сейчас на истории… — он внимательно щурится, изучающе разглядывая его. — Впрочем, неважно. Ты идёшь сегодня в восемь на вечеринку к Сидни? Лука машинальным жестом приглаживает растрепавшиеся волосы мягкого пшеничного оттенка. Антрацитовые зрачки его светло-голубых глаз хищно вспыхивают и он, развернувшись к собеседнику спиной, надменно бросает через левое плечо: — Естественно иду, Эванс. Эта тусовка без меня будет смертельно скучной. Шестиугольная площадка холла, выполненная в постготическом стиле и совмещающая в себе узкие проходы в любую часть школы, заполнена группами учеников разных возрастов и направлений. Отовсюду слышатся нервные заглушенные смешки и одобрительные возгласы. Лука напряжённо всматривается в одноцветную толпу школьников. Наконец, он подмечает рассыпавшиеся по гибкой изящной спине волнистые пепельно-чёрные волосы и горделивую королевскую осанку. Девушка стоит в окружении сверстниц с параллельного класса, с завидным всепоглощающим вниманием, внемлющих её неторопливому, мастерски поставленному голосу опытной ораторки. — Хей, разрешите украсть у вас непревзойденную Амиру аль Хинди? — все ещё придерживаясь установленного образа и заложив обе руки в карманы, с ноткой иронии спрашивает Лука. Девушки поспешно кивают и, подхватив сумки с учебниками, все так же стайкой тянутся к дальнему проходу. Ами лишь недовольно кривится, по её лицу проходит скользящая рябь раздражения. Ледяным тоном, в котором все же мелькают едва уловимые нотки заинтересованности, она отчеканивает: — Что заставило тебя наглым образом оторвать меня от разговора? Надеюсь, эта причина достаточно обоснованная, иначе… — не договорив, она подхватывает с перил приталенный пиджак и резко оборачивается. Выглядит президентка класса безукоризненно, стильно и без лишней вычурности: отутюженная до скрипа школьная форма, состоящая из шелковой блузы и серой юбки-карандаша чуть выше колена, едва различимые следы макияжа, изящные хрупкие запястья и открытая шея увиты золотой бижутерией с изображением таинственных лун и полумесяцев. Мать Амиры — известная бизнесвумен в штате, получившая узнаваемость из-за своей принадлежности к какому-то сакральному древнему культу одной из первородных богинь. В отличии от родительницы, Амира просвещена в этой теме гораздо меньше, но что-то от той самобытной старообрядности осталось и порой не ясно прослеживалось через неброские действия, манеру речи и неизменный подростковый плюрализм. Он корпусом склоняется к ней и, игнорируя предупредительно недовольное фырканье девушки, вкрадчивым шёпотом спрашивает: — Сегодня вечеринка у Сидни. Ты идёшь? Она, отмахиваясь от него словно от надоедливого насекомого, лениво отвечает: — Конечно, нет. У меня других забот хватает. — Там наверняка будет Крис, — с деланным равнодушием сообщает он, бессмысленно рассматривая школьный двор через затуманенное белой дымкой окно. — Я подумаю, — сдержанно кивает Амира и спешит удалиться на лекцию по английской литературе. Кажется, сегодня у них должен быть зачёт по этому предмету. В проходе он замечает ещё нескольких одноклассников и приветливо улыбается им своей фирменной улыбкой, от которой челюсти сводит — настолько она слащавая и лицемерная. А в принципе, плевать, главное, чтобы другие ничего не смогли заподозрить. Он замедляет шаг перед дверьми аудитории и, оправив вновь съехавший на левую сторону галстук, входит следом за девушкой. К концу дня слух о предстоящем веселье разлетается по всей школе и сидя на английском, Лука никак не может сосредоточиться на чёртовом тесте, рассеяно глядя на исчерченную меловыми разводами и рядом нестройных надписей, доску. Парень для виду черкает на последних страницах нечто отдалённо походящее на развёрнутый ответ и, не дожидаясь звонка, сдаёт работу. Отлично, теперь у него в запасе ровно пять минут «на подумать» и пара секунд, чтобы наконец позвонить обеспокоенной матери.***
Несмотря на поздний час никто из школьников, приглашённых на вечеринку по случаю окончания очередной учебной недели, не спешит уходить. Грохочущие биты ввинчиваются в мозг, начисто вытесняя все здравые мысли. В кипящем блеске душной розоватой подсветки, Накамура внимательно наблюдает за толпой прибывающих. Странно, уже без пяти двенадцать. Опаздывать — не в его стиле. Наконец, хозяйка дома, черноволосая азиатка в простом бежевом платье на бретельках, отставляет недопитый бокал, взмахнув пальцем над приглушённым дисплеем, разблокирует телефон и быстро улыбнувшись, направляется ко входной двери. На пороге её встречает обворожительный высокий юноша. Выглядит он, как обычно, на все сто: светлые волосы всклокочены в элегантном беспорядке, белый свитшот с закатанными рукавами, узкие обтягивающие темно-синие джинсы и светлые кроссовки на тугой шнуровке. Итан готов на колени перед ним бахнуться прямо перед всеми, но вместо этого лишь нервно сглатывает и, сверкая единственным глазом, маниакально следит за каждым движением старшеклассника. Его ведёт от каждой приветливой отработанной улыбки, дружеских объятий с какой-то милой чирлидершей. — Хей, мелкий, погнали. Мы наконец нашли нормальное тихое местечко, — трогая его за плечо и увлекая за собой, весело произносит Ли. Итан кивает и начинает продвигаться вглубь дома, но исподлобья всё ещё присматривается к силуэту Луки, мелькающему где-то у стола с выпивкой. Жадно скользит по перечеркнутому тонким шрамом эльфийскому лицу, оттененному блестящим осколком неонового света. Друг упорно тащит его к дальней двери, которую тяжело заметить при первом быстром рассмотрении. Он вталкивает Итана в небольшую комнату, уложенную узорчатым темным кафелем. Температура здесь значительно ниже, чем во всем остальном помещении. «Блять, ванна, серьёзно?» — раздражённо думает мальчик, насмешливо рассматривая своих друзей, свесивших ноги через бортик керамики и потягивающих из пластиковой бутылки едкий сладковатый дым распаренной травки. — Накамура, так и будешь стоять там или все же присоединишься к нашему скромному обществу? — издевательски тянет Чарли, сдвигаясь чуть вбок и освобождая для него место. Итан вздыхает, но все же, под глупый смех товарищей, опускается в освободившийся проем и тянется за импровизированной самокруткой. В голове просветом тает мысль, что лучше уж так, чем там, внизу, смотреть на то, как Лука флиртует с… Другими. Сегодня он хочет просто расслабиться и получить лёгкий кайф.***
Промозглое Нью-Йоркское утро затянуто седой дымкой предрассветного тумана. Мир затихает на самые долгие два часа, готовясь к новому мощному резонансу кипучей людской жизни. На горизонте прорезается, словно сквозь щербатую скорлупу, узкая полоска тусклого света. Они прижимаются друг к другу, балансируя на краю балкона, нависшего над седьмым этажом. Итан зарывается длинными пальцами в чужие шелковисто-золотистые пряди, пахнущие мятой и сигаретами, доверительно откидывает голову назад, позволяя влажно целовать её бархатные изгибы. Негромко утробно стонет, чувствуя невесомый, успокоительный поцелуй на предплечье, мелко вздрагивает, когда горячие широкие ладони оглаживают плечи и бока. Не выдерживает — прикусывает верхнюю губу Луки и проводит по ней языком. Отстраняются друг от друга, чтобы перевести сбитое дыхание. Итан, прикрыв глаз кладёт голову на плечо Кастеллана, ощущая щекой мягкую ткань его свитера, пахнущего лёгким ароматом одеколона и, почему-то, корицей. Лука приобнимает его за худые плечи и молча созерцает плавно растекающуюся по стылому небу, матово-оранжевую зарю, восходящую на чётком горизонте. Его пальцы сами собой тянутся к встрепанным ветром смольным прядям. — Я же просил тебя не трогать волосы, — бурчит мальчик, отрывая лицо от уютной ложбинки меж плечом и шеей. — Тэнши, ты же знаешь, я не могу, — словно привороженный шепчет Лука и притягивает его обратно к себе, все же утыкаясь носом в тёплую вихрастую макушку.