Когда придёт зима в Каэр Морхен

— Плати, — потребовал тролль и протянул вперёд толстую лапу. Геральт смерил его взглядом, склонил голову набок. Драться с троллем ему не хотелось — впереди ждал город, таверна, кружка горячего вина и хорошая тарелка свинины с капустой. Он устал, в кошельке у бедра приятно лежали тяжёлые монеты, он был в благодушном настроении — в общем, дело хотелось решить полюбовно. — Плати, — настойчивее повторил тролль и шагнул вперёд. — За что платить-то? — миролюбиво спросил Геральт. Плотва фыркнула и встряхнула головой - она, похоже, тоже не понимала, за что тут платить. — За мост, — пояснил тролль. И для верности указал на ручей позади себя. Правду сказать, если бы он не ткнул пальцем — мост можно было бы и проглядеть. Под ногами у тролля звенел по камням ручей глубиной примерно курице по колено. В нём бы не смог утопиться даже слепой новорождённый котёнок, отставший от мамки. Может, разве что гусеница бы захлебнулась. Мост, за проход по которому с Геральта требовалась плата, представлял собой три хлипкие шестины, выдранные из огородного плетня и брошенные поперёк ручья. — Я строил, — не без гордости пояснил тролль. — Людь идёт — людь платит. — Я не людь. Я ведьмак, — поправил Геральт. — Тогда тебе голову на кол, — пообещал тролль. С другой стороны ручья поднимался жиденький частокол. На одном из шестов висела изрядно потрёпанная жизнью волчья шкура с разинутой пастью и выпавшими клыками, на другом косо сидел помятый шлем с порванными ремешками, рядом пристроились горшки с намалёванными углём лицами. Очевидно, эта выставка трофеев должна была нагонять страх на путников, демонстрируя лютую жестокость смотрителя моста. — По такому мосту моя лошадь не пройдёт, — резонно заявил Геральт. — Он сломается. За что тогда платить? Тролль с ворчанием почесал в затылке, но быстро нашёлся: — За поломку платить! На ремонт. Геральт усмехнулся. — И много народу тебе платит? — спросил он. — Много не, — пробурчал тролль. — Людь здесь не ходит. — Что ж ты мост поставил там, где никто не ходит? — с любопытством спросил Геральт. — Строить не уметь, — сконфуженно пояснил тролль. — Людь смеяться. Я ушёл. Поставил мост, где никто не смеётся. — И никто не ходит, — вздохнул Геральт. Его разобрало сочувствие. — Возьмак ходит, — возразил тот. — Возьмак платит. — И много берёшь? — спросил Геральт, подбочениваясь — спросил отчасти из любопытства, отчасти из жалости. Надо было просто уйти, конечно, свернуть в сторону и перейти ручей чуть подальше, но было уже поздно — он так и чуял, как его подмывает подсобить неразумной твари. — Сто золота, — оживился тролль. Геральт присвистнул. — Сто золотых у меня нет. — Тогда два золота, — предложил тролль. — И лошадь. — Каравай хлеба, — великодушно предложил Геральт, — без лошади. — Без лошади нельзя, — заупрямился тот. — Без лошади я до города не доберусь. — Моё дела нет. — Каравай — и секрет, как строить мост. Тролль задумался. Посопел, потом кивнул: — Давай секрет. Геральт спешился. Достал кусок верёвки. Помедлил, придавая значительности своим действиям, походил по берегу взад-вперёд, поверяя сапогом влажную землю: тролль внимательно наблюдал за ним, жаль было лишать его развлечения. Потом собрал шестины вместе, связал концы. Врыл в мягкую землю по обеим берегам, привалил камнями, чтобы не елозили. Прошёлся по шаткому мостику туда-сюда, демонстрируя надёжность конструкции. — Возьмак умный, — уважительно пробурчал тролль. — Хороший мост. За такой мост два по сто золота. — Не наглей, — спокойно предупредил Геральт. — Золото будешь с других брать. А от меня — вот. Он достал из седельной сумки изрядно зачерствевший хлеб, перекинул троллю. Тот попробовал плату на зуб, кивнул. — Умный возьмак проезжать, — разрешил он. — Но один раз. Второй раз приезжать с золотом. Иначе не пущу. — Удачи, — хмыкнул Геральт, запрыгивая в седло. В городской таверне было полно народу. Большой город бурлил, как котёл, смешивая расы, классы и звания. Даже ведьмака не гнали взашей, как это обычно случалось в маленьких деревнях — велика невидаль, очередной громила. Никто не приглядывался, кто он из себя такой: рожа разбойничья, меч на виду — этого хватало, чтобы не задирать лишний раз. Геральт не особенно любил города. Тесно, шумно, грязно, дома нависают по обе стороны улицы, тут толкаются, там скандалят. Воздух был полон отвратительных запахов, особенно сильных для тонкого ведьмачьего чутья — чужие грязные портки, вонь от нужников и мусорных куч, лужицы собачьей, лошадиной и человечьей мочи, выплеснутые на дорогу помои и прочая дрянь. Он не был брезглив, но и находиться в таких местах дольше необходимого никогда не старался. Уж лучше спать под небом, укрывшись плащом, чем в душной комнатёнке с клопами. Поэтому в городе он чаще всего ночевал в борделях. Там всегда находились хорошие кровати, да и девки за звонкую монету были ласковы. Одна была беда: там не кормили. Геральт покромсал ножом толстую румяную сосиску, насадил на вилку, подцепил тушёной, сочной от подливки капусты. Сунул в рот, заработал челюстями, перемалывая перчёный мясной фарш с твёрдыми хрящиками. Он уже предвкушал, как завалится спать после такого обеда, но судьба-злодейка распорядилась иначе. — Геральт! — изумлённо и звонко воскликнул Лютик, вынырнув у него из-за спины. — Друг мой, какая счастливая встреча! Геральт шумно выдохнул, сжал в кулаке вилку, продолжая усердно жевать. На приветствие он не ответил, но Лютик этого и не ждал — свалился на лавку напротив, радостно улыбаясь. — Ты всегда появляешься именно тогда, когда больше всего нужен! — объявил он. — Один мой друг попал в крупные неприятности, я как раз искал надёжного человека, знакомого, — Лютик пальцем показал на меч, лежащий поперёк стола, — с оружием и всем таким смертоносным. Геральт демонстративно отвёл взгляд, уставился куда-то поверх головы Лютика. Что-то ему подсказывало, что к шлюхам он сегодня не попадёт, и это злило. Лютик вечно переворачивал с ног на голову все его планы. — Дело на пять минут, — пригнувшись к столу, сообщил Лютик. — А для тебя — так вообще на одну. — Не впутывай меня в свои дела, — наконец сказал Геральт, бросив на него короткий взгляд. — Это касается жизни девушки! — с нажимом прошептал Лютик. — Тебя опять застукали с твоей подружкой? — не удержался Геральт. — Кто теперь — брат? Отец? — Она мне не подружка! — возмущённо возразил Лютик. — Она мой хороший друг! Геральт смотрел в сторону, прикидываясь равнодушным, глазел на людей возле стойки. Кто-то торопливо глотал эль, стоя, давясь и обливаясь, запрокинув голову. Кто-то спорил с хозяином. В городе все вечно куда-то спешили, здесь даже Лютик тараторил быстрее обычного, хотя он и так был не мастер веских продуманных фраз, вечно норовил шмякнуть перед собеседником все свои мысли по всем поводам сразу. Геральт смотрел в сторону, чтобы не смотреть на Лютика. Потому что смотреть на него — хотелось. Он похорошел за время городской жизни, приобрёл новый наряд, побогаче. Теперь он был совсем не похож на голодного мальчишку, собиравшего с пола в таверне объедки, которыми его закидывали за выступления. Геральт терпеть не мог привязываться к людям. Слишком быстро и слишком наглядно жизнь каждый раз демонстрировала ему, что от привязанностей — одни проблемы. Беда и так всегда от тебя в одном шаге, и Геральт, сам того не желая, постоянно делал этот шаг первым. И чем сильнее ему кто-то нравился, тем дальше он старался держаться от этого человека. Вот и Лютика старался избегать — и успешно избегал, до этой поры. — Она попала в очень серьёзные неприятности, — продолжал Лютик. — Я встречаюсь с ней сегодня, на закате. Нам бы очень пригодились твои услуги, Геральт. Геральт шумно выдохнул. Отказывать Лютику каждый раз было всё равно что ножом вырезать сердце у щеночка, доверчиво заглядывающего тебе в глаза. Геральт много раз старался от этого отвертеться, отмолчаться, уйти — но Лютик каждый раз ухитрялся уговаривать. Всё-ж таки бард. — У меня нет времени, я здесь не задержусь, — отозвался Геральт, мысленно прощаясь с ночёвкой в гостеприимном борделе. — Езжай через северные ворота, будет как раз по дороге, — не отставал Лютик, явно почуяв в нём слабину. — Дело на пять минут! Встретить и проводить! А потом будешь полностью свободен идти, куда тебе вздумается. Геральт снова вздохнул. Ему хотелось по-деловому спросить, в какие такие неприятности попала эта девица, но он знал, что стоит только заикнуться — Лютик обнадёжится, что Геральт на всё согласен, и завалит его такими подробностями, что уже и не останется другого выхода, кроме как помочь. — Я не лезу в чужие дела, — последний раз попытался он. — Пусть твоя подружка ищет защитника получше. — Лучше, чем Геральт из Ривии, знаменитый Белый Волк? — насмешливо спросил Лютик. — Ох, Геральт, ты совершенно не представляешь свой потенциал. Лучше тебя была бы только нильфгаардская армия. Геральт фыркнул. Глупая лесть почему-то была приятна. — Я встречаюсь с ней за северными воротами, на перекрёстке у старой мельницы, — добавил Лютик. — Я не бросаю друзей в беде. Но если меня убьют и это окажется наша последняя встреча — что ж, заранее скажу, что был очень рад водить знакомство с тобой, Геральт, — сказал Лютик, поднимаясь. — Не поминай лихом. Тот тихо выругался. Лютик всегда находил способ его убедить — даже если Геральт всеми силами души старался себя удержать, каждый раз Лютик говорил что-то такое, после чего оставалось только идти и делать, как он просил. — Зар-раза, — пробормотал Геральт. Ткнул вилкой в сардельку, поглядел на неё — и положил обратно. Аппетит почему-то пропал. Золотая осенняя роща лепетала на вечернем ветру. Листья срывались с веток, и их уносило, закручивало, осыпало горстями под копыта Плотве. Та недовольно фыркала, мотала головой, когда листья бросались ей в морду. Сбруя негромко позвякивала. Дорога шла через лес. Осенние листья шелестели на прохладном ветерке, золотые и красные, лопотали, срываясь с веток. Геральт смотрел по сторонам. Прозрачная роща раздевалась медленно, как знатная дама, которая знает цену своей красоте и своему возрасту. Сорила листьями, как монетами, бросала в лицо: смотри, сколько у меня есть, бери хоть всё, мне не жалко. Рощица проглядывалась далеко, так что Лютика Геральт увидел издалека. Спешился, повёл Плотву за собой. Лютик, пригорюнившись, сидел на пеньке, согнувшись над какой-то бумажкой, пристроенной на колене. Писал что-то так увлечённо, что Геральта не услышал. — Что за неприятности у твоей подруги? — спросил Геральт. Лютик подскочил, как ужаленный: — А!.. Это ты!.. Ты всегда подкрадываешься, как… — Как ведьмак. — Ты всё же пришёл, — радостно выдохнул Лютик, стягивая платок со рта. Геральт склонил голову набок, разглядывая его непривычный наряд: неприметную кожаную курточку с железными пластинами, платок на лице. На бёдрах у Лютика болтался короткий меч. Именно что болтался: пояс был плохо затянут, и ножны елозили туда-сюда. Так их и потерять было недолго, вместе со штанами. Лютик торопливо смял и сунул в сумку бумагу. — Прощальное письмо для возлюбленной? — поинтересовался Геральт. — Чтобы добрый человек подобрал его с твоего хладного трупа и отнёс безутешной девице? Лютик насупился. — Ты же знаешь, что этого бы никогда не случилось, — продолжал Геральт, сам удивляясь внезапному приступу многословности. — Добрый человек снял бы с тебя сапоги вместе со штанами, а тебя оставил бы под ближайшей осинкой. — Это баллада, — оскорблённо возразил Лютик. — Про последний бой прославленного менестреля. Он втолкнул скомканную бумагу кулаком глубже в сумку. — Баллада? — хмыкнул Геральт. — Героическая? Не убирай далеко — может, скоро она тебе пригодится. — Я надеюсь, ты сейчас не намекаешь на то, что один капризный ведьмак снимет с плеч мою талантливую голову, — с вызовом заметил Лютик, поддёргивая сползающий на бёдра ремень. Геральт молча взялся за этот ремень, подтащил к себе Лютика и перезатянул пряжку потуже. Лютик, глядя в сторону, отчаянно краснел в закатных сумерках. — Что за неприятности? — повторил Геральт, отпустив его. Лютик торопливо шагнул назад. — Семейные. Повздорила с родителями. — Так это ты на родителей приготовил? — Геральт кивнул на меч. — Или ты решил ремесло сменить и разбойником стать? Лютик, покопавшись в сумке, достал платок и сунул ему в руки: — На. Завяжи. На дороге послышался стук копыт, конское ржание. Лютик пригнулся за кустом, Геральт присел рядом. Приближалась карета — две лошади в упряжке, несколько человек верхом. Слышался лязг оружия. Многовато людей для простой поездки за город… Лютик вдруг сорвался с места, выбежал на дорогу, замахал руками. — Стойте! Стойте! — Куда прёшь, дубина! — заорал кучер, натягивая вожжи. Лошади вздыбились, забили копытами в воздухе, грянули оземь. Охрана вальяжно окружила Лютика, усмехаясь, даже не потрудившись достать мечи. Тот стоял, вскинув голову, будто собирался читать со сцены сонет. — Я требую немедленно освободить похищенную вами девицу! — Но, но! — кучер одёрнул занервничавших лошадей, привстал, чтобы разглядеть Лютика. Оценив его вид и вооружение, уселся обратно. — Проваливай, пока бока не намяли, — сквозь зубы посоветовал он и сплюнул на дорогу. Из окошка кареты высунулся черноусый мужик довольно лихого вида, в собольей шубе: — Что там ещё? — Да тут полоумный один, господин Живко, — презрительно отозвался кучер, явно приглашая седока посмеяться. — Требует освободить невесту господина Арнольфа. — Девица была отдана ему против воли! — крикнул Лютик. — Зараза, — сквозь зубы прошипел Геральт. Похищать чужих невест он не собирался, но и повернуться и уйти уже не мог. — А я тебя помню, — благодушно заявил господин Живко, распахнув дверцу кареты. Откинул пинком ступеньку, спустился на землю. Длинные полы собольей шубы поволочились за ним по земле. — Я тебя на площади видел, с твоей бандурой, — он изобразил бренчание по струнам. — Ты же этот, — он поплясал пальцами в воздухе, вспоминая. Потом вспомнил, ткнул пальцем в Лютика, — сдубарух! Нет, срубадур! Охрана зашлась хохотом. В карете послышалась какая-то возня, что-то ударилось в стенку, заставив рессоры качнуться — и всё стихло. — Трубадур, вообще-то, это слово — трубадур, — не удержался Лютик. — Срал на кур, — отозвался господин Живко, скаля зубы. — Вишь, я тоже умею вирши слагать. У нас есть что-то общее. Он подходил всё ближе. Лютик с опаской оглянулся на кусты, где оставил Геральта. — Господин Арнольф ждёт невесту, — снисходительно пояснил господин Живко. — Прописать тебе приглашение на свадебный пир? Спешившийся охранник со всей силы врезал Лютику под коленки, тот упал в пыль, как подкошенный. Ему добавили пару раз сапогами в бока. Геральт с тихим ругательством двинулся через кусты. — Решим дело миром, пока… — прохрипел Лютик, пытаясь отдышаться. — Пока — что? — издевательски поинтересовался Живко, наклоняясь над Лютиком. — Пока он меня не позвал, — мрачно отозвался Геральт, выходя на дорогу и на ходу обнажая меч. Живко выпрямился, беглым оценивающим взглядом окинул его с ног до головы — серьёзным взглядом, опытным. Он явно не в первый раз встречал людей с мечами на дорогах — больше того, скорее всего, он обычно ими руководил. — Ребятки, займитесь, — он махнул охране. — Я не хочу никого убивать, — предупредил Геральт, вставая рядом с Лютиком. Тот уже сел, морщась и растирая рёбра. — А ты не бойся, — спокойно пообещал Живко. — Это тебя будут убивать. Геральт вздохнул. С сомнением оглядел охранников, которые скалились, уверенные, что легко заломают одного. Видно, они были очень уверены в себе. Видно, имели большой опыт в нападениях по трактам. Геральт неодобрительно повёл головой. Но второй раз предупреждать не стал. Если им хватало ума лезть на человека с мечом — должно хватать и уразуметь, что не всякий меч носят для красоты. Он ждал. Двое приближались с глумливыми усмешечками, расслабленные, один даже что-то пережёвывал на ходу. Третий обходил сзади. С него Геральт и начал, крутнувшись на месте и взмахом выбив дубинку из рук. Разбойнички, похоже, от сытой жизни потяжелели, потеряли сноровку. Геральт кружил рядом, они едва успевали поворачиваться, чтобы держать его в поле зрения, тыкали в воздух дубинками, прыгали за ним, чтоб достать — а он уходил от выпадов так легко, будто воздушный вихрь подхватывал его и нёс над землёй. Он не хотел убивать, но разбойники никак не могли понять, что этот бой выиграть они не смогут, что у них только два выбора: уйти по доброй воле — или сдохнуть. Лютик предусмотрительно отполз в сторону кареты. Геральт не следил за ним — обернулся, только когда вдруг раздался и оборвался женский визг, а за ним грянул топот копыт. Живко, бросив шубу, улепётывал верхом, перекинув через седло девицу. Та брыкалась, но вырваться не могла. — Зараза, — буркнул Геральт. Один из разбойников, с подрубленной кистью, валялся на земле и стонал. Второй, с проткнутым брюхом, уползал в лес. Кучер выронил нож из рук и неуверенно отступил, подняв руки. Геральт мотнул ему головой — проваливай. — Он её забрал! — Лютик, цепляясь за колесо, с трудом поднялся на ноги, привалился к боку кареты. Утёр рассечённую губу, сплюнул кровь. Геральт глянул в карету — там было пусто, только на полу лежал изжёванный кружевной платочек и обрывок тесёмки. — Проблемы с семьёй, да? — спросил Геральт, раздражённо захлопнув дверцу. — Ты впутал меня в похищение чужой невесты. — Это он похитил её! — возразил Лютик. — А я пытался её спасти. — Моими руками? Геральт надвинулся на него, буравя взглядом сверху вниз. Лютик глаз не отвёл — смотрел в ответ, сжав губы, и явно ни о чём не сожалел. Если бы он виноватился, Геральт, наверное, не чувствовал бы себя так паршиво. Он отпихнул его плечом со своего пути, уже в спину услышал тихое: — Хочешь знать, почему? Геральт остановился. Он ничего не хотел знать — ни почему, ни зачем, ни для чего. Он ненавидел, когда его вот так использовали: как тупую и грубую силу, не ставя в известность о деталях. Просто посылая вперёд, как голема, которому ничего не нужно объяснять, достаточно отдавать приказы. А он каждый раз вёлся. На умоляющие взгляды, на жалость — хотя давно было пора отучиться от этой дурной привычки. С таких сердобольных обычно всегда по три шкуры спускают. И не будь он ведьмаком, уже давно валялся бы где-то в канаве, прирезанный очередным бедолагой, который искал защиты. Защиты, как же. — Ты никогда не вмешиваешься в чужие дела, — с какой-то горькой издёвкой сказал Лютик. Он, похоже, расценил его остановку как приглашение к монологу. — Держишь нейтралитет, никуда не лезешь. Чтобы ни нашим, ни вашим. Чтобы весы ни на одну сторону не склонились. Геральт набычился, шумно выдохнул. Лютику, конечно, было его не понять. — Ты никогда ни во что не вмешиваешься, — повторил Лютик. Он подковылял ближе, задыхаясь, остановился у Геральта за спиной. — Ты только объявления на столбах читаешь — где какое чудище просят убить. Если бы я такое объявление прибил, с наградой побольше — ты бы, наверное, сам прибежал. Лютик, отдышавшись, длинно сплюнул на землю. Геральт не видел его, но чуял: тот стоит, согнувшись, держится за рёбра. Как бы ему там не сломали чего — как петь-то будет? Геральт одёрнул себя, шагнул, не оборачиваясь. — Только я не могу предложить награду, — добавил Лютик. — Знаешь, как-то не нажил. Я просто бард — не купец, не разбойник. Шатаюсь от двора ко двору, пою песенки — что я ещё умею? За это золотом не осыпают. Он перевёл дыхание. Геральт прислушался — нехорошо дышит, но не булькает, не свистит — всё же цел. — Нашёл, кому на жизнь жаловаться, — Геральт развернулся к нему. — Тяжело, наверное, в шёлковых постелях чужих жён спать. Лютик выпрямился, держась за бок и морщась. — Я знал, что ты откажешься, если я тебе всё расскажу, — сказал он. — Скажешь — не твоё это дело. Да, не твоё, — добавил он. — Моё. Она мне… Он осёкся, замолчал. — Может, она и была тебе подружкой, — Геральт повернулся к нему, — но теперь она чужая жена. Не за всякой чужой женой стоит бегать, Лютик. Лютик глядел на него, качая головой. — Ты что, не видел, что здесь только что было? — изумлённо спросил он. — Её отдали замуж насильно, против воли! — Каждую вторую так отдают, — сказал Геральт. — Ты их всех спасать собираешься? Лютик выдохнул, помотал головой. — Да что я, в самом деле, — пробормотал он. Развернулся, побрёл по дороге — в ту сторону, куда ускакал разбойник. Ковыляя, оступаясь на вспученных корнях и выбоинах от колёс. Геральт смотрел ему вслед. Его грызла обида. Да, он всегда старался держать нейтралитет — чтобы не оказаться игрушкой в чужих руках. Слишком многим хотелось использовать его силы, слишком многие думали, что за золото или лесть могут купить его с потрохами. А его дело было — убивать чудовищ, ни в какие другие он никогда лезть не хотел. Если кому-то требовался избавитель от проклятия, призрака, кикиморы, василиска — он приходил, и избавлял, и за это получал честное серебро. Да с каких таких пор Лютик решил, что этим может его попрекать? Он не хотел влезать ни во что другое — но влезал. Раз за разом. Вляпывался, как в собачье дерьмо. Никогда не хотел быть ни на чьей стороне, кроме собственной — но рано или поздно, оглянувшись, видел, что уже оказался на одной из сторон, и не всегда она была ему по душе. Лютик ковылял всё дальше. Дурак, явно собрался отправиться по следам разбойника. Ещё и в драку с ним ввяжется, а в драке он бестолочь, только руками и может махать. А руки ему оторвать — играючи. И какой он без рук лютнист? Геральт выругался. Дважды, для верности. — Лютик! Тот дёрнул головой, но не повернулся. — Я не наёмный убийца, — крикнул Геральт ему в спину. — Я не убиваю людей за деньги. Лютик остановился. Развернулся. — Да, — кивнул он. — Ты делаешь это бесплатно. — Когда защищаюсь, — резко ответил Геральт. Теперь ему тоже было трудно дышать. Упрёк Лютика воткнулся в него, как стрела, отыскавшая щель в броне, и теперь там горело и чесалось, и Геральт не знал, каким зельем залить, чтоб перестало. — Я убиваю чудовищ, — сказал он. — Некоторые люди, — ответил Лютик, глядя на него, — мало от них отличаются. Тебе ли не знать. — Я не палач. — Она мой друг, — невпопад сказал Лютик. — Не подружка. Мой друг. И я её не оставлю. — Чего ты от меня хочешь? — почти беспомощно спросил Геральт. — Ничего, — отозвался Лютик. — Это не по твоей части, я понял. Если у её жениха нет десяти рогов и ядовитого жала — тебя это не касается. Геральт мрачно насупился. — Иди, — Лютик махнул рукой, — на свою нейтральную сторону. Я сам как-нибудь справлюсь. Он повернулся, потопал дальше. Геральт смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом дороги. Потом выругался — зло и смачно, и свистнул Плотву. Лютик вёл себя, как полный кретин, но отпустить его одного — всё равно что обречь на смерть, а смерти Геральт ему не желал. Разве что провалиться пропадом. На дорогу выскочила молодая женщина, одетая по-мужски. Лютик махнул ей рукой, она подошла, почти подбежала. — Ну? Где она? — нетерпеливо спросила женщина, обшаривая Лютика глазами. — Она в порядке? Лютик сумрачно покачал головой. — Мы перехватили их по дороге, но посланник Арнольфа успел убежать. Вместе с Гердой. — Сучий выродок! — она врезала кулаком по ладони. — Я же говорила, мне надо было идти с тобой! Перерезали бы всех, как курят! — Ронни, он убил бы её, только увидев тебя, — ответил Лютик. — Ты же знаешь. Но я пришёл не один. Геральт подошёл ближе, встал рядом. Ронни окинула его быстрым взглядом. — И это всё, что ты смог найти? — с отчаянием спросила она. — Одного старика? — Он ведьмак. И он стоит многих, — заверил Лютик. — Если бы стоил — Герда была бы здесь, — возразила Ронни. Покачала головой: — Надо было мне пойти. — Не отчаивайся, — Лютик взял её за руки. — Не отступайся. — Она ещё кто? — спросил Геральт, пихнув плечом Лютика. — Тоже твой друг? — Ты ему не сказал? — удивилась Ронни. Лютик замялся, не успел ответить, как она усмехнулась, окинула Геральта презрительным взглядом: — Да ничего. Такому лучше и не говорить. Геральт напряжённо вздохнул и сложил руки на груди. Желание помогать Лютику таяло в нём с каждой секундой. — Я знаю Геральта как очень отзывчивого человека, — с преувеличенным убеждением возразил Лютик. — Я ведьмак, — поправил тот. — Неважно, — Ронни махнула рукой. — Лютик, спасибо тебе, но я дальше сама. Я знаю, куда он её повезёт. Будет праздновать свадьбу со своей шайкой в старом логове. Там я его и возьму. Отрежу ему хер, — прошипела она, — и затолкаю ему в рот, пусть им задохнётся. — Герда — твоя сестра? — спросил Геральт. Ронни посмотрела на него длинным взглядом. — Да, — наконец ответила она с таким вызовом, будто лгала прямо в глаза. — Сестра. Её насильно отдали за ублюдка, у которого на руках достаточно крови, чтобы залить реку. Арнольф — бывший разбойник. Награбил достаточно, чтобы осесть в городе, забыть прошлое и стать уважаемым человеком. Только одного ему не хватало — жены из хорошей семьи. Но золото всё решает: нашлись родители, которые продали ему родную дочь. — Ну, значит, уговорить его передумать не получится, — сказал Геральт. Ронни рассмеялась — горько, невесело. — Он выпустит кишки любому, кто будет ему перечить. Жена нужна ему, чтобы украшала дом и рожала детей. Он скорее убьёт её, чем даст свободу. Геральт вздохнул. Он каждый раз не понимал, как ухитряется в это ввязываться, но после первого шага никогда не умел поворачивать назад. — Куда он её повезёт? — спросил он. — Там, — Ронни махнула рукой в сторону, — стоит старый разбойничий лагерь. Арнольф раньше гулял в этих местах, каждая собака его знала и боялась. Он хочет отпраздновать свадьбу по-своему, по-разбойничьи — гульнуть в последний раз, прежде чем отречься от прежней жизни. — Значит, перепьются быстро, — заметил Геральт. Лютик мгновенно развернулся, уставился на него. Глаза у него загорелись надеждой. — Ты что-то придумал? — Может быть, — уклончиво ответил Геральт. — Может быть. Длинный стол покрывала нарядная, но уже изрядно замызганная скатерть. Гости веселились от души: заливали кувшинами пива молочных поросят, жареных гусей и диких уток, вдогонку кидали сладкие пирожные и вымоченные в вине зерикканские фрукты. Самые трезвые длинно и витиевато поздравляли молодых, славили атамана, желали ему долгих лет и многочисленного потомства. Кому уже кусок в горло не лез, те вываливались из-за стола и тащились на двор — плясать под испуганный оркестр дудочников и барабанщиков. Пьяный лютнист сидел под стеной, невпопад теребил струны и горланил похабные куплеты. Гости встречали каждый из них радостным рёвом, не замечая, что лютнист уже битый час повторяет одни и те же. Свадьба гуляла. Довольный жених, развалившись на кресле во главе стола, поднимал чарку за чаркой. Невеста притихла рядом — бледная, молчаливая, прятала руки на коленях, вертела спадающие с тонких пальчиков перстни. Богато расшитое жемчугом платье сидело на ней криво: Арнольф следовал разбойничьей традиции, и всё, что было на столе и под столом, всё, что было на гостях и что подносили в подарок молодым — всё было награблено. Когда окно разлетелось от удара дубиной, гости не сразу сообразили, что это не кто-то из подгулявших товарищей решил побуянить. Только когда в окно влезла голова тролля, разбойники зашевелились. Кто мог — вскочил, кто не смог — завалился под стол. — Пиво! — проревел тролль. — Пиво пить, людью закусить! Он сунул в окошко лапищу, поднажал, влез плечом — и застрял, заревел ещё громче. Из трубы очага донёсся протяжный вой нечисти, потом сверху пыхнуло пламя, кролики на вертеле в секунду оделись углём. На дворе истерически заржали лошади, раздались крики. Разбойники, побросав кружки, кувшины и кости, кинулись к дверям. Там возникла свалка — каждый хотел выбраться поскорее на двор, люди вопили, отпихивали друг друга, множа панику. — Стоять, недоноски! — крикнул Арнольф, схватив меч. — Пустим кровь твари! Никто не слушал. Никто не желал иметь дела ни с троллем, ни с нечистью — а может, с пьяных глаз разбойникам казалось, что чудища окружают со всех сторон. — Вот этого мне! — заревел тролль, потянувшись к Арнольфу и хватая воздух огромной лапой. — В котёл положу, суп сварю! В трубе стонало, свистело, ухало, пламя волнами выливалось из очага. Разбойники наконец выдавились на двор, и Арнольф кинулся им в спины, растолкал, освободив себе путь. Кто-то упал, кто-то кричал, что его задавили. На дворе люди метались из стороны в сторону, натыкаясь друг на друга, на лавки, столы, бочки с пивом. Кто-то попал под копыта взбесившихся лошадей, кто-то совал кулаками во все подвернувшиеся рожи, решив, что пришла пора праздничного мордобоя. Самые сообразительные лезли через частокол, улепётывали в лес. Арнольф отступил под стену, огляделся, держа меч наготове. Крикнул своим людям, но в общем гвалте его никто не услышал. Прямо перед ним с крыши упал человек — упал мягко, как кот, распрямился. В вороте рубахи у него болтался ведьмачий медальон, за спиной сидели мечи. Ведьмак вытянул оба, глянул на Арнольфа и нехорошо усмехнулся. — Неласково ты гостей встречаешь, — он покачал головой. — Не по-людски. — Я мутантов за свой стол не зову, — отозвался Арнольф, поднимая меч. — Так я без приглашения сяду, — сказал ведьмак. Он легко отбил выпад, шагнул ближе и врезал разбойнику промеж глаз так, что у того пальцы сами разжались, роняя меч. Арнольф схватился за нос, встряхнул головой. Ведьмак повернулся вокруг себя, пока тот хлюпал окровавленным носом, оглядел перевёрнутые столы. — Выпивка добрая, — он кивнул, — а закуски маловато. От тебя, может, кусочек отрезать? Так, чтоб с жирком, — и он повёл носом, будто принюхивался, оценивал, насколько сочный человек перед ним стоит. Арнольф быстро глянул ему за спину. Помощи ждать было не от кого: разбойники, кто ещё стоял на ногах, разбегались со двора, только пятки сверкали. Тролль с огромной дубиной, взвалив на плечо бочонок пива и переваливаясь на коротких ногах, бродил между пьяными и затоптанными, принюхивался — видно, тоже искал закуску. — Иди в дом, — ведьмак кивнул на дверь, качавшуюся на одной петле. — У тебя там свадьба? Так налей мне чарку. Арнольф отступил назад. — Отпусти меня, — потребовал он. — Золотом отплачу. Дам, сколько попросишь. — Что мне твоё золото, — отозвался ведьмак, цыкнув зубом. Он оглядывал Арнольфа с головы до ног, будто примерялся, откуда начать свежевать. — Золото на зиму не засолишь. — Ты будешь богат, — пообещал Арнольф, пятясь в избу. — Купишь всё, что душа пожелает. На всю жизнь хватит. Ведьмак поморщился, надвигаясь за ним: — Нет, это не по мне. Терпеть не могу купцов: визгу много, мяса мало. А ты лесной человек, — ухмыльнулся он, — я такое люблю. Разбойнику под каблук подвернулась жирная тарелка, он оступился, взмахнул руками. Глянул назад. Заметил край нарядного платья, придавленный опрокинутым столом — коршуном нырнул за него, выволок невесту, заломив ей руку. Толкнул к ведьмаку: — Её возьми, вместо меня. Потешься. Тут и приданое найдётся, всё себе забирай. Ведьмак обхватил перепуганную девчонку одной рукой, удержал возле себя. Посмотрел ей в лицо, усмехаясь, что-то шепнул на ухо — та вскрикнула, рванулась на двор, рассыпая перстни, но ведьмак не пустил. — Тихо, тихо, — пробурчал он. — Придёт и твоё время. — Смотри, как хороша, — продолжал уговаривать Арнольф. — И молоденькая! А ещё захочешь — я тебе новую найду, ещё лучше. Меня в округе все знают. Отпустишь меня — я добро помнить буду. — Знаю я ваше добро, — мрачно ответил ведьмак. — Вилы и кандалы. Нет. Твоё золото мне не нужно, а из твоей шкуры я сапоги сделаю. Он свистнул. В проёме двери показался второй человек, обвязанный волчьей шкурой. То ли ведьмак, то ли бродяга, было не разобрать: половину лица закрывал платок, половину — волчья морда, только глаза и оставались видны. Герда тихо вскрикнула. — Держи, — ведьмак оттолкнул девушку от себя, та влетела в объятия сообщника. — Твоя половина. Тот приобнял Герду за талию, взял за ручку, повертел, разглядывая кольца: — Вот это красота, вот это мне нравится! Жалко, туго сидят, не снимешь, — он подёргал Герду за пальцы, призадумался. В окошко по плечи засунулся тролль: — Возьмак! Мяса мне обещал — а мясо всё разбежалось! — Сейчас напластаю, — пообещал тот, поднимая меч. Сообщник пихнул Герду на сундук в дальнем углу, припечатал её ладонь на крышку и вынул широкий нож. — Красивые пальчики, жалко портить, — громко сказал он. Арнольф не сводил глаз с ведьмака, прижавшись к стене. Свистнул нож, глухо врезался в крышку сундука. Что-то отлетело на пол, Герда с криком прижала к себе окровавленную руку. Человек в волчьей шкуре поднял над головой кольцо, налюбовавшись, надел себе на палец. — А вот мне в самый раз пришло, — довольно сказал он. — Что вы хотите? — стараясь говорить твёрдо, спросил Арнольф. — Денег? Я могу дать вам столько, что вы до конца жизни будете жить как короли. — А мы не хотим, как короли, — сообщил тот, с сундука. — Мы хотим щекотать кишки железным пёрышком таким, как ты, толстобрюхий. Он рывком поднял Герду на ноги, утащил за собой. Ведьмак нарисовал в воздухе какой-то знак, шепнул слово — и Арнольф почувствовал, как в голове загудело, а потом вдруг стало легко и спокойно. Ведьмак подошёл без опаски, связал ему руки. Бросил в клеть, к связкам колбас и окорокам на крючьях. Когда в голове прояснилось, Арнольф зубами измочалил на себе верёвку, разодрал остатки о железные крючья. Дверь клети ведьмак запер, но откуда ему было знать, что из подпола под избой шёл тайный лаз на двор, и откуда ему было знать, что подпол прикрывали едва прибитые доски?.. — Уходит, — вполголоса сказал Геральт, наблюдая, как тёмная фигура крадётся через двор к воротам. — Уползает, — подтвердил Лютик. — Надеюсь, он сюда больше никогда не вернётся. — Думаешь, он поверил? — Я бы сам поверил, если бы ничего не знал, — отозвался Лютик. — У меня и так поджилки от страха тряслись. Людоед из тебя получился самый натуральный. — Хорошо вышло, — согласился Геральт. — Всё-таки ты и правда мастер сочинять. — Потому что твой план «напасть и всех перебить» был безрассудным, — не без гордости сказал Лютик. — Не думай, что я сомневаюсь в твоём мастерстве, но справиться с целой шайкой разбойников даже тебе было бы не под силу. Геральт хмыкнул, бегло улыбнулся. Они сидели на лавке под стеной дома, угощались остатками свадебного пира. — Я думаю, — негромко сказал Лютик, — хорошо, что всё вышло именно так. Хорошо, что мы с Гердой давно знакомы. Вот ты, — внезапно он повернулся к Геральту, — окажись на её месте, ты бы поверил, что я не собираюсь отрубать тебе пальцы? — Что? — изумлённо переспросил Геральт. — Ты бы поверил, если бы я… Геральт фыркнул и ухмыльнулся. — Это не тот вопрос, который должен тебя волновать — А какой вопрос должен меня волновать? — переспросил Лютик. — Поверил бы ты, — Геральт, понизив голос, качнулся к нему поближе, — что я не отрублю тебе пальцы? Лютик поспешно отвёл глаза, щёки у него загорелись. — Я, — тихо начал он и запнулся. — Я думаю, это было бы крайне пугающе. Но мне кажется… мне кажется, я бы ни за что не поверил, что ты на это способен. Я надеюсь, — пробормотал он себе под нос. — У тебя большой талант угрожать. Геральт вздохнул с досадой. Почему-то ему хотелось, чтобы Лютик не сомневался так откровенно. Вышло хорошо, правда. Вышло весело. Может, Арнольф и вернётся в эти края, чтобы отыскать их и отомстить, но к тому времени все они будут уже очень далеко. Геральт молча улыбнулся. План Лютика запугать до полусмерти пьяных разбойников поначалу показался ему сущим бредом, но потом Геральт вспомнил про тролля с его мостом, потом Лютик в красках изобразил, какой кровожадный ведьмак выйдет из Геральта… В такие короткие моменты ему начинало казаться, что жизнь не так уж плоха. Что можно сделать доброе дело и не получить за него сапогом в лицо или вилами в бок. Он вернулся в избу, Лютик скользнул в дверь сразу за ним. Герда и Ронни сидели на лавке, обнявшись, тихо переговаривались. — Что теперь? — спросил Лютик. — Что будете делать? — Уедем отсюда, — отозвалась Ронни. — Арнольф будет считать, что Герда мертва, а сам он легко отделался. — Я опасался, что ему не хватит смекалки освободиться и вылезти, — сказал Лютик, присаживаясь на край сундука. Тот всё ещё был заляпан куриной кровью — той самой, с которой Лютик инсценировал отрубание пальцев. Под столом лежал обрубок сосиски, Геральт пнул его сапогом в очаг. — Спасибо, ведьмак, — сказала Ронни. — И тебе, Лютик. Не знаю, что бы я без тебя делала. — Пустяки, — отмахнулся Лютик. — Спасибо, ведьмак, — повторила Герда, подняв лицо с плеча подруги. Они сидели близко, держась за руки. — Чем мы можем тебе отплатить? — Вы не сёстры, — вдруг догадался Геральт. — Какой понятливый, — усмехнулась Ронни. Герда подняла руки, сняла с шеи тяжёлое ожерелье из монет. — Возьми, ведьмак. Геральт пожал плечами. — Вы меня не нанимали. Оставьте себе. — Это его подарок, — отозвалась Герда, положив ожерелье на край стола. — На нём кровь. Я не буду это носить. — Так продай. Ронни хмыкнула: — Ведьмак-бессеребренник? Первый раз такого встречаю. Она встала, потянула за собой Герду: — Пойдём, любовь, — позвала она. — Завтра нам в путь. Надо выспаться. — В брачную ночь не спят, — негромко отозвалась та, поднимаясь на ноги. Они поглядели друг на дружку, рассмеялись ещё раз, с облегчением. Обнялись. Когда они ушли, Геральт оглядел разорённый стол, нашёл початую бутылку вина. — Хорошо получилось, — повторил Лютик, глядя на него искоса. — А ты ещё отказывался. Потом жалел бы. — Угу, — отозвался Геральт, приложившись к вину прямо из горлышка. — Они давно встретились, — сказал Лютик. — Ронни тоже была из разбойниц. Как-то напала на их карету, увидела Герду, и… Он вздохнул. — Они встречались тайком, за городом. А тут родители нашли жениха. Ронни звала её убежать, но родители что-то заподозрили, заперли Герду дома. Она только через меня и успела записочку передать. Лютик испытующе покосился на ведьмака. — Всякое в жизни бывает. — Всякое, — флегматично согласился тот. — Я считаю, чем больше в мире любви — тем лучше, — добавил Лютик. — Даже если вот так. Геральт пяткой ладони утёр себе губы. Поманил к себе, и Лютик перебрался поближе, взял протянутую бутылку. — Я всякого повидал, — сказал Геральт. — Всякого? — у Лютика раскрылись глаза. — Это что ж ты такое видал? Тот пожал плечами. — Любовь не выбирают, — сказал он. — Если ударяет в голову, то полюбишь и чудище, и тварь болотную, и родную сестру. Он хотел ещё что-то добавить, но передумал. Любовь, которую он видел в своей жизни — хоть и мало, но видел — никогда ни к чему хорошему не приводила. Наверное, ему хотелось бы верить, что порой бывает иначе. Хотелось бы, чтобы у кого-то страсть друг к другу не приводила к немыслимым бедам. — Не выбирают, — негромко подтвердил Лютик. И вдруг замолчал. Геральт повернул голову, посмотрел на него. Тот сидел, склонив голову, собирал на столе горкой хлебные крошки. Геральта кольнуло в сердце. Не выбирают. Может, от этого он и бегал. Так бегал, что только пятки сверкали. Ведь не бывает хорошей, спокойной, счастливой любви. А если и бывает, то уж точно не для него. Ведьмаки созданы, чтобы странствовать по дорогам и убивать чудовищ. Любовь — это для простых, для обычных, а не для таких, как он. А у Лютика и девок вечно — хоровод, так зачем бы ему ведьмак?.. Лютик поднял голову, вопросительно посмотрел на Геральта: — Так я тебя всё-таки нанял?.. Их взгляды встретились, и Лютик растерянно моргнул. Почти испуганно. Замер. Вдохнул, чтобы что-то сказать — но так и остался сидеть. За стеной раздался приглушённый смех, голоса, растаявшие в шёпот. Вот там, за стеной, у Герды и Ронни было короткое, украденное счастье. И у них оно кончится, но пока — они ловят момент. Кто знает, что будет завтра. У тебя всегда есть только один день, от рассвета и до заката. Будешь ли ты жив завтра? Проживёшь ли достаточно долго, чтобы увидеть ещё один закат? Может, стоит ловить момент. Лютик сидел рядом молча, потупившись. Геральт медлил. Завидовал чужому счастью — вскользь, бездумно. — И что ты попросишь? — негромко спросил Лютик. — М? — Геральт повернулся к нему. — В награду. За то, что я тебя нанял. Геральт смотрел ему в глаза, и ни одной мысли не было в голове. Нет, была одна. Что глаза у Лютика — голубые, большущие, с грустными уголками, будто вечно о чём-то печалятся. О чём бы ему печалиться — он же свободный, как птица. Почему его вообще Лютиком прозвали, болотным цветком — за то, что едкий такой же, за то, что растёт где ни попадя? От его дыхания пахло вином, в волосах виднелся клочок волчьей шерсти. Торчал сизым кустиком — и смешно, и задорно. Геральт положил руку ему на затылок, потянул к себе — Лютик дёрнулся вперёд, уронив бутылку, впечатался в губы. Над головой хрустнули остатки стекла, тролль сунул башку в окно: — Возьмак!.. Фу. И тут целуются, — проворчал он, высунулся обратно, потопал прочь. Лютик отпрянул, ошарашенный. Геральт встал. Внутри было странно — и пусто, и тяжело сразу. Лютик смотрел на него снизу вверх, моргал своими глазищами. — Мне ничего не нужно, — повторил Геральт, отводя от него глаза. — Ты меня не нанимал. Мне просто по пути было. Лютик громко сглотнул. — На рассвете я уезжаю, — сказал Геральт. Лютик ничего не ответил.