diffusion

Брайт вздыхает и блаженно потягивается на кровати, разминая мышцы. Амэ мурчит где-то под боком, а Шарлотта стучит своими лапками по паркету, бегая из одного угла комнаты в другой. Утро тихо перетекает в день, и Вачиравит по обыкновению валяется на кровати своего парня и валяет дурака. Точнее, он никогда не валяет дурака: или дремлет, или набирается сил, или просто… лежит. Очень важные занятия! Мама всегда ему говорила не обесценивать свой труд. К тому же каникулы, зачем напрягаться? Вин бродит по дому, напевая что-то на французском, и Брайт не сдерживает мягкой улыбки. Ему так нравится, когда Метавин поёт. Ему вообще нравится, когда его принцесса что-то делает, нравится слышать копошение рядом с собой или бубнёж. Младший почти никогда не сидит на месте дома — ему важно что-то делать, будь то уборка или готовка. Вачиравит же любит просто лежать. Дом был пуст: они снова остались вдвоём. Это не такое редкое явление: родители Вина часто задерживались на работе, из-за чего часто решали остаться в квартире, ближе к работе в центре города. Поэтому они могли наслаждаться друг другом и просто быть вдвоём, что Брайта несомненно радовало. Нет, он любил родителей Вина, они заботились о нём и были как вторые отец и мать, но их семья была немного суматошной, из-за чего он иногда уставал. Но на самом деле Вачиравит благодарен, что они дают им своё пространство и принимают их. Он правда счастлив. Брайт нежно улыбается, когда Амэ под боком сворачивается в пушистый клубок. Он настолько обожает её, что нельзя описать то, что переполняет его. Подобное он чувствует только к Метавину — ещё одному комку мягкости и любви в его жизни. Младший, будто слышащий чужие мысли, появляется в комнате с большой корзиной для белья и выглядит чертовски комично — она даже немного закрывает обзор. Но кидает он её так, будто теперь она не нужна. — Снимай трусы, paresseux cutie! — Метавин поднимает руку вверх, нависая над ним с серьёзным видом. Он всё ещё выглядит забавно, учитывая, что на его волосах коричневый ободок. Футболка Брайта на плечах младшего кажется платьем. Это правда смешно, но не смешно, что Вин скоро догонит и перегонит его по росту, это уже заметно. — Сам стягивай, — бормочет Брайт, а потом хмурится: — Обозвал меня? — Признался во всех грехах, — пожимает плечами Метавин. — Я про стирку. — Нет-нет, не позволю увидеть Амэ наши игрища, — шутит Брайт, хватаясь за сердце. — Она ещё маленькая! Вин ничего не говорит, только улыбается, склоняясь, и ерошит его растрёпанные волосы. Но это прикосновение не длится слишком долго. Он прикасается к его щеке губами и, когда отодвигается, мило морщит нос. — Колючий, — Метавин качает головой, потирая его щетинистую щёку. — Я просто кактус, — смеётся Брайт. — Но ты любишь меня и колючим. Метавин наклоняется к другой щеке, оставляет и на ней свой сладкий поцелуй. Прямо туда. Где у Брайта красуется небольшой детский шрам. Вин не задерживается надолго, начиная отстраняться от кровати, чтобы забрать корзину для белья. — Мой муженёк такой мужественный, — смеясь, говорит Вин и выходит из комнаты. Брайт думает пару секунд, покачивая ногой, а после всё-таки поднимается с миллионным «прости, Амэ». Хочется побродить за Метавином, пока он занимается делами. Уж слишком милый. Вачиравит находит своего парня достаточно быстро — его выдаёт бегающая туда-сюда Шарлотта, вновь выбежавшая и исчезнувшая в одной из комнат. Он становится в проёме и наблюдает за тем, как Метавин пытается понять, какие вещи ему нужно постирать в срочном порядке. Брайт немного приглядывается и понимает, что это его шмот — его малая часть одежды хранится в другой комнате, которая никем не занята. Вину не мешает, себе тоже — самое главное. — Ah, minuit est là, — нежно напевает Метавин, чуть покачиваясь телом. — Ah, je ne dors pas. Он любит наблюдать за тем, каким свободным чувствует себя младший, когда забывается в собственном напевающем голосе и едва ли не порхает по комнате. Метавин кажется чертовски счастливым в эти моменты — вот прямо как сейчас, когда поёт очередную французскую песню. — Et puis passé minuit, je danse, — продолжает напевать Вин с улыбкой, — Au rythme des tachycardies. Такие моменты кажутся Брайту самыми ценными во всём мире. Хочется спрятать их, чтобы никто, кроме него, не знал об этом Вине — мягком и счастливом, когда поёт на французском языке. — Et tout s’emballe et tout balance… Внезапно, когда Вин стряхивает чёрные джинсы, которые сам обладатель носит их в случае, если нужно испачкаться где-то, раздаётся звонкий стук чего-то упавшего. Брайт лениво переводит взгляд вниз и замирает от увиденного — зажигалка. На пару секунд становится не по себе: не хочется, чтобы этот чудесный момент прекращался очередной стычкой между ними. Вачиравит просто ненавидит ситуации, когда зажигалки, которыми он не пользуется уже давно, успевают поднасрать ему, прежде чем отправиться на помойку. — Et tout m’étale et tout me fuit, — тихо бормочет Вин, когда наклоняется за упавшей зажигалкой и кладёт — к ужасу Брайта — к остальным. Вачиравит молчит, не шевелится, а Вин всё продолжает петь своим мягким голосом, будто и не понимает, для чего эти зажигалки в карманах Брайта. — La lune est un fruit un peu rance, la vie est une maladie, — Вачиравит осознаёт, что Вин всё прекрасно знает. У него никогда не получается его надурить, и даже если его принцесса делает вид, что ничего не понимает, он всё знает. Не то чтобы Брайт был особо аккуратен. Вин поворачивается к нему и улыбается одной из своих самых нежных улыбок. Брайт не знает, что чувствует. Наверное, ему неловко и стыдно. Он врёт ему так долго и так плохо, что его мучает совесть, но, как бы сильно он ни хотел, бросить курить не получается. Вачиравит старается, правда. То, что Метавин ведёт себя странно последнее время, лучше не делает. А сейчас он определённо ведёт себя странно. — Ceux qui rêvent ont bien de la chanсе, — Вин кладёт джинсы в корзину и, мягко покачиваясь, подходит к Брайту, закидывая руки ему на плечи. — Les autres ont des insomnies, — прямо в губы. Вачиравит мягко целует его, и на душе становится чуть-чуть спокойнее. Даже если сейчас он получит по голове этой корзиной для белья, а джинсы послужат удавкой, Вин рядом. Он и этому счастлив. — Люблю, когда ты поёшь, — он кладёт руки на талию и прижимает к себе. — Но вот не знаю, о счастье или о печали. — Quant à moi, j’ai des insomnies, — Вин улыбается шире. — Может, перейдёшь на тайский? — Quel est l'avantage pour moi? — Я не понимаю, — бурчит Брайт и тычется носом ему в шею, пыхтя. — Tu aimes quand je parle français, chéri, — Вин отодвигает его голову от себя и снова целует щёку. — Как мне заставить говорить тебя понятно, принцесса? Вин щурится и дует губы, задумываясь. После этого выбирается из объятий и, ухватившись за край домашних штанов, тащит Брайта к кровати. Они приземляются на неё, и Вачиравит сразу же находит голову Вина на своём плече. Он хихикает чему-то своему и жмётся ближе, обнимая его всеми конечностями. — Ты просто хотел обнимашек? — спрашивает Брайт, поглаживая его по голове, пока Метавин бубнит что-то непонятное в его голую грудь. — Oui, — всё, что разбирает Брайт. — Уи, уи… Коман сава? — Ça va bien, comment va mon cher petit ami qui ne peut pas arrêter de fumer et me brise le cœur parce que je m'inquiète pour sa santé? — лепечет Вин так легко и быстро, что Брайт непроизвольно морщится. — А что я спросил? — Как дела. — А что ты ответил? — Я спросил, как у тебя дела. Брайт стонет. — Мне не нравится, когда ты дразнишься. Вин приподнимается и смотрит на него с озорством. Его полные губы в это утро не оставляет улыбка, и Брайт надеется, что так пройдёт весь день. Он тянется к его волосам, поправляя их, и Метавин льнёт к нему ближе. Он такой нежный и податливый, прямо как один большой зефир. Его Вин — маленький егоза и озорник, а не стерва, кем пытается казаться остальным, принцесса, для которой Брайт готов костьми лечь, но стать лучшим. — Что мы будем сегодня делать? — Вин снова валится на него. — Я должен закончить со стиркой, думаю, нужно хорошенько убраться перед учёбой, ещё стоит повторить домашку… Подожди, ты вообще садился за домашку? Ах, мне ещё нужно списаться по поводу курсов, они почти закончились. Стоит уточнить, когда итоговые тесты, чтобы лучше спланировать подготовку к промежуточным в школе. — Ты хочешь убраться сегодня? — Брайт продолжает перебирать мягкие пряди, вдыхая запах шампуня и чего-то цитрусового. От Вина всегда вкусно пахнет. — Нет, сегодня слишком лень, может, завтра или послезавтра. И не думай убегать куда-нибудь, засранец! Я рассчитываю на твою помощь. — Может, просто… клининг? Вин, не глядя, хватает его щёку и больно тянет. — Хватит раскидываться деньгами! — шипит он. — Мы уберёмся сами. Брайт отцепляет от своей бедной щеки цепкие пальцы, переплетая их со своими. — Хотя… Зная тебя, ты мне всё равно спокойно убираться не дашь. — Почему? — наигранно удивляется Брайт. Он знает ответ. — А чем это заканчивается каждый раз? Тебя, кстати, даже мои родители дома не смущают. — А как я могу сдержаться? Ты такой красивый и милый, — бормочет Вачиравит куда-то в запястье своего парня, вдыхая приятный запах шампуня. — Сладкий. Секунда — и младший уже лежит спиной на кровати. Метавин смеётся, елозит, но руку всё-таки не убирает, позволяя Брайту расцеловать предплечье и с нежностью прижаться к следующей цели — оголённому плечу. Его губы, словно бабочки, касаются медовой кожи и Брайт не может остановиться водить кончиком носа, вдыхая привычный аромат самого Метавина. Он продолжает оставлять чуть влажные поцелуи на коже и оттягивает футболку ниже, открывая доступ к ключицам. — Всё, хватит, — бормочет Вин, пытаясь несильно оттолкнуть его. Брайт хмурится пару секунд, но решает продолжить целовать и ласкать своего парня. Он скучает по нему всеми фибрами души, хочет прикоснуться и прижаться как можно ближе. Брайт ласкает его шею, чуть кусая, и чувствует, как Вин тяжело сглатывает. Его кадык маняще дергается, и Вачиравит вжимает его в кровать сильнее. Он так скучает по нему, хотя Вин и так всегда рядом. — Брайт. Вачиравит закидывает его ноги к себе на спину и кусает мочку уха. Вин сжимает его плечи, впиваясь ногтями, и его дыхание совсем сбивается. Такой чувствительный. Сколько бы Брайт его не касался, сколько бы не ласкал и не целовал, Вин оставался таким чувствительным для него. Метавин сильнее сжимает его плечи и снова отталкивает. Сильнее предыдущего. — Что не так? — не выдерживает Вачиравит и немного отстраняется. — Я что-то сделал не так? — Он смотрит на парня под собой. Тот уже прокусал себе все губы, и его глаза сделались тёмными и влажными, и выглядел он так, будто и не хотел, чтобы Брайт останавливался, особенно учитывая его начавший твердеть член, который Вачиравит чувствовал своим пахом. — Нет, всё так, просто… — шепчет Вин. — Вот, — пожимает плечами Брайт. — Я всё делаю так. Но почему ты отталкиваешь меня? — Вопрос, который Брайт всё не решался поднять уже больше недели, выходит из его уст так легко, что он на мгновение выпадает, удивляясь, но быстро концентрируется на Вине вновь. Метавин ничего не говорит: только хлопает ресницами, смотрит ему в глаза, но долгого взгляда не выдерживает. На мгновение кажется, что глаза у Вина мокрые не от возбуждения. Брайт снова наклоняется к нему. Расцеловывает милое личико своего парня, и Вин льнёт к этим поцелуям. Его губы сами тянутся к губам Брайта, а пальцы вплетаются в волосы на затылке, не давая возможности отстраниться. Вин обнимает его, притягивает ближе, заставляя лечь на своё тело, и окутывает Брайта своим теплом и запахом. Запахом дома. Брайт так его любит. Любит так, как никогда никого бы не полюбил. Вин — его первая любовь, его маленькое признание и познание. Его неидеально-идеальное воплощение счастья и заботы. Ладони по привычке прокладывают себе путь: от плеч по груди и дальше к талии, к бёдрам, к нежной коже под задранными шортами, и снова к талии, под футболку, чтобы ощущать всё тепло, все бархат и мягкость. Вин весь мягкий, и Брайту так это нравится. Он выглядит стройным со стороны, учитывая, как Метавин мастерски умеет скрывать свои недостатки одеждой. Но, наверное, только Вачиравит знает, что у его Принцессы есть мягкий милый животик, который так и хочется укусить каждый раз. Мять и мять каждый раз, и ни за что не позволять думать, что он плохой, и что Вину пора прекращать готовить его любимые булочки с кремом. Брайт непроизвольно сильно сжимает талию Принцессы, ожидая, что тот как и всегда промычит что-то невнятное и соблазнительно закусит губу, но… Метавин шипит и дёргается так сильно, что едва не слетает с кровати. Он даже умудряется случайно ударить Брайта в колено, отчего сам Вачиравит валится на противоположную сторону кровати. Вин тяжело дышит и смотрит большими как два блюдца глазами на Брайта. Всё такой же растрёпанный, с задравшейся съехавшей футболкой и гнездом на голове. И Вачиравит бы на самом деле умилился и полюбовался им, если бы они были в другой более ясной и спокойной ситуации, но всё, что сейчас волновало его: что, блять, творилось у Вина под футболкой. Метавин, видимо, наконец-то собравший себя в кучу и заметивший прожигающий и тёмный взгляд своего парня к своему животу, быстро поправляет футболку, оттягивая её вниз. Он мечется и паникует, пытаясь отползти назад, когда Брайт в мгновение оказывается над ним с горящими, потемневшими от гнева глазами. Вин открывает рот, чтобы произнести хоть что-то, но быстро его захлопывает, когда Брайт приподнимает свою бровь, будто спрашивая: «А стоит ли?». Вачиравит возвышается над ним властным и доминирующим, не терпящим никакого пререкания. Вин обычно посчитал бы это до жути возбуждающим, если бы от Брайта не разило разъедающим изнутри гневом. Именно поэтому, когда Вачиравит задирает футболку вновь, открывая вид на кожу, усыпанную полузажившей гематомой, Вин под ним даже дёрнуться себе не позволяет. Брайт прожигает своим взглядом кожу, не замечая ничего вокруг. На этой прекрасной коже синяки, на этой прекрасной коже гематома. И он — как минимум спортсмен, а как максимум — человек, которого могут выкинуть из школы за любую драку из-за уж слишком «хорошей» репутации — знает, что такое гематомы и откуда они берутся. А тот факт, что Вин ещё и врал, скрывал, что его избили, мучился под настойчивыми ласками Брайта и просто молчал… Вачиравит просто в бешенстве. Он быстро пересекается взглядом с Вином. Тот уже снова пытается выглядеть мягким и зазывающим. Говорит что-то, тянет к нему руки, чтобы обнять и успокоить. Плевать Брайту на это успокоение. Он отпихивает его руки, и его сердце стучит где-то в горле. Вот почему младший постоянно отказывал ему, шипел от боли, не переодевался при нём и не позволял прикасаться. Теперь многое встаёт на свои места, и эти места с размаху бьют Брайта по голове. Его трясёт. Вин всё же касается его плеча, и прикосновение обжигает будто бы кислотой. Брайту хочется кого-нибудь избить. Желательно того, кто сделал это с его Принцессой. Все знают, что к Вину лезть нельзя, все прекрасно, блять, знают, кто за ним стоит и что с этим человеком может быть. И все прекрасно знают, что Брайту похуй на отчисление, если это касается Вина, как и на всё остальное. Он вскакивает с кровати. Если задержится ещё хоть на секунду, то не сдержится. Он не хочет сейчас с ним собачиться, не хочет доводить его до слёз и давить, пока не узнает правду. Точнее, очень хочет, но не станет. Просто, блять, нет. Вачиравит непроизвольно хватает зажигалку с комода и выходит из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что хлопок можно услышать из другой части дома. Ему хочется что-нибудь разбить, сломать, поколотить, уничтожить. Хоть куда-то выплеснуть то, что находится сейчас внутри. Брайт просто не понимает, почему Вин ни хрена ему не говорит, не считается с ним, словно подобное — не важно. — Синяки теперь с нихуя появляются, — не выдерживает Брайт, когда уже находится на первом этаже. Он внезапно запинается о мягкий бежевый ковёр и еле сдерживает себя, чтобы не сжечь его нахуй. Он просто хочет кого-нибудь задушить голыми руками, но только яростно делает затяжку, когда оказывается на заднем дворе. На секунду вся злость гаснет, тает в этом движении, однако всё так быстро возвращается обратно, что Брайту становится трудно дышать от переполняющих его эмоций. Кто-то напал на Вина? Почему он ничего ему не сказал? Неужели он совсем ему не доверяет, раз считает правильным — скрывать от него насилие? Всех так чертовски пугает, что Брайт набьёт кому-то рожу за конкретные причины? Они думают, что он совсем тупой и не понимает, что эти гематомы не от падения? Вачиравит делает ещё одну затяжку и выпускает клубок дыма. Возможно, его вышвырнут из школы за очередную драку, однако он постоит за Вина — это ведь правильно. Это ведь правильно — защищать свою любовь. Вачиравит судорожно пытается вспомнить всех, кто отвратительно ведёт себя с Метавином, дерзит, язвит и срывается. Однако совсем ничего не припоминает: младший спокойный и неконфликтный, дружелюбный и весёлый, кажется для всех душкой, ну, как можно его не любить? Тогда нужно вспомнить тех, с кем Брайт дрался когда-либо. Возможно, кто-то из них так отомстил? Втихую, пока Брайт ничего не видит и не знает. Ничего не видит и не знает… Блять. Ещё одна затяжка. И ещё. И ещё. Сигарета закончилась, нужна ещё. Брайт с раздражённо вздыхает и смотрит на последнюю в пачке сигарету. Обычно он не курит возле дома — как минимум потому, что «не курит вообще». В любом случае, Вачиравит старается выходить на улицу ночью, когда Вину снится, наверное, пятнадцатый по счёту сон, и прогуливается. Иногда доходит до своего дома и обратно, чтобы запах немного выветрился, и он мог спокойно обнимать Метавина. Он просто не хочет его волновать. Он просто хочет быть для него лучшим парнем. Не пить, не курить, быть красивым и спортивным, быть его опорой и поддержкой, чтобы за ним, как за каменной стеной, чтобы Вин мог делиться с ним всем, чтобы доверял, чтобы любил… Но, видимо, Брайт и здесь налажал, как и лажал во всём. Не держал себя в руках — Вин отдувался за его косяки. И это замкнутый круг, но… как бы то ни было, обида съедала Брайта изнутри. Какое же он дерьмо. Брайт раздражается ещё больше, когда из-за трясущихся от злости и боли рук большой палец соскальзывает с колёсика зажигалки. — Блять, — чертыхается он с сигаретой в зубах и, не выдержав, кидает эту зажигалку куда-то в кусты. Вачиравит хлопает себя по карманам в надежде, что хоть там что-то завалялось, но, увы, тщетно. Прометея просить он не станет. — Ну и пошло всё к чёрту, — Брайт откидывает сигарету туда же и бьётся затылком о стену. Какой же он дурак. Что сейчас думает о нём Вин? Как он вообще справлялся со всем этим? Брайт ведь давно подозревал, что что-то не так. Они с Галфом о чём-то постоянно шептались, да и сам он был более мил и холоден с ним одновременно. Просто было что-то не так… Стоп. Галф. Галф. Галф всё знал? О чём они говорили тогда? Брайт думал, о дрочке… А что, если об этом?! О, он свернёт ему шею, если узнает, что тот скрывал от него. Вачиравиту вообще хоть что-то доверяют?! Может, он вообще им, блять, не нужен?! Сами, вон, справятся и обсудят всё, а Брайт так, пошутить да поиздеваться… Он тяжело вздыхает. Нет. Нужно успокоиться. Галф всё ещё его лучший друг, Вин всё ещё его парень. Даже если они и скрывали, то на то были причины. Брайт даже знает какие… Он растирает лицо ладонями и мычит себе в руки. За что ему всё это? За что ему достался такой поганый характер? Он всё ещё хочет уебать того, кто сделал это с Принцессой. Брайт в который раз шарит по карманам. Одна пластинка жвачки, помятый чек и банковская карточка. Ему надо успокоиться. Может, сходить в магазин? Да, так он и поступит. Он бредёт к маленькому магазинчику, непонятно как выжившему за все эти года в их районе. Брайт достаточно часто туда ходит. Несмотря на то, что он… с детскими игрушками… Просто как-то они гуляли компанией — с Галфом, Милдом и Као — и забрели в какой-то большой торговый центр на другом конце города. От балды пошли побеситься в Детский отдел, поугарать с уродливых кукол, с которыми сейчас играют дети. Вы видели этих… Фёрби? Жуть да и только. Но уже на выходе Брайт заметил маленькие коробочки. Непонятно, что его потянуло тогда купить одну, но с тех пор он… собирал коллекцию маленьких фантастических зверей. Брайт крутит в руках заветную коробочку, пока идёт обратно. Уделяет какое-то время дыхательной гимнастике, которую на самом деле считает бредом. Даже если она и помогает немного. Ему всё равно нужно найти хоть какое-то дело, пока он обыденно запихивает свои эмоции и чувства куда подальше, снова натягивая образ привычно всем смешного простого паренька. Сейчас он вдохнёт, выдохнет, улыбнётся, откроет глаза, улыбнётся ещё сильнее, встанет с земли, отряхнётся, потом снова вдохнёт и выдохнет и побежит к Вину извиняться, заботиться и быть хорошим парнем дальше. Когда Вачиравит всё-таки решается вернуться в дом, он думает о том, что сдерживать злость в последний год для него — обыденное дело. Ему просто приходится это делать по просьбе своих семьи, парня и лучшего друга. Никто из них не хочет, чтобы он вылетел из школы прямо перед выпуском. Хотя Брайт не думает, что у администрации есть резон терпеть его все эти годы и выгнать только в конце. Да ему и плевать — если есть повод для драки, Брайт его не упустит. Он ещё раз глубоко вздыхает и наконец-то возвращается внутрь через заднюю дверь, ведущую через кухню. Однако он совсем не ожидает встретить так быстро суетившегося Метавина. Обычно Вин при ссорах остаётся в комнате, но, видимо, младший совершенно не хочет оставаться с собой один на один. Значит, случилось что-то действительно серьёзное. Вин что-то записывает в блокнот — скорее всего, для рецепта или типо того — и покусывает колпачок шариковой ручки. Брайт откладывает игрушку, натягивает милую улыбку и подходит со спины к своему парню. — Что делаешь? — бормочет Брайт, когда с предельной осторожностью обнимает его за талию. Кажется, он даже не касается. — Сейчас буду готовить, — Метавин выглядит сосредоточенным до жути. — Понятно, — Брайт потирается подбородком о плечо парня и вздыхает. — Ты… ничего не хочешь мне сказать? Вин ничего не говорит, продолжая записывать в блокнот, и мычит себе под нос что-то неразборчивое. Видимо, он правда ему ничего не расскажет. — А что я должен сказать? — непонимающе спрашивает Метавин и немного поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. Вачиравит подавляет раздражение, рвущееся наружу, и с улыбкой целует своего парня в щёку. Тот тоже улыбается и откладывает ручку с блокнотом в сторону, чтобы повернуться к нему. Вин кажется спокойным и мягким — разнеженный, будто кот на солнышке. И Брайту ничего не остаётся, кроме как просто принять, проглотить эту ситуацию в очередной раз. Когда-нибудь Метавин расскажет ему сам. Даже если на это потребуется пару месяцев. Однако Брайт всё равно спросит у Галфа об этом, хоть и понимает, что, скорее всего, от него не будет никакой пользы. — Я люблю тебя, — бормочет Метавин с такой искренностью. Смотрит, хлопает ресницами как-то слишком мило. Он сам тянется за поцелуем, положив руку на затылок Брайта. Вачиравит постоянно забывает, что и Вин, и Галф догоняют его по росту. И если Брайт, кажется, перестаёт расти, то они продолжают. От этого как-то грустно, но эта мысль быстро затмевается мягкими губами Метавина. Они такие нежные и привлекательные, что у него не остаётся сил злиться. Вачиравит готов прощать и просить прощения миллионы раз. Главное, чтобы его Принцесса не расстраивался. Вачиравит отстраняется первым, что для него удивительно — он всегда ненасытный до поцелуев. Метавин уже стоит с распухшими и покрасневшими губами, улыбчивый и жутко довольный, хотя, если честно, Брайт видит. Видит что-то печальное в глубине его карих глаз и просто не может смотреть слишком долго. — Я знаю, — наконец-то отвечает ему Брайт и треплет по мягким волосам. — Вот ты меня любишь, а я тебя очень сильно люблю. — Не-ет, я сильнее. — Ни за что, — качает пальцем Вачиравит с улыбкой. — Никто не сможет пересилить мою любовь. Метавин громко смеётся: выглядит таким милым и счастливым, что Брайт не сдерживается и начинает тискать его за щёку. — Хвати-ит, — Вин притворяется, что ему неприятно и больно. — Не щипай, это моя щека. — Моя, — хмыкает Вачиравит и щёлкает его по кончику носа. Он отстраняется, когда чувствует что-то пушистое в ногах, и поднимает проснувшуюся Амэ на руки. — Твой ребёнок проснулся. — Наш ребёнок, — поправляет его Брайт. — Есть хочет, напои его. Вин едва не падает от удивления и смеха, когда он подносит Амэ к груди младшего. — У тебя лучше получится, — говорит Метавин, погладив кошку по мордочке. — Попить молочко? Ты прав, — ухмыляется Вачиравит, а Вин, видимо, не ожидав такого, мгновенно густо краснеет. — Брайт… Их прерывает звук телефона — точнее, громкая мелодия, доносящаяся из гостиной. Брайт вздыхает из-за того, что их вновь выстроенную идиллию кто-то нарушает. Он целует Амэ в носик и всё-таки отпускает её на пол, чтобы сходить за телефоном. Брайту приходится потратить какое-то время на поиски звонящего сотового. Когда всё-таки он находит его, победоносно взмахивает руками, игнорируя разбросанные повсюду подушки с дивана, замечает имя на экране телефона и улыбается. — Наконец-то взял трубку, ты что, совсем брата своего не уважаешь? — доносится сонный и недовольный голос Шейна. — А зачем ты так рано встаёшь? Тебе уже пора на пенсию выходить, — смеётся Вачиравит, чувствуя, как настроение сразу же поднимается от одного только родного голоса. Шейн прямо-таки знает, в какой момент нужно звонить. — Сколько у вас? — Пять утра. Ты кого стариком назвал? — возмущается Шейн. — Ну-ка, быстро поздоровайся со своим любимым братом, пока я не прилетел и не устроил тебе… — Всё-всё, ты не чайник, чтобы так кипятиться. — Понабрался, это вообще-то мои шутки! — На них печати не стоят, — издевается над ним Брайт. — Ладно. Привет, любимый брат. — Ладно, я передумал. Больше никогда так не здоровайся, это непривычно и ужасно. — Оно и понятно! Я тебя «братом» никогда не называю… — Привет, мой маленький брат, — внезапно прерывает его Шейн таким серьёзным тоном, будто знает, что чувствует сейчас Брайт и что нуждается в поддержке старшего. Вачиравит молчит пару секунд, не зная, как реагировать в этот момент. Обычно он начинает плеваться и говорить, что совсем не маленький — взрослый, но сегодня… Не хочется как-то препираться. Появляется какой-то ком в горле. — Что? Почему не отвечаешь? Застеснялся? — Шейн, видимо, тоже замечает необычную реакцию на его слова. — Нет, я просто игнорирую тебя в реальной жизни. Прямо как в сообщениях. — Да конечно, — хмыкает Шейн. Пять утра — слишком раннее время, поэтому старший Чиваари ещё туго соображает, но… — Ты думаешь, я не замечу? — Ничего не случилось, если ты об этом, — Брайт сам не замечает, как его голос становится тише, а он сам оглядывается в сторону кухни. — Я просто хотел спать, а ты меня разбудил. Шейн тоже молчит пару секунд, но всё-таки не решает продолжать этот глупый разговор. Он прекрасно знает, что Брайт ничего не расскажет, если сам этого не захочет. — Врубай камеру, я хочу взглянуть на твою рожу, — говорит Шейн и подрубает уже свою. — Совсем мне, своему лучшему, прекрасному и замечательному брату, не звонишь. Брайт смеётся, когда замечает его распухшее ото сна лицо и растрёпанные волосы. Он уже и вспомнить не может, когда последний раз видел сонного брата. Именно поэтому слушается его и подрубает свою камеру, начиная всячески позировать. — Видал, какой я великолепный, — Вачиравит указывает на свою щетину. Шейн щурится забавно и наглядно показывает средний палец. — Ты мой маленький бородатый брат, — серьёзно заявляет старший Чиваари. — С глаз долой, не сыпь мне соль на рану! — Завидуй молча, — показывает язык Вачиравит. — Бла-бла, — Шейн тоже показывает язык в камеру. — Так, рассказывай. Как у всех дела? — Про пи’Мью без понятия, он уехал к родокам и даже на связь толком не выходит, — жалуется ему Брайт. — Засранец. — Он всегда засранец. Но могу сказать, что десять минут назад этот старик собирал клубнику. Какой здравомыслящий человек собирает клубнику в такую жарень? — Какой здравомыслящий человек встаёт в пять утра, чтобы позвонить брату и другу? — Я, — пожимает плечами Шейн. — Засранец, я пытаюсь подловить время, чтобы со всеми вами поболтать. — Ладно-ладно. А зачем ему клубника вообще? — Кто его знает? Спросишь у него, когда он начнёт хоть с кем-то разговаривать дольше десяти минут, — под конец начинает ворчать Шейн. — Но, знаешь, под конец он сказал, что хочет мёд. Это смешно, потому что раньше Мью воротил от него нос. Брайт непонимающе хмурится и шагает в сторону кухни. Странный какой-то Мью, после игры так совсем. — А Галф как? — Галф всё такой же засранец, — говорит Вачиравит, когда наконец-то заходит в кухню. — Два сапога пара, — хмыкает Шейн. — Как с учёбой у него? — Мне кажется, он уже начал дрочить на учебники физики. Это просто пиздец. — Не думаю, что на учебники- — Ой, да то, что он уже с год как дрочит на пи’Мью, знают уже все, кроме самого пи’Мью, — Брайт закатывает глаза, и Шейн как-то неловко улыбается, что для него несвойственно. — Хватит обсуждать, кто на кого дрочит, так открыто! — возникает Вин. — Особенно, если это касается пи’Мью и пи’Галфа! — Ой-ой, да кому они сдались вообще… — бурчит Брайт. Метавин подходит к нему и машет Шейну. — Привет, пи’Шейн! Как ты? — Вин-и! Золотце моё, лучик солнца в этой сумасшедшей семейке… — гундосит старший брат. — Этот балбес тебя не обижает, у тебя всё хорошо? Как твоя учёба, как твои булочки? — Его булочки в порядке, — хмыкает Брайт и нагло лапает Вина за задницу. Парень больно щипает его за щёки и, надувшись, уходит обратно к стойке, где уже лежат разложенные инструменты. — Он в порядке, я тоже, и Галф тоже. Живём тихо, скромно, скоро станем монахами. — Так я тебе и поверил, маленький засранец. — А что?! — Наигранно возмущается Брайт. — Между прочим, уже… сколько дней, милый? — Пятнадцать, — бурчит Вин, сразу поняв, что Вачиравит имеет в виду. — Пятнадцать! Пятнадцать дней без происшествий! Гордись мной! — Как твоя нога? — игнорирует его энтузиазм Шейн, видимо, переходя от шутливых препираний к стандартному опросу. Увы, Шейн не может уделять Брайту слишком много времени. — Нормально, — пожимает плечами Вачиравит. — Почти не болит, только если бегать начинаю. А ты как сам? — Я? — удивляется Шейн. — Я… Я в порядке. Скоро буду собираться на работу, потом хотел сходить в бар. — С Вивьен? — интересуется Брайт. Эта загадочная Вивьен… Уф. — А? — Обращает на них внимание Вин. Он подбегает к нему вновь. — Ты снова идёшь с ней на свидание, пи’Шейн? — Он забирает телефон из рук Брайта. — Э… Это не совсем свидание… Просто… Дружеская встреча? — Как-то неуверенно произносит Шейн. Брайт не видит больше его лица. — Ох, ты какой-то несерьёзный, Пи‘, — цыкает Вин, облокачиваясь на стойку. Брайт встаёт рядом с ним. — И как она сумела тебя околдовать? У тебя ж столько девчонок было… — вздыхает Вачиравит, и Вин хмурится, зыркая на него. — В нашем возрасте пора браться за ум, малявка. Тем более… Вы просто не знаете её… Она… Просто прекрасна. — Фу, — кривится Брайт. Его влюблённый старший брат одновременно и пугает, и вызывает отвращение. Вин пихает его. — Ты же познакомишь нас? — спрашивает он. — О, конечно! Как только выдастся случай… Брайт, наверное, сможет встретиться с ней раньше, на каникулах. — Ох, точно, ты же уезжаешь… — с неприкрытой грустью бормочет Метавин. — Вы хоть отдохнёте от него, а то ходит по домам, неприкаянный, места себе найти не может, — Вин улыбается на эти слова, а Брайт мрачнеет. — Он совсем не мешает, Пи’! Родители любят его, и я люблю, он как ещё один пёсик! — Брайт шокированно смотрит на него, а его брови поднимаются настолько высоко, что, наверное, со стороны выглядит комично, раз Вин прыскает от смеха. Его парень наклоняется и чмокает его губы, всё ещё хихикая, и Вачиравит замечает, что Шейн тоже улыбается. Так по-родному и тепло. Будто рад, что он в безопасности, среди любви и хороших людей. — Как бы прокормить ещё эту собаку… — дразнит старший Чиваари, и Брайт возмущённо мычит. — Хах, и то верно… Как можно столько есть? — возмущается Вин. — Так этот засранец ест и не толстеет… — хнычет он. Брайт снова обнимает его со спины. — Пусть платит за обеды. И за проживание! — воодушевлённо предлагает Шейн. — Может, хоть это вернёт его домой. — Зачем? Там всё равно никого нет, — беспечно отвечает Метавин, и сердце Брайта от неожиданности ухает куда-то вниз. — Постоянно докучать тебе тоже не хорошо, золотце, — мягко произносит Шейн, и Вин ему так же мягко улыбается. Но Вачиравиту от этого только хуже. — Ох, пи’Шейн, он всё равно бы здесь ошивался, даже если бы докучал. — Следи за языком, любимый, — с натянутой улыбкой тихо произносит Брайт. Вин удивлённо оборачивается к нему, видимо, не ожидав подобного от Брайта. Конечно, обычно всё это переводится в шутку. Всегда. — Следить за языком? — повторяет Вин с улыбкой. — Ты затыкаешь меня в моём же доме? — Эй, детишки… — произносит Шейн, но его уже никто не слушает. — Я лишь прошу следить за тем, что ты говоришь. Я могу здесь и не «ошиваться». Мне есть куда пойти. — О. Правда? Там за тебя тоже будут готовить, убирать, стирать? Заботиться о тебе, когда ты приходишь уставший после тренировок, следить, чтобы ты элементарно делал домашку или просто не ввязывался в проблемы? Вачиравит, поджав губы, внимательно смотрит на своего парня и пару раз сжимает руки в кулаки. Он давно привык к тому, что порой Вин не следит за своим языком — причиняет боль так сильно и беспечно, что слов никаких не находится. Возможно, это можно скинуть на его возраст, однако сердцу Брайта, сжимающемуся от каждого едкого слова, просто так не объяснишь. — А, точно, — хмыкнув, кивает Брайт. — У тебя такой отстойный парень: нихуя не умеет — только драться, жрать и мешать. Ну, и ещё при деньгах, конечно. Он щурится, когда замечает, как губы Метавина приоткрываются, чтобы что-то сказать. Лицо младшего кажется покрасневшим от нарастающей злости, но Брайт просто не может остановиться. — Только ещё у твоего парня есть парень, который, блять, никогда не держит свой язык за зубами. Никогда. Голос Шейна растворяется в его бурлящей обиде, и рука быстро находит телефон и сбрасывает звонок. — А что я плохого сказал? Это же чистейшая правда, — хмурится Метавин. Он реально не осознаёт всей проблемы. — Если не хочешь, блять, чтобы я находился в твоём доме, ты так и скажи. Собака это поймёт и тут же уйдёт, — злостно выдавливает Вачиравит, вспоминая все ранее произнесённые фразы. Хотя в голове крутятся все моменты с подобными словами в прошлом. — Я просто пошутил… Ты что устроил? Обычно ты не так реагируешь. — Как обычно? Молча? — Брайт выгибает бровь и морщит губы от недовольства. Он никогда не показывает, что подобные шутки и сравнения его задевают. Это ничего. Однако сейчас слова Вина о пустом доме кажутся самыми ужасными и болезненными в мире, будто… нет. Самый близкий для него человек беспечно говорит, что его никто не ждёт. Всё равно ведь никого нет. Метавин хочет что-то сказать, но Брайт его прерывает: — Я всего лишь попросил держать свой язык за зубами. Говорил уже несколько раз, но ты явно не понимаешь, — качает головой Брайт. Он сжимает руку в кулак, сдерживаясь от того, чтобы что-нибудь сломать. — У тебя характер не прелесть, знаешь ли, принцесса. Но я почему-то на эту тему даже не смею шутить. — Пи’Шейн… — Он мой брат, — выплёвывает Брайт. — Может, ещё раз скажешь всем, что я ни на что не годен, и ты едва ли не моя нянька, с которой я иногда трахаюсь? — Отлично, — произносит Вин. — Просто отлично. Тогда ты не забудь всем сказать, что твой парень с тобой только из-за денег. Ах да, ещё он постоянно ебёт тебе мозги и треплет нервы. Бедненький, как терпишь его только? Он ведь рот не может вовремя заткнуть, да? Или просит носки не разбрасывать? Или что? Не даёт тебе? — Не даёт, — соглашается Брайт. — А ещё скрывает, что его пиздят в подворотнях. Ты, блять, сколько собирался это скрывать? Я вообще хоть что-то значу? Или это нормально для тебя? — А зачем мне говорить тебе что-то? Я ведь просто шлюховатая нянька, — выплёвывает Вин и разворачивается, чтобы уйти. Брайт пытается перехватить его за руку, но тот вырывается. Проходят, наверное, долгие секунды перед тем, как Вачиравит слышит хлопок двери его комнаты. Он вздыхает. Бьёт руками по стойке, пока не перестаёт чувствовать ладони. Глаза становятся влажными и кажется, что сердце вот-вот лопнет. Какой он, блять, идиот. Обидно до безумия. Обидно, что всё, что сказал про него Вин, было правдой. Обидно, что он сам не мог сдержаться и наговорил всё это дерьмо Вину. Обидно, что если бы не этот мальчишка, то Брайт и правда был бы один. Что только благодаря Метавину и его заботе он всё ещё держится. Какой же жалкий. Чертовски жалкий. Ему нужно получше научиться молча сжёвывать обиду, скопленную в глубине души. Вин за него переживает, заботится о нём и делает всё возможное, чтобы его не отчислили. Вачиравит тяжело дышит, пытаясь унять гнев, пылающий перед глазами. Или, может быть, слёзы, которые он постоянно пытается сдержать? Он поднимает голову, чтобы не дать слезам волю, и сглатывает ком в горле. Правда всегда сильно обжигает: её не хочется слышать в беспечном тоне, словно так и должно быть. Но Брайт просто не понимает. Не понимает, почему шутки про болезненные темы для других всегда кажутся смешными до безумия. Такими, что нужно повторять их постоянно. Нет ничего отвратительнее, когда фразы повторяются несколько раз. Становится несмешно, даже больно и обидно. Брайт сглатывает вязкую слюну и стряхивает последние остатки слёз, которые так и не срываются вниз. Ему нужно собраться. Он не должен быть таким слабым и беспомощным, тупым, чтобы думать, что вот так срываться на Метавине — можно. Никто не должен страдать из-за слов Вачиравита, тем более его маленькое солнышко. Вин не должен видеть его таким слабаком. Он замечает под ногами Амэ, и улыбка невольно появляется на губах. Становится спокойно и уютно, проницательный взгляд кошки дарит умиротворение. Будто Амэ осознаёт всё и таким образом пытается облегчить душевную боль. На самом деле, сейчас ему чертовски сильно хочется пробраться в комнату старшего брата, прямо как в детстве, и залезть на кровать, чтобы расплакаться и рассказать про страшный сон, который ему только что приснился. Но Брайт не может. Вачиравит вздыхает, чувствуя, как неконтролируемая злость сходит на нет. Он наливает себе воду в чистый стакан и жадно пьёт, будто только что пробежал марафон по пустыне без передышки. Настроение никакое, просто чертовски печальное. Ему ничего другого не остаётся, кроме как просто пойти извиняться перед своим парнем: он не заслуживает таких слов. Брайт промывает стакан и ставит на место не из-за ранее произнесённых слов. Нет. Правда. Расстояние между Вином и Брайтом кажется бесконечным: шаги медленные и неуверенные. Он совсем не знает, как отреагирует младший на его появление, и не хочет, чтобы всё осталось таким незавершённым. Когда Вачиравит так же неуверенно заглядывает в комнату, то находит парня, скрюченного в позу эмбриона и тихо шмыгающего носом. Его спина немного подрагивает. Сердце больно сжимается, и Брайт злится на себя. Злится, что причиняет боль Вину. Он хочет позвать его, но сдерживается. Наверное, молчание в этот раз будет уместно. Именно поэтому Брайт просто преодолевает расстояние до кровати и медленно ложится свободную сторону. Ёрзает — двигается, чтобы приблизиться к Метавину и мягко приобнять. Тот даже не вздрагивает: только шмыгает носом и пытается незаметно протереть собственное лицо, видимо, от слёз. Брайт продолжает молчать: оставляет лёгкий поцелуй на выпирающем позвонке, зарывается носом в короткие волосы на затылке и вдыхает родной запах своего парня. Мягко сжимает в объятиях, прижимая немного пухлое тело Вина к своему. Младший не вырывается, даже кажется, что он немного двигается навстречу, пытаясь вжаться в тело Вачиравита и спрятаться в укромном углу. Возможно, просто мерещится, но это и неважно, пока Метавин просто лежит и не двигается. Значит, что скоро он успокоится и остынет. Всё придёт в норму, а Брайт наконец-то найдёт что сказать. Он не знает, сколько времени проходит, но точно понимает, что они продолжают лежать в такой позе довольно долго. Его руки и ноги начинают безжалостно затекать, обрекая его на ноющие боли. Однако Брайт не решает пошевелиться, потому что не уверен, что делает Метавин. Вдруг он успел заснуть за это время? — Вин, — тихо зовёт его Вачиравит. — Ты же не спишь? — Не сплю, — хрипло бормочет Метавин. — Прости меня, принцесса, — говорит Брайт и снова оставляет пару поцелуев на оголённой коже младшего. — Ты знаешь, что я о тебе так не думаю. — Знаю, — вздыхает Вин и немного шевелится в его объятиях. — Я не хотел, — Брайт отодвигается от него, давая возможность развернуться и улечься удобнее. — Прости. — Хорошо, — кивает Метавин, когда ложится на спину и морщится, видимо, из-за затёкших конечностей. — Ты прощён. Вачиравит облегчённо выдыхает и улыбается, убирая с лица младшего мешающиеся пряди. Он невольно замечает оголённый живот Вина из-за задравшейся футболки и поджимает губы. — Больно? Метавин молчит где-то пару секунд, а после слабо кивает. — Сейчас уже нормально. — Мне жаль, — Вачиравит двигается немного и садится на ноги своего парня. Он склоняется над его животом и высоко задирает футболку, чтобы в полной мере рассмотреть заживающие гематомы Вина. Ему так бесконечно жаль, что он не смог его защитить. Что позволил подобному произойти. Брайт невесомо касается его разноцветной кожи, поглаживая. Внутри него не остаётся ничего, кроме желания исцелить Вина. Чтобы тот был снова здоров и счастлив. Чтобы он никогда не слышал от Брайта тех ужасных слов и снова ему улыбнулся. — Я люблю тебя, — шепчет он. И это чистая правда. Нет ничего важнее его Вина. Брайт поднимает взгляд к лицу парня. Оно чуть опухшее, и глаза всё ещё красные и мокрые. Вачиравит снова заставляет его плакать. Как он ненавидит себя за это. Он ненавидит то, что каждый раз не может сдержать себя от этой агрессии, что срывается на окружающих его людях, которые не виноваты. Что Вин… — Я так люблю тебя, — он наклоняется и легко целует его живот. — Люблю. Люблю. Люблю, — Брайт жмурится, просто тычется носом в кожу, не в силах оторваться. Он так его любит. Он готов сделать для него всё. Всё, что только скажет. Он готов «спрыгнуть с крыши», если младший только заикнётся об этом. — Так люблю, — вздыхает он. Вин вплетает пальцы ему в волосы. Брайт жмётся к нему ближе, перекатившись на бок и уткнувшись лицом в его талию. Дышит тяжело, снова пытаясь контролировать свои эмоции, но поглаживающая его голову ладонь успокаивает. — Ah, minuit est là, — хрипло и тихо пропевает Вин. — Ah, je ne dors pas. Je ne dors pas. Je ne dors pas. Je n'dors pas, — торопливый шёпот. Его ладонь на мгновение останавливается. Но мягкие прикосновения возвращаются вновь. — N'dors pas. Брайт так любит, когда Вин поёт. Он продолжает лежать, наслаждаясь моментом и уютом, обволакивающим его со всех сторон. Кажется, даже начинает задрёмывать от приятных поглаживаний. Брайт мычит, когда Метавин немного двигается после уведомления на телефоне, и снова затихает, расслаблясь и сбрасывая с себя весь груз, скопившийся за такое короткое время. — Галф на свидании с Као! — чуть ли не верещит Метавин, а Брайт едва не слетает с кровати от громкого голоса и неожиданности. — Че? — сонно переспрашивает Вачиравит, пытаясь заглянуть в экран телефона своего парня. Тот лишь тычет в него новой фотографией в сториз Ноппакао. — Че?!