Абсент (Absinthe)

Гермиона заерзала, скручивая салфетку в руках в тугой жгут. На самом деле она уже несколько месяцев не нуждалась в них, но это было частью ритуала: Гермиона входила, садилась — всегда на один и тот же удобный стул — выхватывала салфетку из коробки и начинала крутить. — Ты уже получила свой результат? — спросила женщина тёплым мелодичным голосом. Гермиона кивнула. — Я сдала. С отличием. — Поздравляю. Это было серьезное препятствие, и ты его с лёгкостью преодолела. Гермиона подняла глаза в поисках иронии, но не нашла. — Шесть месяцев спустя это с лёгкостью? Доктор Пиплс кивнула. — Абсолютно. После того, через что ты прошла, — она склонила голову набок. — Что ты чувствуешь по этому поводу? Гермиона пожала плечами — еще одна часть ритуала. — Гордость? — подтолкнула женщина. — Стыд? Непокорность? — наступила пауза. — Злость? Как проколотый нарыв, который никогда не заживает, все снова вырвалось наружу. — Конечно, я злюсь! Я должна была сдать экзамены шесть месяцев назад! Я могла бы работать в лаборатории Святого Мунго уже несколько месяцев, погрузившись в исследования. Вместо этого я провела все это время в доме Гарри, застрявшая в… — Гермиона пыталась подобрать слово. — В болоте! В грязи! Меня по шею закопали в дерьмо! Она откинулась на спинку стула, чувствуя себя лопнувшим воздушным шаром, безвольной и бесполезной. Женщина напротив улыбнулась улыбкой гордой матери. — И все же тебе удалось выбраться из этого и что-то сделать. Ты взяла на себя ответственность за свою жизнь. Ты взяла под контроль свое горе и свою боль вместо того, чтобы продолжать ими упиваться. Это огромный шаг, Гермиона. Тебе нужно это увидеть. Ты начала двигаться вперед, и даже не мелкими шажками. — Если это такой огромный шаг вперед, почему я не чувствую себя лучше? Почему кошмары не заканчиваются? Почему я чувствую себя такой чертовски… Снова была долгая пауза. — Ты можешь это сказать? Это потребовало огромной внутренней борьбы, но Гермиона, наконец, выдавила из себя: — Виноватой, — она вздрогнула и закрыла глаза, чувствуя, как в животе бурлит негодование. — Это так глупо, — пробормотала она, избегая взгляда другой женщины. Доктор Иоланда Пиплс была сквибом, заработавшей себе репутацию в области маггловской психологии. Гермиона получила её контакты от Минервы после того, как директриса прибыла на Гриммо. Судя по всему, Снейп наконец объяснил ей, что произошло, и попросил проверить Гермиону после того, как за несколько дней так и не получил известий от своей ученицы. Девушке понадобился месяц, чтобы набраться смелости и записаться на прием, но с тех пор она не пропустила ни одной недели. Иоланда стала ее опорой. — Гермиона, ты же знаешь, что не сможешь пройти мимо, не вытащив это наружу. Можешь сказать мне, почему ты с этим борешься? Это совершенно нормальная реакция, учитывая обстоятельства. — Почему? — Гермиона намотала салфетку на кулаки и упрямо сжала челюсти. — Почему я должна чувствовать себя виноватой? — Ты мне скажи. — Я была жертвой! Я была проклята, только чтобы отомстить ему! — Это очень верно. — Я не сделала ничего, чтобы это заслужить! Это он мерзавец, который наживает нового врага каждый раз, как чихнет! — Никто не заслуживает того, чтобы его лишили свободы воли и принудили к подобным действиям. — Совершенно верно! У него была свободная воля! Никто его не заставлял! Как он мог быть таким чертовски глупым, чтобы думать, что я хочу его? — её грудь сжалась, и ей стало трудно дышать. — Почему он мог подумать… — Гермиона пыталась вдохнуть воздух. — Почему он не понял? — закричала она. — Как ты думаешь, а он не понял? — Нет, — девушка взмахнула рукой, чтобы пресечь эту мысль. — Точно нет. — Как ты думаешь, почему он не понял? Ты описывала ваши рабочие отношения с ним до той ночи как взаимно агрессивные. Как ты думаешь, почему тогда он мог подумать, что ты искренна? — Он сказал, что пил, — резко ответила Гермиона, а затем подняла подбородок. — Это оправдывает его? — Нет. — Вот! Видишь? Это была его гребаная вина! — Тогда почему ты чувствуешь себя такой виноватой? Гермиона сильно прижала руку к груди, пытаясь сдержать ответ. Он не остановился, вылетел против ее воли. — Потому что он был чертовски счастлив! Боги! Ты бы видела его! Он был таким… — В голове Грейнджер начали появляться образы. — О боги, — прошептала она. — Это было так ужасно. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Скажи это, если сможешь. Гермиона посмотрела сквозь слезы, затуманившие ее взор. — Он действительно верил, что я люблю его. Все время, пока мы были в постели, он пытался показать мне, насколько… благодарен он был. Как тронут. Господи, он занимался со мной любовью! Были даже моменты, когда мне это действительно нравилось! Вещи, которые он говорил… — Гермиона заплакала. — Он сказал мне, что может любить меня. Он сказал мне, что я особенная, гениальная. Что я была подарком! Он извинился за то, как всегда относился ко мне, и сказал все, что мне так нужно было услышать все это время. Вещи, за которые я бы умерла, чтобы услышать, когда только начинала! Он сказал… — Гермиона снова прервалась и изо всех сил пыталась продолжать говорить. — Он сказал, что всю свою жизнь ждал, чтобы кто-нибудь полюбил его в ответ. Девушка взяла еще три салфетки и вытерла ими глаза. Когда она снова заговорила, ее слова звучали монотонно. — Он сказал мне, что ему никогда раньше не делали подарков, и он чувствовал, что пропущенные за много лет подарки на день рождения упали ему на колени в одной красивой упаковке. Он назвал меня идеальной… — Гермиона замотала головой взад и вперед, пытаясь увернуться от воспоминаний. — Он сказал, что я лучше, чем она, потому что у меня была способность прощать его недостатки. Не нужно быть гением, чтобы понять, с кем он меня сравнивал. После этого воцарилась тишина. Гермиона вытерла лицо горстью салфеток, прислушиваясь к шуму машин на оживленной улице. — А как ты чувствовала себя в тот момент? — спросила Иоланда. Гермиона вздохнула. — Виноватой, — прошептала она. — Я чувствовала себя ужасно виноватой, — она покачала головой. — Он был таким нежным и любящим. Я никогда раньше не видела его с этой стороны. Я даже не думала, что это может существовать внутри такого мерзкого человека. Он был как маленький мальчик с сокровищами. Я не могла объяснить. Я ничего не могла сделать. Я прикусила язык, чтобы молчать, потому что не могла доверять тому, что вылетит из моего рта, — Гермиона разжала руки, и салфетки упали ей на колени. — Я просто хотела, чтобы он заткнулся. Все, что он сказал, только усугубляло ситуацию. Я даже не могла больше его ненавидеть. — Что же ты чувствовала к нему в тот момент? Девушка задержала дыхание на мгновение. — Жалость, — выпалила она и вскинула руку. — Нет, знаешь что? Мне было жаль нас обоих. В тот момент я просто подумала, как это печально, что я не та, кем он хотел меня видеть. — Почему тебе было жаль себя? Гермиона сглотнула комок в горле. — Потому что я была так влюблена в него, когда мы только начинали. Ему удалось убить это чувство в первые месяцы, и в конце концов эта мысль показалась мне глупой. Но то, что он сказал в ту ночь… эта его сторона, которую он показал мне… — Гермиона скривилась. — Это как будто вернуло мою прежнюю фантазию с удвоенной силой. Даже когда это происходило, я чувствовала… Мне было так плохо за него и грустно за себя. Мне бы очень понравился этот Снейп. Мы могли бы… У нас могло бы что-то получиться, если бы жизнь дала нам достойный шанс, — она пожала плечами и смущенно подняла глаза, но встретила тёплый, сочувственный взгляд Иоланды. — От этого все кажется еще хуже, не так ли? — спросила та мягко. Губа Гермионы задрожала, когда она кивнула и схватила свежую салфетку. *** Гермиона вошла, села в удобное кресло и выхватила салфетку из коробки. — Я думала о том, на чем мы остановились на прошлой неделе. Ты знаешь, о токсичных отношениях со Снейпом. Иоланда улыбнулась. — Хорошо, хотя термин, который я использовала, был «взаимно агрессивные». Гермиона помахала салфеткой в ​​воздухе. — Верно, но токсичные звучит более уместно. Иоланда кивнула и элегантно взмахнула своей темной рукой. — Что ты придумала по этому поводу? — Только ещё больше вопросов, — призналась она. — Таких как? — Могло ли это быть сексуальным напряжением всё это время? — Как ты думаешь, мог он быть увлечён тобой в течение двух лет так, что ты не знала об этом? Гермиона резко упала в кресло. — Ну, нет. Не когда ты так говоришь, — она начала скручивать салфетку. — В смысле, не то, чтобы эта мысль никогда не приходила мне в голову. Не то, чтобы я не пыталась представить, я имею в виду. Знаешь, всегда, когда ты проводишь много времени с мужчиной, ты как бы… представляешь себе, как он мог бы целоваться. Иногда у меня было ощущение, что он… наблюдает за мной. Не как извращенец, но, знаешь, как делает парень, когда думает пригласить девушку выпить, — Гермиона покачала головой. — Но потом он открывал рот, и всё заканчивалось. Я, кажется, перестала думать о нем даже как о человеке, не говоря уже о мужчине, после тех первых месяцев работы с ним, — она тяжело вздохнула. — Похоже, ты разочарована тем, что это не было подавленным влечением, что заставило бы вас все время нападать друг на друга. Девушка фыркнула. — Я просто пытаюсь найти объяснение. Ты просила меня придумать что-то, и я стараюсь, — Иоланда улыбнулась и ободряюще подняла руку. — Это просто кажется… глупым, если подумать. Я имею в виду, что это — совершенно блестящий человек, и для меня было честью быть его ученицей, а мы два года только и делали, что кричали друг на друга, — Гермиона помахала своей скрученной салфеткой. — Я просто чувствую, что зря потратила время. После этого наступила тишина. — Когда начались эти нападки? — спросила Иоланда через некоторое время. Гермиона посмотрела на рассеянный свет, проходящий сквозь оконную штору. — Когда мне было одиннадцать, на самом деле, — она слабо рассмеялась. — Снейп всегда был ублюдком. Он гениален, но также он был кем-то вроде задиры, злоупотреблявшим своим положением. Казалось, ему всегда доставляло огромное удовольствие поставить всех нас на место. — Где было твое место? Она пожала плечами. — Кто знает? Сначала мы думали, что он просто ненавидит нас из принципа. Но чем больше мы узнавали о нем, тем больше понимали, что он затаил обиду. После войны я осознала, какое давление он испытывал. Невероятное напряжение. Теперь я понимаю, почему он срывался. — Почему? — Из-за потери контроля, ты не думаешь? Его жизнь была полностью вне его контроля. Я думаю, что это злоупотребление положением заставляло его чувствовать себя менее бессильным. Иоланда кивнула. — Это не редкость для задир. — У него было ужасное детство, ты знала это? — Нет, я этого не знала. — Я не знаю всего, но то, что мне известно — ужасно. Его жизнь дома была ужасной. Его отец был пьяницей. Его родители постоянно ссорились. В школе над ним издевались… чуть не убили в гнусной шутке. — Похоже, он заслужил твое сочувствие, если не уважение. Гермиона моргнула. — Конечно, я уважаю его. — Тогда почему вы спорили с ним два года? — Потому что он невыносим! — Как так? Как ты прошла путь от уважения к нему, достаточного для того, чтобы подать заявление на работу с ним, до оскорблений и полного игнорирования его, когда он пытается поговорить с тобой? Гермиона посмотрела на свои колени. — Я не знаю, — пробормотала она. — Сначала я хотела произвести на него впечатление, но быстро стало очевидно, что этого никогда не произойдет. Он не хотел слушать мои идеи. Он не смотрел мои личные исследования. Он никогда не позволял мне проводить какие-либо независимые разработки до последних этих шести месяцев. — Это должно быть заставило тебя почувствовать себя немного бессильной. Гермиона поморщилась: — Да, так и было. Иоланда кивнула. — Расскажи мне, как тебе удалось вернуть свою силу. Гермиона подняла глаза и склонила голову набок. — Игнорируя его, когда могла, и крича в ответ, когда не могла. — Что ты чувствовала, когда кричала на него в ответ? Гермиона понимающе кивнула. — Это освобождает. Я чувствовала себя сильной. Не многие люди могли сказать, что могут противостоять ему. Даже директор избегала его, когда он был в гневе. — Скажи мне, как скоро после битвы ты пошла к нему учиться? — Не полный год. Как только школу отстроили заново. — И мы говорили о том, насколько бессильной ты чувствовала себя до и после битвы, не так ли? Желудок Гермионы скрутился, когда она поняла, к чему она ведет. — Ты хочешь сказать, что я тоже стала задирой? — Я говорю, что, возможно, на динамику отношений между вами война повлияла больше, чем ты думала. Девушка долго молчала. Наконец, она подняла глаза и прошептала. — Я думаю, что сейчас я очень не нравлюсь самой себе. — Почему? Гермиона сделала несколько глубоких вдохов. — Потому что мне не нравится мысль, что он этого не заслужил. Это заставляет меня чувствовать, что я причиняла ему боль еще до… той ночи.