Абсент (Absinthe)

В следующий понедельник Гермиона была полна решимости оставить инцидент позади, чтобы не нарушить хрупкую дружбу, которую им удалось установить. Все выходные она ругала себя за то, что оказала на него давление. Вот в чем была проблема. Северус просто пытался быть дружелюбным, а её желание большего поставило его в тупик. Гермиона снова зашипела на себя от гнева. Это был бессвязный звук, но в нем было все, что ей хотелось бы выразить. Мысль о том, что между ними есть что-то, была нелепой, учитывая их прошлое. Почему она думала, что возможно большее? Почему ей не пришло в голову, что Северуса могла оттолкнуть мысль о более близких отношениях с ней? Он пытался установить мир между ними, но Гермиона перешла черту. Точно так же, как она переходила его границы, когда была ученицей. Гермиона, как обычно, приготовила две чашки чая и спустилась по лестнице, но оказалась одна на оживленной улице. Она ждала столько, сколько могла, но затем отправилась на работу, вылив по дороге оба чая в сточную канаву и уменьшив чашки, чтобы убрать их в сумку. *** К пятнице она разозлилась. Гермиона взяла перерыв на обед и вернулась в Косой переулок, в раздражении шагая по улице. Когда она толкнула дверь аптеки, раздался звон. — Здравствуйте! Чем я могу вам помочь? О! Миссис Джордан! Какой восхитительный сюрприз! Чем могу быть полезен? Гермиона натянуто улыбнулась мистеру Бигби. — На самом деле, я надеялась, что смогу переговорить с мистером Снейпом, если он свободен. Уверяю вас, я займу его только на минутку. Лицо Бигби исказилось в замешательстве и беспокойстве. — У него же нет неприятностей, правда? Гермиона побледнела и быстро замотала головой. — Нет! Нет, нет. Ничего подобного. Я просто не видела его очень давно и хотела поговорить с ним. У неё от страха стали подниматься волосы, когда Гермиона увидела, что мистер Бигби обеспокоен не меньше её. — Мне очень жаль, но… Северус здесь больше не работает. На прошлых выходных он уволился — сказал, что получил предложение о работе и ему нужно быстро принять решение. Гермиона сглотнула, когда у неё скрутило живот. — Вы знаете где? Мистер Бигби покачал головой. — Он не сказал. Я желаю ему удачи. Северус всегда был слишком хорош для этой работы. Он также сказал, что переезжает, но я понятия не имею, куда, — Бигби заметил ее удрученный вид и успокаивающе улыбнулся. — Я уверен, что с ним все в порядке. Он казался нормальным, когда мы разговоривали. Девушка кивнула и отвернулась. *** — Иоланда? Это Гермиона. Послушай, мне было интересно, можешь ли ты сказать мне, в порядке ли Северус. Видишь ли, он был… Нет, я понимаю. Да, конечно, но… Я знаю это, я не совсем идиотка… Я не прошу… Слушай, просто скажи мне, жив ли он еще, черт возьми! О. Да, конечно. Я не подумала. Это все, что я хотела знать в любом случае. Я просто волновалась, вот и все. Мне очень жаль. Не буду больше тебя беспокоить. Гермиона убрала мобильный телефон и в гневе уставилась на него. Прошло много времени с тех пор, как кому-то удавалось заставить ее чувствовать себя провинившимся ребенком. — Нарушение конфиденциальности между врачом и пациентом, — раздраженно передразнила она. — Иди к черту! По крайней мере, теперь она знала, что Северус жив. *** Гермиона сидела за кухонным столом одна, ковыряя вилкой свой холодный мясной пирог. Гораздо больше она была увлечена тем фактом, что один из зубцов вилки был слегка изогнут, чем самим пирогом. Она с отвращением уронила вилку и отодвинула тарелку от себя. Гермиона собиралась убрать со стола, когда услышала, как сова стучится в окно. Она вытащила из миски угощение и, открыв окно, обменяла угощение на свиток пергамента. — Вот так. Лети осторожно. Лети осторожно? Что это было? Гермиона покачала головой. Возможно, пришло время завести еще одну кошку. Она схватила свой бокал и направилась в гостиную, чтобы прочитать письмо. Когда она увидела острый почерк, Гермиона замерла. Годы уничижительных примечаний выжгли этот почерк в ее душе. Вино пролилось ей на руку, когда девушка чуть не уронила бокал на журнальный столик, и она рассеянно вытерла его о свою мантию, прежде чем вскрыть письмо. Гермиона глубоко вздохнула и развернула свиток пергамента. «Гермиона, Пожалуйста, прими мои самые глубокие и самые искренние извинения за беспокойство, которое я тебе причинил. Кажется, мне суждено вечно просить у тебя прощения. Могу сказать, по недвусмысленным намекам Иоланды, что она была более чем недовольна тем, что оказалась между нами, и что мне нужно было откровенно объяснить тебе что произошло и свои действия. Из всего этого я сделал предположение, что снова причинил тебе боль. Мне ужасно жаль. Это заставляет меня страдать. Я должен был предупредить об отмене нашего ужина на прошлой неделе. Однако в то время я был не в форме. Требуются дальнейшие объяснения, но я не хочу их приводить, поскольку это выставит меня в таком жалком свете. Достаточно сказать, что у меня есть проблемы. Я знаю, что это не должно тебя сильно шокировать. Как мой единственный ученик, ты больше, чем кто-либо другой, знаешь, что мне не хватает определенных социальных качеств и у меня немало трудностей, когда дело касается межличностных механизмов, которые так легко даются другим. Я хочу сказать тебе, что мое исчезновение никоим образом не является твоей виной. Видишь ли, я стал более чем одержим тобой. На самом деле, это правда, я действительно преследовал тебя по началу. Тот факт, что нам удалось, хотя бы ненадолго, завязать приятное, весомое знакомство за последние несколько недель, значит для меня больше, чем я могу выразить простыми словами. Однако мне всегда хотелось большего. Я полностью осознал опасность только после твоего невинного предложения настоящей дружбы. Я не могу дружить с тобой. Сила моих чувств к тебе — это ослепительное отвлечение от более глубоких проблем моей жизни. Как бы трудно это ни было представить, учитывая ужас того, что произошло между нами, ты, по сути, меньший из моих грехов. Ты стала последней, кто наконец сломил меня. Я не буду здоров, пока не поработаю над другими своими демонами, но пока я могу отвлекать себя мыслями о тебе, я никогда этого не добьюсь. Это несправедливо по отношению к тебе продолжать дружбу под ложным предлогом, и я только сейчас осознал, что это несправедливо и по отношению ко мне. Ты такая сильная. Я в восторге от того, как хорошо ты прошла через огонь. Мне кажется, что моя нежелательная привязанность к тебе каким-то образом запятнает твой дух, и у меня нет желания навредить тебе больше, чем я уже сделал. Желаю тебе удачи во всех начинаниях. Я хотел бы пожелать тебе быть в безопасности от любого возможного вреда, и мне жаль, что я причинил тебе столько страданий. Я прошу прощения. Пусть это будет последний раз, когда мне придется выразить тебе эту мысль, Северус». Гермиона дочитала письмо и прижала его к сердцу. Нижняя губа начала слегка дрожать, а затем ее лицо сморщилось, а глаза наполнились слезами. — О, Северус… *** На следующее утро Гемиона проснулась, свернувшись клубком на диване, все еще сжимая его письмо. Гермиона приподнялась и оглядела свою квартиру, откинув спутанные волосы с лица, она вздохнула. Положив письмо в ящик под кроватью, она приняла душ, оделась и отправилась на поиски кошки. Или двух… *** Северус вошел в комнату, погруженный в свои мысли, и сел в удобное кресло. Он положил руки на бедра, сделал глубокий вдох и, как обычно, задержал дыхание на три удара сердца, а затем медленно выдохнул. — Что бы ты хотел решить сегодня в первую очередь? — спросила Иоланда. Кончики его пальцев побелели от силы, с которой он сжимал их на бедрах. — В-Волдеморт, — прошептал он. — Я хочу рассказать тебе о том, что я сделал… Иоланда глубоко вздохнула и гордо улыбнулась ему. — Хорошо. Давай поговорим об этом. Северус выпрямился, чувствуя странное оцепенение, и начал. Его слова выходили ровным, безжизненным тоном. — Когда мне было шестнадцать, я посетил прием в качестве гостя Люциуса Малфоя… *** — Грейнджер, почему ты ещё ничего не подписала по Бухаресту? — Мм? — она подняла глаза и увидела, что Берт с досадой смотрит на нее сверху вниз. — Я пытаюсь привести в порядок все ведомственные дела для конференции в Бухаресте, а ты не подписала ни одного документа. Не то чтобы ты могла отказаться, ты ведь представляешь свой доклад. Гермиона вздохнула. — Мне очень жаль. Я просто не могу проявить энтузиазма. — Не могу проявить… Ты собираешься взять собственное исследование Асквита и засунуть его ему в задницу боком, и у тебя нет энтузиазма? Гермиона, что с тобой? — Ты знаешь, я ненавижу это. Берт сел на стол, отодвинув ее последнюю диссертацию. — Нет, вообще-то, насколько я помню, тебе это нравилось. На самом деле, ты мечтала подняться туда и навести там шума, — он вздохнул и приподнял ее подбородок кулаком. — Ты не была на конференциях с момента развода. Это было восемнадцать месяцев назад. Не думаешь ли ты, что пора двигаться дальше? Ли это сделал. Гермиона вздохнула. На самом деле, не то, чтобы она пряталась от жизни. Она была занятой женщиной со своими исследованиями, статистическим анализом, экспериментами и… и кошками. Она даже сходила на несколько свиданий, но разве это её вина, что она привлекает только отчаявшихся маменькиных сынков? Нет, не её. В конечном итоге, оказалось гораздо приятнее погрузиться в свои исследования и кошачью шерсть. Гермиона подняла глаза и увидела жалость и беспокойство во взгляде Берта. Хорошо, может быть, она уже и утратила немного интереса к жизни, но что в этом необычного, учитывая обстоятельства? В конце концов, ей было почти тридцать. Разве женщина в ее возрасте не имела права на хороший повод похандрить? Что касается конференции, ей действительно не нравилась идея выставлять себя на посмешище. Когда-то это было бы вызовом для неё. Но сейчас? Это напоминало ей вынесение приговора, а Гермионе не нравилась мысль о том, что ее будут оценивать и сочтут недостойной. Глаза Берта стали умоляющими, и она фыркнула. — Кто будет заботиться о моих кошках? Почувствовав свою победу, Берт ухмыльнулся и встал. — Моя жена любит кошек, а я нет. Она была бы в восторге приглядеть за твоими, пока нас не будет, — он уронил программку ей на стол. — Вот. Я ожидаю, что ты запомнишь наизусть расписание, как в старые добрые времена, — на стол упала еще одна стопка пергаментов. — И подпиши всё это. Она фыркнула, и Берт похлопал ее по плечу, прежде чем покинуть лабораторию. Гермиона быстро заполнила формы, а затем попросила одного из своих помощников передать бумаги их руководителю. Откинувшись на спинку стула, она пролистала страницы программки, бегло изучая план конференции, пока не нашла свою лекцию: «Использование дистиллированного корня в цитотоксических зельях и его эффективность в искоренении повреждения клеток при внутренних ожогах от проклятий». Гермиона задумчиво улыбнулась и провела пальцем по своему имени. Она сделала это. Она осуществила свою мечту. Почему-то на душе было пусто, а глаза её наполнились слезами. Гермиона взобралась на вершину, стоя на плечах сломленного мужчины, и не могла преодолеть боль, которая возникала всякий раз, когда она думала о нем. Он был таким красивым. И уродливым. За время их краткой дружбы, длившейся всего месяц, она увидела в нем совершенно нового человека. Ни ее учителя, ни ее наставника. Ни Пожирателя смерти, ни человека, оплакивающего Лили. Северус был просто другом, который каждое утро менял круассан на чашку чая и мог проявлять нечестивую изобретательность, оскорбляя людей. Он был нежным, добрым, резким и жестоким. Он был невероятно тверд, но при этом чувствителен и хрупок. Стеклянный нож: смертоносный и хрупкий. Он был бесконечно более сложным, чем она когда-либо могла представить. И как только Гермиона почувствовала, что понимает его, как раз когда появился призрачный шанс, что она наконец сможет соединить свои представления о нем с тем человеком, которым он был на самом деле, Северус исчез. Рассеялся, как дым. Оставив ее со знанием того, что он действительно ее хотел, и это желание ранило его. Как от этого излечиться? Воспоминание лишило ее душевного покоя. Гермиона знала, что это было бы не так тяжело, если бы она сама не была столь уязвимой из-за развода с Ли, но даже после того, как она проработала обломки разрушенного брака, Снейп оставил кровоточащий шрам. Она вздохнула и вытерла следы слез на глазах. Прошло уже больше года, но бывали дни, когда казалось, что это было только вчера. Закрыв программку, девушка бросила ее на стол. Вошла Труди и принесла лишнюю кружку пойла, которое в столовой Святого Мунго называли чаем. — Я вижу, Берт наконец выследил тебя, — сказала она. — Он всю неделю разглагольствовал о том, как это сложно. — Я была здесь все время, он плохо искал. — Конечно, он плохо искал. Он получал слишком много удовольствия разглагольствуя. Ты смотрела план конференции? — Просто взглянула. Что-то оттуда должно было поразить моё воображение? — Помимо твоей собственной лекции? На этот раз там будут все великие люди. У Соллиево есть статья о лечении артрита, а Люмет представляет доклад о восстановлении функций мозга после инсультов. Есть также статья твоего бывшего наставника, которая наделала немного шума. Его давно не было видно. Гермиона подавилась чаем. — Что? — Снейп. Он написал статью о повреждениях от проклятий. Я думала, ты знаешь. В конце концов, ты была его учеником. Разве вы двое не поддерживаете общение? Гермиона покачала головой. — Нет. — Ха. Я все еще поддерживаю общение со своим наставником и обоими учениками, — сказала Труди. — Есть некая связь, знаешь ли. Мне кажется, ну не знаю… неправильно ее разрывать. Если только он не был настоящим ублюдком. Берт никогда не мог сказать ничего хорошего о своем наставнике Эрлинге, но я знаю, что он относится к своим ученикам как к собственным детям. Гермиона одарила ее хрупкой, рассеянной улыбкой, снова пролистывая программку. — Это сложно, — неопределенно сказала она. На странице двадцать первой она нашла то, что искала: — «Кумулятивный эффект темномагических проклятий и возможность неправильной диагностики при лечении» Северуса Снейпа. Гермиона почувствовала, как ее сердце раздувается и заполняет ее грудь. Он это сделал. Гермиона еще не знала, насколько далеко он продвинулся, выбираясь из своей личной тьмы, но это был огромный рывок по сравнению с чертовым простым зельеваром. Она пролистала краткое содержание статьи и широко улыбнулась. Была некая связь между учеником и наставником, но Гермиона подозревала, что не так часто, чтобы ученик был тем, кто чувствовал себя как гордый родитель. Она провела пальцем по его имени и улыбнулась.