Третья Мондштадская революция

      Разговор завершился также резко, как и начался — оба были слишком пьяны, чтобы понять произошедшее, правильно или неправильно. Зато позже, уткнувшись лицом в грудь Лизы, Джинн, страдая от худшего в жизни похмелья, пыталась переварить беседу. — Ну и что это, черт возьми, значит, — скулила она, чем получала порцию поглаживаний по волосам и неодобрительное цоканье подруги. — Для начала: вы оба не умеете пить, и будь вы чуть меньше… собой… наделали бы глупостей. Даже забавно. Самое безумное, на что оказался способен в стельку пьяный Дилюк — это с порога позвать замуж.       Чародейка хихикнула, а рыцарь протяжно застонала от досады, сползая с ее плеча и пряча в подушку смущение. Сердце долбило не только от интоксикации и тошноты, но и от неловкости.       В голове набатом бил единственный вопрос: почему он сказал это именно так? Звон эхом расходился в уши и пульсировал в висках, рассыпаясь на множество мелких поводов для терзания. Насколько его порыв был пьяным бредом, насколько — следствием усталости от цепочки свиданий вслепую? Было ли в его предложении хоть немного чувства? Было ли в нем хоть что-то…       Хотела ли она, чтобы он сказал это иначе? Хотела ли она, чтобы в его холодных, просчитанных словах было что-то большее? Хотела ли она, чтобы… Дилюк дал ей хоть одну причину сказать «да»? Может, будь он чуть менее сдержан… Может, поцелуй он ее, прикоснись, распали сердце и душу своим жаром… Может… Может…       Вероятности рвали голову, ухудшая и без того плачевное состояние. Джинн спрашивала себя обо всем этом, и ей не нравились собственные ответы. Всю жизнь она втайне мечтала о великой и прекрасной любви, описание которой достойно было бы занять место на ее книжной полке среди самых чувственных романов. Такая история не могла начаться с пьяного «Давай поженимся». — Что тебя задело в этом больше всего, Одуванчик? — спросила подруга, поглаживая ее по плечу. — То… Что это был даже не вопрос. Он не спросил… А позвал. Еще и тем же тоном, каким по пятницам они с Кэйей зовут меня гулять.       Лиза хмыкнула, дернув краешком губ. Она, конечно, уже разобралась в ситуации, но предпочла оставить при себе все умозаключения. Джинн, кажется, тоже все поняла. Ее мечты о романтичной истории всегда были для нее лишь поводом для самокритики за трату времени на ерунду. Теперь же и вовсе они оказались абсолютно бессмысленны и несбыточны. Ведь раз она гордостью и чувством долга рассеяла, развеяла по ветру признание того, кто в сути своей является воплощением огня — значит, не так уж она и хочет этого пламени. — Вы не совершили никакой глупости, способной разрушить вашу дружбу. Похмелье пройдет — и никто об этом даже не вспомнит, — пообещала ей Лиза, и Джинн немного успокоилась.       За Сидоровым озером, в поместье Рагнвиндров тем временем Дилюк и Кэйя, обсуждая эту же ситуацию, обменялись куда более короткими выводами: — Ну и идиот же ты, братец. — Пошел к черту.       Вот и вся психотерапия.