Третья Мондштадская революция

      Вы не найдете записи о похоронах господина Рагнвиндра в дневнике Джинн Гуннхильдр — это, наверное, единственное трагическое событие в ее жизни, для записи которой у девушки не нашлось слов. То, что это лето было самым черным днем в ее жизни и одним из печальнейших дней в истории Мондштадта, не выразить ни одной ровной строчкой, написанной мелким аккуратным почерком… На месте очередной записи — грубо вырванная страница.       О случившемся она узнала в числе первых: из донесения рыцарей отряда Кэйи. Она же собрала самый полный отчет… Описание чудовища, составленное из опроса Дилюка, силы, погубившей мистера Крепуса. Кэйя умолчал лишь об окровавленном охотничьем ноже. — Магистр Эрох, вы уже знаете что…       Мужчина встретил ее взглядом обеспокоенным и оценивающим. Под его тяжестью Джинн вытянулась в струнку. По шевельнувшимся обветренным губам она прочла: «Отлично. Ее и ждал». — Рыцарь Гуннхильдр, сопроводите ко мне Рагнвиндра. Мне нужно поговорить с ним. — А мой отчет?.. — Уверен, он как всегда безупречен. Это важная задача, отнеситесь к ней со всей серьезностью.       Кивнув, девушка вышла из кабинета Магистра Ордо, не слишком терзаемая мыслями о том, что именно может послужить поводом беспокоить сына, сегодня хоронящего отца. «Наверное, он хочет выразить соболезнования?», — это предположение ее успокоило. Поместье Рагнвиндров встретило ее непривычной тишиной, нарушаемой только голосом Кэйи. Парень уверенно расправлялся с бесчисленными вопросами, сыплющимися на его голову, поэтому Джинн не беспокоилась на его счет. Заметив подругу, он помахал ей рукой и как всегда улыбнулся.       «Как можно быть таким циничным?!», — возмущению рыцаря не было предела, поэтому, поравнявшись с Кэйей, она лишь холодно процедила: — Где Дилюк? Магистр Эрох хочет его видеть. — В гнезде, Джинн, если не откроет — выламывай дверь, — снова усмешка, которая едва не вывела ее из себя.       Она цокнула каблуком, резко развернувшись и устремившись по коридору на второй этаж поместья. «Гнездом» дети прозвали покои Дилюка за его совиный характер и биоритм: вытащить парня раньше полудня не удавалось никому, кроме Кэйи. К тому же в спальне всегда были плотно завешаны окна тяжелыми шторами, чтобы солнечный свет не будил его с утра. Когда-то за эту привычку на него ругались горничные, но с годами приобретенный авторитет и статус позволил отвоевать законный полумрак. Постучала. Показалось, что в ответ раздался чей-то глухой кашель, но за ним не последовало ни шагов, ни ругани, ни чужого голоса. Джинн дернула ручку, но дверь не поддалась. — Дилюк! Открой, это я, — снова стук, снова молчание.       Многочисленные попытки достучаться до друга сквозь плотно закрытую дубовую завесу не дали результата. Джинн действительно уже думала, как лучше пнуть эту несчастную деревяшку, чтобы открыть себе проход, когда нашла более элегантное решение. Проверив ближайшие двери, она обнаружила, что небольшая гостевая спальня не заперта. Ворча что-то про то, как сильно ей надоело это мальчишество обоих братьев, Джинн открыла окно, залезла на подоконник.       В комнату ворвалась прохлада и запах дождя. Выпрямившись в полный рост, она наступила на балку, увитую виноградной лозой, и удерживая себя за деревянную обвязку, выступающую из стены на несколько сантиметров, медленно двинулась к соседнему окну. Из-за влажности даже шершавая поверхность становилась ненадежной, подошва норовила соскочить и утянуть ногу вниз, лишив девушку опоры. Только упрямство, немного злости и полнейшее нежелание отступать заставляли ее возвращать стопу на место, нащупывать устойчивое положение и преодолевать метр за метром…       Благо, в спальне Дилюка был балкон. Нашла широкое сочленение балки и балконной доски и, подтянувшись в последний раз, влезла в «гнездо». В покоях было темно. — Теперь мы можем поговорить? — ей оставалось только раздвинуть шторы, намокшие от дождя не меньше, чем она сама, и впустить в комнату немного света.       Дилюк ее будто и не заметил совсем. Он так и продолжил сидеть на полу в дальнем углу комнаты, небрежно, судорожно полоща руки в бадье. Всюду летели брызги, капая на паркет, дорогую мебель, шторы… От яркого света он вздрогнул, подняв глаза, будто затравленный зверек и резко дернул рукой, пытаясь нащупать на бедре ножны. Их не оказалось. — Храни тебя архонты, Дилюк! , — воскликнула Джинн, бегом пересекая комнату и опускаясь рядом с другом. От него пахло спиртом. Нет, он не пил — он мыл спиртом руки, пытаясь отмыться от следов крови, сажи, смерти. Кожа его от воды и спирта размокла и покрылась мелкими кровоточащими трещинами. Затем он снова поливал их спиртом, шипел от боли, и снова, снова тер… В оцепенении парень совершенно ничего не чувствовал. — Дилюк, тебе нужно… — нет, речи о визите к магистру уже не шло, — посмотреть на меня.       Отодвинула бадью, почти вырвав ее из скрюченных пальцев, прижалась вплотную и как можно скорее обняла дрожащее окоченевшее тело к себе, пытаясь гладить, пытаясь греть. Видеть его разбитым, уничтоженным, опустошенным было действительно страшно. Страшно даже не из-за ужасных следов на руках, не из-за тишины… А из-за потухших глаз.       Красные от слез, с полопавшимися капиллярами и воспаленными веками, слипшимися ресницами, растертыми до ссадин костями глазниц и переносицы… Словно не принадлежали ему.       Болезненные и чужие — это не пламенные восхитительные очи Дилюка, хранящие в себе все оттенки заката, ночного костра, все оттенки лучшего вина… Обнимает крепче, шепча ерунду. Ее прикосновения выводят его из ступора через час или два — он сжимает ее плечи в ответ и по телу проходится судорога. Задыхаясь сдавленными рыданиями, Дилюк все равно льнет к теплу родного человека. — Джинн… Ты здесь. Почему вы все… Сегодня приходите так поздно… — даже голос, всегда полный силы, сейчас звучал сипло, слова вырывались с хрипящими, булькающими вздохами. — Конечно, здесь, я пришла, как только узнала, — оттащила его подальше от лужи спирта и мыльной воды, с паркета на ковер. Он, хотя бы, теплый. Вновь села рядом с ним, упершись спиной в изножье кровати и обняла, чувствуя, что это дает ему силы хотя бы говорить. — Все произошло так ужасно… так быстро… И он… А потом я… А потом… И он… И…        Речь его была абсолютно бессвязной, но Джинн, зная о произошедшем из сухого отчета Кэйи, могла ее разобрать. Хотя это было и не нужно: никакие слова утешения сейчас все равно не уняли бы боли, рвущей сердце Дилюка. Он тянулся к другому существу на уровне инстинктов, прижимаясь к подруге. Рыцарю оставалось лишь гладить его, пытаясь распутать слипшиеся и потемневшие от грязи и сажи красные пряди.        «Кэйя, где тебя носит?! Как ты мог оставить его одного в таком состоянии?!» — с каждым всхлипом ее сердце сжималась в комок, обливаясь кровью от неспособности ничем облегчить его страдания, а кровь бурлила в жилах от злости на темноволосого мечника, который сейчас был невесть где, когда брат так в нем нуждался. — Мы справимся, — нежно шептала Джинн раз за разом, зачесывая длинные волосы назад и пытаясь хоть им вернуть привычно ухоженный вид, — Ордо Фавониус никогда не отступают…        Под тихий голос Джинн и ее мягкие прикосновения, окончательно изнуренный бессонной ночью и истерзанный потерей, Дилюк на несколько часов отключился на руках подруги.