Третья Мондштадская революция

Одной из лучших особенностей архитектуры Мондштадта, по мнению Чайльда, является плотная застройка, благодаря которой можно гулять по крышам. Этим он занимался почти каждый раз, когда Кэйя по тем или иным причинам задерживался, чтобы не маячить и не попадаться на глаза Ордо Фавониус, бесцельно слоняющимся по улицам. Это подозрительно, а примелькаться им он не хотел. Предвестник был осторожен, выбирая такие углы и крыши, чтобы оставаться незаметным снизу, однако все приложенные им меры предосторожности оказывались практически бесполезны: люди слишком любят смотреть вниз. Поразительно. Даже в городе, вся история и культура которого направлена на воспевание неба, бескрайности и свободы, люди все равно предпочитают наблюдать за своими шагами, а не за безграничной синевой над их головами… Чайльд смотрел на город, как на живой организм, пульсирующей артерией которого была вечная кипучая деятельность неугомонных Ордо Фавониус, биением сердца — бардовская песня, а печенью, очевидно, «Доля Ангелов». Предвестник отработал безупречный маршрут, сочетающий несколько коротких перебежек по фронтону и двух прыжков через улочки, позволяющих ему проследить за Кэйей, выходящим из таверны и направляющимся домой, ни разу не коснувшись земли. Привычка рыцаря пить в малознакомых компаниях раздражала, но Чайльд был ей обязан знакомству с ним, так что прятал свою нервозность с легким налетом обиды под благородные одеяния беспокойства. Он выходит, раз за разом, с новыми и новыми собутыльниками… Кого-то из них сразу же может подхватить под локти гвардия Фавония и сопроводить в самое отвратительное похмелье — в тюремной камере. С кем-то Кэйя продолжал разговаривать, обменивался шутками и чем-то неумолимо напоминающим флирт для любого нетренированного уха, неспособного распознать в этом потаенный допрос или скрытое «забрасывание сетей». Эти люди были его информаторами. Меньше всего Чайльд любил наблюдать, как его рыцарь выходит с кем-то в молчании, тревожном или торжественном, одинаково противно — это, как правило, коллеги. Коллеги, или, еще хуже, подчиненные провожали новоявленного капитана до самого крыльца, а особо рьяные даже рыпались помочь ему лечь. К счастью, Кэйя всегда посылал их, в своей известной мягко-шутливой манере, что бесило Чайльда еще больше. Ведь большинство этих людей даже не понимали, что их посылают… Тогда разговор обретал новый виток и затягивался, оттягивая момент, когда Тарталье можно спуститься с крыши, обнять Кэйю и вжаться лицом в его шею… По какой-то причине, Кэйя все больше проводил времени с одним и тем же рыцарем, а тот был ну до невозможности болтлив. Человек-батарейка, неспособная разрядиться. Столь кипучей энергии действительно можно было позавидовать, не будь она направлена в пустозвонство и перемывание костей. Так еще и в ответ получал просто океаны обаяния и радушия Кэйи, отчего они могли говорить на крыльце часами… Да и темы для разговора у них были унылые, из тех, что должны скрипеть на зубах после рабочего дня бок о бок. Кто, где, с кем… Такой поток сплетен слушать уже совсем невыносимо. И скучно. Однако Кэйя тратил на эти разговоры несколько часов почти каждый вечер. Сегодня у Чайльда слегка отказало терпение и он не стал спускаться с крыши, когда рыцарь ушел, поймал взгляд Кэйи и помахал ему. — Опять подслушиваешь? — Оправдываю репутацию шпиона и негодяя. Залезай ко мне. Кэйя хмыкнул и зашел в дом. Скинул меховой воротник и взял с кресла плед, и еще один стянул с постели, прежде чем влезть на крышу через окно уже почти полностью обставленной спальни. Чайльд сначала принял покрывала, потом протянул ему руку и помог подтянуться на фронтон. Один постелили, во второй завернулись. Чайльд собственнически закинул руку на его плечо, а Кэйя, выражая в ответ еще больше прав на него, уткнулся лицом в грудь и обнял, крепко вжавшись. Так хорошо. Действительно хорошо. — Будем смотреть на звезды? — хитро спросил Кэйя, явно предлагая альтернативу поинтереснее. — Я так уже смотрю. — Какая банальность. — Что-о-о, я твое созвездие высматриваю. Его же уже должно быть видно… Однако небесный павлин заботил его также мало, как сильно — земной, которого он мог обнимать. Подумав секунду, наклоняется и целует его в висок, удерживает зрительный контакт, спрашивая разрешения снять повязку. — Я не против. Тогда Чайльд запускает пальцы в его волосы, пушит челку и развязывает тонкие узелки совсем незаметно, пряча прикосновения в поглаживаниях. Черный шелк соскальзывает по острой скуле, словно флаг дает отмашку, чем открывает шрам — серебряную звезду глаза — и острый серп белоснежной улыбки. По привычке Кэйя держит защитную мину, чуть хитроватую, преисполненную вызова, но во взгляде читалось доверие. — Что скажешь, Звездочет? — Что Звезды сегодня как никогда хороши, — погладил его по лицу, оттягивая еще секунду, заполняя предвкушение любованием, светом его монетки-глаз, и позволяя ночному осеннему воздуху приносить в легкие чужеродные цветочные ноты его парфюма. Медленно приблизился, нежно-нежно провел носом о нос, словно в первом скрещивании клинков, и сразу же припал к губам. Сегодня первый ход за ним. И итог — тоже.