Третья Мондштадская революция

Когда что-то начинает идти не по плану, неприятности цепляются одна за другую, постепенно превращаясь в кашу. Стройная и элегантная схема дала трещину, и Кэйе требовалось срочно ее заделать, но вмешательство его же бравого защитника (конечно, вернее сказать, бравой идиотины) эту трещину лишь ширило. «Нужно решать проблемы по мере их поступления. " Джинн, увы, была меньшей из его зол. Сначала нужно вернуть из Тартальи — Аякса. Одним упреждающим ударом Чайльд, использовавший силу Глаза Порчи, ограничиться не мог. В его руке уже сверкала вторая молния, которая легко могла стать для Джинн смертельной. «А я только надел новую белую рубашку» Перешагивает через тело подруги и берет парня за лицо двумя руками. Осторожно гладит по щекам большими пальцами и заглядывает в глаза, опускает голос до мягкого и вкрадчивого и шепчет, точно говорит с ребенком. — Все хорошо. Матовые безжизненные глаза Аякса по началу Кэйю даже пугали, особенно разительным казался ему контраст между собственным звездным блеском — и тусклой голубой бездной. Однако со временем он понял, что нет ничего их красивее. То свечение, густое, таинственное, разливающееся из глубины отнюдь не души его родного человека, заставляло его насторожиться. Рыцарь неколько раз видел, что Чайльд совсем перестает быть собой, используя даже малую часть силы Глаза Порчи, и каждый раз было все больнее смотреть, как скверна захватывает его разум и тело. Жажда крови Чайльда его больше не страшила. Как правило, он с ней успешно справлялся. Даже его боевой азарт не был в действительности опасен — почти всегда Предвестник умел вовремя остановиться. Сейчас же Порча пробралась, извратив светлое желание защитить и спасти от опасности любимого человека. Разумеется, Кэйя не мог его бросить в таком состоянии. Пальцы слегка покалывают от напряжения, но Кэйя продолжает гладить его скулы и шею, прижимается лбом ко лбу, чуть привстав на цыпочки, чтобы скрыть разницу в росте. Тот сначала сжал его предплечья и растянул губы в ухмылке. Плохо дело. Аура становилась лишь сильнее и наэлектризованность в воздухе стала плотнее. — Ты меня защитил. Можешь расслабиться, — упрямо касается его и прижимается ближе к родному телу, хотя от электрического жужжания самого в дрожь бросает, — Котенок. Ноль реакции. Плохо, плохо дело. — Аякс! Вспышка произошла так резко, что стало больно глазу. Набранная энергия электро рассеялась по руке Предвестника, так и не ударив. Из фиолетового — в ослепляюще белый и снова в голубой. Кэйя расслабленно выдохнул и прижался лбом ко лбу. Холодный. И покрыт испариной. Даже короткое применение глаза порчи приносит ему боль, что уж говорить о чертовой Форме Духа. Толкает его на пару шагов назад, осторожно прижимая к комоду и прислоняя к стене. — Все хорошо. Она бы меня не тронула. Покричала бы немного, конечно, но я бы это вытерпел. — Тебе слишком много приходится терпеть… А тут на тебя набросились в собственном доме… — речь его еще была довольно спутанной, но сознание ясным. — Это не та опасность, от которой ты должен меня защищать, хоть я и благодарен тебе, — мягко целует, тревожно отмечая, что губы его тоже все еще очень холодные, — Я знаю, что она тебе не особенно нравится, но Джинни — моя подруга. И теперь нам нужно думать, как мне не выглядеть в ее глазах преступником, а тебе — головорезом, когда она проснется. — В подвал ее? Кэйя хлопнул себя по лбу, а затем и ему щелкнул по носу за подобную глупость. — Я положу ее в гостиной и напою тебя сладким чаем, а то ты даже для себя бледный. Не терять самообладание становилось сложнее. Выдохнув и убедившись, что Чайльд в порядке, Кэйя наклонился к Джинн. Та дышала ровно, и в целом за ее состояние рыцарь был спокоен. Подхватил осторожно под колени и талию и поднял на руки. — Ух, подруга, кто-то стал слишком часто засиживаться с Лизой за пиццей, — выпрямил спину и понес Джинн на диван. Там укрыл ее пледом, положил подушку под голову и снял ленту с хвостика, распуская волосы, чтобы от неудобного положения не затекла шея. Джинн заворочалась. Хорошо. — Будь рядом, пока мы с Джинн будем говорить, но, пожалуйста, без резких движений, — попросил он Чайльда, когда тот тоже пришел в себя, и дополнил свою просьбу вежливым поцелуем в ладонь, — И да хранят меня и мой язык Архонты. Взял нюхательную соль и вернулся в гостиную. Мысленно досчитал до десяти и поднес ее к носу Джинн. Несколько секунд и ее ясные глаза распахнулись, и сначала на лице отразилось непонимание, затем паника — и тотальная ярость. Посеревшая кожа и такие же серые, точно затянутые тучами, очи. У Кэйи явно неприятности. — Прежде, чем ты что-то скажешь, посмотри по сторонам. Ты в безопасности, Чайльду стыдно, а мне дай пару секунд на объяснения этой полнейшей неразберихи. Джинн дернулась от рук друга и зашипела от боли в шее. — Я так и знала, что ты спелся с Фатуи и подставил Магистра, а теперь что, еще и меня убить вздумал, чтобы я замолчала? — Просто, для протокола, у меня здесь внизу — отличный винный погреб с прекрасной шумоизоляцией и постоянной температурой. Если бы я хотел доставить тебе неприятности — ты бы очнулась там, а может и вообще бы не очнулась. Этого, и того скромного факта, что ты знаешь меня всю мою жизнь, достаточно, чтобы ты дала мне десять минут на объяснения? Девушка нахмурила брови, сначала — от недовольства, затем — от боли. Кэйя протянул ей стакан с водой и флакон обезболивающих. — Не отравлю я тебя, — с заметным раздражением фыркнул Кэйя. — Я больше не знаю, чего от тебя ждать, — глоток воды и проглоченная таблетка немного усмирили ее гнев, — Ладно, если выбор у меня между тобой и гостиной и твоим… Как мне теперь его называть? — Моим другом. — …Твоим другом и подвалом… То я тебя слушаю. Стакан отправился на прикроватную тумбочку и Джинн села, хоть Кэйя и пытался уложить ее обратно. С изменением тона девушки, Чайльд за его спиной значительно расслабился, и Кэйя загривком ощутил, как тот выдохнул, сбрасывая с себя режим повышенной боевой готовности. — Во-первых, я оскорблен и разочарован, что ты так переврала факты. То, что я, как ты выразилась, «спутался с Фатуи», кстати, обидно, что ты такого мнения, и «подставил магистра», это не причина и следствие. Это просто два события, произошедших в примерно одно время, и оба их ты неправильно интерпретировала. Она уже было открыла рот, чтобы возразить, но Кэйя поднял ладонь, показываяя, что не закончил. — Во-вторых, я знаю, что тебя беспокоит во всем этом происходящем больше всего. Джинни, клянусь, я не подделал, не сфабриковал, не исправил ни одну улику. Все, в чем ты меня сейчас обвиняешь, это хорошая следовательская работа и обсуждение ее деталей с коллегами. Да, я изучил это дело задолго до начала расследования и убедил Варку и других капитанов, что в Ордо и в Мондштадте есть проблема, которую нужно изучить. Прогнившая с головы система, которая причиняет вред всему городу и вредит его свободе. И мы почти довели дело до конца, законного и правильного. Так в чем конкретно ты меня винишь? — Что ты имеешь против Магистра Эроха? — в лоб спросила его Джинн. Кэйя замолчал и нахмурил брови, глубоко задумавшись над ответом. У него был лишь один выстрел, чтобы перевесить чашу весов ее сомнений, благо, был один последний козырь, к которому он еще не прибегал. — В ту ночь, когда умер отец, Эрох был в нашем доме и говорил с Дилюком. Она притихла, не перебивая. «Милая, тебе стоит поработать над этим слабым местом. Однажды не только я пойму, сколько он для тебя значит». — И попросил его не искать убийцу нашего отца. Это все из-за него, понимаешь? Из-за него Дилюк ушел из Ордо, и из Города. В ту ночь он показал истинное прогнившее лицо, и я не могу оставить безнаказанным человека, который сгубил мою семью, моего брата и мой город. Ближе к середине речи его голос дрогнул, а на лице отразилась боль, однако завершил он ее сильным нажимом. Когда голос Кэйи стих, комнату накрыла тишина, нарушаемая лишь воем ветра за окном. Более отчаянной игры на чувствах дорогой подруги Кэйя еще никогда не использовал, и ему хотелось верить, что больше никогда не придется. Джинн молчала. Долго. Было видно, как ей физически больно перемалывать через себя свои принципы, складывать картину увиденного, услышанного и откидывать собственные чувства. Сильные, непризнанные ей самой чувства, жгли ее изнутри и отравляли гарью сомнений ее трезвый разум. Кэйя же замер, понимая, что любое изменение в мимике Джинн прочтет, как ложь. Он же скормил ей полуправду, которая больше подойдет для этой ситуации… — Я не верю тебе, но верю горожанам, с которыми говорила. Поэтому тоже считаю, что процесс — справедлив. «Главное не выдохнуть с облегчением. Взгляд должен засветиться благодарностью.» — Мне этого достаточно.