Третья Мондштадская революция

— Ну и чего ты встал, как вкопанный, никогда не видел мертвецов?! — Ху Тао сложила руки на груди и стала нетерпеливо топать ножкой, ожидая от Дилюка членораздельной реакции. Реакции не последовало. Тот все еще крепко сжимал меч и смотрел то на старика, по-прежнему пускающего кольца и обратившего взгляд белесых глаз куда-то вдаль, за спины Дилюка и Ху Тао, то на безумную девицу. Сложно сказать, кто из них в тот момент пугал его больше. — … — Не начинай. Мне здесь и так не с кем поговорить, — Ху Тао вытянулась, встала на цыпочки и помахала ладошкой перед лицом Дилюка, закрыв от него призрак старика, — Мастер Дилюк, подъем! Тот не среагировал. Оцепенел. — Ох, Архонт, какие же вы, дилетанты, неженки, — девица взяла Дилюка за руку и протянула их руки к голове призрака. Руки прошли через силуэт, не оставив ничего. Даже никакого мистического потустороннего холода или благоговения смерти, — Видишь? Ничего страшного! Просто воспоминания, скопившиеся в пучке элементальной энергии. Это даже не скверна. Дилюк испуганно одернул руку и поспешил ее отряхнуть. Вот только обо что обтирать, как она выразилась, воспоминания? Не придумав ничего лучше, он обтер руку об штанину. Ху Тао рассмеялась. — Он даже не заметит прикосновения. Хватит дергаться. Мы с тобой тут единственные нормальные люди. В последнем утверждении парень сильно сомневался. — Неженка… Идем, посмотрим, как ты сделал крышу, и выпьем чай. У тебя наверняка сахар упал, ты слишком бледный. Ее беззаботность и легкость действительно пугала. И все же Дилюк пошел за ней. То тут, то там, повсюду: в окнах, в дверных проемах, в заросших садах он видел беловолосых людей, говорящих одни и те же вещи, не слушая друг друга, не отвечая друг другу. Люди, ставшие воспоминаниями? Люди, от которых остались лишь воспоминания? — Как они умерли? — наконец-то смог выдавить из себя Дилюк. — Быстро. Из-за неправильно проведенных работ по очистке тела шахты, проходящей рядом, от подземных газов, произошла утечка. Бум! Хотя нет, скорее Ш-ш-шурх! И яд оказался в воде и в воздухе. Всю деревню накрыло за минуты. Кстати, за газ можешь не беспокоиться. Я выжгла его, прежде чем начать работать, а в моем доме мотыльки дополнительно очищают воздух до сих пор. — А почему…? — сформулировать вопрос Дилюк не сумел. Благо, Ху Тао поняла, что он имел ввиду, по перекошенной физиономии и шоку, застывшему на лице. — Почему они не ушли? Здесь проходит аномалия. Из-за того, что деревня стоит на жиле Артерии. Вырвавшийся газ не только убил этих людей, но и приковал их к своим домам. В итоге он и убил их, и не совсем. Интересно, да? Нужно как-нибудь об этом подумать. — А зачем здесь ты? — Отличный вопрос! Ты полностью прав. Призраки — не совсем моя специализация. В таких случаях люди обычно вызывают экзорцистов, проводится обряд изгнания и территорию очищают, но в этот раз мой дед решил, что отправит на эту работу меня. Так я докажу, что готова унаследовать Ван Шэн. Ху Тао открыла калитку и Дилюк первым зашел в дом. Девушка отправилась на крышу и вернулась, хихикая. — Мастер из тебя, конечно, такой себе. Но думаю, что течь будет все-таки меньше. Спасибо. Он кивнул ей в ответ, но выдать из себя что-то еще не смог. Сел у очага и притих. — Тебе точно нужно выпить чего-нибудь сладкого, — Ху Тао подвесила над очагом чайник и упорхнула на небольшую кухню. Послышалось громыхание посуды и, кажется, она что-то уронила, а потом — подожгла. В другой день Дилюк бы напрягся, но сейчас он был слишком ошеломлен, чтобы бросаться рыцарствовать. Вернулась она через несколько минут, с двумя чашками, на дне которых лежал мед и сушеные ягоды. Их она залила кипятком, поставила чашки на пол возле футона Дилюка и села рядом с ним. — Я знаю этот взгляд. Серьезная Ху Тао действительно пугала, а вот серьезная и проницательная — вызывала неподдельную дрожь и ужас. — Ты потерял кого-то и не смирился с потерей. Давно? — Три года назад. — Ты разбит и потерян. Мать, отец? --… — Значит, отец. Любимые сыновья всегда охотно признаются в обожании к матери. Ху Тао подсела к нему вплотную и взяла за руку. — Не похоже на долгую болезнь. Ты слишком злишься на себя. Возможно, ты считаешь себя как-то причастным в его гибели. Ее голос гипнотизировал. Отраженные языки пламени из очага устраивали в ее красных глазах настоящую демоническую пляску. Дилюк смог сопротивляться ей еще несколько секунд, а потом все же ответил: — Я виноват. Не смог его защитить. — Дилюк, дети не могут спасти родителей. — Но я должен был. Я ведь был рыцарем. Но это он спас меня, а сам — погиб. — Таков закон природы, — голос Ху Тао пробирался прямо под череп, больно впиваясь в ту удушающую опухоль, в которую превратились его воспоминания о кумире, герое, отце, — Маленькие птички отвлекают хищников, чтобы спасти птенцов. Медведицы бросаются на самцов, что крупнее и сильнее их, чтобы защитить медвежат. Родители платят жизнью за жизнь своих детей, и это тот долг, который дети не могут вернуть им. Только передать своим детям, а для этого им нужно выжить. Он почувствовал теплую руку в своих волосах и что-то в нем дало трещину, хотя последние годы ему уже казалось, что ломаться внутри больше нечему. Позволил обнять себя и замер, пряча глаза от этого обжигающего взгляда. — Ты жив. Одним этим ты чтишь память и жертву своего отца. Она взяла паузу. Просто гладила маленькой ладошкой по непокорным рыжим прядям. — У тебя осталась семья? — Я всех потерял. — Братья, сестры? Друзья? Они живы? — Живы. — Значит, ты их не потерял. Расскажи, почему ты ушел? — Это довольно сложно. Ему потребовалось время. Много времени и горячего медового напитка, прежде чем начать связывать слова в предложения, а предложения — в правду. Выслушав его историю с полным вниманием, Ху Тао встрепенулась и щелкнула его по лбу. — Идиотина! Дилюк посмотрел на нее с полным непониманием во взгляде и потер ушибленный лоб. Когда Ху Тао говорит о живых, в ней нет этого пугающего почтения и мрачной торжественности, зато есть прямота, несвойственная никому живому. — Твой брат был напуган настолько, что доверил тебе секрет, который охранял всю жизнь, а ты выгнал его из дома?! Девушку, которая настолько любит тебя, что поставила твою репутацию выше своего счастья, заставил выбирать между ее родиной и собой?! Руку на подругу поднял?! Ты чем вообще думал?! Брату обеспечил проблемы с доверием, девушке - неуверенность в себе, а себе - одиночество! Парень вжал голову в плечи и отвернулся. — Я потерял отца в тот день. — А они потеряли вас обоих! — Ху Тао снова треснула ему, — Ты ведешь себя, как обиженный мальчишка, который сбежал из дома, как только некому стало дуть ему на ранки. В зеркало давно смотрелся? Ты взрослый мужик, и давно должен перерасти этот подростковый максимализм. Послушай меня. Я видела столько людей, которые потеряли близких, скольких ты никогда не сможешь повстречать. Потери — это естественно. Это часть жизни. Люди не могут контролировать или предсказать свою смерть, не могут подготовить к ним свою семью и друзей. Людям подвластна только их жизнь. Смотреть на нее больше не хотелось. Однако Ху Тао повернула его голову за подбородок, направив взгляд на огонь. — Те призраки, что ты видел, знаешь, почему они здесь? Их сожаления были настолько сильны, что они даже не смогли забрать их с собой. Ты встретил души не тех, кто прожил счастливые жизни и упокоился с миром. Ты увидел сожаления, настолько тяжелые, что даже не пустили этих людей в загробный мир. Широким жестом маленькой ладошки запустила одну бабочку в огонь, и в снопе искр стали складываться картинки. Ху Тао рассказала ему историю любви той девушки. Возлюбленный отверг ее, и всю оставшуюся жизнь она провела, придумывая, что скажет ему, когда он «приползет извиняться». Монолог, услышанный Дилюком, как раз и был самым часто повторяемым сюжетом в ее воображении. Старик с трубкой похоронил свою семью, когда их подкосила лихорадка. Он не смог наскрести столько денег, чтобы купить лекарства, и до конца своей жизни считал, что разрушил четыре судьбы — одной, маленькой, никчемной — собой. Она рассказала ему о поссорившихся братьях, не поделивших земельный надел. О друзьях, с сожалением выглядывающих в окно, пытаясь рассмотреть силуэты друг друга и найти в себе смелость забыть обиды. О разрушенных мечтах, об оборванных крыльях. Ху Тао своим острым языком резала клубки его мыслей и желчью чувства юмора прижигала кровоточащие возражения. Когда огонь погас, Дилюк чувствовал себя маленьким и жалким. Весь панцирь лжи и самообмана оказался разбит одной маленькой девчонкой. — Ты знаешь, что должен сделать, чтобы почувствовать себя лучше, — в полной темноте ее голос сам зазвучал как лучик света. Еще один мотылек с огненными крыльями пропархнул мимо комнаты, и в момент, когда он коснулся очага, чтобы вновь зажечь его, вместе с огнем вспыхнул и взгляд Дилюка. — Знаю. Помочь тебе похоронить этих людей. И вернуться в Монд.