Третья Мондштадская революция

  Кошачья поступь, под которой не прогнется ни одна скрипящая доска. Ухмылка, которую необязательно видеть, чтобы почувствовать: белоснежный серп пробирается под кожу играючи, зацепляет нерв и тянет его, заставляя напрячься каждую мышцу, а лицо застыть в бесстрастном, равнодушном выражении. Кэйя. Дилюк поднимает на него взгляд, обжигаясь в тот же миг об эту самоуверенную рожу, по которой хочется двинуть, об отливающую золотом повязку, и дрожь прошивает его, заставляя вспомнить, что же было под этой повязкой, когда там еще был глаз. Тайна, толкнувшая его за грань. Точка кипения, казалось бы, давно пройдена, и мастер Рагнвиндр был полностью уверен, что гореть в нем больше нечему. Четыре года… Четыре года он искал слова, выстраданные и омытые кровью, Дилюка и тысяч чудовищ, чтобы, произнеся их, вернуть самого близкого для себя человека. Увы, Кэйя так и не научился держать язык за зубами. Снова его командный голос, неуместное замечание и вопиющее нахальство, и все результаты работы взрываются в Дилюке. Он и не знал, что может быть таким грубым и едким: видимо, они все-таки похожи сильнее, чем оба хотели бы признавать. Стычка выдалась короткой, и Дилюку требуется прийти в себя как можно скорее, пока любопытные бармены не явятся с расспросами. «Мудак. Ты даже не представляешь, что я для тебя сделал». Дилюк не дурак. Он знал, что возвращение не сможет быть легким. Цепляться за несуществующую больше «верность традициям» — все равно что цепляться за идею, будто бы месть способна вернуть к жизни отца, наладить их отношения с братом, восстановить утраченную дружбу… и Джинн. Это путь в могилу, или, как верно объяснила ему Ху Тао, в место, куда более страшное, чем потусторонний мир: в полное безумие. Мондштадт не встретил его с распростертыми объятиями, скорее, никто и не заметил его возвращения, восприняв это как само собой разумеющееся. Рагнвиндры всегда были неотъемлемой частью города, и, вычеркнув себя из жизни родного края на целых четыре года, Дилюк оборвал тысячелетнюю традицию. Король мертв. Новый король не восторжествовал. Город Свободы, оплакивая великого человека поминальными гимнами, забыл вославить его преемника. Что ж. Зато у бардов найдется несколько слов о Полуночном герое. Круг мыслей замкнулся. Дилюк фыркает, убирая осколки разбитого бокала. Все-таки, прозвище ужасно пошлое.