Третья Мондштадская революция

Возвращение Дилюка не всколыхнуло город, но взбудоражило сердце Джинн. Рыцарь, ждущая его столько лет, не смола испытать ни счастливого трепета желанной встречи, ни тяготы разочарования. Ее настиг лишь стыд. Она, в порыве самоуверенной честности и ничем не подкрепленной амбициозности, бросила ему в лицо обещание исправить все пороки и недостатки системы, что ранила его, но лишь плотно увязла в этой бесконечной серой рутине, и ничего не смогла изменить. При встрече Джинн не смотрела ему в глаза. Пряталась за золотой вуалью ресниц, отводила взгляд, смотрела на что угодно, кроме как на собеседника. Раньше она так делала, потому что пожар страстей и харизмы, горящий в алых очах, заставлял ее трепетать. Сейчас она боялась заглянуть в них, понимая: того, что так вдохновляло ее, больше нет. Нет ни огня, ни энтузиазма, ни идейности, ни преданности Ордо Фавониус, ни бескрайнего океана любви. Их сказка действительно закончилась на пьяном «Давай поженимся», а эпилогом было тихое «Прощай» и поцелуй грубых губ в ничего не чувствующую щеку. Их сказка так и не была написана. Ей так и не хватило смелости признаться, что четыре года она потратила впустую, не сделав ничего, чтобы сдержать свое обещание. Город балансировал на грани разрухи. Ордо Фавониус, кажется, расшатался еще сильнее. Варка, идеальный рыцарь Варка, все больше казался Джинн дутым идиотом, неспособным на реальное управление. Она уже и не знала, ради чего встает по утрам, почему надевает форму, собирает волосы и идет в тысячные разы одним и тем же маршрутом к серым мраморным стенам штаба. У нее самой больше не было огня, как и желания менять мир. Все ее кумиры растворились во времени, остались лишь призраки да воспоминания. Джинн жила по инерции, и ее собственное упрямство закапывало ее все глубже в рабочие обязанности, которые были совершенно вне ее компетенции и талантов. Сверкающий Рыцарь-Одуванчик не только носила кофе, но и бегала за кошками, провожала детей в школу, регулировала движение повозок, и все это — вместе с патрулями, отчетами, смотрами и всеми идиотскими военными играми, и турнирами, сваленными на нее Варкой. Однажды нервы ее должны были сдать, терпение лопнуть, а сама девушка — освободиться. И час тот пробил, она уже написала заявление и готова была положить его на стол магистра Варки, когда тот, смахнув со стола все бумаги, написанные трудом всех департаментов, вдохновленно подался вперед, взял ее за руки и прошептал: — Экспедиция! Капитан Одуванчик опешила. Сделала шаг назад, но магистр не выпустил ее рук, лишь начав улыбаться ослепительнее. — Экспедиция, Джинни! Подумай, это же исправит все наши трудности!.. «Нет, не исправит» — сразу же отозвалось в ее голове, а затем она осознала. Если Варки здесь не будет, как и многих людей, кто слепо идут за ним и согласны будут уйти даже в экспедицию за этим энтузиастом, а сама она уволится — кто же будет следить за Мондштадтом? Незаметно Джинн запихнула свое заявление под ковер. Никакого увольнения. Она никогда не была такой же религиозной, как ее отец или сестра, однако здесь рыцарь увидела божественный промысел. Барбатос ниспослал магистру откровение? Варка в красках описывал ей потрясающий план и маршрут, совершенно не сопоставимый с реальностью. Джинн слушала его, рассеянно и невпопад кивая, что сильнее распаляло магистра. Он принялся расхаживать по кабинету, размахивая руками, показывая свои мысли на огромной карте, пока вновь не приблизился резко к Одуванчику и не выпалил: — Ты же за всем здесь присмотришь? На Капитана Джинн всегда можно положиться! И на эту реплику она кивнула, не осознав в полной мере, на какой ад подписывается. Варка же, поощренный ее согласием, продолжал рассуждать: — Нужно составить список тех, кто пойдет со мной… А еще нужны лошади… так-так-так, лошади… — Сколько лошадей потребуется, магистр? Магистр ярко улыбнулся и самодовольно цокнул языком, видимо, вспомнив об однажды неосторожно оброненном обещании. — Все. На Кэйю, услышавшего эту новость, было больно смотреть. Он обожал каждую вверенную ему лошадь. Джинн давно не видела его таким разбитым: возвращение Дилюка выбило его из колеи. Как бы Кэйя ни храбрился, как бы ни улыбался, ее опытный взгляд вычленял следы усталости, отчаяния и не пережитой боли. — Подожди… Но здесь цифры не сходятся, — пробормотал капитан кавалерии, перечитав документы от магистра. — Почему? — Потому что лошадей на одну меньше. Эльфик умер этим утром, отравился во время выпаса, я еще не успел сообщить в штаб. — Ох… Мне очень жаль, Кэйя. Я знаю, как ты любил этого коня. — Ничего не поделаешь, Джинни, лошади иногда умирают. Я снаряжу всех остальных к назначенному времени. Кэйя поставил свою размашистую подпись и улыбнулся старой подруге. Что-то он темнил. В назначенный день Варка повел самый лучший из парадов. Горожане провожали героев ликованием, песнями, лентами, шикарным пиром: они же, в конце концов, Мондштадтцы. Джинн же наблюдала с высоты своего кабинета, а когда последний конский хвост исчез за пределами видимости, достала чистую тетрадь и стала оформлять титульный лист своего нового дневника. Чей он? Действующего магистра Ордо Фавониус Джинн Гуннхильдр. Первыми буквами же, вышедшими из-под ее пера, были до боли знакомые: «Лето». «Летом в городе Свободы жарко, пахнет пылью и нагретым на солнце камнем. Красные крыши раскаляются так сильно, что даже птицы не садятся на них, боясь обжечь свои лапки. Люди летом много работают и много отдыхают, отчего с самого раннего утра город наполнен голосами и песнями. И, наконец, летом в Мондштадте непременно случается что-то хорошее, что-то, что дает шанс на новое начало. После каждого сильного ливня начнется погожий денек. Череда катастроф окончится, оставшись лишь записью в дневнике. Поссорившиеся братья найдут повод для беседы. Один переступит гордость и выразит другому соболезнования в связи со смертью его любимого скакуна. Алхимик найдет счастье в своих экспериментах, ведь теперь его обязанности следователя перейдут на плечи другого капитана. Самая лучшая Библиотекарь на свете изобретет электрический чайник и будет наслаждаться всеми знаниями Тейвата в огромных пыльных залах книгохранилища. Одуванчик расцветет, преодолев все преграды, выстояв под испепеляющим солнцем, чужими ногами и людской глупостью, чтобы нести свет и красоту. Тот, у кого всего одна дорога, не терзается мыслями, правильно ли он идет. Одуванчик может лишь расти и цвести. За Мондштадт. Как всегда.» Джинн закончила писать и закрыла дневник, притягивая к себе стопку чистых листов бумаги, постепенно составляя список катастроф, которые нужно разрешить в первую очередь. В отличие от своих предшественников, она со всем справится, вернет Ордо Фавониус его достоинство и гордость, а затем — возродит огонь в самых любимых ею глазах. Она-то сможет. Ведь на Магистра Джинн всегда можно положиться.