Пестрые паруса

      Ассоль сидела в кресле, наблюдая за любимыми мужчинами. Артур осторожно, ласково целовал Хина. Он всегда целовался так — любовно, внимательно, с абсолютной самоотдачей и погружением в процесс. Ассоль знала по себе: оторваться от этих полных, мягких, пьянящих губ было непросто. Грэй обожал целоваться, и делал это лучше всех на свете.       Хин задохнулся, разрывая наконец поцелуй, опрокинул Артура на кровать, жадно впился в шею. В отличие от Грэя, предпочитавшего любить их обоих одинаково — изматывающе медленно и одуряюще нежно, Хин всю свою ласку, бережность и податливую хрупкость хранил только для Ассоль. С Грэем он становился бешеным, жарким, набрасывался на него с откровенным голодом.       Артур рассмеялся, довольный:       — Зверюга!       Ему нравился натиск Хина, заводила эта лютая, требовательная страсть. Прогнувшись под его горячими ладонями, Грэй закрыл глаза, подставляясь под поцелуи, перешедшие, впрочем, почти сразу в укусы.       «Опять останутся следы», — с улыбкой подумала Сола. После Хина Артур нередко ходил еще пару дней пятнистый, как котенок ягуара. Меннерсу хватало мозгов не оставлять отметин на открытых местах — в остальном он не считал нужным ограничивать себя, и, судя по тому, как извивался в его объятьях Артур, его это тоже совершенно не смущало.       Когда Хин добрался до самого сладкого, Ассоль скользнула к ним на кровать. Перехватила руки Артура, завела за голову, прижала коленями, устраиваясь сверху. Она знала — ее муж очень чувствителен, и может, заметавшись, мешать сам себе, а заодно и Хину, отлично умевшему доводить его до исступления. Хин поймал ее довольный взгляд, и хищно улыбнулся, вновь принимаясь за Грэя: пока его держала Ассоль, с ним можно было творить, что угодно. И Хин творил.       Когда Ассоль сжала соски Артура, царапая острыми ногтями, и по телу до самого паха прострелила молния болезненного удовольствия, он невольно вскрикнул. Скользкие умелые пальцы Хина тем временем забрались внутрь, выглаживая и растягивая, находя самые уязвимые точки, добавляя остроты.       — Черт, я сейчас…       — Ну нет, радость моя, сначала я, — рассмеялась девушка.       Хин посторонился, пуская Ассоль. Она тут же оседлала Артура, плавно наращивая темп. Хин тем временем занял ее место, собрался было перехватить руки Грэя, но тот не дался, прохрипел, дернув Хина к себе:       — Иди сюда.       Помогая себе руками, добрался до его вполне возбужденного естества, запрокинул голову, потянулся губами. Хин застонал, раздвигая ноги, подвинулся ближе.       — Тебе же неудобно…       — Ммммм… — не слишком вразумительно, зато достаточно красноречиво возразил Артур, затягивая напряженную плоть в рот.       Хин, стоящий на коленях, осторожно поддавал бедрами, позволяя Грэю самому рулить процессом: все-таки творить то, что тот творил, лежа на спине и упираясь в кровать затылком, и правда было не слишком удобно. Ассоль тем временем продолжала «объезжать» мужа, двигаясь все быстрее. Потянулась к Хину, завлекая в поцелуй. Его руки заскользили по ее груди, наполняя огнем.       Она получила свое первой, скатилась с мужа, распластавшись на кровати. Довольно облизнула пересохшие губы.       — Справитесь без меня?       Хин усмехнулся, высвобождаясь из сладкого артурова плена.       — Вне всякого сомнения.       Одним движением он перевернул Артура на живот, подмял, вторгаясь в горячее нутро. Вздернул бедра, просунул руку, сжал, нетерпеливо подгоняя.       — Хищник, — смешливо фыркнул Грэй, и застонал, когда острые зубы будто в отместку прихватили загривок.       Хин, как обычно, задал безумный ритм, вышибая из Артура дух своим напором. Поймал и скомкал руку Ассоль, добела стискивая тонкие пальцы. Зарычал, почувствовав, как Артур сжался вокруг его плоти, ритмично задвигал рукой, помогая любовнику. И лишь когда Грэй сдался, со стоном испачкав его пальцы и упав на постель, «догнался» сам, вколачиваясь в расслабленное, податливое тело.       Все было хорошо — уже который год. На суше и в пестревшем всеми цветами радуги от ярких парусов море безраздельно царила любовь.