Муди, — или тот, кто им теперь был, — непонимающе хмурится; вращается в лихорадочном испуге волшебный голубой глаз, всматриваясь в усмехающееся лицо напротив. А после застывает, будто громом пораженный, наконец поняв. Он неверяще моргает, цепляясь было за быструю мысль, что мальчишка Поттер решил вдруг глупо пошутить, но тут же отбрасывает её — так улыбался, чуть прищурив глаза и приподняв уголки губ в неловкой ухмылке, только один человек на всем свете.
Он провёл слишком уж много времени, зачарованно наблюдая за живым, будто светящимся изнутри неведомой энергией и силой, лицом лорда, не в силах оторвать взора. На Гарольда Слизерина хотелось смотреть, жадно ловя каждый жест и слово. Помнится, ему хотелось подчиниться. Просто вдруг случалось поймать себя на мысли, что готов сделать что угодно, лишь бы угодить сюзерену.
Не из страха перед ним самим иль подчиняясь приказу, как зачастую бывало с другим его хозяином, но только лишь для того, чтобы вновь довольная улыбка заиграла на тонких губах и вспыхнули извечно лукавые глаза. Стоило лишь их лорду сказать несколько правильных слов, криво усмехнуться невесть чему, и все они уже были готовы повиноваться.
Была ли то магия, чары какие, наваждение — Барти не знал, да и не хотел. Сначала, оттого что и даже мыслей о том не возникало — всё пресекал один только мягкий, но необъяснимо тяжёлый взгляд; а после... После уже было всё равно.
Барти знал, неким диковинным чувством ощущая, что это концом не было. Лорд Гарольд должен был вернуться, — о, никто из них ни на мгновение в том не сомневался, считая лишь вопросом времени. Но отчего-то так и не вернулся. И всё пошло наперекосяк.
Но теперь с медленно подкрадывающейся надеждой он смотрел прямо в насмешливо прищуренные глаза, по привычке цепляясь за золотистые искры-звезды пляшущие в ангельски небесной глубине, какие вспыхивали в редчайшие минуты довольства их хозяина. Глаза Гарри Поттеру, тому, кого знали все, совершенно точно не принадлежали.
— Милорд? — дрожащим голосом выдыхает Крауч, не смея до конца поверить в реальность происходящего.
— Просто Гарольд, — криво усмехается не-Поттер, склоняя голову набок и с интересом ученого наблюдая за реакцией Барти, кажется, сейчас исполняющего роль подопытного. — Думаю, сейчас вспоминать о былых титулах неуместно.
— Вы вернулись, — Барти до крови прикусывает губу, по старой привычке надеясь, что краткая вспышка боли прояснит разум, разбивая иллюзии и реальность надвое. Но лицо визави напротив остаётся по-прежнему безмятежно, и исчезать тот явно не собирается.
— Я настоящий, Крауч, не стоит так переживать, — словно угадав его мысли фыркает Гарольд, подпирая рукой подбородок и продолжая просто смотреть на него снизу вверх. Впрочем, отчего же
«словно»? Так наверняка и было. Так
всегда было. И от осознания этого с плеч будто падает тяжёлый груз, позволяя впервые за долгое время свободно вдохнуть.
— Но как? — наконец взяв себя в руки и, решив отложить лишние восторги и недоверия до поры до времени, выдавливает Барти. — И почему только сейчас?...
— Долгая история, — кривится, словно от зубной боли, в ответ собеседник, раздраженно проводя рукой по волосам. И этот столь знакомый и привычный жест вызывает в груди вспышку томительного тепла. — Дамблдор спутал нам все карты последним своим... подарком, но немного всё же просчитался. И благодаря его прелестной ошибке я сейчас нахожусь перед тобой.
Крауч хмурится, не сумев сдержать гримасы отвращения. Карты спутал, подарком?... Мягко сказано.
— Но меня-то вы как нашли? — внезапно вскидывается он, тут же вскакивая из-за стола, за который они успели переместиться, лихорадочно сверкая глазами. Разве мог он где-то ошибиться, дав не только Гарольду, но и другим повод для сомнений в истинности личности Аластора Муди?
Гарольд поджимает губы, успокаивающе кладя руку ему на плечо и заставляя сесть. После он так же молча снимает ученическую мантию и задирает рукав рубашки, обнажая правую* руку. Барти непонимающе приподнимает брови, глядя на чистую светлую кожу, и вновь переводит взгляд на Слизерина.
— Метка, — просто бросает он. — Она всё ещё есть, я чувствую её, но в то же время её и нет будто бы. Сложно объяснить. Думаю, чары разладились, или это одно из последствий воскрешения; не уверен точно. Я попытался было дозваться до кого-нибудь из наших, как только пришёл в себя, но отчего-то не вышло. Зато мне удалось ощутить твоё присутствие, и, должен признать, Барти, это твое нынешнее... положение, — скажем так, — здорово упрощает эту ситуацию.
— Не понимаю, — неуверенно произносит Крауч, до сих пор не придя окончательно в себя. Отчего-то происходящее казалось до дикости странным и абсолютно ненормальным, пусть он и пытался заставить себя поверить в то, что всё это реально. Но встретиться после стольких лет с тем, кого уже никто и не надеялся увидеть было... опьяняюще.
— Ты здесь под маскировкой и, вероятно, преследуешь некую цель, — медленно, чеканя каждое слово говорит Гарольд, но на диковинном контрасте блуждает рассеянным взглядом по комнате, пальцем вырисовывая на деревянной столешнице какие-то знаки. Кажется, слова, — мимоходом замечает Крауч. — А значит с Пожирателями и
Томом всё в порядке.
Последнее предложение выходит так ярко неловким и неправильно незаконченным, что оба на миг замирают. Гарольд поджимает губы и отводит глаза, поспешно делая вид, будто ровным счётом ничего не произошло, а Барти старается подавить невольную волну дрожи, появившуюся при этих словах — до того давно он не слышал их, что и вовсе забыл, насколько просто то может звучать.
Но
Том? Крауч помнил, что по какой-то никому не известной причине Гарольд их Повелителя
«Томом» никогда не называл, предпочитая чуть насмешливое
«Марволо», и лишь в моменты крайнего беспокойства иль другой внезапной вспышки чувств, разрушившей извечную его безмятежность, срывался на то самое имя, что другим произносить было запрещено. Но сейчас Гарольд будто бы и вовсе о том не задумывался, так просто задавая давно волнующий душу вопрос.
— Тёмный Лорд жив, — осторожно начинает Барти, нервно выстукивая пальцами такт. Глубокая складка на лбу Гарольда тут же разглаживается, и он устало улыбается, откидываясь на спинку кресла. — Но он сейчас немного не в себе, и...
Глаз у Слизерина дёргается. Он вдыхает воздух, пытаясь успокоиться, и обреченно выдыхает, потирая переносицу.
Разумеется, Том не мог не вляпаться. Но что же, как говорится — всё, кроме смерти поправимо. Они разберутся.
— Рассказывай, — без малейшей надежды на хорошее, приказывает Гарольд, прикрывая глаза и мысленно готовясь к самому худшему.
***
Приют святого Вула; июль 1938 года
Когда в дверь раздается стук, Гарольд от неожиданности вздрагивает и лихорадочно оглядывается по сторонам, осматривая комнату на пример того, что чужим видеть бы
не стоило. Из того, что другим видеть однозначно не рекомендовалось бы, находится только хмурый Реддл, в упор глядящий на дверь, будто пытаясь прожечь в ней дыру, заодно испепелив и тех, кто за ней стоял.
— Сделай лицо попроще и, глядишь, люди шугаться перестанут, — фыркает Гарольд больше по привычке, нежели желая на самом деле досадить товарищу.
— Меня все устраивает, — шипит Том в ответ, заставляя его удивленно изогнуть брови на такую перемену настроения от относительно спокойного до привычно всех ненавидящего.
— Неа, — бескомпромиссно выдыхает Гарольд полушепотом, и, не давая другу больше и слова вставить, оборачивается к двери, и с нарочитой веселостью восклицает: — Входите!
За дверью, открывшейся с протяжным скрипом к вящему недовольству большинства присутствующих, оказывается странно довольная чем-то миссис Коул, крепко держащая под руку незнакомого мужчину, словно боясь, что одно неловкое слово и тот исчезнет. От одного только пронзительного и излишне приторного взгляда незнакомца становится дурно, но Гарольд истинных чувств не показывает, нарочито светло улыбаясь.
Тома же, напротив, эти игры в маски и вежливые улыбки сейчас ничуть не волнуют, и он медленно поднимается с постели, сжимая кулаки, и смотрит на пришедшего с ярким недоверием и неприязнью, чем заслуживает недовольный взгляд со стороны соседа по комнате. Они говорили о важности оказывать
правильное первое впечатление и говорили не раз, к общему довольству полностью сойдясь во мнениях; а потому того, что же вдруг произошло с Реддлом теперь, Гарольд понять не может.
— Пожалуй, оставлю вас, — внезапно произносит миссис Коул, разрушая повисшую тишину, и на том действительно уходит, плотно притворяя за собою дверь.
— Кто вы такой? — уже больше ни мгновения не колеблясь, прямо вопрошает Том, опасно сощурившись. Гарольд знает его достаточно хорошо, чтобы понять, что ничего хорошего эта гримаса никому из них не предвещает.
— Я профессор Дамблдор, — улыбается мужчина. Он протягивает было руку для приветствия, но Том словно и вовсе ту не замечает, и Дамблдор, — до чего диковинное имя! — тихо хмыкает и проводит рукой по каштановым волосам, рассеянно ероша их.
— Профессор? — продолжает Реддл, игнорируя очередной раздражённый взгляд друга. — В смысле — доктор?
— В смысле — учитель, Том, или что-то вроде того, — сладко усмехается Гарольд, прерывая его на полуслове, из страха, как бы в порыве странной злобы Реддл не сболтнул лишнего. — Сам подумай, доктор ведь нам не к чему, да и выглядят они иначе, неправда ли, мистер Дамблдор?
— Именно, — кивает тот в ответ, но во взоре светло-голубых глаз взрослого Гарольд не без удивления замечает тень досады. — А ты у нас Гарри, верно?
— Гарольд, — вновь растягивает губы в улыбке мальчик, с трудом подавляя рвущееся раздражение. — Два совершенно разных имени... Но вы ведь и сами это знаете.
— Да, прости, — примирительно качает головой Дамблдор, вновь смиряя их тошнотворно проницательным взглядом, будто и в самом деле вообразив, что точно понимает,
что именно творится в этих двух головах.
— Но кто вы в самом деле такой? — снова встревает Том, удивляя Гарольда несвойственной ранее жёсткой настойчивостью и странным льдом глаз.
— Меня зовут профессор Дамблдор, и, как правильно заметил твой друг, я работаю в школе, которая называется Хогвартс. Я пришел предложить вам обоим учиться в моей школе — вашей новой школе, если вы, конечно, захотите туда поступить.
— О, что за глупости?! — тут же вспыхивает Реддл, заставляя и товарища скривиться, будто от зубной боли. Как бы Гарольд ни хотел признать обратного, но звучало это все чересчур странно и подозрительно, наталкивая на определённые и далеко не самые радужные мысли. — Не обманете! Вы из сумасшедшего дома, да? «Профессор», ага, ну ещё бы! Так вот, я никуда не поеду, никуда
мы не поедем, понятно?
— Том, — просто произносит Гарольд, склоняя набок голову. — Успокойся. Ничего плохого не случится, если мы выслушаем его.
Сказать по правде, ему и самому едва ли больше нравилось происходящее, Дамблдор доверия не вызывал и вовсе; но если это происходит из-за той чудной
случайности с Эми Бенсон и Деннисом Бишопом, то им обоим стоило бы быть готовыми.
— Хогвартс, — продолжал Дамблдор, сделав вид, как будто не слышал последних слов Реддла, — это школа для детей с особыми способностями...
На этот раз Том благоразумно сдерживается, быть может, наконец вспомнив о здравомыслии и ничего не произносит, лишь бросая тревожный взгляд на друга, что, к счастью, Дамблдором остаётся незамечен.
— Хогвартс — не школа для сумасшедших, Том, — мягко произносит профессор, добро улыбаясь. — Это школа волшебства.
Вдруг становится очень тихо. Гарольд сглатывает, слыша, как собственное сердце отчаянно громко стучит в ушах. Том рядом застыл на месте каменной статуей. Лицо его ничего не выражало, но взгляд метался, перебегая с одного глаза Дамблдора на другой, как будто пытаясь поймать один из них на вранье.
— Волшебства? — повторяет внезапно Гарольд охрипшим от удивления голосом. Они с Томом украдкой переглядываются, и Гарольд кусает губу, не в силах сдержать улыбки. Значит, он был прав. Те сны всё же оказались чем-то большим.
