Set the world on fire

      Чёрная метка больше не жглась, а рука не горела невидимым огнём каждый раз, когда он призывал на аудиенцию. Но сердце всё так же выбивало дикий ритм, стоило любой, даже самой элементарной вещи спровоцировать очередной поток воспоминаний. Всё время обрастающий новыми мыслями ком того, что Серхио Рамос хотел забыть слишком отчаянно, давил своей тяжестью и словно катком проезжался по подсознанию, в буквальном смысле укатывая любые зарождающиеся стимулы жить дальше.       Теперь сам он стал прошлым, а в настоящем его держал банальный страх перед тем, что случится в будущем.       Икер говорил, что нужно забыть и найти то, что заставит вспомнить о других долгосрочных целях, которые имело смысл ставить перед собой ранее. Когда-то Серхио вызывался в сборную Англии по квиддичу и его ждала действительно громкая карьера, но чернильная змея на руке сломала и эту мечту тоже.       Она ли?       Весной Серхио исполнилось тридцать пять, а он продолжал искать причины своих неудач в ком угодно, кроме себя самого. Цепляясь за то, что было худшим вариантом из всех возможных, он держал связь с единственным оправданием всего совершённого, потому что не мог позволить себе потерять и его.       Тогда буквально в каждом поступке был смысл, скрывавшийся в голубых глазах и кривой улыбке человека, что когда-то заставил поверить в собственные убеждения. Выбор был, но какой? Успех на поле для квиддича или единственный человек, с которым по-настоящему хотелось связать свою жизнь?       Рамос всегда предпочитал эмоции далеко идущим планам.       Он должен был пожалеть о своём решении, потому что именно так было принято делать в тот момент, когда мир рушился и строился заново. Должен был публично объявить о том, что хочет забыть тот кошмар и собственные поступки, потому что… Он просто обещал это сделать. Обещал единственному человеку, которому даже спустя время всё ещё было дело до пропащего мальчишки. Икер потянул за собой, поставил на ноги и дал очередной шанс на исправление, но нужен ли он тому, чья душа осталась в клетке Азкабана?       С годами стало проще не цепляться к мелочам, не выискивать в них то, что подтолкнёт к потоку воспоминаний и хоть ненадолго позволит вновь почувствовать себя живым. Тому, что так надо, пришлось учиться именно здесь — в стенах, каждая из которых напоминала о запахе, вкусе, цвете или звуке, связанном с Жераром Пике.       Такая зависимость не могла не быть похожей на дешёвую драму, становиться частью которой преподаватель Хогвартса права не имел.       На то, чтобы построить стены вокруг себя, ушли годы, а на то, чтобы разрушить их, потребовался всего один вечер.       Рамос улыбнулся через силу, приветствуя директора Дурмстранга, а руку от его мимолётного прикосновения всё же обожгло тем самым до боли знакомым огнём. Один из них спустя прожитые годы стал величественным, а второй — откровенно жалким. И, пока один покидал Большой Зал с высоко поднятой головой, второй уходил в свою комнату лишь с целью вновь напомнить о том, что причиняло перманентную боль.       Но эта боль — единственная возможность почувствовать хоть что-то.       Он сопротивлялся этому долго — бесконечными месяцами, но сейчас, встретив призрак прошлого, продержался едва ли больше недели.       Достав неглубокую чашу и вытянув серебрящуюся нить воспоминания из своего подсознания, он окунулся в тёмные воды их одного на двоих прошлого.       Перед сдачей последнего ЖАБА Серхио, сидя в гостиной Слизерина, нещадно бил учебником по столу, за которым провёл весь день. Весь этот прекрасный летний день, так естественно и полноценно подходящий для длительной тренировки. Он любил квиддич и уже в этот момент знал, что свяжет свою жизнь именно со спортом, так к чему все мучительные академические изыски?       — Эй, Испания, приём! Британия прибывает к вашим берегам, — Жерар тяжело опустился в кресло рядом и демонстративно закинул ноги на стол поверх кое-как сваленных в кучу учебников. Днём он сдал свой последний экзамен и теперь определённо видел основной задачей организацию массовых гуляний по этому поводу. — Да ладно тебе, ты не то чтобы совсем тупой. Так, немного бладжером пришибленный, но с кем не… — посмеялся Пике, со свойственным его аристократическому роду достоинством выдерживая прожигающий насквозь взгляд чёрных глаз. — Я стащил у отца бутылку огневиски перед уездом с зимних каникул. Если завтра ты не пробьёшь дно антирекордов по ЖАБА, вечером мы отметим окончание школы по-своему. Учи-учи, не отвлекайся, а я пока мелких погоняю.       Концентрации Серхио не хватало на сопоставление информации об одном заклинании по трём трудам средневековых волшебников и одновременное изобретение подходящего ситуации «последнего слова», а потому Жерар мог бы счесть себя победителем в словесной баталии.       Весь оставшийся вечер и ту часть ночи, в течение которой организм не отказывал в мыслительной активности, Рамос провёл за учебниками, лишь изредка отвлекаясь на крики гоняемых по гостиной младшекурсников, чтобы посмеяться. Он знал, что друг всего лишь красуется, и подсознательно хотел, чтобы причиной этого эквивалентного глупости поведения был он сам, пусть и не готов был признаться себе в подобных желаниях.       Следующий день начался с тёплой руки Пике, сжимающей его собственную, лежащую поверх раскрытого на случайной странице учебника. Серхио не помнил, когда заснул, и тем более не мог знать, почему Жерар остался с ним в гостиной. Они не поговорят об этом позднее, потому что один не умел вести конструктивные диалоги о неловких ситуациях, а второй впервые в своей сознательной жизни трясся перед неизвестностью в виде экзамена.       ЖАБА по трансфигурации, разумеется, оказался ужасным, и уже под вечер угнетённый сложным теоретическим заданием Серхио в спальне заливал в себя второй стакан огневиски под громкий свист Жерара. Его друг уже обнимал оконную раму и навряд ли был способен к прямохождению, в то время как Рамос ещё пытался сопротивляться особой магии — магии алкоголя.       Или просто хотел в это верить, потому что битва была проиграна буквально после первого глотка.       — …да нет, я не хочу работать в Министерстве, — должно быть, Пике лишь заканчивал свою мысль, но рассинхронизированное сознание Серхио уловило только эту фразу, ничем не привязанную к какой-либо смысловой конструкции. — Ерунда всё это. А ты будешь летать. Ты. Будешь. Знаменитым, — Жерар тыкал в грудь друга пальцем после каждого слова, постепенно полностью теряя равновесие.       Спиной Серхио почувствовал холодный камень, без доступа к естественному свету луны оконной рамы, а грудью — жар чужого тела. Пике смотрел на него долго, не отводя взгляд и, кажется, даже не моргая, прежде чем уже осознанно прижать обмякшего под тяжестью двух выпитых стаканов огневиски Серхио к себе.       — Обещай, что ты не уедешь. Обещай, что будешь со мной, даже когда вокруг тебя будут бегать толпы глупых фанаток. Рамос, обещай, слышишь?       Жерар отчаянно пытался отклеиться от груди Серхио, чтобы, видимо, посмотреть ему в глаза или подчеркнуть отсутствие альтернатив при ответе на последнюю просьбу, но раз за разом проигрывал собственной физической — или эмоциональной? — слабости.       — Я хочу… хочу… — он ломал себя на глазах, но не мог решиться, а Рамосу нужно было лишь дотянуться и укусить за пухлую губу прежде, чем до усыплённого сознания дойдёт абсурдность этого поступка. — Да, этого хочу.       Серхио знал, что не сможет сказать слишком много. Не сможет признаться другу в том, что из всех людей, попадавшихся на его бесконечно длинном жизненном пути, состоящем из семнадцати полных лет и двух месяцев сверху, именно он, Жерар, стал тем, кого отпускать не хотелось. Серхио жил, чтобы чувствовать буквально каждый день, переваривая в себе одновременно с десяток полярных друг другу эмоций, и только рядом с Пике это получалось полноценно.       То, что на первом курсе начиналось как взаимная безосновательная грызня, переросло в абсолютную зависимость и неловкий, без намёка на трепет и нежность поцелуй. Серхио всегда позволял себе жить одним моментом и не думать о том, что будет после. Где-то там, за стенами школы, их ждал реальный мир, но уже сейчас было понятно, что он сможет пообещать быть рядом.       Воспоминание расплылось серебристой дымкой, лишая очертания чёткости, а историю — окончания.       Серхио хотел остаться там, хотел спросить самого себя: «что же было дальше?», но вместо этого тут же провалился в другой сюжет. Попытки найти нужный момент были напрасны — потревоженные уже далеко не в первый раз воспоминания сплетались между собой, путаясь в подсознании и не желая более расставаться друг с другом. То, что было конечной целью этого путешествия в недра собственной памяти, ускользало, представая всего лишь горячечным бредом и предлагая вместо себя нечто более приятное.       До момента, когда жизнь поделится на «до» и «после», у них ещё есть несколько лет.       Собственный смех со стороны слышался инородно и даже почти незнакомо. Теперь, спустя годы, Рамос уже не мог заново воспроизвести то состояние, потому что успел забыть, какой бывает безмятежная радость и как на вкус ощущается успех.       Тогда он шёл по узкой улочке к огромному особняку, по привычке аппарировав на существенном расстоянии от нужного адреса, а в голове уже в десятый раз прокручивал заветные слова.       Серхио давно не нужно было приглашения в этот дом. Он, привыкший к пренебрежительному отношению старшего поколения семьи Пике, игнорировал их косые взгляды каждый раз, когда перемахивал через ступеньки и поднимался в знакомую до боли комнату. Чужое мнение никогда не имело значения, если где-то внутри теплом разливалось растущее со временем чувство единения.       Серхио понадобился целый год, чтобы привыкнуть к неодиночеству и убедить себя в том, что любить на грани зависимости — это нормально. Нормально ругаться и мириться за день по несколько раз, чтобы потом с утра и до вечера перебрасываться короткими записками и нелепыми признаниями в чём бы то ни было. Нормально драться в перерывах между поцелуями, потому что Жерар в очередной раз напророчил «Торнадос» разгромное поражение. Нормально то, что по всем правилам их не ждало желанное «долго и счастливо», но каждый раз, когда разрыв казался окончательным, разлука становилась совершенно невыносимой.       Сегодня Рамос, вопреки привычке, остановился у порога, здороваясь с матерью своего любимого человека, и вручил ей большой пакет с шоколадными лягушками. И, лишь дождавшись скомканных слов благодарности, он привычным путём отправился в комнату Жерара.       — Я в сборной! Эй, бездельник, слышал меня? Мы едем в Ирландию, чтобы выдрать их мётлами во все ды… — Рамос упал на чужую кровать и тут же, лишённый шанса договорить, попал в плен горячих и требовательных губ. Жерар не любил его излишнюю болтливость, и в разговоре он предпочитал одну уместную колкость десяткам пространных слов, поэтому Серхио нередко оказывался заткнут подобным образом. — Мы — это ты и я, если что. Едем в Ирландию. Драть зелёных. Прикинь.       Серхио всё ещё упорно пытался донести свою мысль до командного центра Пике, но теперь уже односложными фразами, чтобы лишний раз не перегружать их обоих. Радости от первого вызова в сборную не было предела, и, пусть даже Рамос понимал, какая роль ждёт его, совсем ещё молодого загонщика, на этом празднике жизни, его отношение к такому вниманию со стороны спортивной элиты магической Британии оставалось сугубо положительным.       — Послушай, я тоже должен кое-что сказать, — Пике предпринял первую попытку подняться с кровати, но Серхио, радующийся своему успеху слишком бурно и даже слишком по-детски, не позволял ему двинуться с места. На полу у кровати остался ещё один пакет со сладостями, которыми предполагалось отметить это событие, но каждый раз, как это и бывало у них, все окружающие мелочи отступали на второй план.       Рамос был слишком поглощён своими желаниями, чтобы замечать странный блеск в глазах и торопливость в речи обычно вальяжно тянущего слова Жерара. Тот снова попытался подняться, но, нервно посмеиваясь, подчинился силе эмоций Серхио, как делал это каждый раз, когда не знал, с чего начать разговор.       Третья попытка оказалась успешнее, и в конце концов Пике сел на кровати, а Серхио всё же потянулся за принесённым подарком и опустил пакет между ними. Его нисколько не смущало вдруг повисшее в комнате молчание — обычно гнетущее, сейчас оно глушилось многоголосным радостным воплем в голове. Слишком часто и, к сожалению, обоснованно Рамосу говорили о том, что пора перерасти детскую бесшабашность и научиться видеть что-то более ценное, чем многоцветие ярких эмоций, но он оставался верен себе, пока мог. Жизнь, никогда не балующая его особыми талантами или лёгкими победами, наконец-то стала благосклонной, и принимать это как должное просто не получалось.       Да, должно быть, в Министерстве Магии назревали вековые, если верить прессе, проблемы, требующие революционных решений. Да, Тёмный Лорд вновь открыл своё лицо и показал всему миру, что уйти безвозвратно величайшее зло магического мира не может. Да, всё внимание обычно занятых своими личными делами волшебников теперь приковано к глобальным катастрофам, создаваемым искусственно, и возврат к безмятежному прошлому уже невозможен. Всё это именно так, но Серхио всегда считал, что лично его общественные волнения никак не коснутся.       До этого момента.       Жерар молча засучил рукав и жестом указал Рамосу на массивный чёрный рисунок, растянувшийся от запястья до почти самого локтя. Тишина мгновенно потеряла статус комфортной, а то, что ещё совсем недавно было радостным гулом в голове, невольно превратилось в безнадёжный свист. Змея вилась на подживающей коже, горделиво демонстрируя самим фактом своего существования то, что откровенно поганая мысль смогла покорить ещё один разум.       — Послушай, я знаю всеобщее мнение по этому поводу, но Тёмный Лорд может дать этому миру больше, чем прогнившее насквозь Министерство Магии. Нет, стой, дай мне договорить до конца.       Серхио знал, что вместе с Фаджем в отставку ушла большая часть чиновников, поддерживающих его идеи, и в числе этих «опальных» в текущих условиях людей оказался отец Жерара. Стоило ли сомневаться в том, что изначально настроенный против костной системы управления магическим миром юноша полностью отвернётся от самих принципов существования этого сообщества?       — Ты лучше меня знаешь, как эти люди бьют по самооценке настоящих волшебников. Они приходят в наш мир и попирают наши правила, но Тёмный Лорд может решить эту проблему. У него есть сила и власть. Нет, послушай меня, Чехо. Я верю в то, что умение колдовать — это не дар, как говорят поганые магглы. Мы высшая ступень эволюции, и наши права первичны. Ты сам знаешь, что я прав, Серхио! Ты же сам это знаешь!       Жерар вскочил с кровати, опустился перед ним на колени и взял сжатую в кулак руку Рамоса в свою. Он определённо боялся осуждения, поэтому убеждал так отчаянно, используя всё своё красноречие и методично упирая в жгучее неприятие толерантности к магглам чистокровного, но лишённого выдающихся магических способностей Серхио.       — Поверь мне, хорошо? В этом наше будущее, — он ткнул в свою руку пальцем, а затем губами коснулся костяшек пальцев Серхио. — Министерство в этом виде не имеет права на существование, а грязнокровки… их поганое самомнение и вера в то, что мы можем быть равны… Обещай, что ты подумаешь. Пообещай мне!       Серхио не умел отказывать этому взгляду. Жерар, обычно смотрящий на гиперактивного Рамоса снисходительно, сейчас казался почти испуганным. Он действительно верил в то, что говорил, но боялся, что в это не поверит Серхио. Боялся потерять его, как несколько лет назад в последние школьные дни.       — Мерлинова борода… Жери, у меня же чёртов матч в Ирландии через месяц! Но я обещаю.       Воспоминание вновь растеклось тонкими серебряными нитями по непроглядной темноте вокруг. Путанные мысли вели всё дальше, наконец рисуя нужные декорации для финальной сцены этой угловатой и, к сожалению, бесконечно далёкой от романтичности истории.       В зале суда, зарытом глубоко под стылую землю Лондона, сегодня собрался полный состав Визенгамота. Среди всех достопочтенных лиц находился и недавно восстановленный в должности Пике-старший, а также небольшая кучка допущенных зрителей, в числе которых оказались Жерар и Серхио. Первый ждал «представления» с ужасом, а второй надеялся, что в конце концов эта история закончится. Чёрная метка под тканью мантии жгла кожу и холодила её одновременно; сердце предательски выбивало дикий ритм в груди.       Как же легко распознать предателя, явившегося на собственную казнь в качестве зрителя.       Совсем ещё молодого осуждённого Пожирателя смерти в центр зала вывели в кандалах, и по бокам его сопровождали двое уполномоченных авроров. Тонкий скрип железа давил на виски, отскакивая от холодных каменных стен и безошибочно впиваясь в сознание каждого присутствующего. Лишь этот звук разрезал, словно ножом, тяжёлую, почти вязкую по консистенции тишину, но Рамосу казалось, что он выдавал себя буквально всем: шуршанием полы мантии, громким дыханием и даже неистовым биением встревоженного сердца.       Не нужно было приходить. Этот человек никогда не был другом Серхио, да и теперь, когда их не объединяли общее дело и общий господин, у каждого была своя дорога. Пике считал иначе, и именно поэтому они появились в этом месте.       Криштиану Роналду нужно было спасать.       Кому нужно? Серхио предпочёл бы оставить каждое из этих озлобленных лиц в прошлом, потому что страх за настоящее пересиливал и без того притуплённое годами чувство ответственности за что бы то ни было, кроме них. Лишь человек, сидящий рядом, всё ещё имел существенное значение даже теперь. Его глаза, когда-то служившие магнитом нечеловеческой силы, сейчас скорее пугали, и то безумное желание продолжить идти по ложному пути, что всё ещё читалось во взгляде и случайных жестах, не могло не настораживать.       И всё же Серхио любил Жерара. Любил любым, понимая и признавая, что их обоих время нещадно потрепало.       Он вынужден был покончить с мечтой, потому что Тёмный Лорд не терпел неподчинения. Его не волновали вызовы в сборную и тренировки, потому что Дело — оно всегда первично. Их Дело заставляло подниматься посреди ночи и кланяться господину в ноги каждый раз, когда он проходил мимо. Пришлось пережить три ментальные пытки, прежде чем не осталось желания сопротивляться. Тогда метла была отложена на полку, а вместе с ней и надежда всё-таки сыграть на следующем Чемпионате мира.       После этого остался только Жерар. Его кривоватая улыбка в те минуты, когда им удавалось выполнить приказ полноценно и в срок. Его путаные признания в любви и яркие вспышки страсти, когда они получали новое ответственное задание. Весь их мир крутился вокруг тёмного волшебника, и в конце концов даже их, верных Пожирателей смерти, спас великодушный Гарри Поттер.       Большая часть тех, кто ещё вчера клялся в верности Волан-де-Морту, вздохнула с облегчением в момент его смерти.       Серхио не стал исключением, а вот Жерар остался верен старым идеалам.       — Криштиану Роналду, вы, находящийся под стражей беглый Пожиратель смерти, просили о внеочередном слушании по вашему делу и настаивали на том, чтобы оно было проведено до вынесения приговора. Согласно последнему Постановлению Министерства Магии, осуждённые имеют право на смягчение приговора в обмен на предоставление важной информации для следствия.       Громогласный голос Кингсли Бруствера разнёсся по залу суда, и все присутствующие мгновенно отвлеклись от изучения измождённого и испуганного лица Криштиану Роналду. Этого человека члены Совета Визенгамота знали прекрасно, потому что его отец подал как минимум три ходатайства о переводе заключённого на территорию его родной страны для проведения расследования уже там. Британия, разумеется, не соглашалась принять чужие условия, считая преступления, совершённые на земле Соединённого Королевства, заслуживающими разбирательства именно на этой территории.       — Вы располагаете информацией, способной помочь в поимке оставшихся на свободе Пожирателей смерти? Напоминаю вам о том, что наказанием за лжесвидетельство является казнь через поцелуй дементора.       После этих слов молодого Пожирателя заметно передёрнуло. Сидящий рядом с Серхио Жерар также напрягся.       — Я оповещён о последствиях дачи ложных показаний. Ранее до меня довели информацию о том, что за предоставление сведений о местонахождении руководителей десятка антимаггловских операций на территории Великобритании суд Визенгамота будет обсуждать условия моей экстрадиции. Мне известны имена как минимум пятерых беглых Пожирателей смерти, также я в состоянии точно и безошибочно назвать местонахождение ещё двоих, если условия, которые были озвучены представителем Совета Визенгамота в разговоре с моим отцом, будут выполнены как можно быстрее.       — Жерар, нам лучше уйти сейчас, — Серхио резко дёрнул Пике за рукав мантии, когда почувствовал в хорошо знакомом когда-то голосе насмешливые нотки. — Пошли отсюда, пока нас не отправили прямо в чёртов Азкабан!       — Мы не торгуемся с Пожирателями смерти, — безапелляционно ответил министр магии, однако вокруг него начало возникать общественное волнение.       Тихое шипение не привлекало к себе внимания, но затылком Рамос чувствовал на себе горящий взгляд и уже заранее знал, что как минимум одного из бывших соучастников десятка преступлений он, не думая, променяет на собственную свободу.       — Чехо, мы должны сделать что-то, чтобы он вышел отсюда, — прошептал в ответ Жерар, перехватывая запястье Серхио и начиная исследование тонких линий на его ладони.       — Он в отчаянии. Ты же видишь, что твой Роналду сейчас заложит кого угодно, — Рамос начал горячиться, подстёгиваемый разгорающимся внутри страхом. На месте держало лишь то, что Жерар не собирался уходить и почему-то доверял своему другу.       — Я могу назвать вам имена! — вскинув подбородок вверх, объявил Криштиану. Теперь его взгляд был устремлён только на Бруствера, и, дождавшись возможности продолжить, Роналду вновь заговорил: — эти Пожиратели смерти участвовали в разгроме торгового центра в Лондоне, а также в нападении на Оливандера и его похищении. Помимо этого, на их счету десятки нападений на магглов, участие в переговорах с великанами и террор гоблинов. Более того, один из пособников Тёмного Лорда, чьё имя я назову, имел возможность получать информацию напрямую от источника из Министерства Магии. Взамен я лишь прошу подтвердить, что сделка в силе и меня будут судить на родине.       Голос Криштиану вновь приобрёл истерические нотки к концу речи. Серхио, понимая, что это становится всё меньше похоже на блеф, вновь потянул Пике на выход, но потерпел очередную неудачу и звучно выругался, привлекая к себе внимание какого-то достопочтенного волшебника, сидящего в верхнем ряду.       — Да, вы получите возможность покинуть Великобританию, если информация подтвердится. Назовите имена и помогите следствию, — громогласный голос министра магии заставил отнюдь не пугливого Рамоса сжаться на скамье, в то время как Жерар почему-то расправил плечи. Он словно не понимал того, что в любую минуту пытающийся избежать наказания Пожиратель смерти может сдать буквально всех, с кем ещё совсем недавно пытал случайных людей.       О, Серхио мог бы рассказать о нём многое, если бы имел возможность сделать это без угрозы для себя. Просто потому, что Криштиану Роналду — человек в высшей степени мерзкий. Он пуст, как личность, и абсолютно слеп при всех своих магических данных.       Перечисляя имена бывших соратников, после каждого он выжидал бесконечно долгое мгновение и дожидался согласного кивка от министра, чтобы выдать следующего человека.       — Двое из тех, о ком я упоминал, сейчас сидят в этом зале. Записывайте, министр, не спешите. Их вы не пропустите.       Только в этот момент Пике напрягся. Его ладонь сжалась в кулак в ожидании того, что уже определённо было неизбежно.       И всё-таки реальность всегда оказывалась ярче, чем десятки её предполагаемых проекций.       — Серхио Рамос и Жерар Пике. Да, вы можете проверить и обнаружить на их руках подтверждение моих слов.       Дальнейшие события были больше похожи на сумбурный поток сознания: Серхио, смотрящий на самого себя в прошлом, заново переживал ту боль и тот страх, что сковывал тогда каждую клеточку тела. Их с Жераром немедленно взяли под стражу и, не думая долго, засучили рукава, чтобы убедиться в правдивости слов спасающего свою шкуру предателя. Им предстояло пройти мимо стула, к которому ещё пару мгновений назад был прикован Роналду, и, если Пике не удостоил бывшего товарища даже взглядом, Рамос попался в плен его горящих глаз, а мгновением спустя почувствовал на запястье мёртвую хватку.       — Ничего личного, Торнадо, — теперь этот голос не выдавал нервозности, в нём больше не было страха.       А руку Серхио словно обжёг огонь в то короткое мгновение.       Он запомнил этот фантомный жар, поднимающийся от запястья к локтю и плавящий кожу, поэтому и теперь, спустя годы, всё так же чувствовал ту иллюзорную боль. Пламя Криштиану не могло ранить ни тогда, ни сейчас, однако страх дорисовал картинку, уже в процессе придумывая красочные детали.       — Серхио! Эй, Рамос, послушай! — голос Невилла, никак не вяжущийся с потоком воспоминаний, буквально выдернул в реальность и напомнил о том, что те старые эмоции остались в безвозвратном прошлом. А теперь… — Директор просит поспешить в Запретный лес. Там Роналду и Лео уже спасают чемпионов, мы должны помочь.       Включиться в смысл слов получилось с большим трудом, и только после того, как Серхио вслед за Лонгботтомом выбежал из своей комнаты, части смысловой конструкции начали складываться в общую картинку.       Роналду в лесу. Спасает студентов от чего-то опасного и, возможно, имеет шансы не вернуться оттуда живым.       — Приведи директора, Невилл, я смогу добраться быстрее, — не оборачиваясь, крикнул Рамос в темноту.       Вскоре он действительно был на границе Запретного леса, вступая в него с некоторым чувством трепета. Битва, если это была именно она, происходила недалеко, потому что её отзвуки в лесной глуши даже сейчас достигали ушей Серхио. Он бросился на звуки и, добравшись до нужного места, притаился за деревом.       Его взору предстала весьма драматическая картина. Цербер повалил аврора на землю и, придавив мощной лапой, протяжно завыл. В этот момент Роналду заклинанием сдавил мощную шею зверя и повалил его рядом с другой, видимо, ранее поверженной псиной. Прямо сейчас Серхио мог бы помочь, хотя бы подсказав, но он лишь молча наблюдал за тем, как последнее чудовище схватило директора Дурмстранга зубами и начало сдавливать мощные челюсти.       Такой укус при удачном стечении обстоятельств мог убить, проткнув все жизненно важные органы, а если и нет, то человек в пасти озверевшей псины всё равно бы умер от кровотечения, причём достаточно быстро.       От мыслей об этом на душе у Серхио впервые за весь учебный год стало спокойно — он вдруг почувствовал небывалое умиротворение, возможность ощущать которое, кажется, давно утекла вместе с несчастливыми, однообразными и совершенно серыми годами.       Опершись спиной о ствол исполинского дерева, Рамос сложил руки на груди и — неожиданно даже для себя самого — заулыбался, наблюдая за этой картиной, словно зритель в театре на комедийном спектакле.       С другого края поляны послышался громкий отчаянный вопль, и цербер немедленно упал на землю замертво, не издав более ни единого звука. Студент в ярко-красном кителе побежал к Криштиану и попытался взвалить на себя его тело, пока второй мальчишка лишь стоял между деревьями и смотрел прямо перед собой, навряд ли замечая хоть что-нибудь.       — Студенты, я должен вывести вас отсюда! Оставьте тело, ими займутся позднее, — Серхио, давя в себе гадкую ухмылку, наконец обозначил своё присутствие, спешно оббежал опушку и потянул за собой Френки Де Йонга. Тот послушно, словно хорошо выполненная марионетка, пошёл следом, игнорируя всё происходящее вокруг.       Его тело сковал страх, и Рамос вдруг вспомнил себя. Вспомнил, как проходил мимо Роналду в зале суда и не чувствовал ничего, кроме стука крови в висках и фантомного жжения, расходящегося по коже.       — Я должен забрать Криштиану с собой! Он жив, мы спасём его, — надрывно заорал студент Дурмстранга. Как преподаватель, Серхио должен помочь. Кроме того — быть может, ему только показалось — он услышал в этом крике что-то… Непроизвольно мысли отчего-то вновь оборвались.       Он пережил боль, забыл старые эмоции и научился жить дальше. Или..?       Как человек, он не хотел быть причастным к спасению Криштиану Роналду.       — Серхио! Студенты в порядке?       Рамос обернулся на голос директора и понял, что упустил свой единственный шанс отомстить.       ...не запачкав руки.