Санга для демона

      С Токино было что-то не так. Явнолунный котик выглядел рассеянным, отвечал и улыбался невпопад и всё норовил залипнуть в пространстве, погружаясь в свои мысли. — Токино, что тебя тревожит? Пожалуйста, не скрывай своих проблем. Ты же знаешь, что всегда можешь поделиться со мной.       Коноэ напряженно помахивал хвостом, внимательно и строго смотря на друга. Он не желал оставлять его один на один со своими переживаниями, какими бы они не были.       Токино, будто ожидая этого вопроса, с готовностью выдохнул и опустил ржаво-рыжие ушки. — Мамина шаль вчера порвалась. — Ох…       Уши Коноэ так же развесились. Он, как никто, знал, как Токино дорожит памятью о кошке, подарившей ему жизнь, и бережёт те немногие вещи, оставшиеся после её смерти. Неудивительно, что рыжий кот весь день ходит подавленным. — Может, отнести в мастерскую? — Куда там, — Токино опустился за стол напротив друга. — После ухода Пустоты и Щикку, многие коты вернулись в родные земли, в том числе портные, гончары, ремесленники, кузнецы… В Рансене сейчас мастера нарасхват, некогда им такой ерундой заниматься.       Поразмыслив, он поднялся, подошел к кованному сундуку в углу комнаты, откинул крышку, вытащил светлую ткань и вернулся обратно. — Вот, смотри.       Токино разложил шаль на столе, демонстрируя прореху. К счастью, вышитые вручную узоры, идущие вдоль окантовки, не пострадали, но узкая дыра была достаточно широкой, чтобы туда можно было просунуть три пальца.       Коноэ осторожно разгладил топорщащееся нитями повреждение и печально покачал головой. — А самому зашить? — Ну… Я не очень хорошая швея, — смущенно улыбнулся Токино и поднял край скатерти. — Это я чинил.       На ткани виднелся уродливый шов, вздутый, небрежно перехваченный нитями, кое-где стежки шли крест на крест, никакой последовательности в их накладывании не было и в помине. При таком уровне мастерства, лучше сразу убрать повреждённую шаль и не мучить животное. — Хм… А может… — Коноэ, мы закончили!       В комнату с улицы вошел Асато, помогавший до этого отцу Токино. Для Коноэ в своё время стало открытием, что, оказывается, именно эта семья торговцев оказалась первой, кто принял чёрного кота в качестве наёмного рабочего. Не всякий готов был рискнуть взять на службу уроженца Кира, да ещё такого неловкого в общении, как Асато. Многие поначалу расценивали его угрюмость и сдержанный взгляд исподлобья за угрозу, не понимая, что это всего лишь скованность, вызванная новизной ситуации, и страх ляпнуть что-то не то в разговоре. Но отец Токино не испугался этого немногословного юноши, принял его и не обманулся в своих ожиданиях. Он любил повторять, что за всё время торговли в Рансене не видел более добросовестного работника, чем изрядно смущал неизбалованного похвалой Асато. Коноэ только мягко посмеивался про себя, смотря на беспомощное выражение лица возлюбленного в эти моменты, однако в душе он искренне радовался и гордился его маленькими победами.       Ядовитое влияние котов Кира становилось слабее с каждой тёплой улыбкой, с каждым добрым словом, обращенным к чёрному коту.       Асато приблизился к столу и с интересом склонился к шали. Он внимательно рассмотрел прореху, бережно разглаживая складки. — Это шаль моей мамы, — тихо пояснил Токино.       Уши чёрного кота дрогнули. Он бросил внимательный взгляд на друга Коноэ, потом ещё один на платок на столе. На его лице появилось странное трудно читаемое выражение. — Я могу починить, — коротко произнёс Асато, продолжая рассматривать повреждения. — Правда?! — Токино аж с места подскочил. — Это было бы здорово!       Асато сдержанно кивнул рыжему коту и добавил: — Есть нити и игла?       Явнолунный котик активно закивал и скрылся в соседнем помещении. — Вот же, совсем из головы вылетело, что ты шить умеешь, — тихо раздалось сбоку.       Асато чуть развернулся в сторону Коноэ. Тот сидел, подперев кулаком щёку, а на лице его застыло мягкое, почти мечтательное выражение. Слегка расфокусированный взгляд смотрел куда-то в стену, а губы тянула легкая полуулыбка. — Ты починил мой наруч, в день нашего знакомства, помнишь? Когда мы разминулись после, я всякий раз, надевая и снимая его, вспоминал о тебе. Так тоскливо было… Мне казалось, что наши пути разошлись навсегда, и мы больше не встретимся…       Коноэ тихо вздохнул, вспоминая, как сидел тогда на своей кровати в одном номере с Раем, держал в руках наруч и водил большим пальцем по шершавым ровным стежкам, думая об Асато. Что с ним? Где он? Жив ли? Увидятся ли они ещё? В то время на его плечи свалилось множество испытаний, и всё же, в сердце нашлось место для переживаний об этом чёрном коте из племени Кира. Его моральная отвага покоряла. В ночь их первой встречи светлый котик думал, что видит в Асато себя, но это было не так. Покидая Каро, Коноэ в первую очередь спасал собственную шкуру, в то время как его несостоявшийся убийца поставил на кон всё, в том числе и свою жизнь, лишь бы уберечь от смерти того, кто подарил ему неловкое почти эфемерное тепло своего сердца. Это волновало и тревожило, оставляя привкус чего-то важного и значимого, а вот чего именно юный кот смог понять лишь многими днями позже… — Я помню, — Асато сел рядом и обнял погрязшего в воспоминаниях Коноэ за пояс, притягивая к себе.       Светлый кот склонил голову к его плечу и тихо заурчал. — Как же хорошо, что ты тогда нашел нас с Раем… Что вернулся ко мне… — Вот, смотрите!       В дверном проёме возник Токино с маленькой деревянной шкатулкой в руках. Коноэ от звука его голоса резко подскочил, вытягиваясь по струнке. Его хвост от неожиданности вздыбился, встав торчком. — Ой, прости, напугал, — рыжий кот поставил находку на стол перед Асато, со смешком поглядывая на порозовевшего хмурящегося друга. — Это игольница моей матери.       Чёрный кот серьезно кивнул и, заменив руку на поясе Коноэ своим хвостом, принялся копаться в содержимом шкатулки. Вытащив несколько катушек со светлыми нитями, он поочередно начал прикладывать их к платку, подбирая тон. Две нити оказались сероватыми, одна зеленилась, и только четвертая, кремовая, почти слилась цветом с тканью.       Убрав лишнее, Асато выбрал подходящую на его взгляд иглу, вдел нить и принялся накладывать стежки. Коноэ и Токино наблюдали за его манипуляциями, затаив дыхание, словно чёрный кот творит перед ними некое магическое действо, а не штопает дыру в платке.       Угловатые пальцы двигались неторопливо и ловко, стежок ложился к стежку, прореха становилась всё ýже и ýже.       Прошло пятнадцать минут, и порванная шаль стала как новая! Токино со счастливым лицом рассматривал шов, удерживая платок в вытянутых руках. — Асато, ты настоящий волшебник! — искренне рассмеялся он, бережно складывая платок, и тут же добавил, заметив закатные лучи в окне: — Подождите тут немного, я сейчас кое-что принесу вам!       Рыжий кот удалился, и воодушевлённый Коноэ развернулся к возлюбленному. — Токино прав, ты невероятен! — заявил он, окончательно вгоняя чёрного кота в пучину смущения. — Твои руки способны умело управлять не только мечом, но и крохотной иглой!       Коноэ плавно овил своим хвостом смуглую кисть, с нежностью смотря на растерявшегося Асато. Тот не знал, куда спрятать глаза, его скулы потемнели от прилившей к ним крови. — Я бы тоже хотел уметь шить, — добавил Коноэ, переведя взгляд на шкатулку. — Но…       Он смолк, чуть склонив лицо. Асато тихо выдохнув, неуверенно, почти робко, притянул к себе возлюбленного, пытаясь утешить. Тень его вины коснулась души Коноэ. — Хочешь научиться шить? — Токино опять появился внезапно, но на этот раз коты не стали расцеплять объятий. — Конечно, с одной рукой это непросто, но, кажется, у меня есть кое-что, что может помочь. Если не с шитьём, то уж с вышиванием точно! А ещё вот.       Явнолунный котик поставил перед ними туесок, от которого исходил восхитительный аромат свежей курятины, и положил рядом горсть сушеных квимов. Теперь, когда голод ушел, Токино стал угощать их более существенными товарами. — Моя мама, — начал он, копаясь за ширмой в углу. — Была дочерью портного, умела ткать, прясть и вышивать. И у нас кое-что осталось из её инструментов… Во, нашел!       Токино вынес на середину комнаты напольные пяльцы, с «Т»-образной подставкой. — Вот с этими ты должен суметь управиться. — Но, постой, Токино, это же вещи твоей мамы! — Коноэ был потрясен до глубины души. — Не совсем, она никогда не пользовалась ими, — улыбнулся рыжик. — Она всегда вышивала на пяльцах, которые ей подарил мой отец. Он ей сам их вырезал! — не без гордости добавил котик. — А эти стоят без дела, только пылятся. Я буду рад, если ты найдешь им применение!       В груди приятно стянуло. Токино… Коноэ не знал, как бы он жил без тепла дружбы с этим добрым и искренним котом.       Повинуясь порыву чувств, Коноэ поднялся со своего места и вжался носом в плечо друга. — Спасибо…

***

      Трудиться за стойкой регистрации постояльцев в гостинице Бардо было не сложно, но утомительно. Сам процесс выдачи ключей, ведения записей и взятия платы занимал не так много времени, а вот сидеть на одном месте приходилось долго. Коноэ уже спустя неделю понял, почему Бардо вечно находил себе неотложные дела и норовил куда-то свинтить. Светлому коту такая роскошь была недоступна, поэтому, чтобы хоть как-то скоротать часы, он начал читать. Во время одинокой жизни в Каро ему было не до этого, да и книг особо не водилось, кроме разваливающегося на глазах затёртого до дыр сборника сказок и легенд Щисы. Теперь же в его распоряжении оказалась небольшая личная библиотека Бардо и несколько книг, принесенных Токино.       Читать Коноэ понравилось, особенно романы и короткие сказочные истории. Некоторые он даже зачитывал по вечерам Асато, который с удовольствием слушал их. Сам он читать и писать не умел и всякий раз, видя письменность, прятал глаза, в которых виднелась тень стыда. Коноэ, чувствуя его смущение, предложил свою помощь в освоении грамотности. Это был ещё один маленький шаг к взаимной близости — Асато переживал насчёт своей необразованности и был безмерно благодарен чуткости возлюбленного и его желанию помочь.       И всё же, какой бы чудесной не была книга, рано или поздно она заканчивалась, так что идея с шитьём, а, точнее, вышиванием, возникла как никогда вовремя.       Новый род занятий захватил Коноэ. Он, сдерживая восторг и терпя подтрунивания со стороны Бардо и Рая, упрямо осваивал искусство выведения узоров на ткани с помощью цветных нитей. Токино вместе с пяльцами отдал и старенькую тонюсенькую книжечку, где бегло описывались способы накладывания стежков, и показывалось несколько схем.       Вначале было трудно. Очень. Нити путались, пытаясь самовольно завязаться в узел, игла норовила упрыгать на пол, ткань натягивалась слабо, постоянно провисая. Асато старался помочь, чем мог, и без него Коноэ точно бы сгинул в этой паутине нитей, стежков и узлов, особенно на первых порах. Однако, чёрный кот не всегда мог быть рядом, да и внезапно проснувшееся творческое честолюбие потребовало самостоятельности.       Коноэ терпел. Закусив губу, он раз за разом повторял один и тот же узор, разрезал запутавшиеся нити, учился контролировать каждое своё движение. Вышивать одной рукой было сложно, но не невозможно.       Он ногами фиксировал подставку напольных пяльц, чтобы они не ездили по доскам. Он придумал способ для натяжения ткани, с учётом его увечья. Он нашел комфортную для себя длину нити и подходящий темп. И он освоил все методы вышивания, которые были представлены в книжечке.       Во всяком случае те, которые можно было выполнить одной рукой. Каждый из них предавал вышитому узору уникальные черты и всё же, сильнее всех Коноэ приглянулась гладь. Только она позволяла воссоздать на куске ткани приближённое к реальности изображение, давая возможность почувствовать себя художником, творцом.       Коноэ тратил много времени на подбор нитей по цветам и выведению контура будущего рисунка на опытных полотнах. И его упорство в итоге стало приносить плоды.

***

— Я знаю, что я ещё не очень хорош в вышивании, но мне хочется, чтобы это было у тебя…       Давно Коноэ не чувствовал себя одновременно столь взволнованно, глупо и неловко. Он стоял перед Асато, нервно дергая хвостом, отчаянно краснея и напряженно протягивая ему сложенный в несколько раз обрез ткани. Чёрный кот смотрел на прячущего глаза возлюбленного с нарастающим любопытством. Взяв из его рук подарок, он осторожно развернул его.       Платок. Обыкновенный квадратный платок, в центре которого гордо желтел старательно вышитый цветок. — Коноэ, это же…       Асато не договорил, разложив рисунок на ладони и поднеся его поближе к лицу. Кот изучал его так долго, невесомо проводя подушечками пальцев по стежкам, что Коноэ даже стало как-то неуютно.       Да, это был цветок из первого подаренного Асато букета, сохраненный Коноэ на память, тот самый цветок, который в день слияния лун защитил его от слепого гнева обезумевшего монстра. — Я подумал, — Коноэ не мог больше переносить молчания. — Что в таком виде он не увянет и тоже станет вечным… Пусть и без волшебства.       Асато не ответил. Продолжая неотрывно смотреть на вышитое соцветие, он запустил руку за пазуху. В первый миг Коноэ смешался, не понимая смысла жеста, но вот тот достал искомое и положил поверх стежков.       Ах, памятный лепесток от его матери!       Чёрный кот бережно погладил лепестки, — живой и вышитые, — и на его губах расцвела мягкая, наполненная теплом и нежностью улыбка. От её вида у Коноэ в сладостной муке сдавило грудь. Не надо слов, чтобы понять мысли и чувства Асато. Два дара, обращенные к нему, несущие в себе не озвученное: «Ты дорог мне», «Я думаю о тебе», «Я люблю тебя». Это как если бы любовь стала осязаемой.       Коноэ сглотнул. Но ведь это так и было. Вышивая этот рисунок, он думал об Асато, он держал в голове его образ, он смотрел на подаренные им цветы, вспоминал пережитое с ним, представлял, как вручит ему платок, пытаясь заранее предугадать его эмоции. Так вышло, что его чувства навсегда останутся вложенными в это изделие, запечатленными в нём…       От осознания этой простой истины, сердце Коноэ быстрее забилось в груди. Асато держит в руках не просто платок, он держит его любовь. — Спасибо, Коноэ, — едва слышно прошептал очарованный Асато.       Он медленно сложил края платка поверх рисунка и лепестка и бережно убрал во внутренний карман рубахи, туда, поближе к сердцу. И только после этого перевел сияющий взгляд синих глаз на возлюбленного. — Ко… Коноэ?!       Асато в одно мгновение оказался подле Коноэ, касаясь его щеки, в том месте, где медленно чертила себе путь прозрачная слеза.       Стоп, что?       Коноэ, моргнул несколько раз, чувствуя, как у него закладывает нос. Асато, его действия и эмоции слишком глубоко тронули его душу. — Прости, я…       Горло сдавило, и он просто уткнулся в плечо возлюбленного, ощущая, как его осторожно обнимают. Коноэ сам не знал, почему плачет, но что-то в нём раскрошилось, сломалось, рассыпалось, открывая путь чему-то новому, глубокому. Но это чувство не приносило боли, нет. Просто оно было настолько всепоглощающим, безмерным, что не могло так сразу уместиться в его груди, и теперь насильно выталкивало скопившуюся, не нашедшую выход ранее, тоску. Асато медленно гладил Коноэ по лопаткам, плечам и спине. Его хвост сочувствующе цеплялся за изогнутый хвостик возлюбленного, утешая.       Тепло большого тела и родной запах понемногу успокаивали. Меланхолия отступила, оставив после себя в солнечном сплетении мягкий мерцающий свет. Во всяком случае, так казалось Коноэ.       Он стоял, прижавшись влажной щекой к чужому плечу, слышал дыхание Асато, ощущал мягкое прикосновение его пальцев к своему затылку, чувствовал отзвук биения сильного сердца в своей груди и понимал, что он… счастлив. — Асато, — едва слышно позвал Коноэ, отнимая лицо от его плеча, и заглядывая в эти внимательные синие глаза. — Я люблю тебя…

***

— Эй, кот-без-забот, ты перепутал ключи, я не могу войти в свою комнату!       Недовольный Рай, стремительно спустившись со второго этажа, прошествовал к стойке регистрации, швыряя на столешницу ключ с кольцом. — Сейчас я тебя перепутаю, — вместо привычной светлой макушки из глубины ниши высунулась, сверкая синими глазами, живая тьма. — Расчленю и перепутаю! Бери, что дали, и не возникай!       Определённо, жизнь в Рансене начала отражаться на речи Асато, делая её более изысканной, теперь он уже не ограничивался дежурным «Убью!» в качестве угрозы Раю, а конкретизировал предполагаемые действия. — Тебя забыл спросить! — оскалился наёмник. — Где эта швея-мотористка? Я не собираюсь решать этот вопрос с таким идиотом, как ты! — Хвост оторву, — проникновенно пообещал Асато и глухо зарычал, приподнимаясь с места. — А вот и не подерётесь! — Коноэ, таки уперев на кухне из-под носа Бардо несколько свежих квимов, спешно удирал, пока коварная диверсия с его стороны не обнаружилась.       Бросив один плод Асато, он жестом предложил другой Раю, но тот покачал головой отказываясь. — И Асато сказал правду, — Коноэ начал осторожно пробираться за стойку       Чёрный кот, однако, не поспешил, как обычно, освободить его рабочее место. Коноэ, нахмурившись, пихнул его слегка бедром, но упрямый захватчик, поджав губы, ловко обхватил того за пояс и, игнорируя возмущённый мявк, усадил на свои колени. И в довершении прижал к себе, чтобы тот не вырвался. И зырк так своими свирепыми синими глазищами в сторону белого кота.       Рай закатил глаза. Иногда Асато с его ревнивым соперничеством уж слишком пребарщивал. И как только Коноэ его терпит? А, не, вон, сидит, щёки красные, как помидор, ворчит, делает вид, что вырывается, но глаза довольные-довольные.       Тьфу, пропасть. — Скоро, — продолжил Коноэ, закончив возню на чужих коленях. — Скоро начнётся весенний фестиваль, вот Бардо и дал добро на выдачу твоей комнаты. Мы ждали тебя только через две недели, не раньше. — Ах, Бардо, значит…       Прищурившись, Рай развернулся на каблуках, полный решимости поговорить кое с кем по душам. — Погоди! — опять стопорнул его Коноэ. — Я тут начал учиться вышивать тексты на ткани, а раз уж ты здесь прописался, Бардо выделил тебе личное полотенце. В общем, я тебе кое-что вышил на нём, ну, чтобы с другими не путалось.       С этими словами, котик выложил на стойку аккуратно сложенную белую ткань. Рай нахмурился, чуя подвох. И Асато, на удивление, был спокоен, только угольный хвост метался за его спиной в нетерпеливом предвкушении. Что-то тут явно не так.       Рай подошел к стойке администрации и, двумя пальцами, аккуратно, будто оттуда должен был выскочить как минимум оживший Ликс собственной персоной, принялся разворачивать полотенце. Вышивка там и правда имелась. Она шла вдоль окантовки со стороны узких краёв; алые вензеля складывались в кривоватую надпись: «Сам ты кот-идиот!».       Из тени ниши раздалось сдержанное хихиканье. — Очень остроумно, — скривился Рай, но полотенце на сгиб локтя повесил. И, нацепив на лицо свою самую недовольную мину, пошел устраивать разнос ничего не подозревающему Бардо. — Ух, началось в таверне утро, — пробормотал Коноэ, когда на кухне что-то со звоном упало на пол. А потом ещё, и ещё…