— Что это?
Коноэ, чуть нахмурившись, вертел в руке небольшой пузатый флакончик из темного стекла. Опознавательных знаков на нем не было.
— Масло, — последовал лаконичный ответ.
Котик дёрнул ушами, дескать, мне это мало о чём говорит. Зажав бутылёк коленями, Коноэ вытащил затычку. Воздух их номера тут же наполнился горьковато-терпким запахом трав. Котик поднес крышечку к лицу и вдохнул аромат глубже, чувствуя, как в груди начинает разливаться тепло.
— Интересно… А для чего оно? — Коноэ закупорил бутыль обратно и вновь повертел её в руке.
— Это для тебя. Чтобы тебе не было плохо. Во время нашей близости.
— Э? Но мне хорошо с тобой! — Коноэ выпалил фразу прежде, чем осознал её и почти тут же смущенно отвел глаза. Ему всё ещё непросто было говорить подобные вещи открыто.
Когда он решился опять посмотреть на Асато, тот сидел возле него с выражением такого бескрайнего, почти неприличного счастья, что у Коноэ свело челюсть от желания укусить этого кота.
Ибо нефиг.
— Я рад это слышать от Коноэ! — искренне произнёс Асато, но почти тут же его улыбка померкла. — И всё же, я часто вижу на твоём лице гримасу боли, когда делаю тебя своим… Ты всегда избегаешь этих моментов…
Коноэ заложил уши и вздохнул, опустив взгляд. Что ж, что есть, то есть, непосредственно растяжка и проникновение всё ещё были для него неприятны, как бы Асато не старался, своими силами ему почти не удавалось снизить испытываемый дискомфорт. Только желание быть единым с тем, кого любишь, помогало Коноэ перетерпеть эти моменты. Он надеялся, что смог скрыть это от Асато, но чёрный кот в очередной раз поразил своей внимательностью к ощущениям возлюбленного.
— Да, ты прав, я испытываю боль, — нехотя признал светлый котик, уныло развесив ушки.
— Да, — Асато серьезно кивнул. — Поэтому я пошел к Бардо и…
— Что?! К Бардо?!
Коноэ вскочил и в ужасе уставился на кота перед собой. В голове тут же появились красочные картины этого разговора.
— Ну да, — Асато выглядел так спокойно, будто обсуждал с тигром погоду на улице, а не интимные подробности его с Коноэ жизни. — Он дал несколько советов и это масло. Коноэ, почему у тебя такое лицо? Тебе плохо? Я сделал что-то не так?
Светлый кот не знал, как ему быть. Он то краснел, то бледнел, в бессилии уставившись на этого невозможного чёрного котяру. Господи, как он теперь с Бардо-то разговаривать будет?! А в глаза смотреть?!
И на Асато ругаться бесполезно. Вот уж точно, вижу цель, не вижу препятствий.
Закрыв лицо рукой, Коноэ со стоном упал на кровать.
— Боги, за что мне это…
Чёрный кот взволнованно склонился над ним.
— Коноэ?
Коноэ переместил руку с переносицы на лоб и встретился взглядом с наполненными тревогой невероятно-синими глазами. Эмоции, плескавшиеся в этих зрачках, были столь яркими и чистыми, что котик невольно улыбнулся, обнажая аккуратные клычки.
— Ты меня однажды к праотцам отправишь, — мягко произнёс он и положил ладонь на смуглую щёку. — Ну нельзя же быть таким…
— Каким? — Асато расстроенно опустил уши, пытаясь понять, что он сделал не так. Вроде же как лучше хотел…
Вместо ответа Коноэ приподнялся на локтях и провел языком по нижней губе кота напротив.
— Таким…
Из его гортани вырвалось урчание и теперь острые клыки мягко коснулись линии челюсти, чуть сжимая.
— Ты прямой, как сосна, — закончил котик свою мысль.
— Это… плохо?
— Не знаю, — честно ответил Коноэ. — Это выбивает почву из-под ног. Для меня твоя искренность непостижима.
Асато непонимающе уставился на кота под собой. Теплый взгляд карих глаз обволакивал, и в нём невозможно было что-либо прочесть. Асато нахмурился, его хвост, выдавая волнение, начал стучать по простыням. Смуглой щеки вновь коснулись теплые пальцы.
— Мне не всегда хватало смелости быть честным даже с самим собой, тогда как ты способен на честность и с другими рибика. Пожалуй, именно это в своё время очаровало меня, — голос Коноэ звучал мягко, рождая в глубине гортани едва слышное мурчание. Асато поймал себя на том, что смотрит на его губы.
— Хотя я всё больше убеждаюсь, что на деле ты тот ещё несносный чёрный котяра, — неожиданно фыркнул он и весело посмотрел на возлюбленного.
Асато моргнул раз, другой и расслабленно уткнулся лбом в грудь своего любимого кота.
— Ты не сердишься на меня?
Коноэ, чисто из вредности, сделал вид, что думает над ответом, но вновь ощутив напряжение от обнимающего его парня, сдался и, уткнувшись носом в смоляную макушку, произнёс:
— А я и не сердился… Ты меня скорее смутил.
— Вот как…
Помедлив мгновение, Асато осторожно потянул завязки на вороте рубахи Коноэ и прижался в поцелуе к обнажившейся коже. Лизнул, слегка царапнул клыками и, растянув шнур до упора, оставил ещё несколько пылающих поцелуев ниже.
Котик на мгновение напрягся, а после расслабленно растёкся в чужих руках. Асато пылко ласкал его шею и плечи, и Коноэ не сомневался, что уже к вечеру обнаружит на них очередное «ожерелье» из свежих засосов.
Любил Асато его одаривать подобными украшениями. Ещё с их самого первого раза.
Чёрный кот в нетерпении задрал чужую рубаху, оголяя желанное тело. В его движениях чувствовалась странная порывистость, и Коноэ заподозрил подвох.
Бросив на возлюбленного пытливый взгляд, котик заметил, что тот постоянно скашивает глаза, на…
Ох…
Коноэ стало смешно. Асато до дрожи в пальцах хотелось опробовать новую приблуду, масло, любезно предоставленное Бардо.
Как дитя, ей-богу.
Подловив момент, когда кот снова склонился к его груди, Коноэ ловко подцепил когтями заветный флакон и поболтал им перед лицом застывшего Асато.
— И как же эта штука должна мне помочь? — спросил он, сощурившись.
— Оно… Это… Ну…
Помедлив, он, спросив взглядом позволения, забрал флакон себе. Вытащив зубами затычку, Асато вначале хотел налить немного масла себе в руку, но, задумавшись, неожиданно склонил бутылёк над оголенным телом. Несколько тягучих, ароматных капель упали прямо на поджавшийся живот Коноэ.
— Эй! Оно холодное!
Коноэ с возмущением уставился на Асато, но тот, отставив флакон на прикроватный столик, мягко накрыл широкой ладонью маслянистые капли, принимаясь растирать их плавными круговыми движениями. Прикосновение горячей руки согревало и успокаивало. Коноэ наблюдал за ней, как зачарованный. Ему нравилось это. Нравилось видеть сочетание смуглой кожи Асато, со своей, светлой, почти не знающей загара. Они будто оттеняли друг друга, один делал ярче другого, даже на таком, чисто физическом уровне.
Широкая ладонь двинулась вверх и жесткие, скользкие от масла пальцы приласкали сначала один сосок, потом второй. Коноэ задохнулся, прикрыв глаза. Вот странность: там, где Асато размазал масло по его телу, кожу стало покалывать. Жар от тех мест будто начал проникать внутрь, медленно стекая к животу, бёдрам.
Асато склонился к нему и припал к шее в жадном поцелуе, продолжая терзать соски, то мягко обводя их по кругу, то стискивая и оттягивая. Коноэ слегка выгнулся навстречу, запуская пальцы левой руки в темные пряди на чужой макушке, сжимая. Вибрация от громкого урчания, — а урчал Асато знатно, всем телом, — казалось, передалась Коноэ через поцелуи в шею и сконцентрировалась тёплым комком в груди, чуть ниже солнечного сплетения.
— М-мн, — котик заёрзал, чувствуя, как с него стягивают штаны. Скользкими от масла пальцами Асато обхватил уже истекающую плоть и несколько раз мягко двинул вверх-вниз, проворачивая кисть. Коноэ задохнулся. Что-то не так. Он возбудился слишком быстро, прямо как во время гона. Но ведь сейчас не сезон!
— «Масло, — мелькнуло в расплавленном сознании. — Это всё масло. Что за дрянь там намешана?!»
Светлый кот попробовал приподняться, но в этот момент Асато, нежно сжав на мгновение в горсти его мошонку, переместил руку ниже и провел пальцами меж ягодиц. Коноэ машинально сжался, но чёрный кот не спешил. Он медленно и чувственно гладит, ласкает, не торопясь проникать внутрь. Коноэ теряется. Насколько его возлюбленный был нетерпелив ранее, настолько он собран и сдержан сейчас.
Коноэ приоткрывает глаза и пропускает вздох. Асато, его нежный, пылкий и отзывчивый Асато смотрит на него почти отстранённо. На непривычно серьёзном для такой ситуации лице застыло выражение повышенного внимания и концентрации. Всё, что его интересует сейчас — это только реакции распластанного под ним тела.
По спине пробежал холодок, всё естество Коноэ воспротивилось такому поведению со стороны возлюбленного.
— Асато, — прозвучало как-то жалобно, умоляюще.
Кот дернул ушами и посмотрел на него. Синие глаза наполнились теплом, растапливая изморозь отстраненности.
— Коноэ, — Асато качнулся вперед и приник к дрожащим губам в глубоком поцелуе, успокаивая. Коноэ с готовностью ответил, лаская своим языком чужой, задевая более длинные и острые клыки возлюбленного.
— Коноэ…
Асато отстранился и нежно коснулся губами уголка его рта. Пальцы вновь принялись гладить и разминать напряженное колечко мышц, вынуждая стиснуть зубы в попытке сдержать стоны. Его хвост с изогнутым кончиком, подобно гибкой змее скользнул меж ног, пытаясь прикрыть уязвимое место — Коноэ знал, что должно быть дальше и ожидал боль.
Пальцы исчезли. Но только затем, чтобы через мгновение вернуться, смазанные маслом.
Асато был терпелив, но настойчив. Продолжая ласки, свободной рукой он поймал чужой хвост и принялся быстро и резко вылизывать его, очерчивая языком этот соблазнительный изгиб. Коноэ протянул руку в слабой попытке ухватиться за Асато, но почти тут же безвольно откинулся обратно, ощущая, как в него погружается первый палец.
Ошеломление охватило его. Боль. Он её практически не чувствовал, во всяком случае, гораздо глуше, чем в прошлые разы. Неужели… может быть… так?..
Нежно зажав кончик любимого хвоста зубами, Асато продолжал растягивать Коноэ, жадно смотря на него. Скользкие пальцы в размеренном ритме погружались в ставшее впервые в подобной ситуации податливым тело. Обычно робкий Коноэ добровольно, призывно-умоляюще развел колени в стороны, не стесняясь демонстрировать своё возбуждение. Стоящий член слабо поблёскивал от масла и смазки в рассеянном свете клонящегося к горизонту светила. От этого вида рот непроизвольно наполнился слюной, и Асато напряжённо сглотнул.
Выпустив на свободу чужой хвостик, чёрный кот склонился к распластанному под ним телу, чувственно прикусил кожу на животе Коноэ, чуть ниже пупка, а после несколько раз, с нажимом, провел по набухшей головке шершавым языком. Коноэ заметался под ним, мышцы вокруг погруженных в тело пальцев сжались с такой силой, что Асато самому стало тяжело дышать.
Дрожащей свободной рукой он ослабил завязки на своих штанах, желая убрать болезненное давление с собственного, уже давно напряженного члена. Со вздохом облегчения, он провел пару раз по нему и вновь склонился к горячему телу под ним.
— Коноэ, — его голос стал глубже, наполнившись чувственной хрипотцой. — Тебе хорошо? Что ты чувствуешь?..
Чёртов голос! И чёртовы пальцы!
Асато двигал ими уже не так осторожно, сгибая, поворачивая кисть, ища заветную точку внутри.
Коноэ разомкнул губы, готовясь дать привычный ответ, в стиле «Не спрашивай о таком!», но в этот момент угловатые пальцы нащупали искомое и вместо слов котик, выгнувшись, исторг протяжный, несдержанный стон.
Чёрные острые уши на смоляной макушке затрепетали, будто их хозяин услышал самую прекрасную мелодию этого мира.
— Коноэ…
Коноэ приоткрыл подёрнутые поволокой глаза. В сознании, расплавленном от избытка ощущений, вспыхнула странная мысль, идея, потребность. Почти чуждая. Она была дерзка, но меж тем манила, влекла к себе, как порочное желание, которое хочешь воплотить, но страшишься. Коноэ раньше никогда подобного не делал. Его всегда останавливали стыд, смущение, неловкость… Но Асато, его Асато, ведь мог говорить о подобных вещах открыто, честно, без страха. Так почему бы не…
— Хорошо, — голос звучал непривычно, постыдно-тягуче. — Асато, мне хорошо…
Произнеся эти слова, Коноэ ощутил, как последнее напряжение покидает его тело. Принятие. Не кого-то — себя, своих желаний. Ему захотелось одновременно расплакаться и засмеяться. В груди словно раскрыла крылья огромная птица и взвилась ввысь, наполняя всё существо молодого кота лёгкостью и негой.
Да, чёрт возьми, да! Ему хорошо, ему чертовски хорошо в этих руках! Он счастлив и готов кончить уже от того, что с ним это всё делает именно Асато, что это он ласкает, касается его тела, шаг за шагом изучая, раскрывая, приручая. Коноэ вновь размежил веки и задохнулся.
О, если бы можно было запечатлеть этот момент на холсте, он повесил бы его в рамочку и на стену. Асато был потрясён. Синие глаза сначала расширились до невозможности, превращаясь в бездонные озёра, а после сжались, словно соцветия васильков на закате явной луны.
Он набросился на чужие губы с таким яростным пылом, что Коноэ на мгновение стало страшно и показалось, что его сожрут прямо здесь и сейчас.
Эмоции Асато хлынули в него, как прорвавшаяся сквозь плотину речная волна. Пожалуй, будь на месте любимого кто другой, Коноэ бы смыло этим хаотичным и беспорядочным потоком. Но это был Асато, его чувства давно ощущались, как свои, так что… Коноэ просто отпустил себя, наполнился ими, позволил унести своё сознание, окунулся в жар чужой души и ощутил бескрайнюю эйфорию — последствие его признания.
— Мм-мн!
Терзая податливый рот, Асато ладонями беспорядочно гладил дрожащие бока Коноэ, его спину, поясницу, остановился, в итоге, на ягодицах и сжал их с такой силой, что светлому коту стало больно. В голове начало мутнеть от недостатка кислорода, Коноэ в попытке вырваться и вздохнуть вонзил когти в крепкое плечо, намекая, но услышан не был.
Его возлюбленный слишком увлёкся.
Пришлось кусаться.
— Мр!
— Асато, — Коноэ порывисто вдыхал воздух, который болезненно врывался в его лёгкие. — Полегче!
Синие глаза смотрели диковато, чуть безумно.
— Полегче, — повторил Коноэ, положил на смуглую щеку ладонь и сам потянулся к слегка обветренным губам, сначала проводя по ним языком, а после вновь увлекая в поцелуй, медленный, вязкий, тягучий.
Асато задрожал, из его груди вырвался едва слышный вздох плохо сдерживаемого желания. Он снова сжал чужие ягодицы, которые так приятно ложились в его широкие ладони и отстранился. Замерев, он несколько мгновений рассматривал котика под собой, словно не веря, что это всё, теперь уже абсолютно точно, принадлежит ему. Коноэ сам, только что, признался, что его удовольствие зависит только от его, Асато, действий. И теперь всё нутро чёрного кота ревело и завывало от восторга, даже та тёмная сторона души, опустившаяся на дно его сознания после победы над Ликсом, проявилась вновь, урча и требуя взять своё, прямо здесь и сейчас, взять так, как хочется, повторно утвердить своё право обладания этим дрожащим от ласк телом.
Асато зажмурился, унимая хищный шепот голоса в голове.
Нет, нельзя.
Не так.
Бережно приподняв бедра Коноэ, помогая себе одной рукой, чёрный кот мягко толкнулся в горячее нутро, тихо взрыкивая от избытка ощущений. Член практически не встретил сопротивления, жаркие мышцы плотно обхватили его в нетерпении, в желании большего.
Чёртово масло выполняло свою задачу просто идеально.
Асато, не стерпев, рывком вошел почти до конца и уткнулся в светлую грудь котика под собой, щекоча чувствительную кожу тяжелым дыханием. Коноэ здоровой рукой беспорядочно хватался то за взмокшие от напряжения плечи, то за спину, то за смоляные отросшие пряди. Он словно искал точку опоры и не находил. Жар внутри плавил внутренности, и это промедление казалось вечностью.
— Асато… Пожалуйста… Пожалуйста…
Никогда раньше Коноэ так не просил. Никогда в его голосе не звучало столько нетерпения.
Шершавый язык прошелся по груди, по левому соску, правому, сменившись на мгновение зубами, и снова заскользил вверх, к напряженной шее. Асато приподнялся, медленно облизнул свои влажные губы, посмотрел шальным взглядом в одурманенные глаза напротив и, не разрывая этот контакт, резко двинул бёдрами.
— А!
Коноэ запрокинул голову, открывая шею и смеживая веки, но долго оставаться в таком положении ему не позволили. Чужие клыки вонзились в беззащитное горло, сжимая, но не удушая, требуя оставаться в сознании.
— Коноэ… Смотри… На… Меня, — хриплое требование, подкрепляемое движениями бёдер.
Хвост с чайным кончиком затрепетал, когда Коноэ подчинился. Глаза Асато словно утягивали в пучину чего-то нового, незнакомого, пугающего. Желание стыдливо опустить веки было велико, но в голове, словно поставленное раскаленным железом клеймо, пылали последние сказанные слова чёрного кота.
Коноэ не смел его ослушаться. И он смотрел, смотрел, пока Асато брал его, резко, порывисто, смотрел и впитывал всё, что давал ему этот кот, все эмоции, бурлящие в смуглой груди, всю любовь и жажду.
Движения становились всё грубее и несдержаннее, перед глазами всё плыло, только потемневшая от желания синева зрачков Асато оставалась поразительно чёткой. По телу Коноэ прошла крупная дрожь, порождаемая идущими от бедёр жаркими импульсами. Ультрамарин напротив замерцал.
Нашел.
Теперь Асато двигался более размеренно и чётко. Коноэ заметался под ним, несдержанно вонзая когти в чужое плечо.
— Нет… Смотри, — с трудом произнес Асато, хватая котика за подбородок и разворачивая лицом к себе, фиксируя.
Губы Коноэ беспомощно разомкнулись, хватая воздух. Тело сотрясла судорога, всё его естество сжалось и он, так и не притронувшись к себе, кончил. Кончил, смотря прямо в расширенные, жадные до вида под собой глаза Асато.
Чёрный кот отпустил его челюсть только спустя несколько мгновений. Приподняв светлые бедра, он в несколько толчков достиг разрядки сам, всё так же не отрывая взгляда от расслабленного лица Коноэ, на котором застыло сытое выражение.
Ощущая в себе жар чужого семени, светлый кот лениво приоткрыл веки, чтобы успеть увидеть чувственный трепет смуглого тела, замершего над ним в истоме, прежде чем, наконец, выдохнуть и опуститься. Едва нос Асато уткнулся в основание его шеи, как Коноэ привычным жестом запустил в темные пряди свои пальцы, мягко поглаживая короткую бархатную шерстку на острых ушах возлюбленного. Чёрный кот тихо заурчал. Их тела всё ещё оставались сомкнутыми, переплетенными, но Коноэ казалось, что нет позы более комфортной, чем та, в которой они сейчас. Он кожей ощущал дыхание возлюбленного и вибрацию от его мурчания в своей груди и это успокаивало, баюкало. Их хвосты, — неизменная традиция после самого первого раза, — мягко переплелись, словно две виноградные лозы. Не разорвать — не расцепить.
Алый свет бродящей по краю горизонта явной луны едва проникал сквозь полуприкрытые ставни, и Коноэ лениво думал о том, что сегодня они уже едва ли спустятся к ужину.
Тела начали остывать, и Асато мягко отстранился, разрушая физическое единение. Мазнув губами по лбу Коноэ в невесомом поцелуе, он натянул на них одеяло. Теперь уже светлый кот оказался в уютном захвате оплетающих его тело рук.
— Мой, — хрипловато прошептал Асато в русую макушку, задевая дернувшееся ушко дыханием. — Мой…
Коноэ прижимался щекой к крепкой смуглой груди и ему казалось, — а может вовсе и не казалось, — что он слышит стук сердца чёрного кота. В туманящемся дрёмой сознании мелькнула мысль, что и его собственное бьётся в том же ритме.
— Да… Твой…
***
Что-то щекотало его нос. Мягко, но настойчиво. Он резко дёрнул ухом, будто это могло прогнать не приятное ощущение. Сбоку раздался тихий смешок, и щекотливое прикосновение переместилось на скулу, плавно скользнуло по щеке и, мазнув по губам, исчезло.
Асато приоткрыл глаза. Коноэ, оперевшись на локоть травмированной руки, пальцами здоровой держал за стебель цветок, один из букета, который черный кот принёс накануне. Кажется, это была мята. Соцветие имело резковатый, но приятный запах.
Тайная луна заливала их кровать мертвенно-бледным сиянием, делая светлые волосы и кожу Коноэ полупрозрачными, отражаясь в его карих глазах таинственными бликами. Казалось, что это не живой рибика, а дух или призрак, пришедший утешить того, кто взывает к нему в мольбе.
Вдруг Коноэ мягко улыбнулся, разрушая холодный образ потустороннего существа, и склонился к лицу Асато, чтобы оставить на его губах тепло поцелуя.
— Ты хмурился во сне, — тихо прошептал он, чуть отстранившись.
— Ммм…
Говорить Асато было лень. А вот целоваться захотелось сильнее. Положив руку на русый затылок, он слегка надавил, вынуждая Коноэ опять склониться. Горячий язык чёрного кота прошелся по улыбающемуся рту котика, но и только.
Коноэ дразнящее скользнул кончиком своего языка по чужому, и тут же убрал его, крепко сомкнув челюсть. В карих глазах плясали бесенята. Асато нахмурился. Эта игра была ему не знакома. Он сделал ещё одну попытку захватить желанный рот, но этому помешала веточка мяты. Хитрый котик в последний момент просунул её меж их губами и Асато вместо ожидаемой мягкости прихватил зубами ароматное соцветие. Он двинул челюстями пару раз, безжалостно уничтожая растение. Воздух тут же наполнился горьковато-терпким запахом.
— Эй! — ахнул Коноэ. — Не ешь его!
Воспользовавшись возникшим замешательством, Асато подмял под себя возлюбленного и опять попытался приникнуть к его губам. В этот раз Коноэ всё же сдался и позволил чужому языку ворваться в его рот, пока чёрный кот нагло, правой рукой заскользил под одеялом, очерчивая изгибы его тела.
— М-мн… У тебя губы горькие, — со смешком отозвался Коноэ, вынимая изо рта остатки несчастного уничтоженного соцветия.
Асато не ответил. Выражение черных в сумраке глаз стало нечитаемым. Его рука чувственно ласкала бедро и бок Коноэ, периодически мягко стискивая ягодицу.
— Коноэ, я…
Их маленькая борьба прогнала остатки сонливости, и Коноэ явственно ощущал, как разгорается чужое желание.
— Асато, — отозвался он едва слышно и сам притянул возлюбленного для поцелуя, параллельно вжимаясь своими бедрами в его.
…А точно ли только в масле дело?..
***
К завтраку, точнее, к его завершению, Коноэ спустился один. Асато, ведомый трудовыми обязательствами, покинул постоялый двор ещё засветло. И откуда только силы взялись. После активного ночного бдения-то.
Стараясь не думать о событиях последних часов, дабы не распугать постояльцев своей красной физиономией, Коноэ начал осторожно опускаться на лавку, пытаясь сохранить максимально непринуждённое выражение на лице, будто он размышляет о чём-то жутко важном, и поэтому медлит, а вовсе не потому, что у него отваливается поясница и всё, что ниже, включая хвост. Пожалуй, эта уловка сработала бы со многими, но не с Бардо. Его наметанный жёлтый глаз сразу вычислил истинные причины такой повышенной осторожности в движениях. Подхватив тарелки с вареными яйцами и сухофруктами, посмеивающийся тигр вальяжно направился к ничего не подозревающей жертве.
— Доброе утро, Коноэ, как спалось?
Тяжелая ладонь хлопнула по плечу, вынуждая подскочить. Всё тело отозвалось болью. Коноэ выдохнул сквозь сжатые зубы и метнул на Бардо грозный взгляд, который тот успешно проигнорировал.
— Если, конечно, ты вообще сегодня спал…
Коноэ напрягся. Это ещё что за шуточки?..
Пользуясь чужой растерянностью, Бардо бесцеремонно ухватил за ворот рубахи и оттянул на себя, открывая обзор на испещренные засосами и укусами плечи и грудь.
— У-у-у, какое богатое монисто тебе подарил твой ручной котик-убийца, — со смешком констатировал он, под возмущенный мявк запахивающегося обратно Коноэ.
И хотя тигр относился к этим двоим скорее как к великовозрастным сыночкам, за которыми теперь нужно присматривать, отказать себе в удовольствии поддразнить Коноэ он не мог.
— Признаюсь, я очень удивился, когда Асато пришел ко мне. Да ещё с таким… Ммм… интересным вопросом.
Бардо склонился низко-низко, положив ладонь на плечо Коноэ, и обхватив его пояс ненавязчиво своим хвостом. Светлый кот мрачно смотрел на толстый черный кончик хвоста, который фамильярно постукивал по его бедру, но молчал.
— Но, вижу, мои советы даром не прошли: от тебя тем маслом на всю столовую разит…
Коноэ сглотнул, и затравленно осмотрелся. Однако, вопреки ожиданиям, остальным котам явно было начхать на запах и в эту сторону косились скорее из-за поведения Бардо, нежели чего-то ещё.
— Что, — Коноэ сглотнул ком в горле. — Что он тебе рассказал?
Тигр тяжко вздохнул.
— Ничего из того, что мне хотелось бы узнать, — с напускным сожалением произнес Бардо. — Обрисовал в сильно общих чертах, а потом замолчал и уставился так, что у меня шерсть на хвосте… Оу, — Бардо неожиданно смолк и чуть усмехнулся. — А вот и наш цепной кот вернулся, — тихо добавил он, глядя в пространство перед собой.
И правда: беседы в столовой как-то резко стихли, а воздух стал тяжелым, будто перед грозой. Вот-вот молния вдарит. Аж мурашки по хребту.
— Асато! — Бардо развернулся на сто восемьдесят градусов и широко улыбнулся. — А мы как раз обсуждали с Коноэ то масло для успокоения нервов, которое я тебе дал!
Асато медленно и весомо приблизился к обеденному столу. Взгляд его синих глаз был столь страшен, что тигру потребовалось всё его самообладание и опыт, чтобы не спасовать перед юнцом.
— Асато! — Коноэ так же развернулся и наградил чёрного кота светлой улыбкой, в которой сквозило облегчение. Его спасли от этого жуткого разговора.
Асато опустился на лавку справа от своего котика, и Бардо поспешил удалиться на кухню, пока им не занялись вплотную.
Коноэ осторожно пододвинул тарелку с яйцами к возлюбленному. На его лице всё ещё оставалось грозное выражение, хотя взгляд смягчился. Коноэ сделалось смешно. Он прекрасно знал, что тигр вытворял это всё исключительно ради своего увеселения, не более, но то, какую жуть навел на окружающих взревновавший Асато одним только своим видом, было забавно. Вот уж точно, ручной котик-убийца.
— М, это масло правда было для успокоения нервов? — Коноэ посмотрел на всё ещё мрачного кота возле себя.
— Угу, — коротко ответил тот и, запустив руку за пазуху, выудил оттуда непонятный свёрток, не глядя выложил на стол и вернулся к поеданию яиц.
Немного помявшись, Коноэ развернул грубую бумагу и обнаружил внутри склянку, точь-в-точь, как вчерашняя. Только на этот раз к горлышку тонкой бечевкой примотана была этикетка. На ней, витиеватыми буквами указывалось, для чего служило это масло, а заодно перечень используемых растений.
— Я ему глаза выцарапаю, — проникновенно пообещал Коное, сжимая в руке злосчастный бутылёк.
— А лучше бы сказал «спасибо»! — весело донеслось со стороны кухни.
Коноэ схватил со стола сухофрукт, намереваясь запустить им в откровенно веселящегося большого кота, но тот опять поспешно ретировался за дверь, избегая справедливого возмездия.
Тихо заворчав, котик опустил руку. Его брови грозно сошлись на переносице, а из груди вырвалось недовольное пыхтение.
Сбоку раздался смешок.
— Что?
— Твой нос, — Асато улыбался, разглядывая Коноэ. — Твой нос смешно раздувается, когда ты злишься.
— Э?
Светлый котик почувствовал, что краснеет. Продолжая нежно смотреть на смущенного возлюбленного, Асато мягко овил своим хвостом его. Синие глаза чуть сузились, и чёрный кот склонился ближе, чтобы коснуться губами обсуждаемой части лица Коноэ. Этот лёгкий поцелуй вызвал ответную светлую улыбку, и Коноэ поспешил спрятать пылающее лицо на плече заурчавшего Асато.
…Может быть, он и скажет Бардо «спасибо».
Может быть…
