Молодой господин проливает кровь

— Тебе нужно наращивать силы, — покровительственно заявляет ему Демон ледяных бурь, сидя в распахнутом окне и обмахиваясь веером, отчего гаснут свечи, а бумаги и свитки разлетаются по всему кабинету Второго бога литературы. Ши Цинсюань повадился приходить к нему по вечерам, когда тот занимался обращенными ему молитвами — если раньше их было совсем мало, то за несколько лет культ нового бога вырос и ему стали поклоняться не только в храмах Линвэнь в качестве второстепенного божества, но и возводить собственные храмы уже за пределами родного города. Поток молитв тоже вырос, хоть и не сравнился еще с количеством обращений к Повелителю Земли, и Хэ Сюань с некоторой тоской вспоминал то время, когда ему не приходилось отчитываться перед Линвэнь и никому из Небожителей не было дела до тихого и молчаливого Мин И. — Если будешь хорошо стараться, сможешь превзойти Линвэнь, — продолжает Цинсюань, скучающе поигрывая нефритовой подвеской на поясе и хитро поглядывая на небожителя. — Она мне не нравится. Вот бы Хэ-сюн стал Первым богом литературы... У Хэ Сюаня больше нет амбиций. Когда-то давно он выковал себя в горе Тунлу, ведомый жаждой мести и справедливости — и стал непревзойденным демоном. Ему не нужна была сила сама по себе, но ради осуществления цели она оказалась необходима. Когда, наконец, оба брата Ши получили по заслугам, она должна была раствориться в Черных водах вместе с их господином… Только вот он не перестал существовать, более того, вознесся заново, и ему некому стало мстить. Он хотел умереть, а не становиться богом, но судьба сыграла с ним дурацкую шутку, закинув на Небеса. И теперь собственная слабость злит. Каждое простое действие требует духовных сил, и они заканчиваются так быстро, что не привыкший их считать непревзойденный демон постоянно оказывается лишенным энергии посреди разговора в телепатический сети или во время задания в смертном мире. Если бы рядом не было Ши Цинсюаня, готового поделиться с ним силами… Именно это и раздражает больше всего. Чувствовать себя слабее младшего Ши просто унизительно! Когда его холодные пальцы скользят по коже Хэ Сюаня, обхватывают запястье или накрывают ладонь, чтобы передать свежий и мощный поток силы, бывший демон ощущает странное воодушевление, заставляющее глупое человеческое сердце биться чаще, — и это безусловно следует прекратить! — Скоро моя помощь тебе больше не понадобится, — с легкой усмешкой замечает Цинсюань, как всегда без спроса проникнув в его особняк. Как и вчера, и все вечера до этого. Хэ Сюань в очередной раз лениво отмечает про себя, что надо бы навесить более сильных защитных талисманов и не распахивать окно, чтобы всякие демоны перестали шастать без спроса. Но руки все никак не доходят… — Тогда ты перестанешь приходить? — интересуется он, не поднимая головы от бумаг. — А ты хочешь, чтобы перестал? — Цинсюань с любопытством наклоняет голову к плечу и разглядывает Второго бога литературы. Вечерний ветер треплет его роскошные черные одежды, вышитые золотом, и играет распущенными волосами, а ночной свет падает на бледное лицо, отчего кажется, что оно светится изнутри. Тонкий стан, схваченный драгоценным поясом его брата, четко выделяется на фоне холодного белого диска полной луны, и Хэ Сюань ловит себя на том, что слишком уж долго пялится. — Я хочу, чтобы ты меня не отвлекал. — Много работы? — сочувственно интересуется Цинсюань и спрыгивает внутрь кабинета. Как будто бы даже не слышал! Хэ Сюань следит за ним краем глаза: вот он остановился возле полки с книгами, вот крутит в руках фарфорового дракона, вот играет с красной кисточкой на свитке… Это никак не помогает сосредоточиться. — Я был сегодня у твоей невесты, — говорит он, наконец, и Хэ Сюань замирает. Он знает, что демон навещает его семью: сам же и учил его маскироваться под разными личинами и с жадностью слушал его рассказы. Только вот до сих пор не может понять: зачем это Ши Цинсюаню? Какую цель он преследует? — Она беременна, — осторожно продолжает демон. Сюань коротко кивает. Наверное, можно сказать, что он ощущает в глубине души радость. И облегчение. Мяо-эр вышла замуж совсем недавно, всего год назад, да и то после того, как Хэ Сюань явился ей во сне и сказал, что отпускает ее и желает ей счастья. Пусть это и стоило ему десятка тысяч добродетелей, но он понимал: Мяо-эр не должна тратить свою короткую жизнь на воспоминания о молодом возлюбленном, вознесшемся в Небесные чертоги на белом журавле. Она должна любить и быть любимой, идти дальше и не застревать в прошлом. Что значит жить воспоминаниями, Хэ Сюань знал, как никто другой. — Как скоро?.. — Еще несколько месяцев. Живот уже заметен, она теперь мало выходит из дома, — Цинсюань расплывается в улыбке. Мяо-эр он навещает под личиной тетушки Лян, травницы и болтушки — последнее Цинсюаню дается более чем легко, — и они уже неплохо подружились. — А ее муж? Он не обижает Мяо-эр? — Что ты, Хэ-сюн, — искренне смеется Цинсюань. — Такого покладистого муженька еще поискать! Хэ Сюаню этот Цзи Шэн казался слишком простым. Мяо-эр могла бы и кого получше найти! Не слишком красивый, похожий на кузнечика, старше ее почти на десять лет… Но почему-то она обратила свой взор именно на хозяина книжной лавки. Хэ Сюань смутно помнил его — кажется, именно у Цзи он всегда покупал книги для учебы и тот легко позволял брать нужные материалы в долг, когда у бедного студента совсем не было денег. Был ли он достойным мужем? Пожалуй, да, плохого бы Мяо-эр не выбрала. По словам Цинсюаня, он был честным и трудолюбивым человеком, который своими силами обеспечивал жене безбедное существование и буквально пылинки с нее сдувал. У невесты небожителя отбоя от женихов не было, даже из столицы приезжали свататься, но она выбрала простого торговца, и Хэ Сюань решил, что это уже не его дело. Единственное, что ему оставалось — уважать ее выбор. Впрочем, узнай он, что Цзи Шэн посмел ее обидеть, он не раздумывая сломал бы ему шею и плевать на запреты Небес! — Хорошо, — Хэ Сюань кивает своим мыслям. — Я рад, что она счастлива. Она ведь счастлива? — Я думаю, да, — Цинсюань задумчиво прикладывает закрытый веер к подбородку. — Она определенно кажется довольной. Уж не знаю, любит ли она тебя до сих пор, но, по крайней мере, мне она ничего об этом не говорила. Он усаживается на край стола бога литературы, и тот в очередной раз морщится от ужасных манер младшего Ши. Он будто и внимания не обращает: подхватывает один из свитков и пробегает его быстрым взглядом. — Ты теперь такой важный, Хэ-сюн! Тебе нужна помощь? Ну, знаешь, разобрать эту гору обращений, побить какого-нибудь злого духа или надоевшего небожителя, сводить развеяться?.. — он наклоняется и заглядывает в лицо Хэ Сюаня. Тонкие пальцы, увенчанные черными коготками, заботливо убирают длинную прядь, упавшую на глаза. — Ты выглядишь усталым… — Много работы. И ты не способствуешь тому, чтобы я закончил ее быстрее. Поговорим завтра, — бог литературы трет переносицу. Быть человеком — пусть даже бессмертным небожителем — оказывается не так просто. — Прости, завтра я немного занят, — Цинсюань наматывает на палец длинную прядь волос. Да чем он может быть занят, если вечно слоняется без дела по Небесной столице и смертному миру, ища развлечения?.. — Хорошо, — пожимает плечами Хэ Сюань и зачем-то спрашивает, будто его это хоть немного волнует: — Чем займешься? — Собираюсь в Шаньси, — охотно отвечает демон. — Говорят, красивое место. И там уже выпал снег... — Это далеко, — Хэ Сюань сам не понимает, почему хмурится. Неужто злится, что его не позвали? Он бы, конечно, все равно отказался, но… Цинсюань же всегда его приглашает! — Хэ-сюн будет скучать? — Вот еще. Отдохну и поработаю спокойно. — Такой прилежный! — улыбается ему Цинсюань и легко спрыгивает со стола. Уже у самого окна он оборачивается и подмигивает, прежде чем исчезнуть в потоке ветра: — А брату мы ничего не скажем! “Мы? Что это за “мы”?” — морщится Хэ Сюань. И когда бы он вообще стал разговаривать с Ши Уду! Водяной Самодур раздражал его одним своим видом, и только осознание того, что в этом мире он ничего не сделал семье Хэ, удерживало его от новой мести. Хотя бы за то, что он сотворил с Цинсюанем! Голоса в сети духовного общения отвлекают от работы и вызывают мигрень. В бытность свою шпионом на Небесах его личинам приходилось прослушивать все эти бесконечные праздные беседы и сплетни. Теперь он решил себя не мучать и редкие крупицы важной информации узнает от своих коллег из дворца Линвэнь. Духи литературы, хоть и работают без продыха, потрепать языками любят. Но в этот раз в шумном многоголосии он слышит нечто знакомое и замирает на полпути к своему рабочему месту. — … на западе? — Не может ли генерал Мингуан посмотреть?.. — Это не его территория, у северных богов войны сейчас дел невпроворот со степными оборотнями! — На западе вечный бардак! Пора уже навести порядок! — Господа, не беспокойтесь, — голос Линвэнь звучит тихо, спокойно и предельно вежливо. — Слухи о бесчинствах демонов в Шаньси преувеличены. С ними справятся заклинатели. — Совершенный Владыка, вы доверите подобные вопросы людям?! — На западе сильные заклинательские ордена. — Но демоны уничтожали деревни… — Всего несколько домов. — И все же, Совершенный Владыка, когда же кто-то уже вознесется на Западе?.. Дальше Хэ Сюань не слушает: небожители могут часы напролет жаловаться на то, как много им приходится работать и исполнять чужие обязанности, на неэффективность дворца Линвэнь и нерациональную кадровую политику. Все это надоело ему еще в прошлый раз. Вместо этого Второй бог литературы проверяет донесения из западных областей и с каждым новым свитком мрачнеет все больше: в последнее время там действительно развелось много демонов… Но какого гуля болотного там понадобилось Ши Цинсюаню? У Хэ Сюаня нет ни единой причины волноваться за него, однако он в тот же момент покидает Небеса и направляется в Шаньси. У подножья касающихся небес западных гор уже лежит снег, и Хэ Сюань плотнее запахивает накидку. Будучи демоном, он не чувствовал холод, теперь же даже в божественном теле он начинает мерзнуть от ледяных вихрей, бросающих в лицо острые снежные иголки. И все же усмехается: в этом вихре ему чудится что-то знакомое. Кончиками пальцев он ощущает потрескивающие в воздухе яростные потоки темной и светлой ци и видит вспышки энергии, сияющие за ближайшим холмом. Он идет по истоптанному дюжиной сапог насту, и с каждым шагом ветер становится все яростнее, а Хэ Сюань — все решительнее. Добравшись до вершины, Второй бог литературы видит: у кромки неприступного черного леса разразилось сражение. Издалека невозможно разобрать лица, но одного участника Хэ Сюань узнает сразу. Ши Цинсюань, окруженный заклинателями в белых одеждах даосских монахов, кажется черным пятном. И красным — от крови, которая заливает бледное лицо и снег под ногами. Веер дрожит в его руке, от дерганых взмахов из последних сил вылетают слабые остатки темной энергии, уже неспособной причинить противникам серьезный вред. Зато заклинатели, почуяв слабость противника, наступают с удвоенной силой: лезвия мечей со свистом разрезают теряющий силу снежный вихрь, магические талисманы и печати сверкают в воздухе. Несмотря на то, что некоторые из них уже ранены и не участвуют в битве, расклад очевиден: совсем скоро у демона закончатся силы, и заклинатели его уничтожат. Хэ Сюань видит, как перед глазами поднимается красная пелена, а сердце стучит в горле. Гнев охватывает его тугим кольцом, заставляя стискивать зубы и сжимать кулаки. Что бы ни случилось раньше, как бы ни страдал Хэ Сюань по его вине, Цинсюань не может погибнуть так глупо. Не сейчас, не у него на глазах. Он накидывает личину невидимости и, оттолкнувшись от земли, в два шага достигает места сражения. Оружия у него нет — он не бог войны и даже не бог стихий. Лопатой-полумесяцем он мог бы одним движением перерубить шеи заклинателей, но даже ее у него теперь нет. Зато есть кисти для письма — чем не оружие для бога литературы? Хэ Сюань посчитал это вполне ироничным и наделил их духовной силой, когда Цинсюань в очередной раз стоял над душой, требуя обзавестись оружием. — Доволен? — скривился Хэ Сюань, но сам не мог не залюбоваться изящностью этой идеи. — Новый бог литературы очень изобретательный! А твои бесконечные свитки можно использовать для обездвижения врагов… — рассмеялся Ши Цинсюань. Сейчас Хэ Сюань уверенным движением отправляет сразу несколько кистей в полет, заточенные концы на ручках свистят в воздухе, раня нападающих, и те останавливают атаку, озираясь в поисках источника угрозы. Только оказавшись перед Цинсюанем и закрывая его своей спиной, Хэ Сюань скидывает невидимость, являя перед заклинателями истинное обличье и божественное сияние. — Небожитель, перед нами небожитель!.. — шепот становится все громче, и атака прекращается. — Наши молитвы были услышаны! — Совершенный Владыка, вы явились нам помочь? Только сейчас Хэ Сюань может как следует разглядеть группу заклинателей перед ним. Их всего шесть человек — более чем достаточно на одного демона уровня Цинсюаня, — и некоторые уже серьезно ранены и лежат на снегу без сознания. Почти все еще очень молоды, и, судя по одеждам, принадлежат к одному из сильнейших и влиятельнейших западных орденов. Одного быстрого взгляда хватает, чтобы оценить и магические письмена на мечах, и защитные яшмовые пояса, и украшения-амулеты: эти юные заклинатели были подготовлены получше кое-какого бога литературы. Но на возникшего перед ними из ниоткуда небожителя они смотрят, раскрыв рты. Однако смертные лишь недолго занимают его внимание. Едва скинув личину невидимости, он оборачивается к Цинсюаню: тот уже едва держится на ногах, лицо все в крови, но на появление Хэ Сюаня он реагирует слабой улыбкой. — Что здесь произошло? — спрашивает небожитель, и заклинатели, уверенные, что он обращается к ним, наперебой спешат ответить: — Совершенный Владыка, деревню по соседству уже месяц донимает хули-цзин! — Нам доложили о дюжине жертв, и наставник послал нас разобраться. — Мы уничтожили оборотня, но тут появился он! — Мы не были готовы… — Но почти справились! Хэ Сюань брезгливо морщится, даже не глядя на юношей: — Я не вас спрашиваю! — Но… — Цинсюань, ты в порядке? — он делает шаг к раненому демону. Тот пытается что-то ответить, но не может, закашливается кровью и падает на колени. Красное пятно на снегу вокруг него разрастается, ползет к сапогам Хэ Сюаня, и тот замирает, вспоминая совсем другое. Как Ши Цинсюань так же стоял перед ним на коленях, весь в крови — не своей, чужой, — как сотрясались стены чертогов Черных вод от его рыданий, бессвязных извинений и мольбы о пощаде. Как скалилась у него на коленях голова брата и смотрела остекленевшими глазами. Как он просил о смерти — и это было последнее, что услышал от него Хэ Сюань, прежде чем бывший небожитель окончательно впал в беспамятство и Демон черных вод принял решение оставить его в императорской столице. Черновод сделал все правильно, он не должен жалеть, и все равно воспоминание всплывает перед глазами, и его хочется вырезать острым клинком. Что бы Хэ Сюань ни чувствовал — тогда или сейчас, — он точно знает одно: Ши Цинсюань больше не должен страдать. — Совершенный Владыка, этот демон первым напал на нас! — вперед выходит самый старший из заклинателей, сжимая в руке сияющую духовной силой рукоять длинного меча. — Он не позволил нам уничтожить остальных оборотней, и они сбежали. Если вы не расправитесь с ним, позвольте нам завершить начатое! Его голос звенит жаждой справедливости и непониманием, отчего же бессмертный мешает им покончить с почти уже поверженным противником. — Здесь вы закончили, — глаза Хэ Сюаня гневно сверкают. — Убирайтесь прочь! — Но демон!.. — юноши не могут поверить, что их схватка, в которой они уже почти победили, закончится вот так. — Совершенный Владыка, хотя бы свяжите его! Он же убежит, как те оборотни! — кусает губу младший. Он едва стоит на ногах, держится за рану на плече, но не выпускает меча и готов вновь ринуться в битву. — Вы ведь… не защищаете его? — догадывается старший. У Хэ Сюаня нет желания объяснять и оправдываться. Ему плевать на то, что подумают о небожителях, и на свои добродетели тоже плевать. Хочется только поскорее забрать отсюда Цинсюаня — что бы он ни сделал, какой бы ни была причина его нападения. Он сам недавно был демоном, и заклинатели до сих пор не вызывают ничего, кроме раздражения. Из раскрытой ладони вырывается столб энергии, и будь эти юные даосы чуть менее расторопными, их прекрасные белые одежды уже полыхали бы в огне. Они поспешно отступают назад и смотрят на небожителя с ужасом и непониманием, не зная, то ли подчиниться, то ли броситься в бой. — Я сказал: валите отсюда! — рычит Хэ Сюань. — Я забираю его с собой. Или вы посмеете пойти против решения Небес?! Заклинатели переглядываются: идти против решения Небес не очень хочется. Они подхватывают своих раненных и встают на мечи. — Накажите его как следует! — кричит старший, уже поднимаясь в воздух. Метель утихла вместе с силами Демона ледяных бурь, и мечи уверенно устремляются прочь. — Непременно, — недобро усмехается Хэ Сюань им вслед. Цинсюань лежит на снегу без сознания, и бог литературы поднимает его на руки, нащупывая под пальцами влажную от крови одежду. Такой легкий, безвольный и тихий, ни капли не похожий на себя. Совсем как тогда. Он уже собирается покинуть место сражения, как вдруг видит замерших за ближайшим деревом двух рыжих лисят. Они опасливо высовывают мордочки, принюхиваются, и только убедившись, что заклинатели с их ароматной и яркой светлой ци исчезли, осторожно выходят из тени. Совсем еще маленькие, даже хвосты отрастить не успели — неопытный взгляд бы и не опознал в них оборотней хули-цзинь. “Остальные оборотни убежали”, — сказали юные даосы, имея в виду, очевидно, этих детенышей. А вот их мать убили. Лисята недоверчиво смотрят на небожителя, жмут уши к голове и не решаются подойти поближе. Только скулят и прижимаются друг к другу. — Это вас он спасал? — вздыхает Хэ Сюань. Невозможный Цинсюань, даже после смерти он не стал умнее и не научился думать о себе! — Вам лучше не показываться мне на глаза! А о нем я позабочусь. Все будет в порядке, — шепчет он своему глупому демоненку. Духовных сил у бога литературы почти не осталось. Хэ Сюань потратил их все на противостояние заклинателям, а остаток влил в Ши Цинсюаня, на что тот одарил его чуть заметной улыбкой, не приходя в сознание. Или это просто губы дрогнули от тока божественной ци по телу? Он смотрит на эту улыбку и ощущает, как в груди разливается большое теплое нечто, несмотря на сковывающий холод. Снег продолжает падать, оседает на волосах и бледном лице демона и не тает на холодной коже. Хэ Сюань легким движением сметает его и накрывает безжизненное тело своей накидкой. Аккуратно поднимает себе на спину и уносит прочь. Небожитель и демон бредут по заметенной дороге к деревне. Хэ Сюань мог бы поднять его на Небеса — на это еще хватило бы последних сил, — но представляет, как Цинсюань посмотрел бы на него своими огромными черными глазами, хитро подмигнул и прошептал в самое ухо: “Только брату давай ничего не скажем, ладно?”. Хэ Сюань знает, что Ши Уду бы никогда не понял этого поступка, лишь накричал бы на младшего брата за его неосмотрительность и наивность. Нет уж, на этот раз он Цинсюаня брату не отдаст. Сам о нем позаботится. Волосы раненого демона щекочут его шею, и бог литературы тихо шепчет: — Продержись еще немного, ты же самый сильный. Небожитель и демон останавливаются в придорожном постоялом доме — единственном в этом забытом богами месте. Кроме них тут нет гостей, и хозяин даже ничего не спрашивает, хоть и провожает странных заклинателей хмурым взглядом. Но брошенное к ногам серебро хорошо удерживает от лишних расспросов. Хэ Сюань распоряжается принести таз воды и бинты и направляется в комнату со своей ценной ношей. Маленькое помещение обставлено совсем просто — ничего общего с той роскошью, к которой Ши Цинсюань привык во дворце брата на Небесах, — и Хэ Сюань брезгливо смахивает пыль, прежде чем уложить его на узкую жесткую кровать. Пальцы проходятся по обескровленному лицу, убирая с него спутанные волосы, касаются острой скулы и опускаются ниже. Хэ Сюань замечает, что темная лента с изящными узорами, повторяющими ненавистные линии на веере Ши Уду, которая прежде всегда скрывала тонкую шею Цинсюаня, порвана и стянута в сторону, обнажая открытую рану — как будто кто-то перерезал ему горло. Кто-то… Только сейчас новый бог литературы понимает, что на самом деле скрывала лента. Некоторые раны остаются с демонами навсегда. Они могут менять внешность и натягивать любую личину, но суть не спрячешь. Хэ Сюань слишком долго проходил в божественном обличье, но никогда не забывал, какой он на самом деле: изголодавшийся в тюрьме, пронзенный десятком ножей, уродливый водный гуль. Цинсюань же вынужден и в посмертии носить воспоминания о событиях на Башне Пролитой Крови. Стоит ему поправить ленту, и Цинсюань болезненно морщится, закашливается и бессознательно тянется пальцами к шее. Боль не проходит. Никогда не пройдет. Новообращенный демон прячет ее за улыбками и шутками, но сейчас лежит перед Хэ Сюанем, лишенный сил и брони, без вечно застывшего на лице радостного выражения, и выглядит пугающе настоящим и беззащитным. Свет от свечей бросает теплые тени на его лицо, делая его почти живым. — Ты справишься, — едва слышно шепчет Хэ Сюань и гладит Цинсюаня по волосам. Ресницы трепещут в ответ, но глаза остаются закрытыми. — Мы справимся вместе. Хорошо, что у Хэ Сюаня весь мешочек цянькунь забит божественными микстурами и лекарствами. Не сказать, чтобы случайно — он знал, куда отправляется, и помнил все прошлые столетия рядом с Повелителем Ветров. Тот мчался навстречу опасности, а “Мин И” всегда заботился о том, чтобы из этой опасности они выбрались целыми и невредимыми. Воспоминания о том времени, наполненные ложью и ненавистью, отзывались в груди чем-то болезненно терпким. Хэ Сюань сосредоточенно расставляет на столике склянки и баночки со всевозможными мазями и отсыпает на ладонь несколько пилюль. Придерживая голову Цинсюаня, он аккуратно кладет их ему в рот и подносит к губам пиалу с водой. Гримаса отвращения перекашивает лицо демона, и он даже распахивает глаза, пытаясь выплюнуть лекарство. — Надо, — бог литературы строго хмурит брови. — Тебя сильно ранили, и нужно много сил. Не капризничай. Цинсюань пытается что-то ответить, но из горла вырывается только слабый хрип. Он вновь тянется к ране на шее, касается пальцами ее рваного края. Смерть забрала у Цинсюаня голос, оставив вместо него незаживающую рану, и только лента с божественными чарами возвращала его и некое подобие нормальности. Без нее тот, чей смех был полон жизни, после смерти был обречен на вечное молчание. — Я починю ее, — обещает Хэ Сюань, сам не замечая, что его пальцы успокаивающе гладят вьющиеся волосы у виска. В бездонных, как ночь, глазах Цинсюаня блестят слезы. Он сдерживает их, не давая скатиться по щеке, и кусает губу. Боится слабости, не хочет, чтобы Хэ Сюань видел его таким. — Ты мне веришь? Демон кивает. Ши Цинсюань всегда ему верил, безоговорочно. До самого последнего момента, когда стало слишком поздно. Тогда Черновод считал, что это детское доверие сыграло ему на руку. И не смог признать себе, что ему не доставляет радости смотреть на страдания падшего бога. Теперь — тем более. — Тогда потерпи еще немного. Нужно смазать твои раны, будет больно, — предупреждает он. Ран у Цинсюаня не счесть. Нанесенные сильным духовным оружием, они не заживают и продолжают кровоточить. От них демон, конечно, не умрет, но надолго лишится сил. Хэ Сюань бережно помогает ему приподняться на постели, снимает прилипшую к коже одежду и осторожно стирает кровь влажной тканью. Мазь пахнет цветами персика, но жжет так, что хочется кричать. Кричать потерявший голос Цинсюань не может и только крепко впивается острыми когтями в руку Хэ Сюаня и хнычет ему в плечо. — Тихо, тихо, — успокаивающе шепчет Хэ Сюань и с удивлением для себя чувствует, как голос наполняется нежностью. Неужели он способен на такое? Способен так говорить с Цинсюанем? Демон совсем по-детски всхлипывает в руках у Хэ Сюаня, и тот, закончив с обработкой ран, мягко гладит его по волосам. Сняв длинный верхний халат, он осторожно накидывает его на дрожащие плечи Цинсюаня. Те пропитанные кровью тряпки, в которые превратились его роскошные шелковые одежды, он без сожалений выбросил. Среди расставленных на столике склянок Хэ Сюань выбирает еще одну, с темной густой жидкостью, отдающей зеленоватым в неровном свете свечи. Она горько пахнет полынью, кордицепсом и шалфеем, и младший Ши морщится и отворачивается, когда Хэ Сюань прикладывает флакон к его губам. — Тебе нужно поспать, — терпеливо уговаривает тот и помогает опуститься ослабевшему демону на подушку. — Ты потерял слишком много сил. Ши Цинсюань едва заметно кивает: от сильных ран и крепкого лекарства его тело послушно обмякает, а пальцы нехотя разжимаются и выпускают ладонь Хэ Сюаня. Когда он лежит на белой подушке, замерев, не дыша, усыпленный сонной настойкой, то еще больше походит на труп с перерезанным горлом, который никогда уже не очнется. Всю ночь Хэ Сюань сидит подле кровати, бережно и аккуратно восстанавливая порванную ленту. В ход идут и обычные человеческие иглы с шелковой нитью, и писчие кисти бога литературы — с острыми лезвиями с одного конца и мягкой беличьей щетиной с другой. Черная лента с водяными узорами, очищенная от крови, безжизненно лежит на коленях Хэ Сюаня, пока он наполняет ее духовными силами. Вливает тонкой струей через кончики пальцев, чтобы не порвать или повредить, и усмехается про себя: есть что-то ироничное в том, что его духовные силы сплетаются с силами ненавистного Ши Уду ради спасения того, кто дорог им обоим. Он откидывает с подушки волосы спящего Цинсюаня, аккуратно оборачивает его рану починенной лентой, под завязку наполненной божественной энергией, и с облегчением слышит, как с его губ срывается слабый стон облегчения. — Прости, Цинсюань, — шепчет бывший демон Черных вод, сам не понимая, к кому именно обращается: тому, кто лежит перед ним, или тому, кого он сломал собственными руками. — Хэ-сюн, — слышит он, когда солнце поднимается за долиной. Снежная буря успокоилась, и теперь розовые лучи сквозят через туман, просачиваются сквозь тонкую рисовую бумагу на окне, падают на бледное лицо демона. — Хэ-сюн, ты ее починил, — слабо улыбается Цинсюань и пытается подняться, пальцами неверяще скользя по ленте на шее. Он все еще очень слаб, но уж не истекает кровью, и Хэ Сюань чувствует, как с плеч падает огромный камень. — Я же обещал, — он безразлично пожимает плечами и смягчается, глядя на то, как рассеянный утренний свет отражается в оживших глазах его демона. — Ты не злишься за вчерашнее? — Нет. — И… ничего не спросишь? — Я верю, что у тебя была причина ввязаться в эту драку. Остальное не мое дело. — Хэ-сюн, — улыбка Цинсюаня становится шире, — почему ты такой хороший? И не сдал меня вчера брату… — Вот еще. Хэ Сюань не улыбается, смотрит серьезно, но на сердце отчего-то очень легко. — Тебе приготовили бочку с лечебными травами, она поможет ранам окончательно зажить. Хватит разлеживаться, иди скорее, пока вода не остыла. Цинсюань протягивает руки ему навстречу: — Отнеси меня! — Сам дойдешь, — не слишком уверенно отпирается Хэ Сюань. Все-таки младший Ши действительно был сильно ранен… Цинсюань обиженно надувает губы. Надо бы ему сказать, что демону так себя вести совершенно не пристало. Его взгляд скользит по чужим верхним одеждам, накинутым на голое тело, и вместо смущения в нем читается любопытство. — Вчера ты так хорошо обо мне заботился… — тянет он, хитро поглядывая на бога литературы из-под длинных ресниц. — Вчера ты действительно был болен, а не прикидывался, — Хэ Сюань закатывает глаза, но все же поднимает его на руки. Цинсюань неосознанно льнет к нему — холодное к теплому, — и стоит признаться, что это приятнее, чем тащить на спине его бессознательное тело. В соседней комнате хозяин постоялого двора уже наполнил бочку горячей водой. Пар от нее поднимается к самому потолку, наполняя маленькое помещение терпким ароматом лечебных трав. Хэ Сюань на всякий случай решил вывалить в бочку весь оставшийся запас, и теперь вода приняла немного пугающий зеленовато-коричневый оттенок и отчетливо пахнет корой дуба и облепихи, кедровой хвоей и цветками ромашки. Он помогает младшему Ши опуститься в горячую воду и освободиться от чужих одежд, отводя взгляд и стараясь не пялиться. Цинсюань же совершенно не смущается своей наготы — как и прежде, тот, другой Цинсюань, когда переодевался при своем Мин-сюне или тащил с собой на горячие источники. Хэ Сюань хорошо знал его тело — оба его тела, великолепно сложенные, с тонкой фарфоровой кожей и приятными изгибами, — и ненавидел Цинсюаня за то, что не мог отвести взгляд. Себя тоже ненавидел: за желание прикоснуться к нему — любому, он был великолепен и в мужском облике, и в женском. Когда на горячих источниках, распаренный и покрасневший, Повелитель Ветров грациозно вылезал из купели, сверкая перед Хэ Сюанем великолепными длинными ногами и идеальными округлыми ягодицами, тому хотелось проткнуть собственную ладонь когтями, лишь бы ничего не чувствовать. Этот Цинсюань не лучше. И хотя его тело оказалось — к счастью для Хэ Сюаня — спрятано в непрозрачной от лечебных трав воде, плечи бессовестно белеют на ее поверхности. Демон лениво откидывает намокшие волосы, обнажая четко-очерченные позвонки на тонкой шее. По ним хочется пройтись пальцем, сосчитать все до единого, спуститься вниз по спине… — Хэ-сюн, — оборачивается Цинсюань и лукаво смотрит на него из-под ресниц, — не хочешь присоединиться? — Нет, — он резко отворачивается. — Ну же, не стесняйся! Вода такая приятная, и здесь хватит места для двоих. Хэ Сюань вновь хотел бы проткнуть свои ладони когтями, только теперь у него и когтей нет. Коротко обрезанные ногти совершенно не спасают. — Здесь слишком жарко, — он уже направляется к двери, когда коварный демон одним взмахом руки наполняет помещение прохладным свежим бризом, а сам глубже опускается в воду, закидывая ноги на край бочки и переплетая изящные щиколотки. — Так хорошо, Хэ-сюн, — блаженно улыбается он, прикрывая глаза. Демоны не могут по-настоящему согреться — уж Хэ Сюаню ли не знать. Сколько ни пытаешься, исходящий изнутри холод всегда будет напоминать об истинной сути. Сердце никогда не застучит, кровь никогда не побежит по венам, на щеках не проступит румянец, а руки не потеплеют. Можно прятаться за личинами, но от себя правду не скроешь. Хэ Сюань смотрит на лицо Цинсюаня: такое же бледное и бескровное, с заострившимися чертами и глубокими тенями под глазами. Смотрит на скрывающую перерезанное горло ленту, на сероватую кожу, покрытую вчерашними ранами, и трогательные позвонки, и понимает, что в нем самом что-то меняется прямо сейчас. Он больше не может ненавидеть Цинсюаня — а может быть, и никогда не мог. И точно знает, что больше не хочет его отпускать. — Хэ-сюн, ты здесь? — Здесь, — глухо отзывается он. — Пока ты будешь думать, вода остынет, — уголки губ озорно приподнимаются. Он всегда умел настоять на своем, а Хэ Сюань никогда не мог устоять. Вода действительно оказывается приятной, от ароматов наполняющих ее трав слегка кружится голова, а глаза напротив сияют ярче черных опалов. Хэ Сюань не может понять, его ли это благословение или проклятие, но сейчас мозг и вовсе отказывается думать. Цинсюань смеется, плещет водой ему в лицо и игриво закидывает ногу на плечо. Хэ Сюань и сам не понимает, как вдруг его палец неосознанно обводит косточку на щиколотке демона и скользит по ноге выше, а Цинсюань лишь довольно жмурится и ни слова не говорит против.